Полная версия
Отдых по пятницам
– Садится в машину, – заговорщицким тоном произнес Жила. – С водителем. Жирует!
– Завидуешь?
Мы уже около часа наблюдали за выходом из дома, в котором проживает наш подопечный, и вот, наконец, подъехал чистенький мерседесик, в который спустя полминуты впрыгнул господин Гайчук Станислав Игоревич, мутнорылый делец и хозяин ночного клуба "Аист". Как-то раз мы имели честь парить свои зады в его богадельне. Так, ничего себе заведение. Вполне уютное и, можно сказать, шикарное. Но, что самое главное, тихое да скрытное.
– Уехал. Перед домом никого. Обычно тут на лавке бабульки зависают, но сейчас пусто. Я пошел?
– Иди, – согласился я.
Петя Грэм небрежно выполз из авто и легкой походкой направился к дому, где была квартира клиента. Практика показывала, что ему достаточно около минуты внимательно изучить замки, дверь, наличие сигнализации и прочие возможные премудрости, дабы своими умелыми руками сработать любую хату. Правда, это касалось только внешней двери, за которой могла быть масса всяких иных штучек, и вот о них информацию необходимо было получать другим путем. Например, с помощью работников ЖЭКа, среди которых будет находиться Грэм, или как-то еще. И это "как-то" следовало придумать. Отсутствовал он недолго, так же непринужденно вышел из подъезда дома и зашагал в противоположную от нас сторону. Конспирация.
– Через минуту трогай, – сказал я, внимательно осматривая все вокруг. Тишина и спокойствие.
Валерка Жила повернул ключ в замке зажигания. Резкий визг, потом чихание двигателя.
– Слушай, ты щас своей консервой всю округу перебудишь! – я начинал злиться, понимая, что такие противные звуки привлекают внимание. – Сколько раз говорил – не жлобись и почини.
Он, ничего не говоря, сделал ещё одну попытку – и на этот раз мотор затарахтел. Ехали молча: я продолжал оглядываться по сторонам, а когда удалились от нужного нам дома на приличное расстояние, позволил себе расслабиться. Остановились в заранее условленном месте и ждали Грэма. Все-таки мастеровой товарищ. Что б мы без него делали?
– Все не перестаю восхищаться его руками, – будто читая мои мысли, заговорил Валера. – Золотые руки у Петьки! И нервы.
– И пальцы, – задумчиво вставил я.
– Че? А, ну да. И пальцы тоже. Вот блин, совсем забыл!
– Чего?
– Помнишь, я про телочку одну рассказывал? Ну, в клубе, где нас повязали недавно? С которой я оторвался весело?
– Автолюбительница?
– Ага! Так я ж с ней договорился. Насчет подружек. Говорит, девчонки разрывные. Можно на вечер организоваться. Ты как?
– Нормально. Звони, приглашай. На всех хватит?
– А то!
Грэм появился через минуту.
– Порядок?
– Полный. Дверь не помеха. Замки не из дешевых, но сработаю быстро. Теперь узнать бы, что там внутри, и можем приступать.
– Узнаем, Петя. Все узнаем…
Глава 6
…Наступил долгожданный для всех нас вечер. Валера Жилин не подвел и притащил в ресторан еще троих подруг, помимо своей ненасытной нимфы. Впервые за долгое время я смог по-настоящему оценить, что такое "судьба". Она Валеру на сей раз не миновала, и та встреча на дороге не произошла случайно: ведь все три девушки, с которыми нам сегодня предстояло шумно отдохнуть, были ну очень хорошенькие. Милые и красивые. Правда, либо кто-то из нас пролетит, либо одна на двоих. Но это тоже судьба! Ничего не попишешь. Я мельком посмотрел на враз охреневшие рожи своих корешей и едва заметно ухмыльнулся. Жила красавец! Мы чинно раззнакомились, культурно представились друг дружке, Боря настолько офигел, что готов был отвесить поклон и присесть в стиле "а-ля-франсе". После завершения официальной части приступили к легкой трепотне для налаживания контактов и формирования непринужденной обстановки. Подругу Валеры, ту, с которой он познакомился на дороге, с которой так славно переспал (если не врет, а судя по всему, говорит чистейшую правду), и которая подогнала этих распрекрасных девочек, звали Надя. Надежда! Красивое и многообещающее имя, что подтвердилось довольно скоро. На этом остановлюсь чуточку поподробней. Дело в том, что я не даром оговорился о судьбе и придал такое значение имени Валериной нимфетки. То, что узнал чуть позже, навело меня на мысль уже не столько о судьбе, сколько о некотором провидении, снизошедшем на нас в нужное время и, в принципе, в нужном месте. Мои друзья пропустили все мимо своих ушей, что вполне естественно в ситуации, когда красивые лялечки оголили плечики, мило улыбаются и звонко хохочут даже на слово "трактор", если его произнести вслух. У всех у них в штанах зарождался вулкан Везувий, и каждый из них мыслями пребывал в уютной баньке с какой-нибудь из этих кисок в непристойном виде, позе и так далее. Только молчаливый и сообразительный Петя Грэм насторожился и многозначительно посмотрел на меня, но я и бровью не повел. А все дело в том, что в разговоре, кроме имени "Надя", среди прочей белиберды прозвучала и ее фамилия. Угадайте, какая? Правильно! Гайчук! Однофамилица, скажете вы. Я бы сказал то же, если бы, кроме фамилии, не было озвучено имя ее "суки мужа бывшего, кобеля драного и редкостной гниды Стасика, который ни одну лярву мимо себя не пропускает и тащит их, падла, к себе в сауну". Вот так-то! Я сидел как на ножах, делал веселый и непринужденный вид, а сам уже вспотел от мыслей, роящихся в моей башке.
