Replay

– Отец уже в курсе? – проговаривает с осторожностью, точно ступая по тонкому льду.

– Нет, – роняю тихо. – Надеюсь, Ваня найдёт в себе смелость всё ему объяснить.

Отстраняюсь, уводя в сторону взгляд. Слёзы вмиг пересохли, словно внутри меня есть какая-то скрытая кнопка, отключающая эмоции и воздвигающая непробиваемый внешний барьер. Напоминанием о прорвавшейся наружу истерике служит разве что резь в глазах да ощущение стянутости кожи на щеках.

– Распрощаться с таким зятем… – обрывает фразу, заметно кривясь, продолжая спокойно, – отец будет лишь рад, а от твоей дружбы с Всеволодом в восторг не придёт.

Глубоко выдыхаю, протягивая по слогам избитую истину, которую почему-то никто не желает понять.

– Меня ничто не связывает с этим человеком, чему я безмерно рада, и менять этого совсем не желаю! Да и вообще, – затихаю, хмурясь, вспоминая какое противоречие вызвали у меня его слова. Полное недоверие. Ощущение издёвки… Бесстрастно смотрю в мамины глаза, вытягивая губы в продольную линию безразличия. Продолжаю нейтрально:

– Он обещал более не попадаться мне на глаза.

Удивленно приподнимает брови со странной полу-улыбкой на губах, точно пытаясь уличить меня во лжи, уточняет:

– Всеволод лично это тебе обещал?

Киваю в ответ, настороженно глядя на неё из-под пушистых ресниц. Да что в нём такого, от чего меня упорно пытаются оградить? Будто я сама спешу это… так и хочется сказать "вляпаться"! Больно мне надо подобное счастье! Кроме тревоги и безконтрольного страха его присутствие рядом не сулит ничего притягательного… А они словно сговорились – все за одно.

– Это хорошо, – продолжает уклончиво. – Его повышенный интерес к тебе меня настораживает… Но такие люди на ветер слов не бросают.

– И я этому безмерно рада, – заявляю достаточно резко, отходя в сторону. – Да и с чего вы взяли, что я ему интересна? Насколько он меня старше?

Телефон, лежащий на дне сумки, разрывает повисшую паузу. Кривлюсь, слыша знакомый рингтон, установленный на определённый контакт.

– Ваня? – с неподдельным отвращением в голосе интересуется мама.

– Да, – произношу тихо. – Если станет звонить на домашний, скажи, что меня нет.

– Лучше объясниться сразу, – с тенью сочувствия и проскальзывающей теплоты вторит в ответ.

– А нечего больше объяснять, мам, – вздыхаю, с трудом водружая на лице вымученную улыбку. – Эта страница закрыта, и перечитывать её заново желание не возникает.

Подхожу к ней вплотную, нежно приобнимая. Глубоко вдыхаю успокаивающий, родной запах, прикрывая глаза.

– Ты прости свою непутёвую дочь. Обещаю впредь вести себя более умно.

– Хорошая моя… – крепко обнимает в ответ, словно забирая себе все мои переживания этого дня. Обличает яркие краски среди серости, в которой пребывает сознание. Говорит тихо, не торопясь, окутывая своей теплотой, в которой пребывать настолько уютно. Легко.

– Кто в твои года не совершал ошибок? Я понимаю, насколько тебе больно её осознать… Очень хорошо, что всё открылось сейчас, а не позже, когда возможности повернуть ситуацию вспять могло и не быть.

– Я в порядке, мамуль, – произношу мягко. Усмехаюсь про себя, ловя странную мысль после её слов, что Всеволоду действительно есть, за что сказать спасибо. Он, словно добрая фея из сказки, по взмаху волшебной палочки образумил недалёкую девочку, витающую в облаках и неспособную рассмотреть, что творится у неё под носом. Есть за что сказать "спасибо". Только желания этого делать не возникает. Хочется послать его к чёрту в надежде, что там его примут как родного. Возможно, такая благодарность пришлась бы ему больше по вкусу.

