Жестокая Фортуна

– Ещё бы не отступили! – возмущался обвиняемый. – Да я там этих тварей десятков пять настрогал, если не больше. Поэтому с соседних болот иные чудовища и подтянулись на запах крови. А до того к моему костру только к утру пара заблудших кашьюри пришла. Чего им на голой скале делать, если там никто не бывает и ничего не растёт? Вот признайся честно, старикан, раньше ведь можно было пройти на оконечность скалы? Или по крайней мере оттуда пробежаться к лесу? О! По глазам вижу, что можно! Так что за наивные и глупые обвинения? – после чего, не дожидаясь следующих слов и делая вид, что уже полностью оправдался, стал переводить беседу, если её можно было так назвать, в приемлемое для него русло: – Кстати, вам известен Уйдано Лайри?

Старец после озвучивания имени лидера Второго Щита озадаченно нахмурился, оглянулся на молчаливо стоящих рыцарей, словно прося совета, и задал ответный вопрос:

– А что тебе с этого?

– Как что?! Это же мой союзник, добрый приятель, соратник по борьбе с рабовладельческой империей Сангремар! – воскликнул Виктор.

И принялся весьма красочно описывать последние события, которые произошли на Шлёме и в разделяющем континенты проливе. А так как свои речи он уже не только вслух озвучивал, но и сотни раз мысленно прокручивал, то получилось очень и очень забористо, доходчиво, правдиво и опять-таки пафосно. А судя по лицам слушателей, одна только уверенность, что от кашьюри в скором времени планета очистится полностью, вызвала наибольшую положительную реакцию.

Один из рыцарей даже не удержался от радостного восклицания:

– То-то мы смотрим, что уровень воды в реке упал на пару метров, а течение стало ускоряться!

– Вот именно! А когда мы разрушим ещё и вторую дамбу в устье пролива Стрела, – размахивая руками, ораторствовал Менгарец, – то останется уничтожить специальными ядами всех монстров, которые расселились у вас по болотам. Да их после падения уровня реки ещё на пару метров и повторного ускорения течения и так сразу станет вдвое меньше. Если не втрое! И заболоченные поймы рек станут осушаться, особенно в их устьях. А это какие огромные, плодороднейшие земли вернутся к людям и позволят сразу победить любой голод и недоедание.

Его выступление произвело всё-таки должное впечатление. Пришедшие явно посматривали на него с симпатией и доверием. Оставалось, закрепляя успех произнесённой речи, поинтересоваться: «Куда меня поселят на ночь?» Да только судьба и дальше хотела поиздеваться над лишенцем, подкидывая ему всё новые и новые жизненные пакости.

Из коридора на свет неожиданно шагнуло ещё два седых старца, волосы у которых уже доставали чуть ли не до пояса, а возраст не давал распрямить полусогнутые тела на всю высоту. И руки только могли опираться на тонкие посохи. За вошедшими старшинами маячили четыре воина, одетые в более простые, кожаные доспехи, но от этого кажущиеся не менее опасными.

«Вот оно как?! – мысленно удивился Виктор. – Значит, они оценили меня верно и перестраховались по полной программе. Хорошо, что я не вздумал бежать со смертоубийствами… Хотя ещё ничего не известно. Уж больно лица у этой пары стариканов злобные и строгие. Чего им ещё вздумалось на меня взвалить из обвинений?..»

– Ты хорошо выкручивался и складно говорил… – пробормотал один из новой парочки седовласых. И ему в тон вторил другой:

– Но ты чужак и в любом случае должен заработать наше доверие…

– Даже если ты совершенно невиновен перед нами…

– Ты должен сделать жест доброй воли…

– И открыть своё сердце для любви и добра…

Менгарец не выдержал их монотонного бормотания:

– Да моё сердце открыто для любого дружеского общения! А уж жест доброй воли я готов совершить хоть сей момент. Только скажите, какой именно?

Старцы перешли вообще на заунывный, можно сказать, заупокойный тон:

– Эту ночь ты проведёшь здесь, подвергаясь испытаниям…

– При этом обязан будешь вести себя как истинный мужчина…

– Как настоящий продолжатель рода человеческого…

– Выполняя волю и пожелания высших сил сотворения мира!..