– Пойдем, перекурим, – бросил я Валере небрежно.
– Ты ж не куришь, – беспечно ляпнул он.
Вот кретин! Я шваркнул своей ногой по его ноге под столом и мило улыбнулся.
– Недавно начал. Пошли, компанию составишь другу.
– А-ааа…, – протянул он, уже захмелевший от выпитой водки.
– Мы не надолго, – я улыбнулся девушкам, они вежливо хихикнули в ответ, одна не выдержала и икнула, прикрывая рот рукой и кокетливо говоря "Ой!", отчего я понял, что можно не переживать – количество выпитого гарантировало полное отсутствие всяких домыслов с их стороны. Как и полное динамо будущего развратного секса.
– Хватит бухать, – шикнул я на Валеру, на лице которого застыла глуповатая улыбка.
– А че? Ты ж сам…
– Хватит бухать, – отчетливо повторил я. – Ты знаешь, кто твоя подруга?
– Э-эээ, братан! Так не пойдет, – он обнял меня за плечи и деловито качнул головой, причмокивая губами. – Она со мной, я с ней…
– Ты баран, Валера. Я спрашиваю не о том.
– А о чем? – его взгляд, без сомнения, взял бы гран-при на мировом конкурсе дебилов.
– Ее зовут Надя. Фамилия Гайчук. Ее бывшего мужа зовут Стас.
– И че? – он не врубался.
– Станислав Гайчук, – расставляя слоги, повторил я. – Ничего не напоминает?
Я видел, как его мозг борется с алкоголем, и вдруг в глазах постепенно стало проявляться что-то наподобие понимания, а улыбка медленно сползала с лица.
– Да ну! – выдохнул он. – Не может быть! Она… она жена этого…
– Да, Валера. Судя по всему, она его жена. Только бывшая, но какое это имеет значение? И тебе придется правильно поработать, сечешь?
– Трахнуть как следует?
– Валера, ты осел. Трахай как хочешь, но разузнай мне все, что можешь. Только так, между прочим, не привлекая внимания, понял?
– Ик! Конечно, братик…
Браво! Он трезвел на глазах, и способность соображать уверенно возвращалась к нему.
– Правильно. Все. Она точно знает: где, что и как. И тогда нам не надо заморачиваться с каким-то театром, вроде работников ЖЭКа или Горгаза.
– Понял.
– Только аккуратней. Себя не спали.
– Ага. Ну-уу, это ж надо… совпадение какое!
– Идем. Нас заждались уже.
Мы вернулись к столику и продолжили накачивать лялек алкоголем для обеспечения полнейшего доступа к их сладким телесам. Баня была уже заказана на ночь, оставалось лишь докушать и допить, вызвать такси и махнуть к месту полнейшего Содома и Гоморры. К слову сказать, место это было тихое, уютное и безлюдное. О нем мало кто знал, но там все было хорошо: большая парилка, бассейн, вмещавший человек восемь одновременно, три массажных кабинета с удобными койками и большая комната отдыха с мягким уголком и телевизором. Чистенько и аккуратненько. Правда, мебелишка староватая и видавшая лучшие времена, но когда дела доходят до горизонтального положения тел, то всем наплевать на многочисленные трещины в кожзаменителе и попахивающие сыростью диваны.
