На столе в кухне стоит кувшин. Принюхиваюсь. Пахнет ёлкой. Делаю глоток. Еще и еще. Необычный вкус у напитка. Опустошаю две кружки. Блаженно вздыхаю и вздрагиваю, услышав рядом девичье: «Хвойный квас. Понравился?». Не заметил, как хозяйка появилась.

– Очень, – бормочу, словно застукали за чем-то непристойным. – Сама готовила? Что за напиток?

– Да, – фыркает, – эликсир вечной молодости. Рецепт простой: набить трехлитровую банку побегами ели или сосны, залить водой. Добавить чайную ложку сметаны и стакан сахара. Настоять две недели, завязав горлышко банки марлей в три слоя. Пить по три четверти стакана во время еды или сразу после приема пищи. Лучше после завтрака. Три раза в день.

– А я две кружки выпил, – признаюсь.

– Жить будешь, – улыбка в ответ.

– Скажи, Аня, я вчера себя плохо вел?

– Плохо – это как? – переспрашивает. Чувствую, что краснею.

– Ну не орал, не матерился, не приставал? – бормочу. – Не обижал?

– Это важно: обижал ты или нет? – перестаёт улыбаться.

– Да, – прошу, почти с мольбой. – Не буянил?

– Нет, – улыбается и отвечает на немой вопрос: – Ты опьянел быстро. Дед помог добраться до постели. Все нормально.

– Фу, – улыбаюсь, вспоминая чувства, когда проснулся голый.

– Да ты не смог бы приставать, – добавляет девушка.

– Это почему же? – искренне удивляюсь.

– Пойдем во двор.

Хозяйка стоит посередине двора. С вызовом разглядывает, говорит: «Ну-ка покажи, как пристаёшь?».

– Ага, пристану, а ты в милицию побежишь, – хмыкаю.

– Я здесь милиция и прокурор, – жестко отвечает. – Нападай! Или струсил уже?!

– А если больно будет? – улыбаюсь, приближаясь к ней.

– Перетерплю. За себя отвечай, – хмыкает, атакует с быстротой молнии. Первые удары руками в лицо избегаю необъяснимым образом.

Солнечное сплетение, печень и пах пронзает сильная боль. Откатываюсь на землю, подскакиваю. От боли злюсь. Шагаю вперед с желанием «всыпать» нахалке.

Девушка чуть наклоняется назад, давая моей ноге пролететь мимо, и жестко бьет по опорной ноге. Пока падаю на спину, пятка по короткой дуге врезается под дых, начисто выбивает остатки дыхания. В реальной драке, пока бы валялся на земле, уже бы добили и запинали ногами, но спарринг-партнер насмешливо смотрит.

– Ой, какой сердитый взгляд, – мурлыкает. – Что-то герой из робких оказался. Получил оплеуху и раскис. Не передумал приставать?

– Я тебе покажу кузькину мать, – бурчу.

– Какой грозный, словно жук навозный, – дразнится. Атакую.

Моя любимая комбинация: финт рукой в лицо и тут же подсечка по ногам. Как правило, противники попадаются на прием и летят на землю. Но не в этот раз. Противник легко подпрыгивает над подсечкой и, приземлившись в прыжке, бьёт по ребрам. Больно так, сука. Злюсь не на шутку. Реагирую автоматически, использую универсальную блокировку руками и с корпусом наношу боковой удар ногой.

Руки блокируют удар ноги противника, в ухо врезается девичий кулачок, но мое тело, словно поршень, вкручивает удар. Маваши – страшный удар ногой, если попадает в цель. Я попадаю. Пробиваю блокировку, и таежница падает на землю. С лица исчезает улыбка, и проявляется суровое лицо воина.

Когда выходишь на ринг и видишь лицо противника, понимаешь по одному взгляду, что тебя ждет. Взгляд девушки становится похож на лазерный луч. Становится неуютно. Началось в шутку, а переросло в драку.

Никогда не думал, что двигаюсь так медленно. Руки и ноги противника летают с такой скоростью, попадая по нервным окончаниям, что не успеваю защищаться. Пятка врезается мне в затылок. Падаю на землю, чтобы принять удар в лицо.