Пока они это бормотали, первый старец и оба рыцаря поспешно удалились, а остальные воины занесли в камеру небольшой столик и довольно плотно уставили его отменно пахнущими блюдами, закусками и внушительным кувшином. Затем кряхтя от натуги, внесли широкий таз, похожий на половинку огромной бочки, в котором бултыхалась вода. На проушину таза повесили несколько полотенец, а на тюфяк положили стопку из нескольких льняных простыней. В финале этого странного аттракциона не то щедрости, не то жалости установили на стол маленький огарок свечи и подожгли его. По идее он должен был гореть не более чем полчаса.

На него и ткнул один из старцев скрюченным от ревматизма пальцем:

– У тебя личного времени – пока не догорит свеча!

И покинул тюремную камеру вместе со своим коллегой. Проворные воины тоже удалились беззвучно, только и громыхнула закрываемая за ними дверь. Пленник остался стоять на месте, запоздало сожалея, что не кричал, не требовал и не доказывал. Хотя сразу осознавал: ничего бы крики не помогли. А вот некие подозрения насчёт предстоящих «испытаний» зароились в голове, словно назойливые комары:

– Неужели?! – бормотал он, принюхиваясь к поданным кушаньям. Несмотря на недавний ужин, запахи опять резко разбудили аппетит. – Или меня и в самом деле хотят накормить, потом заставить добровольно помыться, а уже потом потянут поджаривать на костре?.. М-да! И ведь никак грядущего не избежать! Или всё-таки следовало сделать попытку к побегу? Без ножа? Пройти этих вояк врукопашную?.. Нет… ведь «омолодителя» рядом нет. А значит, лучше уж пройти «испытания»… Видимо, чужаки здесь – огромная редкость!.. Если я, конечно, сделал верные предположения… Иначе…

Подкрепился быстро и знатно. Удивляясь, что добрые две трети изысков так и остаются на столе и при всём желании их в себя не впихнёшь. Затем, косясь на догорающий огарок, раскинул простыни на арестантском ложе и быстро помылся. При водных процедурах громко и вслух не стеснялся жаловаться, что вода ледяная, могли бы, мол, и подогреть. Почему-то присутствовала уверенность, что его подслушивают, а то и подсматривают за всеми действиями.

Чтобы согреться, пришлось тщательно растирать тело полотенцем. Но тут и огарок погас окончательно, пришлось на ощупь добираться до своей кровати, укладываться там и накрываться оставшейся простынёю. Понятное дело, что одеваться арестант не стал, притворяться настолько тупым не позволила совесть и чувство собственного достоинства. И готовящуюся к визиту личность обижать не имел права. После чего в тюрьме минут на десять повисла полная тишина. Уже и надежды в голове стали рождаться, что ничего больше не будет и удастся преспокойно выспаться, но не тут-то было! Тихонько скрипнула дверь, а потом и закрылась без привычного грохота. А к арестанту стала приближаться женская фигура, закутанная по грудь в некое покрывало, простынь или в сари.

Естественно, что никто из местных аборигенов и не догадывался, что Монах Менгарец обладает уникальным зрением и вполне сносно видит в темноте. А признаваться в этом он не торопился. Зато сам теперь мог видеть и не опасаться, что к нему подкрадывается некая жрица с заготовленным кинжалом и готовящаяся к некоему кровавому жертвоприношению. И уже с расстояния в метр чётко рассмотрел лицо той самой красавицы, которая приносила ему обед и ужин. В ладонях у неё ничего не было, а когда она уверенно нащупала каменные нары, то сбросила с себя и последние одежды.

Нащупала простынь, откинула её и с явным стеснением попыталась улечься рядом. При этом, касаясь разгорячённого мужского тела, вздрагивала, словно лист под порывами ветра. А по выражению лица, которое перекосилось от страха и растерянности, можно было понять: девушка не только глухонемая, но ещё и весьма далека от понимания и должного восприятия постельных утех. Если вообще не девственница.

«Да уж! Воистину испытание! – мысленно возмущался мужчина. – Если они так бдят о здоровье своего рода, то могли бы кого и постарше, поопытнее выделить для вливания новой крови. Я бы сделал своё дело и спал бы смело! А что теперь?.. И ведь нельзя испугать малышку, никак нельзя ей привить отвращение к сексу… Потом ей всю жизнь придётся мучиться… И так несчастная…»

И если бы только эти трудности грозили провалом «испытания». Вполне естественно, хоть и несвоевременно нахлынули воспоминания о прекрасной, горячо любимой Розе. Она там ждёт, наверняка опять будет страшно опечалена очередным известием о его гибели, а он тем временем жив, сыт да ещё и готовится к близости с совершенно незнакомой ему женщиной. Ну как тут не взвоешь из-за отчаяния? И как выкрутиться из-под неожиданной лавины неприятностей, боли и горестей, которую подстроила жестокая Фортуна?