А вот ресторан, где мы организовали эту прелюдию к более интересному и продуктивному отдыху, был среднего пошиба. Не особо раскрученный, цены умеренные, кухня и обслуживание терпимые, а обстановка почти всегда уютная и веселая. Интерьер располагающий, в стиле старой украинской хаты, со множеством всяких диковинных декораций, отображающих быт и культуру древнего украинского села. Находиться здесь было легко и приятно. Я наблюдал за нашими девушками, особенно – за Надей, которую обильно обхаживал не в меру учтивый Жила, проявляя невиданную галантность. Ничего не знающему человеку со стороны могло запросто почудиться, что парень безмерно влюблен и с минуты на минуту готов сделать предложение руки и сердца (тогда как на деле все куда проще – секс и информация, необходимая нам для взятия бастиона в виде трехкомнатной квартиры ее терпилы муженька). На минуту отвлекшись, я задумчиво бродил глазами по помещению кабачка, и тут мой взгляд ненароком остановился на одной паре, сидящей в глубине зала и освещаемой лампой на стене, выполненной в виде керосиновой горелки. Парень и девушка. Он сидел ко мне спиной, а вот девушка – напротив него и, соответственно, прямехонько лицом ко мне. Я вдруг залюбовался ею, продолжая думать о предстоящем деле, но мысли эти стали постепенно тускнеть, а вместо них в мою черепушку заползали совершенно иные думы. Я принялся отчего-то более внимательно рассматривать ее, ощущая неизвестное пока чувство легкого томления и наслаждения. Сказать, что она была красива, это не сказать ничего. Она была просто потрясающа! В ней все было прекрасно, каждая черточка ее красивого лица была совершенна. И красота эта была естественна, а не создана умелыми руками визажиста-косметолога. Овальное лицо, обрамленное длинными прямыми волосами черного цвета, большие глаза, излучающие некую наивность и непосредственность, правильной формы полные губы и слегка заостренный маленький нос. Насколько я мог оценить, фигура девушки была восхитительной, движения рук плавные, улыбка настолько соблазнительная, что от одного ее вида внутри все переворачивалось. Я полностью отвлекся от гомона своей развеселой компании, сосредоточившись на созерцании идеальной красоты напротив меня. Я искренне позавидовал парню, сидящему рядом с ней и что-то рассказывающему своей очаровательной спутнице, обильно жестикулируя руками. Мне сильно захотелось оказаться на его месте. Наблюдая за девушкой, я получал доселе неизвестное мне наслаждение, но вдруг спохватился и стал маскировать свой взгляд, дабы не показаться глупцом, таращась как баран на поле с травой после голодовки. Разговоров моего дружеского окружения я уже не слышал, сосредоточившись целиком на столике, за которым находился объект моего внезапного вожделения. Девушка, тем временем, внимательно слушала парня, иногда кивая, иногда улыбаясь (бог мой, эта улыбка могла заставить труп прочувствовать жизнь заново!). С каждой минутой обороты моего воображения, подкрепленные алкоголем, увеличивались, я уже представлял себя рядом с ней, представлял, как обнимаю и целую ее. Да что там! Я уже мысленно кувыркался с ней в постели. Может, проявить наглость и познакомиться? Прямо в присутствии этого везунчика? Не поверите, но я тушевался. Стеснялся, внутренне краснел, чувствовал непонятную боязнь и неуверенность. Не знаю, сколько времени прошло, но парень достал из кармана деньги, торопливо рассчитался с официантом, после чего они встали и ушли под мой сопровождающий взгляд, полный грусти и пустых надежд. Эх, красивая девушка! Таких не часто встретишь, а если встречаешь, то лучше принимать решение и действовать, а не так, как я – полный тюфяк, просидел да поглядел и сразу же сдулся, как подержанный воздушный шарик, при одной только мысли познакомиться. И не скажу, что испугался ее бойфренда. Он мне вообще до одного места. Но вот ее самой, ее реакции и возможного последующего отказа я, откровенно говоря, испугался сильно. Самолюбие, знаете ли. Оно, задетое и униженное, могло меня впоследствии просто сжечь изнутри. Вот потому и не решился я подойти к девушке, хотя жутко хотел этого, и еще сильнее желал ее саму, что уже начинало настораживать. Еще раз с сожалением взглянув на опустевший столик, я грустно причмокнул губами и отвернулся, погружаясь в шумное веселье моей компании, которое требовало существенной смены обстановки.
