Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2

Тайная стража России

Очерки истории отечественных органов Госбезопасности

Книга 2

Автор-составитель А. Ю. Попов

© Попов А. Ю. автор-составитель, 2018

© ООО «ТД Алгоритм», 2018

* * *

Введение

По замечанию Н. М. Карамзина, «настоящее бывает следствием прошедшего. Чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее; одно другим, так сказать, дополняется и в связи представляется мыслям яснее». В процессе работы над второй книгой «Тайной стражи России»[1] составители постарались руководствоваться этим положением классика. Настоящий сборник включает работы по широкому кругу вопросов истории органов госбезопасности XIX–XX вв.: об органах политического сыска, разведки и контрразведки последних десятилетий существования Российской империи, по истории создания центральных и местных органов ВЧК, деятельности ОГПУ-НКВД внутри и вне страны Советов, о роли операций, осуществленных органами государственной безопасности, в достижении победы СССР в Великой Отечественной войне и умиротворении сепаратистски настроенной части населения регионов, присоединившихся к Советскому Союзу накануне войны. Завершает раздел, посвященный послевоенной истории органов госбезопасности, статья об участии сотрудников КГБ СССР в организации органов государственной безопасности республики Афганистан в 1979–1991 гг.

В эту книгу вошли два новых раздела: «Методология. Историография. Источниковедение» и «Воспоминания. Сообщения. Интервью». Надеемся, они также заинтересуют читателей. Несмотря на такой разброс материалов и кажущуюся удаленность описываемых событий от дня сегодняшнего, авторы постарались, чтобы книга была полезной и актуальной – позволяла читателям выстраивать причинно-следственные связи между прошлым и настоящим. Это определило хронологические рамки исследований, составивших ее содержание.

История отечественных органов безопасности в период до середины XIX в. не имеет или имеет отдаленное отношение к тому, как эти органы развивались в последующем. Всякие попытки обнаружить специальные учреждения госбезопасности в период до начала XVIII в. являются модернизацией и свидетельствуют о низкой профессиональной подготовленности авторов, выдающих себя за историков. Искать в древнерусском обществе, еще только переживающем период становления государственности, какие-либо признаки деятельности спецслужб, как, впрочем, и вообще ведомства, занимавшиеся подобного рода деятельностью, бесперспективно. Модернизацией является и стремление отдельных авторов представить в качестве сотрудников спецслужб опричников Ивана Грозного. Колоритные черные всадники с метлами и собачьими головами, притороченными к седлам, не имеют никакого отношения ни к политической полиции императорской России, ни к советским спецслужбам, а уж тем более, к ФСБ. Изуверы Ивана Грозного преследовали иные цели и жили в другую историческую эпоху. Не следует превращать в орган госбезопасности и Приказ тайных дел царя Алексея Михайловича – потому только, что в его названии присутствует слово «тайный», придающий личной канцелярии государя пресловутый «ореол таинственности», присущий спецслужбам. С тем же успехом, в силу специфики работы тогдашнего госаппарата, органом государственной безопасности можно счесть любое другое госучреждение XVII в.

В петровские времена специальные органы политического сыска в России, безусловно, уже есть. Однако попытки возводить к ним последующие органы госбезопасности бесплодны. У всех этих «страшных» ведомств – Преображенского приказа и Тайной канцелярии, Канцелярии тайных розыскных дел и Тайной экспедиции при Правительствующем сенате (описание методов и принципов работы которых способны пощекотать нервы даже подготовленных читателей) – слишком размытая компетенция, поскольку пресловутые два (или три) пункта из указа Петра I, которыми они руководствовались в течение целого века, слишком неопределенны. Дело обычно начиналось по воле самодержца и являлось данным им поручением. От воли правителя зависело и существование того или другого органа политического сыска. Многочисленные реорганизации, проводившиеся при смене правителей – тому подтверждение. При абсолютной монархии в основе работы большинства государственных институтов лежал принцип поручений, которые монарх на время (или постоянно) давал кому-нибудь из доверенных лиц. Кроме различия в задачах, органы политического сыска XVIII и XIX вв. заметно отличались и методами работы. Изменения наметились в период правления Екатерины II, при которой, как писал все тот же Н. М. Карамзин, «страхи Тайной канцелярии исчезли, с ними вместе исчез у нас и дух рабства, по крайней мере, в высших гражданских состояниях»[2]. «Смягчение нравов» нарастало, и окончательный перелом наступил в результате двух актов Александра I 1801 г. – «Об уничтожении Тайной Экспедиции и о ведении дел, производящихся в оной, в Сенате» и «Об уничтожении пытки». Согласно первому из них расследование дел по государственным преступлениям должно было быть поставлено на строго законную основу и перейти в ведение судебных учреждений. Смысл и значение второго понятен уже из его названия.