А ведь старшины городка, пекущиеся о здоровье огромной, изолированной от остального мира семьи не шутили и не просили. Они требовали. Они напоминали о высокой обязанности продолжения человеческого рода. И если девушка отсюда выйдет разочарованной, обиженной или униженной, то могут седовласые сморчки и осерчать окончательно. Что им какой-то чужак с иного континента? Что им мировые проблемы и всемирные преобразования? Им только своя рубашка ближе к телу. Так что могут и на костёр пристроить в сердцах. Или, скажем, в трясину сбросить за непослушание и несоответствие высокому званию «мужчина».

Пришлось соответствовать. Да ещё по самому высшему уровню.

Вначале просто прикосновения и поглаживания. Потом ласковые, успокаивающие слова… И не важно, что глухонемая девушка их не слышит. Она просто касалась ладошками его груди и ощущала равномерную, расслабляющую вибрацию мужского голоса. Затем первые, очень осторожные и деликатные поцелуи… И только на втором часу дело пошло к тому, зачем собственно и устраивалось всё ночное действо. А когда всё закончилось, гостья минут пять крепко-крепко обнимала Виктора, а потом ушла хоть и опечаленная расставанием, но жутко счастливая и окрылённая новыми познаниями чувственного удовольствия.

Как это было ни странно, Виктор проводил свою партнёршу с некоторым сожалением и возродившимся повторно желанием. А чтобы как-то загасить проснувшееся томление в чреслах, вновь подался к столу и, вспоминая прошедшие два часа, стал перекусывать. Да так и замер в какой-то момент, заметив, как дверь открывается повторно.

«Неужели красавица возвращается?»

Потом вспомнил, что в полной темноте его вряд ли кто видит и наверняка думает, что он остаётся на своём арестантском ложе. Так и оказалось. Вошедшая женщина, выставив руки вперёд и семеня маленькими шажками, двинулась в сторону нар. Причём это была уже новая женщина! Лет двадцати пяти, с более пышными и солидными формами тела и тоже с довольно-таки симпатичным лицом.

«Э-э-э!.. Да тут «испытание» грозит на всю ночь продлиться! – мысленно вскричал Менгарец, тем не менее обгоняя гостью вдоль стены и усаживаясь на простецкое ложе. – Неужели за дверью нескончаемая очередь собралась? Тогда в любом случае я живым не останусь…»

Но на этот раз всё получилось гораздо более быстро и деловито. Женщина оказалась вполне умелой и нисколько не стеснялась собственной инициативы. Поэтому и сама получила массу удовольствия, и мужчину ублажила по полной программе. Причём не стеснялась кричать в моменты наивысшего наслаждения, и частенько шептала вполне милые, трогательные признания в том, что чувствует и что хочет в тот или иной момент. Так что очередной час пролетел незаметно.

При расставании мужчина попытался задать несколько вопросов:

– Как тебя зовут, милая?

– Мне запретили об этом даже заикаться…

– А кто придёт после тебя?

– Об этом мне и знать нельзя. Только старшины ведают…

– А что бы ты хотела от меня в подарок?

– Ребёночка, конечно же! И очень надеюсь, что он у меня будет.

После этих слов женщина ушла. Ну а Виктор, догадываясь, что это ещё не всё, поспешил освежиться ледяной водичкой да как следует промочить горло оставленным напитком. Похоже, его действия были услышаны и полчаса не мешали. А потом явилась ещё одна визитёрша. По сравнению с предыдущими женщинами она несколько проигрывала в росте, пышности форм и в возрасте. Хотя выглядела не старше тридцати и имела вполне спортивную, подтянутую фигурку.

Подойдя к нарам, она не стала ощупывать постель руками, а просто спросила:

– Ты где?