– Ты справишься, – нежно улыбается, глядя в глаза. – Пройдёт какое-то время, встретишь парня, который перевернёт твой мир и по-настоящему зажжёт глаза.

– Не хочу даже думать об этом, – парирую сухо, досадно поджимая губы. – Не хочу даже пытаться верить кому-то после сегодняшнего.

Оборачиваюсь, вздрагивая всем телом от звука захлопнувшейся двери за своей спиной. С опаской смотрю в серьезные глаза вошедшего в квартиру отца.

– Что произошло… сегодня? – уточняет, пронизывая насквозь остротой взгляда.

– Твоя непутёвая дочь одумалась и решила сорвать свою свадьбу, – парирую весело, съеживаясь в этот момент изнутри. Лучше раньше. Всё равно ведь узнает. Глупо ходить вокруг да около. Ждать, когда Ваня решится на разговор. Терзать себя, скрывая правду. Легче сразу рубить концы. Не перекладывая ответственность на кого-то другого. Лучше уж я сама… Затаив дыхание в ожидании ответа. Прищуривает глаза, словно считывая то, что я пытаюсь скрыть. Плавно поднимает вверх уголки губ. Выдыхаю, отвечая улыбкой, слыша ехидно-довольное:

– Вот и славно.

Глава 4

С того дня минула неделя. Пролетела, словно миг, не оставшись в памяти чем-то значительным. Ваня забросил уничтожать своими звонками зарядку моего телефона на третьи сутки после того, как я ушла. Он не искал встречи, хотя и прекрасно знал моё расписание. Боялся посмотреть в глаза? Выкрутиться в разговоре не с глазу на глаз ведь проще… Возможно. За эти обыденные дни внутри не осталось сочувствия к утраченной части жизни. Жалость сама себя уничтожила. Изжила. Дом, учёба, премьера – заняли все мысли. Роль, в которую я вложила остатки неизрасходованных чувств, захватила сознание. И порой на сцене, в долгих репетициях я ощущала, что жила. В другой реальности. В чужом амплуа. В мире, где меньше лжи. Где всё прописано за тебя. Остаётся лишь произносить заученные фразы и наслаждаться иллюзорным ощущением счастья.

В такие моменты не хочется возвращаться в действительность. Снимать грим. Выходить из образа. Прощаться с реальностью, в которой чувствуешь себя собой. Не хочется покидать сцену. Мир, огражденный занавесом кулис ради того, в котором тебя никто не ждёт.

День премьеры. Спешу в гримерку, пропахшую сладким воском. Запахом свеженакрахмаленных платьев и лака для волос. Улыбаюсь, закрывая тугую дверь. Стены этого здания манят своими тусклыми коридорами. Особой атмосферой, в которой по-настоящему живёшь. Хотя избалованный зритель и думает, что это всего лишь игра. Этот краткий миг длиною в несколько актов дарит больше эмоций, чем дни, словно копирующие друг друга. Сменяющиеся числа в календаре. А здесь минута насыщена вечностью. Гаммой чувств, ощущений, не встречающихся в обыденном мире.

Тщательно примеряю на себя маску счастья. Приветливо салютую занятым подготовкой гримерам. Костюмерше преклонного возраста, сетующей, что наряды пошиты на более фигуристых дам, а не на таких худышек, как мы. И Светлане, с которой делю крохотную комнату, где сейчас впятером мы с трудом помещаемся.

– Алла Михайловна, вы всегда говорите одно и то же, – ехидно произносит жгучая брюнетка модельной внешности. – А потом, стоит нам прибавить пару-тройку килограммов, взрываетесь негодованием, что платья придётся распарывать по швам.