– Аманхи! Йэвэ йэми, дзэхулэи?! (Назад! Ты чего хулиганишь?!) – слышу окрик, и град ударов прекращается. С трудом встаю и вижу, что девушка, спокойно дыша, отходит к дому. На крыльце стоит старик.

Не знаю, о чём таежники спорят. Позже смог перевести слова.

– Би гэи эи биэ! Эдзи гэнгиси минэвэ! Мэми эдзи гэнгиси! (Я ни в чем не виновата! Не обвиняй меня! Не брани меня!)

– Амимии сэвэни эдзи гэнги! Оно йэи, хаундали, иэу? (Не позорь род своего отца! Ты что делаешь, с ума сходишь, что ли?)

– Минэвэ гэдзи диганаи! Гэ, эдзиу тагда! Гэ, эдзэнгэфи багумаси! (Ты плохо обо мне говоришь! Ну не сердись! Давай не будем враждовать!)

Дед ей выговаривает, а девушка огрызается. Разговор переходит на повышенные тона. Отвлекаюсь на мгновение и не вижу, как начинается драка.

Словно вижу китайский боевик. Дедуля с немыслимой скоростью атакует руками и ногами девушку. Та искусно защищается и пытается атаковать, но пропускает сильный удар в грудь, падает на землю. Бой продолжается, и девушка падает снова, получив рукой в голову.

Не думая о последствиях, кидаюсь в гущу боя, закрываю собой таёжницу, корчившуюся от боли на земле.

– Не бей ее, – кричу деду. – Аня не виновата. Я спровоцировал. Не трогай ее. Это честная победа.

– Ата ина! Би си гиамаваи букталидзамиэ! (Не подходите к нам! Я тебе кости сломаю!) – говорит таежник. Не понимаю, но чувствую угрозу.

– Не дам её избивать, – говорю и становлюсь в бойцовскую стойку.

Взмаха удара ноги не вижу, но всю «его прелесть» чувствует грудь. Отлетаю и падаю возле девушки. Превозмогая боль, поднимаюсь, загородив собой девушку, сжимаю кулаки, встаю в боевую стойку.

Дед скептически оценивает стойку и резко машет рукой. Клянусь, что до него расстояние метра два и никак не достать рукой. В живот словно врезается пудовая гиря, снова падаю рядом с девушкой.

Дед хохочет, грозит девушке пальцем: «Йэухи-дэ эдзи нгэнэ! Дзугдиду тэйэ! (Никуда не ходи! Сиди дома!)» – уходит в дом.

Морщась от боли, поворачиваюь к девушке. Та, как контуженная, трясет головой, пытаясь прийти в себя. Беру её за руку, шепчу: «Ань, прости меня. Я виноват». Таежница вздрагивает от прикосновения, отрешенно смотрит.

– Дед сказал, я виновата, – бормочет.

– Ты? – изумляюсь. – С чего вдруг?

– Я спровоцировала. Показала силу. Это запрещено. Вот и получила наказание. Давно дед так не сердился.

– Да, суровый дед, – соглашаюсь, поднимаюсь, помогаю ей подняться. – Признаюсь, ты меня уделала. Победила! Молодец!

– Тоже великое признание, – хмыкает, поправляя прическу. – Я опаснее большинства бойцов, но мне нельзя навыки демонстрировать, разве что в безвыходной ситуации. Дед тренировал с детства.

– То есть тебя победить никто не может?

– Почему? – удивляется. – Есть бойцы и сильнее. Против Мастера долго не продержусь. Видел, как дед отшлепал?

– Я на речку пойду, умоюсь, – говорю. – Повалялся на земле, хочу очиститься.

– Я принесу чистую одежду. Эту постираю. Я, как девочка, решила доказать, какая сильная.

– Ты сильная, – соглашаюсь. – И очень красивая, только лицо испачкалось.

– Где? – пытается провести рукой по лицу. Стираю ладонью комочки земли с щеки. Она не отталкивает руку, смотрит на мою испачканную ладонь и говорит: «Асаса. (Спасибо)».