Видя, что градус выпитого равняется градусу напряжения между ног, я скромно предложил поменять место дислокации и продолжить нашу увеселительную вечеринку в ином месте. Назвал место. Все похохотали, кое-кто уже многозначительно обменивался взглядами, и мы шумно, в полном понимании и согласии, покинули ресторан, сели в заранее вызванные Борей Пономаренко такси и махнули в баню. Доехали без приключений, так же шумно выгрузились из машин. Дверь в сауну нам уже открывал Миша, дежуривший этой ночью. Он помог нам внести все пакеты с провизией в комнату отдыха, выдал все полагающиеся в данном случае простыни, тапки, стаканы и тарелки, врубил легкую музыку и тихо ретировался, деликатно прикрывая за собой дверь.
– Ну что, красавицы! – заорал Жила. – Накатим – и в парилочку? А?!
Так и сделали. Накатили, и не раз, и… понеслась! Дабы не засорять эфир непристойными подробностями из жизни золотой молодежи полукриминального характера, оговорюсь лишь для тех, кто никогда не отдыхал по полной, – это был неописуемый разврат. Пьяные и голые тела, визг и хохот, бесконтрольный секс, переходящий в оргии уже не ради физиологического удовлетворения, а просто так, из спортивного интереса и желания пополнить опыт камасутры чем-то новеньким. Потом все повторяется заново: выпивка, парилка, бассейн и разврат. И так до утра, до полнейшего изнеможения и отключки в том месте бани и положении тела, где эта самая отключка тебя настигла. Мне иногда кажется, что очень часто я совершаю поступки, которые далеки от таких общечеловеческих понятий, как "мораль", "совесть", что воспитание мое оказалось не таким уж хорошим, в чем было больше моей вины, нежели ошибок моих родителей, которые при любом удобном случае напоминали мне об этом и сетовали на свою родительскую несостоятельность. Хотя я очень любил их, всячески пытался утешить, обнадежить, но, вместе с тем, никоим образом не менял стиль и особенности своей, каюсь, беспутной жизни. Да что там кажется, – я ведь и вправду с привычной легкостью нарушал всяческие нормы и правила хорошего тона, поведения в обществе, выбивался из общепринятых стандартов существования социума, соблюдающего законы и порядки, им же установленные. Но делал это по необходимости, старался не частить, отдавая себе отчет в том, что к хорошему моя авантюрная жизнь не приведет, и когда-то, не приведи Господь, все мои грехи да вспомнятся и найдут меня. Чем чаще об этом задумывался, тем больше мне хотелось завязать, но я прекрасно понимал, что совершить это весьма сложно ввиду того, что поступки мои приносят неплохие финансовые дивиденды, и я получаю от этого удовлетворение. А последнее, уж поверьте мне, имеет куда большее значение, чем деньги. Можно сказать, я испытываю удовольствие от риска, мне нравится действовать нестандартно, и когда я совершаю поступок, – то чувствую, что живу. По настоящему, а не как какое-либо растение. И чувство это – самый сильный наркотик, с которого тяжело спрыгнуть: ты можешь понимать, что сделать это необходимо, но воли совершить это попросту не хватает. И ты вновь принимаешь очередную "дозу" антисоциальных действий ради выброса адреналина в кровь, ради удовлетворения, ради того, чтобы ощутить жизнь целиком, по-настоящему. Я в общем-то не считал себя плохим человеком, даже несмотря на все мои поступки, в большинстве своем негативные в чьём-то понимании, и в то же время покажите мне человека, который будет сам себе давать отрицательную оценку? Что он-де плохой тип и полный негодяй? Даже самые отпетые подонки, убийцы и маньяки склонны оправдывать свои зверства некой вынужденной необходимостью, суть которой – исправить человека и человечество, что само по себе не может не нести пользы и доброты в общество. Просто за это приходится платить дороже, например, ценой человеческой жизни. Уж такова психология таких вот уродов и отщепенцев, но ведь и они считают себя положительными персонажами? А? Но я, прекрасно умея оценивать себя и других, уже давно сделал вывод: в мире нет только хороших либо только плохих людей, в каждом из нас присутствует и то, и другое. Такой себе духовный дуализм. Просто соотношение долей плохого и хорошего у каждого разное, оттого и есть в мире благодетели и достойные уважения люди, а есть подонки и сволочи, в которых доля того самого плохого зашкаливает за рамки некой допустимой нормы, и норму эту они контролировать не в состоянии. Я не исключение, и, слава Богу, у меня соотношение этих долей в пределах нормы, просто действия для достижения поставленных целей у меня выбиваются из норм приличий и правил, что отнюдь не должно характеризовать меня как антисоциального типа и подонка. А так я вовсе даже не плохой парень, со своими тараканами в голове, имеющий определенные жизненные принципы и позицию и привыкший неукоснительно им следовать. Я уже упоминал, что мысли эти меня посещают довольно часто, вот и сейчас, сидя в простыне на протертом диване в сауне, где мы устроили тотальный разврат, попивая крепкий и горячий зеленый чай, я вновь задумался о себе, о своих поступках и о воспитании, которое было дано мне моими родителями, которое я, в принципе, считал хорошим, а они нет (и в том винили себя, а я был им за него очень благодарен и при случае утешал как мог). Из душевой вразвалочку вылез Грэм, с довольной улыбкой на роже почесывая пах правой рукой. Видимо, сеанс секса с одной из шлюшек был вполне достоин такого проявления чувств с его стороны.