Игнорирую их небольшую перепалку, занимая своё место. Ничто не посмеет омрачить день, которого я столь долго ждала. Ничто и никто! Закрепляю на губах уверенную улыбку. Этот спектакль очень важен для меня. В числе зрителей лишь приглашённые. Персоны статуса "Вип" по своему положению в обществе или же те, кто занимает в городе определенный пост. Люди, способные продвинуть выше одним взмахом руки. Уничтожить карьеру в зачатке своей недовольной гримасой, искривляющей строгое лицо.

Премьера всегда экзамен. Это не рядовой спектакль, прописанный в расписании. Здесь выкладываешься по полной, отчетливо понимая: или ты, или тебя. Даже суфлёр не поможет исправить ошибку. Желающих занять твоё место полно. Каждый сам за себя.

Подмостки. Свет сафит, ослепляющий глаза. Яркая улыбка на блеклом лице, затушеванном пудрой. Искренний, довольный взгляд, скрашенный отблеском счастья. Полтора часа в один миг, прошедший сквозь тело звуковой волной аплодисментов. На одном дыхании до ненавистного момента закрытия кулис, срывающего с губ приросшую улыбку.

Пространство делится надвое. Сцена, меняющая своё одеяние. Опустевший на время антракта зал, знакомый до мелочей. Гримерка. До. После. Уныло уходя по узкому коридору, всё больше убеждаюсь в своём несоответствии данному миру. Во всём есть свои исключения. Уродства. Некондиция. Брак. Усмехаюсь, не хотя двигаясь в сторону нужной двери. Самооценка после случая с Ваней колышется в районе нуля. Игра – жизнь вне стен этого здания. А здесь, сейчас я жила…

– Поторопись, Котова, – насмешливо бросает Света из-за плеча. Обгоняет, весело смеясь, бросая, – ещё один акт, и можно расслабиться. Подними носик повыше! Впереди фуршет, дорогие мужчины… А вдруг где-то рядом твоя судьба?

Фыркаю в голос, захлопывая за собой плотную дверь. В том контексте, что она имеет в виду, представители сильного пола мне сейчас вовсе не интересны. Что они способны дать мне из того, чего я не имею? Очередные пустые слова о большой и чистой? Глупые надежды? Пройдено. Добавится разве что головная боль. Да к тому же на фуршет приглашены родители, а заводить новые знакомства в присутствии отца – дело вовсе дрянное. К чему подставлять под линзу микроскопа ни в чём не повинного человека?

– Время, Крис! – рыкает Света. – Отлепись от двери, иначе сорвёшь сцену своей медлительностью!

Сглатываю, опуская нотки пренебрежения, скользящие в её голосе. Злости нельзя допускать. Личные эмоции не должны мешать правильному настрою. Ловлю на себе воспалительный взгляд костюмеров, ловко упаковывающих в новое платье брюнетку. Задерживаю дыхание, ожидая своей очереди. Один. Два. Плавный выдох. Через пару минут отражение в зеркале показывает уже иную девушку. Уверенную в себе. Широко улыбающуюся снующим рядом помощникам, завершающим последние штрихи. Зеркало отражает счастливую женщину. Образ, в котором хотелось бы пребывать. Любить так, как умеет она. С полной самоотдачей. Бороться за своё счастье. Наперекор обстоятельствам. Проживать каждый день, словно он последний. Увожу в сторону глаза, кусая щедро накрашенные губы. Мне бы научиться хоть маленькой толике того, видимость чего я несу… "Я подумаю об этом завтра", – отдаётся задорными нотками где-то в висках… Что ж, тоже верно. Кто-то решает сменить образ жизни с понедельника, а я с завтрашнего дня. Пусть не всё скопом. Начать можно и с мыслей.

– Пять минут до выхода, – отчеканивает вошедший без стука руководитель. – Все готовы?