Иду по знакомой тропинке к реке. Жужа бежит следом.

Пока иду, память вытаскивает из закромов воспоминания о поединке, выражение лица внучки Шамана. Я – нормальный мужик и адекватно реагирую на женщин, но в этой девушке чувствую что-то первобытное, что пробуждает древние инстинкты.

На речке раздеваюсь и, сжав зубы, захожу в холодную воду и, ныряю. Вынырнув, ору от холода и облегчения. Замираю от удивления. На берегу раздевается девушка.

– Чё пялишься? – беззлобно упрекает таежница, встретившись с оценивающим взглядом. – Что, ни разу голую девку не видел? Вот чистая одежда. Переодевайся.

Молча выхожу из воды, стараясь не дрожать, а она, наоборот, без криков и оханий окунается в холодную воду. На берегу, чтобы не замерзнуть, растираюсь полотенцем. Повернувшись, замираю, увидев, как обнаженная девушка, не спеша, выходит из воды. Выходит, смотрит на меня и не отводит взгляд. Не могу оторвать взгляд от стройного тела, упругой груди, манящего треугольника волос внизу живота.

– Хватит пялиться, а то стручок отвалится, – беззлобно говорит таёжница и, отвернувшись, бормочет: – Ты же не один любишь купаться.

Спохватившись, быстро одеваюсь и демонстративно отворачиваюсь. Шуршание ее одежды манит к себе, требует, чтобы повернулся, подсмотрел, но сдерживаюсь.

– Пойдем, гость дорогой, – слышу и, подхватив грязную одежду, иду к дому.

– Мир? – спрашиваю, протягивая ладонь.

– Мир, – соглашается, пожимая ладонь.

– Научишь драться?

– Я могу многому научить, – серьезно отвечает. – Но сначала нужно пройти испытания, прежде чем стать учеником.

– Какие испытания? – удивляюсь.

– Дед скажет, когда время придет. Не торопись.

К дому подходим, не разжимая ладоней и улыбаясь.

Дед строго смотрит на нас. Обращается ко мне: «Иэвэ йадзаи: вакчанадзангаи, сугдзава вангнадзангаи, экэ тэдзэнгэиэси? (Ты что будешь делать: пойдешь охотиться, пойдешь ловить рыбу или будешь сидеть, не двигаясь?)»

Девушка переводит. Отвечаю: «Могу дрова поколоть, дури много».

– Мова иуэсиэ! (Наколи дров!) – машет рукой в сторону дровника.

– Дзавайа суэсэ! (Бери топор!) – говорит девушка.

– Что? – переспрашиваю. Аня иногда забывается, говорит со мной на удэгейском, спохватывается и говорит по-русски.

– Топор наточен. Ждет тебя, – быстро поправляется таежница.

Колун с особым треском впивается в чурку. Приподнимаю тяжесть и через с плечо, как в броске, опускаю на другую чурку. Хрясь. Хрясь. Плахи разлетаются в стороны. Знаю, завтра тело будет болеть, но лучше пусть болят мышцы спины, чем в паху. Образ Шаманки не отпускает меня, заполняя мысли и чувства.

Колун свистит. Сначала вращаю им по кругу вокруг тела, поднимаю в едином движении вверх и резко опускаю вниз, прикладывая силу в самый последний момент соприкосновения колуна и очередной чурки. От этого сочетания концентрированной силы и энергии большинство чурок раскалываются с первого удара.

– Ты так странно колешь, – слышу голос девушки и опускаю колун. Обнаженный по пояс, потный, взлохмаченный, до безумия счастливый, улыбаюсь.

– Я квас принесла, – говорит хозяйка, смущенно протягивает кружку. – Смотри не перетрудись, а то завтра будешь кряхтеть, как столетний дед. Сам так придумал колоть?

– Угу, – выдыхаю воздух, залпом выпивая напиток. – Случайно подметил, как раскрученный топор раскалывает чурку. Секрет в инерции. Энергия накапливается.

– А я смотрю, где трещинки в полене, – улыбается. – И бью туда.