Учреждение III отделения при Собственной его императорского величества канцелярии во времена Николая I стало в известном смысле шагом назад. Император по существу вернулся к опыту первой половины XVIII в., когда органы политического сыска существовали в качестве учреждений при особе государя (в отличие от предлагавшегося А. Х. Бенкендорфом проекта воссоздания Министерства полиции). Неудивительно, что компетенция III отделения была столь обширна – оно занималось всем, что могло заинтересовать императора. Отсюда и легенда, что на вопрос Бенкендорфа о дополнительных инструкциях лично от него, Николай I, вынув из кармана носовой платок и передав его генералу, сказал: «Вот тебе инструкция. Чтобы ни один платок в России не был омочен слезами».

Усилия политической полиции по отыскиванию государственных преступников при Николае I, установившем в стране жесткий политический режим и систематически подавлявшем любые проявления общественного движения, кажутся чрезмерными. Политические дела зачастую создавались из ничего, а антиправительственная деятельность понималась тогда столь широко, что III отделение без работы не оставалось. Пытались пресекать и мысли, «подрывающие основы», и крамольные планы, которые из этих мыслей могли последовать. Текущая же работа сводилась к получению донесений от агентов из числа благонадежных подданных, или доносов от неравнодушных лиц и отработке всех этих сигналов. Опасная практика «подмораживания» России на время принесла плоды (название процессу было дано при Александре III, правда, в результате его усилий страну просто «разорвало» при императоре Николае II Александровиче – правнуке и тезке государя, предложившего «метод»). В первой половине XIX в. запас прочности режима оказался столь велик, что его, с учетом, разумеется, энтузиазма общества по поводу отмены крепостного права и либеральных реформ Александра II, хватило на первое десятилетие царствования государя-реформатора.

Изменения в общественном строе России, вызванные все теми же преобразованиями Александра II, привели к появлению нового социального типа – разночинца – дворянина, выходца из духовенства, мещанина и т. д., получившего (или получающего) образование, не находящегося на службе, предусмотренной продвижением по лестнице чинов Табели о рангах Петра I, чаще всего пытавшегося найти себе применение в земских и иных общественных учреждениях, возникших в ходе реформ. Разночинцы видели свою миссию в служении не государству, а народу. Их энтузиазм остался невостребованным властью, что привело к разочарованию и распространению в этой массе людей оппозиционных настроений. В результате появилась среда, из которой вышел новый тип противника государственного строя – профессиональный революционер.

Усилия тогдашнего главного начальника III отделения П. А. Шувалова приспособить свое ведомство к требованиям нового времени закончились крахом. Начавшееся весной 1874 г. массовое «хождение в народ» молодежи с целью революционной агитации привело к его отставке. П. А. Шувалов пытался навести порядок в привычной организации работы ведомства, в то время как назрела необходимость менять саму эту организацию. Он был последним начальником III отделения, руководившим системой политического сыска России продолжительный период времени – восемь лет. Судьба его быстро сменявшихся преемников показывает, что эта система переживала агонию: А. Л. Потапов (1874–1876 гг.) сошел с ума; Н. В. Мезенцев (1876–1878 гг.) был убит революционерами; Н. Д. Селиверстов (исполнял обязанности врид начальника III отделения полтора месяца в 1878 г.) был уволен в связи с неспособностью организовать работу; А. Р. Дрентельн (1878–1880 гг.) подал в отставку сам, осознав, что ему не удается справиться с революционерами.