Так и продолжая недвижимо лежать, мужчина ответил:

– Здесь…

– Тогда слушай и решай, – прошептала гостья, склонившись, явно не желая, чтобы их подслушали. – Я вполне здорова, как утверждает наш знахарь, и у меня уже были мужчины. Достаточно много мужчин… Но ни разу мне не удалось забеременеть, как и сколько раз мы ни старались. Остаётся только один шанс понести от мужчины совершенно иного рода, поэтому я к тебе и пришла… Правда, и старшины на этом настаивали… Но я не хочу тебя заставлять! Если ты не желаешь или не сможешь меня оделить своим мужским вниманием, скажи, я тут же уйду… Тем более что могу тебе проговориться: после меня тебя уже никто не побеспокоит.

Тон у неё был решительный, гордый и уверенный. Что совсем не соответствовало выражению её лица. Слёзы лились у неё из глаз постоянно, и она вытирала их поочерёдно руками, а потом об намотанную вокруг торса простыню. Щёки и уши горели жаром желания и кипящей страсти, а губы вздрагивали от последней, самой сокровенной надежды всё-таки испытать радость материнства.

И мужчина, уже с некоторым облегчением собиравшийся попросить женщину уйти, вдруг решился ещё на одно безумное действие:

– Ложись рядышком… Мы вначале просто полежим… – ощутил горящее желанием тело, пытающееся к нему прижаться, философски добавил: – Поболтаем… Ты мне расскажешь о себе…

– Не имею права!

– Ну тогда хоть расскажи про посёлок. Кто здесь жил тысячи лет назад? Почему построен? И почему именно в этом скрытном месте?

Женщина некоторое время молчала, гладя Виктора ладошкой по груди, а потом с грустью пробормотала:

– Ты знаешь, я совершенно уверена, что утром тебе предоставят свободу и расскажут всё, что ты спросишь. Всё-таки старшины нисколько не сомневаются, что тебя ждут великие дела на иных материках… Хотя будут ещё выжидать и проверять… Ну а мы… – Она без стеснения начала водить ладошкой у него ниже живота. И даже застонала от соприкосновения с возбуждённой плотью: – О-о-о!.. Ну а нам уже пора заниматься делом… Поболтали – и хватит!

Очередной час пролетел, словно отрезок в несколько минут.

А когда третья партнёрша ушла, окончательно обессиленный герой так больше и не встал со своего ложа. Провалился в сон.

Глава шестая

Новые тайны

Утром пленника никто не будил, и похоже, что он остался без завтрака. Такое, по крайней мере, сложилось впечатление. Да и время на часах ясно показывало: уже и обед на носу.

«Если последняя красотка не соврала, то вроде как больше «испытаний» не будет и должны меня выпустить на свободу, – недоумевал арестант, с некоторой брезгливостью рассматривая оставшиеся после ночного обжорства кушанья. – А почему не выпускают? Совсем свою совесть старые сморчки похоронили?!»

Такими и подобными возмущениями накрутил себя до нужной кондиции и, надрывая глотку, стал кричать то в сторону окошек, то в дверную щель:

– Выпустите меня немедленно! Вы не имеете права меня содержать среди преступников! Вспомните о честности и справедливости!

То ли криками довёл, то ли и в самом деле пришла пора его освобождения, но вскоре открылось окошко, и стала видна вполне знакомая физиономия Кхети Эрста. Несколько раз шумно выдохнув, он с явной неохотой стал вещать:

– Если ты поклянёшься не отходить от меня дальше чем на два метра и выполнять все мои распоряжения, то я могу тебя выпустить из этой тюрьмы.

Кажется, ему дали не почётное право присматривать за чужаком, а скорей наказали таким странным образом за предыдущие опрометчивые действия. Но уж самому арестанту выбирать не приходилось, а скандалить и кричать неизвестно в чьи уши ему надоело. Поэтому он сразу, без раздумий и торговли, согласился:

– Клянусь! – Когда дверь открылась, он изначально еле сдержал в себе порыв заехать кулаком по недовольной роже своего опекуна, но вовремя задавил вспыхнувшую обиду. Только кивнул в сторону столика с остатками роскоши. – Забираем с собой на пикник?

Значение слова «пикник» охотник понял скорей частично. Потому как скривился и, стараясь не коситься в сторону смятых простыней, пробормотал:

– Праздновать вроде нечего… А тут… женщины сами уберутся… Идём за мной, покажу, где спать и столоваться будешь.

Естественно, что просто так идти за подлым обидчиком и молчать Менгарец был не в силах. Хоть и опять принялся во все глаза рассматривать посёлок этакого городского типа, но вопросы постоянно задавал самые въедливые и ехидные:

– А двуручник за мной кто будет носить теперь?