– Да, ты опасный противник, – смеюсь, протягиваю обратно кружку и поглаживаю девичью ладонь. – Спасибо, хозяйка, спасла от жажды.

– Да, со мной шутки плохи, – смеется девушка, не убирая ладони. – Но ты же не боишься?

На языке подсознательного уровня это означает: «Я привлекательная? Я не страшненькая?»

– Я тебя не боюсь, – улыбаюсь и словно по секрету шепчу: – Ты мне нравишься. Мне интересно с тобой.

– И мне, – шепчет. – Почему заступился перед дедом?

– Не знаю, – пожимаю плечами. – Инстинктивно захотел защитить. Закрыть собой.

– Спасибо, – шепчет, робко целует в щеку. – Выручил. Дед мне еще долго выговаривал.

– Ладно, проехали, – улыбаюсь и целую в открытую ладонь. Таежница вздрагивает и отдергивает руку.

– Мне надо идти, – бормочет, потупив взгляд, и, забрав кружку, быстро уходит.

Во время работы возникает чувство, что за мной наблюдают. Почти уверен, что девушка смотрит из окна.

* * *

В сумке с документами лежит диктофон, автоматически включающийся на звук человеческого голоса. Всегда беру в командировки. В тайге забыл о нем. Вспоминаю, когда приезжаю домой и разбираю сумку. Включаю диктофон, слышу голоса Шамана и Шаманки. Используя словарь, расшифровываю разговоры. Располагаю записи в хронологическом порядке. Приходит понимание событий в доме отшельников.

* * *

Диктофонная запись 1 (расшифровка с удэгейского)

(Слышатся глухие удары, звуки раскалываемых чурок)

– Ну как тебе гость? – спрашивает старик.

– Не знаю, деда, – говорит девушка. – Обыкновенный. Не красавец. Простой. Почему ты думаешь, что он тот, кто нам нужен?

– Я не думаю, я – знаю. Завтра пройдет испытания.

– А если не пройдет?

– Значит, я ошибся.

– Жалко, – вздыхает.

– Жалко? – удивляется дед. – Ты же не любишь посторонних.

– Мне хорошо с ним. Хочу открыться ему, гладить волосы, смеяться, глядя на звезды. У него теплая рука. Мне приятны прикасания. Хочу лишний раз прикоснуться. Постоянно думаю о нем. Почему так? Почему хочу прижаться к нему? Почему хочу поцеловать?

– Ты влюбилась, внучка, – с грустью в голосе говорит Шаман. – Стала совсем взрослой. Я ограничивал тебя от внешнего мира, но всю жизнь не проживешь отшельником. Наша цель – хранить секреты предков. Мы – Хранители. Наш гость близко подошел к разгадке. Поэтому в опасности. Его ищут. А он так спокоен и счастлив с тобой, что мне не по себе.

– Почему? Почему, деда?

– Я никогда не рассказывал о том, как погибли твои родители.

– Ты говорил, погибли на охоте, медведь-шатун напал, – возражает.

– Я обманул, – вздыхает. – Твои родители – шаманы, и медведь-шатун никогда бы не напал.

– Почему раньше не рассказал?

– Время не наступило.

– А сейчас почему говоришь?

– Пришло время рассказать.

– Но почему?

– Ты влюбилась, внучка, – вздыхает. – Теряешь контроль над собой и своими умениями. Стала уязвима, как твои родители.

– Как родители?

– Они очень любили друг друга. Однажды, возвращаясь с охоты, расположились на ночлег. Разожгли костер. Легли спать. Занялись любовью, забыв обо всем на свете. В этот момент на них напали.

– Кто?

– Страшные люди. Черные люди. Люди смерти. Боевая тройка Жреца. Долго выслеживали твоих родителей. Ждали, когда станут уязвимыми. Родители умерли мгновенно, на пике счастья, в любви. Тела проткнули десятки раз. Никаких шансов выжить. Если бы они просто спали, их спасли бы духи-охранники. Но в минуты страсти оба перестали слушать своих духов и погибли.

– Откуда ты знаешь?