В эти годы в России сформировалось хорошо организованное революционное подполье, один за другим начали совершаться теракты, наконец, возникла революционная партия «Народная воля», приговорившая к смерти самого Александра II и открывшая на императора настоящую охоту. III отделение и жандармы оказались не в силах переломить ситуацию. Главным слабым местом была организация агентурной работы. Информация, которую III отделение получало от лояльных правительству лиц, позволяла максимум установить того, кто уже совершил преступление, но не могла предотвратить преступление готовящееся. А учитывая огромную опасность, которую представляли террористы «Народной воли», неспособность органов политического сыска своевременно остановить преступника подрывала к ним доверие правительства. В новых условиях нужна была агентура из среды революционеров, т. е. агентами III отделения должны были стать сами политические преступники или специальные агенты, внедренные в революционное подполье и, следовательно, с точки зрения режима абсолютной монархии, вынужденные совершать преступления. Согласиться с этой необходимостью, а точнее, осознать ее, в III отделении так и не смогли.

В августе 1880 г. последовал указ Александра II об упразднении III отделения. Ее функции переходили в учрежденный в составе МВД Департамент государственной полиции. МВД был передан и Отдельный корпус жандармов. Царь надеялся, что объединение общей и политической полиции в рамках одного ведомства позволит восстановить порядок в стране. Так, в конце концов, и получилось. В том же году были образованы первые «охранные отделения» – в Москве и Санкт-Петербурге. В 1883 г. с целью организации системы политического розыска уже по всей территории Российской империи Александром III было утверждено Положение об устройстве секретной полиции. Тогда же в системе российской политической полиции начала создаваться заграничная агентура для работы в центрах русской революционной эмиграции. В 1880-х гг. политический сыск в Российской империи был коренным образом реорганизован – в кадровом, структурном и прочих отношениях. Изменились и методы работы. В истории органов госбезопасности России начался принципиально новый период, а прежние учреждения политического сыска стали историей, не имеющей отношения к реалиям нового времени. Именно этим и определяется нижний хронологический предел очерков, вошедших в настоящую книгу.

В начале XX века в России начали создаваться и специальные органы контрразведки. К сожалению, так поздно, что к началу Первой мировой войны они не были способны эффективно противодействовать немецкой разведке. Об этом с горечью в своих воспоминаниях, изданных уже в эмиграции (в Берлине!), писал бывший помощник начальника контрразведывательного отделения штаба Черноморского флота С. М. Устинов: «Германия значительно ранее России поняла, каким сильным орудием является шпионаж, и подготовлялась к войне с Россией не только производством усовершенствованных пушек и громадного количества снарядов, но также и организацией шпионажа. Исключительно благоприятные для Германии исторические и политические условия дали ей возможность так опутать всю Россию сетью шпионажа, что, в сущности, вести с ним борьбу было почти невозможно. Россия всегда нуждалась в немцах, которые исстари были ее учителями, и слишком доверяла им, допуская во все отрасли управления и государственного строительства. Германия покрыла всю Россию своими торгово-промышленными предприятиями, проникла через своих агентов во все государственные учреждения, министерства, консульства, частные общества, фабрики и заводы. Ее агенты занимали ответственные должности, ведали делами особой государственной важности, входили в секретные заседания, управляли предприятиями, служили инженерами на заводах, плавали на русских военных судах, занимались торговлей, служили шоферами и лакеями, танцевали в кафешантанах и даже торговали на базарах. Словом, Германия везде имела свои уши и глаза, которые все видели, все слышали. Благодаря сложной организации связи, путем всякого рода шифров и сигнализаций, агенты могли говорить так, что их слышали в Германии. К началу войны Германия имела самые точные сведения по всем вопросам военного вооружения и снабжения русской армии. Она располагала точными картами России с нанесением на них всех топографических сведений и планами всех укреплений. Ее секретные агенты, действующие у нас в тылу, составляли целую армию, которая была еще опаснее, чем открытый вооруженный враг»[3]. Работа российских органов контрразведки начала по-настоящему разворачиваться только в годы войны. Например, контрразведывательное отделение Штаба командующего Черноморским флотом, в котором служил мемуарист, было утверждено только в конце 1915 г. – спустя год после начала войны.