– Не положено тебе пока оружие!

– Странно… Ты вон ходишь с оружием и до сих пор не зарезался. Ха-ха!.. Слушай, Кхети, а как тебе без жены и детей живётся?

– Да есть у меня жена… – угрюмо хмурился тот. – И детей трое…

– Надо же! Мне казалось, что с таким, как ты, ни одна женщина жить не станет. Ты ведь и оглушить, а то и убить ненароком можешь…

Охотник на это промолчал, но желваки вздулись, и послышался явственный скрип зубов. Но его подопечный и не думал остановиться в своих издевательствах:

– А дети у тебя чьи? Небось приёмные сиротки, которым и жить-то негде?

Они как раз дошли до одного весьма солидного и огромного дома, огороженного скорей декоративным забором, чтобы домашняя скотина далеко не разбредалась. И тут охотник не выдержал, уткнулся лицом в лицо Менгарца и зло заговорил:

– Ты давай кончай надо мной издеваться! Я ведь только о детях своих и соседских думал, когда тебя в первый раз увидел. И представил себе, как ты своим мечом наших лучших рыцарей убиваешь. Точно так же легко и небрежно, как самых жутких и страшных болотных чудовищ. Вот потому и побоялся сам решать твою судьбу и не смог отпустить тебя на все четыре стороны. А сейчас не побоюсь и скажу: что да, был не прав! И даже прошу у тебя прощения, что дал команду отроку тебя оглушить ударом дубинки сзади. Хочешь прощай, хочешь нет, но, если ты ещё хоть одно поганое слово о моих детях или жене скажешь, я тебе сам зубами глотку порву. Понял?

Будучи хоть немножко и ниже ростом, Виктор не сомневался, что легко справится с охотником. Но сейчас осознал, что несколько перемудрил с попытками достать и хотя бы морально отомстить незадачливому аборигену. Так и самому недолго в скота превратиться. Поэтому попытался улыбнуться и миролюбиво ответил:

– Ладно, за удар по моей голове прощаю. Да и ты меня извини за излишнюю жёлчь в твой адрес. Хотя скрывать не стану: затылок у меня до сих пор побаливает даже от прикосновения ветра.

Кхети Эрст, облегчённо вздыхая, развёл руками:

– А что делать, у самого сердце болит, как вспомню… Но неужели тебе мазью лечебной не помазали? Почему не признался-то сразу, что болит?

– Хм! А меня кто спрашивал? Вы же сами меня сразу в тюрьму затолкали, и всё. Хорошо, хоть не били больше да покормить не забыли…

Про ночные «испытания» он и словом не обмолвился. Но похоже, что это для некоторых посельчан не было собой тайной. Стараясь скрыть непроизвольную улыбку, охотник толкнул рукой калитку в заборе, приглашая за собой во двор:

– Вот и дом нашей семьи. Будешь пока жить и столоваться с нами, а спать в одной комнате с моим дедом по материнской линии. Вот с этим самым…

И он указал рукой на сидящего на веранде массивного, но совсем не толстого старика. Судя по морщинам, ему могло быть и все восемьдесят лет, но при дальнейшем знакомстве выяснилось, что только шестьдесят пять. Хотя и данный возраст в среде аборигенов считался весьма заслуженным и редким. Ещё более редким оказалось прозвище старика, которое издавна закрепилось за ним вместо имени и никак не соответствовало его габаритам. Называли его Сухарь, разве что в некоторых уточняющих случаях добавляли Большой. И этот Сухарь в данный период считался лучшим инструктором и учителем для рыцарей, носящих тяжёлую броню. И видимо, имел немалый вес в общественной жизни посёлка.

Он усадил пришедших мужчин рядом с собой, а после знакомства стал с пристрастием выспрашивать у мужа своей внучки:

– Ну и почему Виктора не освободили полностью?

– Таково решение старшин, – пожал плечами Кхети. – Ну и для окончательной проверки всего сказанного нашим… хм, гостем послали сегодня утром посланника к Уйдано Лайри.

– Ага! – обрадовался Менгарец. – Значит, вам всё-таки этот вождь известен и вы имеете с ним связь?