– Садись, Петруха, – произнес я, хлопая ладошкой по дивану. – Чайку попьем.
– Уух, – он шумно плюхнулся на задницу. – Хорошо оттягиваемся.
– Нравятся девочки?
– А то! – он плотоядно ухмыльнулся. – Жила красавец. Не подвел!
– Че они там? Кувыркаются?
– Ага.
Я сделал глоток чая, думая, делать очередной заход в массажный кабинет али нет.
– Слышь, Граф! – вдруг сказал Петя, хитро щурясь. – Вот ты Граф. Вроде как голубых кровей…
– Сплюнь, дурак!
– Да не! Я не в том смысле. Ну ты ж дворянских кровей как-никак, а?
– И что?
– У тебя такие спокойные и высокомерные родители, умные и воспитанные. Цену себе знают. Гордые. Ты вот тоже должен быть таким… ну…
– Это каким же?
– Ну… недосягаемым что ли. Воспитанным, культурным, моральным. Должен вот девушкам руки целовать, цветы дарить, стоя на одной коленке, потом жениться, а уже потом секс и наследники. Ну так? А вместо этого ты сидишь в бане полуголый и занимаешься полнейшим развратом. Это же должно претить твоим принципам, так? Тебе не стыдно?
– Петруха, ты перегрелся. В баньку больше не ходи и пить – хорош.
– Не, ну разве я че-то не то сказал. Ты же Граф? – разводя руками, бубнил он и сам же ответил: Граф. Так чего?
– Совсем охренел?! – я начинал злиться.
– Ты чего? Я ж серьезно.
– Петя, отвали со своими умными излияниями. На дворе 21-й век. Все меняется. Подзадрочить меня решил?
– Да ты не обижайся, – он улыбнулся. – Я ж так, пошутил просто.
Я промолчал, но должен признаться, его пьяное бормотание насчет моего второго имени и воспитания сильно задели меня за живое. Может, и впрямь во мне кровь голубая от именитых предков течет? Ну хоть чуток? Тряхнув головой, я хохотнул про себя и подумал о том, что тоже нализался водки, раз всерьез подумываю о таком. Но потом вдруг в мою башку совершенно резко и быстро вонзилась, словно стрела, дерзкая мысль: а почему бы и нет? Почему бы мне действительно не установить с точностью – кто мои предки? Действительно ли мы, наш род, берет начало (или продолжение) от знаменитого рода Воронцовых? И если так, тогда…? Тогда я и вправду графских кровей. А это уже серьезно. Это гордо и принципиально. Моя грудь слегка выпятилась вперед, а подбородок от такой мысли приподнялся вверх, когда я размеренной поступью шагал в массажку пялить одну из своих избранниц, пусть даже плебейского, так сказать, происхождения…
Погуляли на славу! Я кое-как под утро добрался домой, плюхнулся в кровать и продрых кучу времени, пока меня не разбудил звонок телефона. Сначала я подумал, что это звенит в моей одеревенелой голове, потом сообразил, что нет, еле поднялся с постели, взял трубку и что-то в нее пробубнил.
– Добрый день, Данила Сергеевич, – прозвучал в ответ знакомый и ровный голос капитана Ивченко.
– Зз…драсьте, – буркнул я, пытаясь заставить мозг работать.
– Я вас разбудил? Простите. Мне нужно, чтобы вы срочно подъехали ко мне.
– Ээ-э… я себя…ммм… неважно чувствую, и…
– Ничего. Кофе у меня есть. Аптечка в отделе имеется. Так что жду вас. Чем скорее, тем лучше. Пропуск будет на вахте. Назовете фамилию и скажете, что ко мне. Вас проведут. – И он, не дождавшись моих неуверенных возражений, дал отбой.