Бодро рапортуем ответное "да" под одобрительный кивок худощавого мужчины, исчезающего так же мгновенно, как и появился. Десятки метров в тусклом коридоре, и вот она сказка. Жизнь, в которой хотелось бы остаться… Вдыхаю, насколько позволяет тугой корсет платья. Был бы и в моей сценарист не так плох. Час двадцать, а история пережита в целые года. Занавес опущен. В зале всё ещё раздается непотухший гул аплодисментов. С грустью опускаю руки после всеобщего выхода на бис. Облизываю пересохшие губы с остатками слоя помады, истощенной краткими и частыми поцелуями. Странно, но именно их я воспринимаю как часть работы. Испытывая симпатию к герою, в которого по сценарию влюблена, а не к реальному человеку, в данный момент обнимающему меня. Наверное, это ощущение сравнимо с тем, что чувствуешь, выходя замуж без любви. Отдаёшься в руки человека, который привлекает чем-то другим, нежели он сам. Быть может, это даже удобно. Обоим. Если не задумываться о том, что с кем-то другим можно быть по-настоящему счастливым.

Толкаю дверь, лицезрея невероятную картину. От неожиданности приоткрываю рот, звучно выдыхая:

– Это что? – обвожу взглядом вмиг сузившееся пространство. Ненавязчивый запах, ставший концентрированным, бросается в нос. Алые, белые розы, установленные в хаотичном порядке букетами в вазах. Голова идёт кругом от этого контраста красок. Господи! Сколько же их здесь?! Делаю шаг вперёд, боясь зацепить вазы кринолином платья.

– Хотела бы я ошибаться, только это всё для тебя, – саркастически хмыкает снимающая грим Светлана.

– С чего ты взяла? – уточняю, настороженно оглядываясь по сторонам. Делаю тщетную попытку подойти к ней поближе, обречённо вздыхая:– Помоги мне, пожалуйста, с платьем. Я не проберусь к своему месту.

Лукаво улыбается, в пол-оборота наблюдая мои изхищрения. Встаёт с места, ловко огибая букеты.

– Если позволишь забрать половину, я тебе снять его помогу, а не только расшнуровать.

– Да бери ты хоть все! Тем более нет полной уверенности в том, что виновница этого безобразия именно я.

– А ты записку прочти, – усмехается, ослабляя корсет. – Прости, уж не устояла и заглянула в неё. Надеялась, что красота для меня.

Протягивает сложенный вдвое мягкий листок. От прикосновения к шёлковой бумаге щеки, словно кипятком, обдаёт жаром. Кажется, что он даже пахнет чем-то особенным. Поджимаю губы, боясь прочесть то, что сокрыто внутри. Теребя меж пальцев бархат бумаги, откладываю на доли секунды отчего-то пугающий миг. Взяв себя в руки, пробегаюсь глазами по красивому курсиву, гласящему:

"Конечно, я негодяй. А почему бы и нет? Мы живём в свободной стране, и каждый имеет право быть негодяем, если ему так нравится."

– Имени нет, – замечает, наигранно вздыхая за моей спиной. – Тайный поклонник? Странная фраза для подписи сего великолепия.

– Это цитата, – бросаю сухо, сминая в руке нежный листок. А щеки продолжают пылать, вызывая желание окатиться холодной водой. – Подпись ему не нужна, – хмыкаю в голос, бесстрастно продолжая, – и без этого уверен в своей неподражаемости.

– Звучит не особо лестно, – ухмыляется, помогая скинуть на пол громоздкий наряд. Обходит вокруг, становясь напротив. Томно произнося:

– Познакомишь? Раз тебе этот объект не интересен, я бы смогла оценить по достоинству весь размах его широкой души.

– Была бы она у него, – выдаю приглушённый смешок, глядя на её заинтересованно приподнятые брови. – Познакомлю, если объявится. Только после не смей меня вычитывать за то, что продала душу дьяволу.

– Это самое лестное и интригующее описание мужчины, которое я слышала, – расстилается смехом, закатывая глаза. – А если учитывать, что характеристика дана такой примерной девочкой, вроде тебя, горю желанием посмотреть на этого обольстителя! Как его зовут-то?

Подзываю её поближе, маня пальчиком. Едва не прыскаю от смеха, заговорщицки произнося:

– Его имя лучше не произносить вслух. Может и материализоваться.