– Я прибежал на место убийства, когда тела не успели остыть. Считал энергию убийц и кинулся вдогонку. Одного из них, с лицом, покрытым буграми, как у жабы, догнал и убил копьем. Двоих других в поединке зарезал. А Жрец ушел через тоннель. Я был ослеплен местью и не сразу понял, куда он исчез.

– А почему ты сейчас рассказываешь об этом? – шепчет девушка.

– Чувствую энергетику любви. Вокруг вас разгорается невидимое пламя. Вы слишком юны, чтобы осознать это. Однажды вы окунетесь в пламя любви, чтобы слиться в одном порыве, чтобы зачать новую жизнь. В этот момент ты потеряешь контроль и будешь уязвима.

– Но мне хочется быть с ним…

– Пока вы здесь, вам ничего не угрожает. Скоро он уйдет, чтобы выполнить свою миссию. Ты остаешься здесь. Будешь вынашивать его дитя. Дитя любви. Нового Шамана. Ты не сможешь видеться со своим любимым. Когда ему будет плохо – будешь стремиться к нему. Тебя будут поджидать там враги. Юноша для них только наживка. Главная добыча – ты. Потому что можно выйти на меня.

– Что делать, деда? – растерянно спрашивает Шаманка. – Все так сложно. А нельзя как-то по-другому прожить? Долго и счастливо? Вместе? Без врагов?

– Не знаю, внучка, – тяжело вздыхает. – Маловероятно. Всё зависит от того, как твой суженый поведет себя в сложной ситуации.

– А мы ему можем помочь?

– Только здесь. Дальше ему придется проходить испытания самостоятельно. Мы можем его многому научить. И ты можешь у него многому научиться.

– А чему он может научить?

– Любви, внучка. Наполнит тебя любовью. Ты выйдешь на новый уровень силы. Когда родишь дитя, станешь еще сильнее. Иди к нему. Учись любить и быть любимой.

* * *

Колоть закончил к вечеру. Уложил в поленницу дрова, иду к реке. Разгоряченное тело с блаженством погружается в холодную воду. Ныряю. Миллионы иголок впиваются в тело. Выскакиваю на берег. Замераю. На берегу стоит девушка. Клянусь, секунду назад никого не было.

– Ты забыл взять чистую одежду и полотенце, – протягивает сверток.

– А-а-а-а, – бормочу, наскоро вытирая мокрое тело. Спохватившись, натягиваю трусы и штаны.

– Плохо голову вытер, – говорит. – Можешь простудиться.

– Да нормально.

– Наклони голову, – слышу приказ. Подчиняюсь. Не могу оторвать взгляд от груди и низа живота таежницы. Простое платьице просвечивается. Картинка кружит голову. Хочу обнять, сорвать с нее одежду…

– Все, готово, – слышу и, подняв голову, встречаюсь с прямым взглядом. Понимает, что чувствую, но держит дистанцию. Интуитивно чувствую, что лучше не распускать руки.

– Пойдем ужинать, работничек, – улыбается, беря под руку. – Все дрова переколол. Завтра встать не сможешь.

– Смотря кто в постели будет, может, и вставать не надо, – хмыкаю и тут же жалею об этом.

– Дурачок, – беззлобно отвечает, отпускает руку. Уходит.

– Ань, я шучу, – кричу вслед. – Не обижайся.

– Хотела массаж предложить, но не буду, – обиженно бормочет. – Мучайся.

– Массаж, – радостно воплю и, обогнав, падаю перед ней на колени. – О, великая госпожа, что сделать рабу, чтобы простила?

– Дурачок, – хмурится. – Помучайся денек с больными мышцами, чтоб думал, что говоришь.

– А если серьезно? – вставая с колен, спрашиваю. – Что сделать, чтобы не сердилась?

– Пообещай не шутить про секс.

– И все? Так просто? – удивляюсь. – А где подвох?

– Поживешь – узнаешь, – строгий ответ. – Обещаешь?

– Обещаю.

– Ну тогда пошли ужинать.

За ужином Шаман наливает мне настойку из трав. От напитка по телу пробегает приятная истома. Аппетит просто зверский.