На этот вопрос ответил заулыбавшийся Сухарь:

– Ха! Да этот Рыжий проныра и наши Ворота сумел в своё время разыскать. И воинов наших на правах короля, а то и императора требовал для похода на Шулпу. Да потом понял, что ничего не получит, потому что мы тут и сами постоянно воюем, и предложил взамен свою защиту и покровительство. Хитрюга!..

Но судя по тону, старый рыцарь очень сильно симпатизировал лидеру Второго Щита. Что доказал своим ревнивым ответом его внучатый родственник:

– Да никакой он не хитрюга, а самый настоящий аферист и пройдоха! Никакой помощи мы от него не получили. Говорят, что он пол-армии в войне положил, а назад возвращался с видом победителя.

– Во-первых, не пол-армии, а намного меньше, – вмешался свидетель и участник всех событий, поглядывая на собирающихся на веранде взрослых и подростков. – А во-вторых: главная цель кампании всё-таки была достигнута, рабовладельческая империя свергнута. И это самое главное.

После чего сделал краткий обзор всех творимых Гранлео безобразий, особо останавливаясь на методе разведения кашьюри и скармливания им человеческого мяса. Как-никак, но говорить и высказывать собственное мнение ему никто не запрещал, и если есть возможность, то почему бы не просветить серые массы народа?

Народ после такой политинформации оказался впечатлён. Хотя общая суть войны, а также её итоги им были известны. Но, видимо, только в общих чертах, подробности и многие важные детали они никак знать не могли и теперь отреагировали вполне адекватно: возмущению не было предела, а на Монаха из монастыря Менгары обрушилась лавина вопросов. Пришлось бегло и с терпением отвечать на большинство из них.

Да только поднявшийся базар и галдёж не понравился Большому Сухарю. Минут десять он сдерживался, а потом рявкнул:

– Разойтись! Занимайтесь своими делами! Потом всё узнаете. А мне надо с гостем переговорить о делах рыцарских.

Никто из родственников перечить не стал, разошлись. Но за столом помимо Кхети осталось ещё двое взрослых мужчин, которые явно имели все права и ранги для участия в любой беседе или деловых переговорах. Ну а старый рыцарь перешёл к вопросу, который его наверняка интересовал больше всего:

– Господин Менгарец, прошу всё-таки разрешить мои набольшие сомнения…

– Всё, что в моих силах! – с готовностью ответил тот.

– Вот-вот, как раз об этих силах и речь, – начал старик, косясь на мужа своей внучки. – Мы, конечно, нашему Кхети верим, парень он славный и честный, но его рассказ о твоём прорыве через колонны монстров, нас… э-э-э… как бы это сказать… поразил. Мало того, мы тут сегодня с утра пробовали твоим двуручником помахать, так ни у кого толком не получилось. Ну, там пару раз крутануть ещё так-сяк, но чтобы долго?! Да ещё и одной рукой?!

Виктор не смог удержаться от смешка и признался:

– Да я сам порой поражаюсь, как мне с таким громадным мечом управляться удаётся. Один учёный муж, некогда старец из прославленного монастыря Дион, а ныне Верховный управляющий Шулпы по Магическим Обрядам, утверждает, что эти умения у моего тела наследственные. От каких-то великих предков достались.

– Да-а? – протянул недоверчиво Сухарь. – Надо же, какие чудеса творятся… Но для боя не только умения нужны, но и сила. А внешне ты… не смотришься никак на силача.

– Вон оно что! Хотите, чтобы я продемонстрировал? – догадался Менгарец, поняв, что меч или в доме, или где-то рядом, раз им сегодня пробовали упражняться местные рыцари.

– Да уж больно глянуть хочется, – признался Большой. – Покажешь? Или ночью из тебя все силы высосали… допросами и пытками?

«Кажется, о моих ночных деяниях в посёлке только маленькие дети не знают, – констатировал Виктор. – Разве что имена женщин им неизвестны… пока. Со временем всё равно поймут…»

– Силёнок хватает, – сказал вслух, – кормят у вас отменно. Да и сколько там тех допросов было? Я бы мог и до утра продержаться… А где меч-то?

Старик назвал какое-то имя, и вскоре два подростка, один из который вчера и саданул гостя издалека дубинкой по голове, принесли легендарный на Первом Щите и на Шлёме двуручник.

Правда, ещё до того как меч оказался в руках у своего хозяина, Кхети Эрст недовольно проворчал:

– Старшины запретили ему давать в руки любое оружие.