– Вот же дура, – отстраняется, обиженно качая головой. – И почему таким достаются нормальные мужики? – хмыкает, возвращаясь на своё место. – Вселенская несправедливость. Всё и задаром тем, кто не имеет понятия, как этим пользоваться!

Пропускаю мимо ушей поток громких слов, аккуратно смывая слой грима. Бросая спокойное, будто между делом:

– Забери цветы, если нравятся. Завянут. Мне они от этого человека совсем не приятны.

– Говорю ж – дура, – бросает надменно.

Наверное, и вправду… С чего я вообще решила, что это он? Больше на ум никто не приходит. И эта подпись… Перед глазами вмиг всплывает лукавая улыбка, сопутствующая её написанию. Чёрт побери, похоже это фирменный стиль Баженова. Сбивать с толку своим нахальством, заставляя испытывать столь странные для обыденности эмоции. Резко контрастирующие друг с другом.

Осматриваюсь вокруг, купируя на губах легкий оттенок улыбки. Ни размашистой подписи. Ни банальных инициалов. "Ты легко определишь среди всех." Пульсирует в висках. Самонадеянный. Нахальный. И чем-то…

Приглушённый стук в дверь. Переглядываемся с задумчивым видом. Озираюсь по сторонам, стоя в одном ажурном белье. Хватаю со стула платье, уготовленное для выхода на фуршет. Прижимаю к груди чёрный атлас, пытаясь прикрыть оголённые участки тела. Оборачиваюсь к выходу, наблюдая за тем, как плавно приоткрывается дверь.

– Можно войти? – уже делая большой шаг вперёд, произносит с опозданием, видя моё хмурое выражение лица при его появлении.

– Ты уже вошёл, – произношу, напрягаясь, желая отвернуться от него и не имея подобной возможности.

– Крис, я… – усмехается, оглядываясь по сторонам. Выуживает из-за спины букет белых роз, опуская цветы бутонами вниз, вдоль рук, лежащих по швам.

– Ставь в любую вазу, – иронично вздыхает Светлана. – Вдруг у нас здесь чётное количество букетов? Так твой лишним не станет.

– Завела богатого папика? – бросает в сторону широко улыбающейся брюнетки, глядя на неё с нескрываемым отвращением в глазах.

– Кто я такая? – парирует, звонко смеясь. – Эта красота для Кристины.

Перевожу на неё злостный взгляд, говорящий за себя намного больше, чем любые самые лестные слова. Отвечает лучезарной улыбкой, будто оправдываясь, слегка пожимая плечами.

– Ясно, – роняет с нотками презрения уже ставший бывшим жених. – И ты взывала к моему чувству вины, обличая себя сущей непорочностью? Так может на тебе самой клейма ставить негде, а, Крис?

– Уходи, – произношу, не меняя стального выражения лица. Спокойно смотрю в глаза, а внутри нарастает дрожь и, кажется, слёзы вот-вот прорвут панцирь брони, которой я настолько самоотверженно желаю оградиться от него, пытаясь игнорировать больные удары. Пальцы сжимают тонкую ткань, натягивая её до предела. Грозя порвать под натиском длинных ногтей.

Смотрю в его глаза, полные ярости, не отводя свои в сторону. Не позволяя ему почувствовать своё превосходство. Расчётливо наблюдаю за каждым мельчайшим движением, напряжением мышц. С трудом отдаю себе отчёт, насколько долго смогу статно стоять на ногах, при подгинающихся от внутреннего бессилия коленях.

Бросает на пол цветы, словно клеймя очередной хлёсткой пощечиной, усыпает дорожку ко мне отлетевшими белыми лепестками безвинных роз. Наблюдаю, не дрогнув, ожидая финальной реплики, точно удара под дых.

Разворачивается, молча уходя. Громко хлопает дверью, оглушая гулом едва ли не все коридоры театра. Заинтересованных взглядов после явно не избежать. Грузно выдыхаю, прикрывая глаза. Едва не роняю из ослабленных рук скользящее платье.