Вдыхая воздух от блаженства, жмурюсь от удовольствия. Тот, кто хорошо поработал физически, а потом плотно поел, поймёт меня.

– Эй нгэнэйэ нгуайни. Си доли нгуани, эсини-дэ сэлэги. Бадзи илигиа (Сейчас иди спать. Нужно, чтобы ты крепко спал и не просыпался. Рано утром вставать), – говорит дед.

Девушка переводит.

– А зачем? – спрашиваю.

– Ты хотел узнать про иероглифы, – отвечает Аня. – Завтра узнаешь. Сейчас лучше ложись спать.

– Так рано еще, солнце не село.

– Если хочешь массаж с кедровым маслом, ложись.

Не стал спорить. Быстро раздеваюсь догола, забираюсь под одеяло и, повернувшись на живот, расслабляюсь. Чувствую, как сильно устал. События дня, как в калейдоскопе, мелькают перед глазами, погружая в мир сновидений.

В комнату заходит девушка с миской. Откидывает одеяло, массирует тело, напевает на своем языке. Руки скользят по натруженному телу, скручивая и расслабляя мышцы. Не спеша изучает пальцами тело. Тихий шёпот. Проваливаюсь в глубокий сон.

* * *

– Странник, вставай, – слышу сквозь дремоту. Не могу проснуться. Кто-то тормошит. Открываю глаза, вижу в темноте силуэт девушки.

– Вставай, лежебока, – говорит. – Через полчаса выходим.

– А сколько времени? Темень же еще, – бормочу.

– Четыре утра. Собирайся, – короткий приказ.

Главное – не идти на поводу у тела. Мышцы жалобно ноют, едва приподнимаюсь с кровати. От тела исходит тонкий запах елки. Значит, массаж проспал. От этой мысли злюсь. Быстро одеваюсь, бегу к реке. Холодная вода бодрит, забирает остатки сна. Возвращаюсь в дом.

Чай с травами и медом – завтрак. Хорошо, что с вечера приготовил походную одежду. Футболка, военный комбинезон, шипованные кроссовки. Поверх комбинезона ОМОНовская разгрузка с полезными мелочами. Креплю охотничий нож, поправляю кепку.

Во дворе ждут хозяева усадьбы. Оба одеты по-своему: штаны, куртка, сапоги странной формы. За спиной котомки.

– Хэтигэнгкини (Попрыгай), – говорит дед. Послушно прыгаю. Ничего не гремит.

– Сэгди эдэдзэй! (Молодец!) – одобрительно кивает. – Утала си инадзангаи инэнги тигани (Ты должен добраться туда в полдень).

Девушка переводит.

– Надень это, – протягивает браслет из желудей. Молча идем к реке.

– Нам надо на другую сторону, – говорит девушка. – Иди вслед за мной. Ни шагу в сторону.

Дед шагает первым, она – вторая, я – замыкающий. Идём вдоль берега, подходим к сужению реки. Дед прыгает, стоит на середине реки, на камне. Еще прыжок, и стоит уже у противоположного берега.

– Камни под водой, – объясняет Шаманка. – Будь осторожен. Скользко. Не бойся. Делай, как я.

Делает прыжок, еще и еще. Не видно не зги. Хозяева смотрят с противоположного берега. Прыгаю. Думаю, что провалюсь, но камень торчит на уровне воды. Прыжок. Прыжок. Вот и берег, с другой стороны.

– Молодец, – говорит таежница. – Пошли дальше.

Когда прошли дубы-охранники, снимаю браслет из желудей, отдаю девушке. Они берут быстрый темп. Едва за ними успеваю. Идут легко, словно по ровной дороге, а я то и дело оступаюсь, сбиваю дыхание. С завистью смотрю, как легко обходят завалы из деревьев.

Через час подходим к большой реке.

– Здесь тоже прыгать или полетим? – шучу.

– Можешь прыгать, а мы поедем, – улыбается девушка, показывает два троса. – Это даунгкуи – воздушная лодка. Средство для переправы. С помощью привязанной к лодке и перекинутой на противоположный берег длинной кожаной веревки даунгкуи можно перетащить к себе. Даже если человек окажется на другом от нее берегу.