Я тупо взирал на телефонный аппарат и слушал мерные гудки из динамика, стараясь сообразить, что ему от меня нужно. К чему готовиться? Ингу нашли? Еще кого-то привалили? Или меня прижать на признание хочет? Или что? Я был в растерянности.
Голова трещала по швам даже тогда, когда я подымался по лестнице на этаж, где был кабинет следака, в который меня вел постовой.
– Здравствуйте, Воронцов, – спокойно, словно плюнул, сказал Ивченко и махнул рукой в сторону стула. – Присаживайтесь.
Я кивнул и присел. И понял, это очень хорошо, что я ночью так нажрался – нервы мои еще спали под влиянием алкоголя, а равнодушие и пофигизм были составной частью тяжелого похмелья. Мне сейчас было по барабану все, и я забил на все, и на этого спокойного и нервирующего мента тоже забил.
– Тяжелая ночь? – внимательно изучая мой фейс, спросил капитан.
– Нормальная.
– Ну-ну.
Он опустил взгляд на бумаги, лежавшие на его столе, и продолжил что-то читать, не обращая на меня внимания. Я молчал. Так в тишине прошло несколько минут, прежде чем он, наконец, отодвинул от себя чьи-то письменные творения и откинулся на спинку кресла.
– Зачем вы мне солгали, Воронцов? Нехорошо.
– Солгал? – я изобразил искреннее удивление.
– Насчет вашей подруги. Инги Соколовской. Где она? – он вдруг наклонился вперед и буквально врезался в меня своими колючими глазами, будто стараясь просветить все мое нутро словно рентген. Но, как я уже говорил, мне-то пофиг. Я ведь в состоянии тяжелого похмелья – есть все-таки Бог на свете!
– Я вам не лгал, – ровным голосом возразил я. – Вы меня о ней не спрашивали.
– Где она?
– Мне почем знать. Инга – девушка свободная, отчитываться предо мной не обязана. А что? – и я изобразил испуг. – С ней тоже что-то случилось?
– Не играй со мной, сявка бритая! – вдруг заорал он, отчего я невольно вздрогнул; слишком уж резкий перепад эмоций для него, да и для меня также. – Говори, где Соколовская, иначе упеку в камеру к пидорам! Там заговоришь! Там тебе дырку на всю жизнь растянут вместе с репутацией твоей бандитской!
Я промолчал, пожимая плечами. Неужели знает? Да нет, вряд ли. Если бы знал, что я ее упрятал, то наверняка бы уже знал и место, где сейчас кочурится моя подружка.
– Молчишь?
– Так сказать нечего, – ответил я, и голос мой прозвучал спокойно и уверенно.
Теперь замолчал капитан, изучая меня своими зенками. Я понимал, какие противоречивые мысли бродили в его башке, но вот на испуг ему взять меня не удалось, а для дальнейшей раскрутки у него просто не хватало информации. Он не мог меня прижать. Нечем. Пока. Им возобладало спокойствие, словно тот секундный всплеск эмоций не посещал его вовсе.
– Рассказывай все, что знаешь о гражданке Соколовской. Все, до мельчайших подробностей. Начинай с момента, когда видел ее в последний раз. Подожди. – Он поднял трубку телефона, набрал какой-то внутренний номер, кого-то позвал, а уже через минуту в кабинет впрыгнул тот самый "мент-сочинитель" с перебитым носом, которого он назвал в прошлый раз Пушкиным из-за творчески составленного документа.
– Пиши протокол, – бросил ему Ивченко.
Я кротко вздохнул, лихорадочно соображая, с чего начать и как не запутаться в словах. И начал. А начал с того дня, когда Инга зашла ко мне в гости, в пятницу, накануне нашего планового и шального отдыха в ночном клубе, где впоследствии произошла облава, вызванная убийством Ксюши Розановой, из-за которой я и встрял в этот блудняк. А дальше было проще. Дальше я излагал все, как на духу, в принципе, ничего не утаивая, а лишь опуская ненужные подробности. Рассказ Инги о том, что не так давно они сняли товарища Голикова Кирилла Борисовича, кандидата в мэры города и "отличного семьянина", я также упустил. Мужская солидарность, скажете вы? Хрен там! Просто не хочу навлекать на голову своей встрявшей в дерьмо подружки лишние беды-хлопоты. И мне они ни к чему.