Может показаться, что С. М. Устинов чрезмерно сгустил краски, описывая засилье в России немецких шпионов. Но то, что немецкая разведка и Германия в целом были к войне готовы лучше, общеизвестно. Наглядный пример тому – любопытный эпизод из воспоминаний знаменитого А. А. Брусилова. Летом 1914 г. он вместе с женой отдыхал на немецком курорте в Киссингене. Выбирая место для отдыха, генерал был «твердо убежден, что всемирная война неизбежна», однако он рассчитывал, что «она должна была начаться в 1915 г.», поэтому они с женой и решили не откладывать «лечебной поездки и отдыха и вернуться к маневрам домой». «Расчеты» А. А. Брусилова были чисто теоретическими и «основывались на том, что хотя все великие державы спешно вооружались, но Германия опередила всех и должна была быть вполне готовой к 1915 г., тогда как Россия с грехом пополам предполагала изготовиться к этому великому экзамену народной мощи к 1917 г., да и Франция далеко не завершила еще своей подготовки»[4]. А. А. Брусилов в тот момент командовал армейским корпусом, стоявшим на границе с Австро-Венгрией, следовательно, его подразделение должно было в случае войны оказаться в самой гуще событий. Однако никто не удосужился его предостеречь, а лучше и прямо запретить поездку в страну, с которой вот-вот должна была начаться война. В таком же положении были и остальные русские, лечившиеся на немецком курорте. Сам А. А. Брусилов, узнав об убийстве наследника австро-венгерского престола и ультиматуме, выдвинутом Австро-Венгрией Сербии, спешно выехал в Берлин, а оттуда – на родину. Но ему это не было никем предписано!

Далее генерал пишет: «С трудом добрались мы до вокзала, добыли билеты и ночным скорым поездом уехали на Александрово, куда и прибыли благополучно в 5 часов утра 16 июля. Между прочим, во все время нашего пребывания в Киссингене нашим соседом за табльдотом был бравый, усатый, военного вида кавалер. Он ежедневно приезжал на автомобиле и очень всегда спешил по каким-то делам. На всех прогулках он нам попадался на пути. Садясь в вагон в Киссингене, а затем в Берлине, мы опять его видели. Тут же я сообразил, что это неспроста. Очевидно, он наблюдает за мной и знает, что я – командир русского корпуса, стоящего на границе. Когда в Александрове, в виду наших жандармов, проверявших паспорта, он опять мелькнул среди публики, остававшейся за границей, я не вытерпел и, сняв шляпу, иронически ему поклонился: мне стало очевидно, что я счастливо ускользнул из его рук, – еще два дня, и меня бы арестовали. Нельзя не удивляться и не оценить берлинскую военную разведку, если даже в мирное время они были так предусмотрительны и всех нас грешных, русских генералов-путешественников, наперечет знали». Большинство же русских, «не сообразивших своевременно убраться из Германии, попало в значительно худшее положение и перенесло массу лишений»[5].

Оппозиционные к самодержавию силы, пришедшие к власти в результате Февральской революции 1917 г., упразднили политический розыск как направление деятельности государственного аппарата (о чем потом пожалели). Слабая контрразведка продолжила свое функционирование в прежнем виде вплоть до образования ВЧК. Получив власть, большевики провозгласили полный разрыв с прежней системой организации обеспечения государственной безопасности. Казалось, под сомнение ставятся не только задачи, но и методы и сама потребность в подобного рода учреждениях. Тогда сомневались и в жизнеспособности государства в целом. Однако вскоре лидеры большевиков были вынуждены признать необходимым появление чекистов, постепенно превратив ВЧК в «вооруженный отряд партии», т. е. в партийно-государственную службу безопасности, сделав политический сыск важной составляющей деятельности органа безопасности государства, осуществляющего «диктатуру пролетариата». Постепенно на вооружение ВЧК, а затем и ОГПУ были взяты старые дореволюционные методы работы.