– Откуда у него пригласительный? – доносится рядом вполне дружелюбно.

– Их же выписывали пару месяцев назад. Тогда и дала, – вздыхаю, рассматривая помятое платье.

– Так вы же вроде расстались?

– От этого билет не теряет силы, – усмехаюсь, пытаясь привести в порядок потерявший стоящий вид наряд.

– А ярости-то в глазах было, – распаляется звонким смехом. – Зрелище то ещё! Мне аж понравилось!

Бросаю на нее усталый взгляд, заметно кривясь. Продолжает, так же искренне хохоча.

– Умеешь ты, Крис, завести мужиков! А так и не скажешь! С виду-то тихоня.

Оставляю без комментария данное убеждение, не зная, как правильно к нему отнестись. Сомнительный комплимент, а для обиды сил уже не осталось. Собираюсь, завершая дела, и тихо покидаю гримерку, до этого уже оставшись в ней одна. Длинные коридоры, дверь, подсвеченная вывеской с надписью "выход". Витиеватая лестница, ведущая из просторного вестибюля на второй этаж. Подхожу к ней, улавливая в потоке приглашенных профиль отца. Улыбаюсь, пробираясь вперёд лёгкой поступью. Мелкими шагами в сковывающем движения узком платье. Неудобство щедро компенсирует элегантный вид наряда. Подчеркивающий… Хотя, что там подчеркивать? Скорее уж отвлекающий от недостатков. Красная помада, усиливающая эффект. Волосы, забранные вверх и уложенные аккуратными локонами. Оголенная шея, обрамленная цепочкой со сверкающим кулоном, одним из тех, что подарили на день рождения. Интересно, Баженов здесь? Что было бы, надень я вместо этой подвески тот, что подарил он? Усмехаюсь себе под нос. Объяснений маме в своём странном выборе украшений мне было бы не избежать… И всё же, не припомню его фамилии в списке приглашенных. Или в тот момент она просто не бросилась в глаза, как и десятки малознакомых?

Стараясь не привлекать излишнего внимания, не поворачивая головы, искоса оглядываюсь по сторонам. Завалить мою гримерку цветами и не явиться для срыва оваций – разве это в его духе? Должно быть что-то ещё… или в его поступках напрочь отсутствует логика!

Чёрт побери, мысли вновь заняты чем-то не тем! Любопытство распирает изнутри, вымещая собой дикое желание послать его подальше за несоответствие своим обещаниям, и также… хочется разгадать этот ребус. Воспоминания, обдавая разом и жаром, и холодом, возвращают тяготящие ощущения, вызываемые присутствием Всеволода рядом. Выдыхаю, в корне меняя решение: у меня нет никакого желания излишний раз с ним пересекаться! Всё! Не хочу и точка!

Иду вперёд, словно натянутая струна. Удерживаю перед собой небольшой клатч, слегка теребя его края меж пальцев. Желая скинуть простым жестом скопившееся внутри напряжение и просто не зная, куда деть дрожащие руки. Всё, что выставлено напоказ, меньше бросается в глаза, вроде так говорят. Хочется фыркнуть в противоречие данной фразы, боковым зрением замечая изначально глубокий вырез в зоне декольте, притягивающий взгляд к шикарной груди, а лишь после саму стоящую поодаль фигуристую блондинку.

Натяжно выдыхаю, удерживая на губах фальшивую улыбку. Расправляю руки по швам, приближаясь к отцу.

– Всё прошло великолепно, Кристюш, поздравляю, – произносит мягко и строго, в свойственной лишь ему манере. Приобнимает, располагая мою голову ниже своего плеча. Улыбаюсь в ответ. В этот миг искренне. Нежно. Ощущая среди безразличных людей его особую поддержку. Буквально прикрываю от удовольствия глаза.

– Где мама? – уточняю неспешно.