– Где? – удивляюсь.

– Смотри, – тянет трос.

Сначала ничего не происходит. Девушка делает несколько движений. Из сумрака с противоположной стороны реки в такт движений приближается привязанная к тросам люлька.

– Даунгкуи дзокойо! (Толкай переправу!) – говорит дед. Хватаю трос, тяну. Через несколько минут пустая люлька ткнулась в наш берег. Старик залезает в неё, командует: «Даунгкуи дзокойо! (Толкай переправу!)». Снова тяну трос. С человеком на борту трос тянуть сложнее. Закусив губу, упрямо тяну. С противоположного берега слышу крик совы. Девушка сообщает: «Дед добрался. Можно нам ехать». Молча тяну полегчавшую люльку.

Пока тащу трос, спутница сидит на берегу, о чем-то сосредоточенно думает.

Отдохнув, забираюсь в люльку, зову таежницу. Люлька рассчитана на двоих. Девушка ловко забирается внутрь, встаёт рядом, берёт трос в руки, чтобы тянуть. Представляю, как грубый канат врезается в нежные руки, и решительно протестую.

– Не надо тянуть, – говорю. – Руки поранишь. Я буду.

– Почему? – удивляется. Искренне, без фальши. – Я могу о себе позаботиться.

Вместо ответа беру за руки, разворачиваю ладонями к себе и, наклонившись, целую их.

– Не хочу, чтобы твои нежные руки поранились, – негромко говорю.

Она гладит меня по щекам: «А ты небритый».

– Да заторопился, – смущаюсь.

– Хорошо, прокачусь, – улыбается. – Поворачивайся лицом к тому берегу. Берись за канат, тяни.

– Да понятно, – бурчу и тяну трос. Люлька не шевелится. Испугавшись, что девушка засмеется, сильно дергаю. Шаманка, не ожидавшая рывка, хватается за меня. Теряет равновесие, по инерции прижимается к моей спине. Люлька двигается.

– Айандзи исэсиэ! (Смотри хорошенько (Будь осторожен!) – ругается, но руки не убирает, держится.

Плавно тяну трос. Плывем в сумраке над рекой. На середине пути девушка сильно прижимается ко мне, кладет голову на плечо.

– Не останавливайся, – шепчет. – Так красиво. Я словно плыву по воздуху.

Хочу сделать наоборот. Остановиться над водой и овладеть красавицей. Несмотря на тяжелую нагрузку, чувствую жар ее тела сквозь одежду, испытываю неимоверное блаженство с каждым движением.

Противоположный берег появляется неожиданно. Вижу сердитое лицо Шамана.

– Йэми годзи? (Что долго?) – строго спрашивает.

– Отдыхали часто, – отвечает девушка, выбираясь из люльки.

Вижу на ее лице счастливую улыбку.

Если бы умел читать мысли, утонул бы в ее нежности. Пока тянул трос, мечтала о Нежности, которую когда-то подарит. Испугалась, что ей нравится обнимать и чувствовать тепло тела. Вспоминает ночную наготу во время массажа и понимает, что хочет это повторить снова.

– Дэуми? (Устал?) – спрашивает старик. Отрицательно качаю головой. Идём дальше.

Глубоко дыша, восстанавливаю дыхание, смотрю по сторонам. Ощущения близости с девушкой пьянят, заставляют ошибаться и спотыкаться. Чтобы отвлечься от гибкого стана и аппетитной попки, чаще смотрю по сторонам.

Тайга уже другая. Здесь редко ходят люди. Заметно по количеству листьев, камням, наваленным хаотично деревьям. Словно попал в прошлое, где нет цивилизации и никогда не существовало.

К полудню выходим на поляну.

– Илани йуагда модзини (Разжигай костер из ясеневых поленьев), – говорит старик. Аня переводит, добавляет: – Делаем привал. Разжигаем костер. Мы остаемся. Дальше идешь один.

<1 2 3 4 5...10 >

На страницу:

Перейти

3 из 10