И бывшие сотрудники царской охранки, и советские чекисты отрицали какую-либо преемственность. Так полковник П. П. Заварзин, успевший в последнее десятилетие существования царской России последовательно побывать на должностях начальников Московского охранного отделения, Одесского жандармского управления и Варшавского губернского жандармского управления, в мемуарах, опубликованных в 1924 г. в Париже, доказывал неправильность утверждения о том, что «для современной большевистской „чека“ прототипом явилась „охранка“. Последние были только розыскными органами, „чека“ же является универсальным учреждением розыска, расследования, вынесения смертных приговоров и приведения их в исполнение. Фактически „чека“ даже не учреждение по означенным функциям, а просто орган, при посредстве которого выполняется партийное постановление, имеющее целью: а) уничтожить русскую буржуазию, б) кадровое офицерство и в) в частности, офицеров Отдельного корпуса жандармов, из коих в живых осталось менее 10 %»[6]. Действительно, вплоть до 1956 г. отечественные органы государственной безопасности продолжали оставаться прежде всего карательным органом советской власти, при этом не играя самостоятельной политической роли, часто руководствуясь не законом, а установками и директивами высшего политического руководства. Немалую роль играло и то, что общеобразовательный уровень большей части сотрудников органов тогда был невысок, и действовать, отталкиваясь от несложных и близких начальственных указаний, было проще, чем следовать нормам права. Однако сотрудникам органов (продолжавшим на всем протяжении советского периода истории называть себя чекистами даже тогда, когда мечты о мировой революции, которыми жили Ф. Э. Дзержинский и прочие большевики, остались в далеком прошлом) удалось использовать все самое ценное, что было накоплено в опыте работы органов государственной безопасности дореволюционной России. Но не только! В 1917 г., с образованием ВЧК, в нашей стране начался процесс становления и развития единой системы органов государственной безопасности. Структуры, решавшие разведывательные и контрразведывательные задачи, обеспечивавшие охрану правопорядка и защиту границ, впервые были выстроены в целостную специальную организацию под единым началом.

В осуществлении разведки и контрразведки преемственность несомненна. С. М. Устинов, мемуары которого цитировались выше, ненавидевший большевиков, писал в 1923 г.: «Последняя война показала все громадное значение шпионажа и всю необходимость организованной борьбы с ним. Как бы многочисленна ни была армия, как бы хорошо ни была она вооружена и снабжена, она прежде всего должна иметь глаза и уши. Полководец, который ведет свою армию в бой, должен знать не только где находится противник, но и его количество, и род его оружия. Государство же, которое ведет войну, должно знать не только то, что делается у неприятеля на фронте, но и все, что у него в глубоком тылу. Отсюда понятно, как важно не дать противнику этих сведений о своей армии и сохранение в тайне не только маневров, но и приготовлений к ним. Вовремя предупрежденный преступник может не только парализовать неожиданное нападение, но, подготовившись к нему, и сам перейти в наступление»[7].

Прошли десятилетия, и два генерала советской контрразведки, убежденные коммунисты – В. Н. Удилов и Б. В. Гераскин, – доживая свои дни уже в постсоветский период, писали в своих мемуарных книгах примерно то же самое. Первый: «Главное в контрразведке – это обеспечить безопасность нашего государства, наших военных, научных, промышленных и других секретов. Выявить, предупредить и пресечь устремления вражеских специальных служб и разведок, направленных на подрыв независимости и целостности нашей Родины, независимо от того, какими политическими и личными амбициями наделены пришедшие к власти руководители страны и их аппарат»[8]. Второй: «Задачи органов военной контрразведки корректировались и уточнялись в зависимости от внутриполитической и международной обстановки. В них вносились изменения и дополнения с учетом условий гражданской войны, периода мирного строительства, ожесточенной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками в 1941–1945 гг. и последующего развала Советского Союза. Однако главными задачами всегда оставались: ограждение вооруженных сил от всех видов разведки иностранных спецслужб; надежная защита сведений, составляющих государственную и военную тайну; выявление и пресечение террористической и диверсионной деятельности в войсках; оказание содействия командованию в обеспечении боевой и мобилизационной готовности частей и соединений армии и флота»[9].