– Наверху, встретила знакомых, – выдерживает небольшую паузу, не меняя монотонности голоса, без тени эмоций продолжая:– Астахов здесь.

И, похоже, не один он, хочется вторить, но я отчего-то молчу. Лучше бы ни с тем, ни с другим боле мне сегодня не пересекаться.

– Знаю, – поднимает голову, открыто улыбаясь в глаза. – Пойдём, почтим своим присутствием избалованную публику и отправимся домой?

– Устала? – нежно потрепывает меня по спине.

– Вовсе нет. Ты же знаешь, что эта бутафория мне, мягко сказать, не интересна.

Лишь кивает в ответ, аккуратно беря меня под руку. Поднимается в большой банкетный зал. В переливах легкой музыки звучит приветственная речь руководителя. Слава благодарности, адресованные именитым гостям. Пробираемся сквозь тернии людей, в поисках более тихого уголка.

Обязательная часть. На ней непременно надо присутствовать. Данное действо не имеет с театром ровным счётом ничего общего. Пафосное заключение спектакля, рассчитанное на сбор спонсорских средств, идущих на благо процветания или же оседающих в один карман. Кто знает…

Сложно привыкнуть чувствовать себя в своей тарелке на подобных мероприятиях. Все мило улыбаются и лестно общаются, обсуждая друг друга буквально отойдя пару—тройку метров. Была б моя воля, я вовсе бы не пришла. Это прерогатива отца. Быть в центре внимания. Заводить на подобных мероприятиях новые знакомства, способствующие развитию бизнеса. Мне же остаётся лишь улыбаться и приветливо кивать в нужных местах. То, что действительно приятно, осталось позади. Где-то в притушенном, опустевшем зале. Родная сцена.

Продолжаю расточать наигранные улыбки, встречая знакомые лица. Приобнимаю подошедшую маму, вновь натыкаясь взглядом на ту же блондинку. Есть в ней что-то притягивающее. Усмехаюсь про себя, дополняя пришедшую на ум мысль, "кроме бюста". Не свожу взгляда с тонких пальчиков, усыпанных кольцами, сверкающими бриллиантовым блеском. Медленно подносит бокал с игристым шампанским к пухлым губам. Несвойственные для данного цвета волос зеленые глаза встречаются со мной взглядом. Выдаю краткую улыбку, точно застуканная на месте преступления. Расстилается ответной, плавно направляясь вперёд. Не отрывая взгляда, идёт именно на меня.

– Добрый вечер, – протягивает неспешно, звеня колокольчиками хрустального голоса. – Владимир Александрович, моё почтение, – подаёт руку отцу, запечатляющему легким касанием губ на ней невесомый поцелуй.

– Илона Давыдова, – представляется, глядя на нас с мамой.

Заинтересованно смотрю на папу, переводя взгляд на блондинку, протягивающую мне золотую визитку. Закусив губы, бегло пробегаюсь по буквам. Хмыкая про себя на столь обширные знакомства отца. Владелица модельного агентства… Ничего общего с бизнесом. Где только они могли пересечься?

– Я бы с удовольствием с Вами поработала, – произносит с лукавой улыбкой. – Ваша дочь красавица, – роняет в сторону мамы, слыша в ответ сухое "спасибо".

С тенью улыбки наблюдаю за её ухмылкой и взглядом, говорящим сам за себя, отчасти сочувствуя блондинке, если она рискнет задержаться рядом надолго.

– Почему скучаете одна? – продолжая милую беседу, произносит отец.

– Мой спутник отошёл, – парирует лучезарно улыбаясь. Хотя, слово "скалясь" подошло бы ей больше.

Едва не приоткрываю рот от неожиданности, слыша знакомые нотки ехидства, пронзающие стальной голос, и лицезрея его владельца собственной персоной, материализующегося из-за её спины.

– Радость моя, ты меня потеряла? – насмешливо уточняет Баженов, приобнимая блондинку чуть ниже выдающейся груди. – Добрый вечер, – произносит более статусно.