Если отрешиться от эмоций и оценивать события только с учетом накопленного спецслужбами опыта, становится ясно, что история советских органов государственной безопасности является продолжением истории органов безопасности царской России. Несмотря на отличие социально-экономического строя и идеологии, преемственность методов и задач слишком очевидна – в соответствии с законами диалектики, как сказали бы в советское время. 1917 год оказался для отечественных спецслужб, при полной смене кадрового состава, важной вехой в развитии, началом этапа, на котором органы госбезопасности значительно усовершенствовали свои организацию и методы деятельности. Окажись иначе, в РСФСР вряд ли бы удалось в короткие сроки создать столь эффективно действующее силовое ведомство. Поэтому верхний хронологический предел, которым завершается наша книга исторических очерков, – 1991 г. Дальше – современность.

В 1991 г., когда распался Советский Союз и в нашей стране опять начались революционные социально-экономические и политические преобразования, в обществе, к счастью, не возобладали радикальные «демократические» настроения и с сотрудниками КГБ не стали расправляться так, как это делали большевики с жандармами в годы Гражданской войны. Структура ведомства в основном устояла, а его кадровый состав, используя весь свой опыт, приступил к работе в новых условиях. В 1992 году было законодательно закреплено, что органы государственной безопасности России осуществляют свою деятельность на принципах законности, гуманизма, уважения и соблюдения прав и свобод человека и гражданина. Было четко определено и то, что современные органы безопасности, в отличие от ВЧК-КГБ, не обслуживают какие-либо партийные или групповые интересы, а строят свою работу на основе закона и в интересах обеспечения безопасности личности, общества и государства. В 1995 году, после неоднократной реорганизации и переименований органов госбезопасности, была образована Федеральная служба безопасности России. Задачи поменялись, но люди, структура и методы сохранились. Исходя из этого, мы можем считать, что своими истоками современные российские спецслужбы уходят в последнюю четверть XIX века, а их история насчитывает уже почти 140 лет.

А. С. Королев

На страже трона

Л. С. Яковлев

Зарождение и развитие в дореволюционной России отечественной контрразведки

Контрразведка: что это и когда это?

В начале данного очерка по всей вероятности следует обозначить некоторые отправные точки: о каком временном периоде пойдет речь и что следует понимать под понятием «контрразведка». Начальный период «дореволюционной» России определяется временем возникновения нашего государства. В отечественной политической культуре свидетельством начала зарождения российской государственности может служить уникальный монументальный памятник «1000-летие России», воздвигнутый в месте зарождения древней Руси в Великом Новгороде в 1862 году. Теперь осталось определить окончание дореволюционного периода в России. Ранее в советской историографии было принято считать, что дореволюционный период заканчивался 25 октября (7 ноября) 1917 г. – т. е. «Великой Октябрьской социалистической революцией». Современная историческая наука подходит к обозначению этого рубежа и самого события несколько иначе. Авторы концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории отказались называть происходившие в России в 1917 г. события терминами Февральская революция и Октябрьская революция и объединили их в одну – Великую российскую революцию. Научный руководитель рабочей группы по созданию концепции, директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян подтвердил, что Великая Октябрьская социалистическая революция (как ее называли во времена СССР) переименована в Великую российскую революцию по примеру французской, и теперь это понятие включает в том числе и события февраля 1917 г., и события Гражданской войны как продолжение революции[10]. Разделяя точку зрения ученых Института всеобщей истории РАН, окончание дореволюционного периода в истории России можно соотнести с началом Великой российской революции 23 февраля (8 марта) 1917 г. Таким образом, разговор о российской контрразведке займет у нас период с конца IX в. по февраль 1917 г.