Паломник. Страницы европейской поэзии XIV – XX веков

Никола Налешкович

1510–1587

«Как можешь примириться…»

Как можешь примиритьсяТы с участью моею:Я сохну и бледнею,                Смерть зову я.Тебе любовь даруя,Я тщетно ждал ответа.Какая же за это                Мне награда?Нет, золота не надо,Я не стремлюсь к наживам,Я преданным, не лживым                Был слугою.Бродил я за тобоюИ ждал совсем иного —Лишь ласкового слова                Нежной вилы,Я жаждал, друг мой милый,Хотя бы только взгляда,Вот высшая награда,                Без сомненья!Готов я на мученья,Пусть боль терзает душу!Коль верность я нарушу,                Пусть я сгину!Развей мою кручину,Дай радости немного,Молю я, ради бога,                Дорогая!Я счастлив, вспоминаяЧерты живые эти,Им равных нет на свете                И не будет!Твой взгляд мой жар остудит.Ты облегчишь мне муку,Лишь протяни мне руку,                Я воспряну.Твоим навеки стану,Поклонник твой несмелый.Бери, что хочешь делай,                О царица!

Никола Димитрович

1510–1554

«Строка, ты крылата, лети же к Николе…»

Николе Нале

Строка, ты крылата, лети же к Николе,                Сожрал с ним когда-то немало я соли,Лети же с приветом над славной Рагузой,                Любезной поэтам, взлелеянной музой.Порой мы в такие уносимся дали,                Которых иные во сне не видали.В далёких державах скитаюсь я ныне.                Дворцов величавых полно на чужбине.Мне столько изведать пришлось в этих странах —                Всего не поведать и в книгах пространных.Сегодня в стране я неведомой, новой,                Здесь рожи чернее икры осетровой;Здесь силу и старый подчас сохраняет,                Посмотришь – кантары* шутя поднимает;Здесь молодец ражий за трапезу сядет —                С подобной поклажей и лошадь не сладит;Когда не хватает для выпивки денег,                Свой скарб пропивает мгновенно мошенник,За выпивкой пищи глотает он горы —                Обжора почище любого обжоры.В тех землях святыми считают безумных,                Толпятся за ними на торжищах шумных.Они здесь персоны всех выше на свете,                Здесь бьют им поклоны и старцы и дети.Диковин немало в земле этой странной:                Врата из металла, а ключ – деревянный,Здесь люди порою к учтивости глухи:                Облают свиньёю и отпрыском шлюхи.Тебя лиходеи побьют между делом,                Беги поскорее – останешься целым.Без чести, без сердца живут образины,                Любой иноверца предаст за майдины*.Тебя супостаты обманут открыто,                Здесь деньги лишь святы, а совесть забыта.Налешкович славный, всё это не диво:                Ведь силою главной здесь стала нажива.Здесь можно порою нажиться нехудо,                С набитой мошною уехать отсюда.Венеция стала сильна и богата —                Не здесь ли стяжала Венеция злато?Она посещает давно эти страны                И вдаль посылает галер караваны,И грузит их, Нико, она не холстами —                Торгует гвоздикой, корицей, шелками.Мы, друг мой, робеем в торговле недаром —                Совсем не владеем купеческим даром:Тростник поставляем и лес басурманам,                Барыш уступаем купцам чужестранным.Когда бы мы были немного лукавей,                Мы их бы затмили в богатстве и славе,И мы б торговали тогда не впустую…                А впрочем, мой Нале, о чём я толкую!Тебя бы о жизни хотел расспросить я:                Какие в отчизне случились событья?Слыхал я: от мору страна пострадала,                Погибло в ту пору сограждан немало.Пускай наградит их наш Бог-Вседержитель                И примет забытых в Господню обитель!А коли с чумою ты справился чёрной,                С болезнью любою ты сладишь бесспорно.Ты силой отмечен и ладно сколочен,                Как тисс долговечен, и кряжист, и прочен.Ведь четверть ягненка съедал ты, бывало,                В придачу цыплёнка, жаркого немало,С друзьями гуляя под сенью Парнаса,                Вином запивая горячее мясо.Обижен судьбою, я горько заплачу,                Коль дружбу с тобою навеки утрачу.Кто рифмой не хуже владеет, чем Матко,                И пишет к тому же так нежно и сладко?Тревожусь о Матке: он в Стон перебрался —                В краю лихорадки живым бы остался!Но тягостней муки, когда умираем,                Скорбя от разлуки с отеческим краем,Плывёшь на чужбину – и солнце не светит;                А Матко кончину с улыбкою встретит,Он мир не покинет, останется здесь он,                Поскольку не сгинет краса его песен;Поёт для влюблённых он песни поныне,                Как пел Арион их, плывя на дельфине.Хоть дома бывают болезни жестоки,                От них умирают и здесь, на востоке.Мне страны такие ещё не встречались,                Где жизни людские два раза кончались;Два раза кончаться захочет ли каждый —                Со светом прощаться приятно ли дважды?Нас гибель – о Боже! – одна ожидает,                Кто раньше, кто позже сей мир покидает.О Нико мой милый, ты знаешь прекрасно:                Избегнуть могилы живое не властно.Я жив, и при этом здоров я покуда;                Здесь гибельно летом, а нынче нехудо;Зимой расцветают поля и долины,                Плоды созревают, бобы и маслины,Пройди по базарам: капусты, салату                Дадут, коль не даром – за малую плату.Ни глада, ни стужи здесь нет и в помине,                А в поле к тому же привольно скотине,Баранина всюду жирна неизменно,                И льётся в сосуды молочная пена,В три гроша монетку достань наудачу —                Получишь наседку и яйца в придачу,И мелочи тоже на рынке достаток:                Динар – не дороже – голубок десяток.Здесь сыра головки, там бочки сметаны,                На пыльной циновке огромные жбаны,Здесь столько съестного всегда продаётся,                Лишь сала свиного купить не придётся,Огромнейшей рыбы цена – полдинара,                Вовек не уйти бы с такого базара!Хлебов здесь пятнадцать за грош покупаем,                Два наших сравнятся с таким караваем.Здесь сладостна даже вода из колодца —                В Рагузе не слаже вино продаётся.Всего не изложишь. Рассказ покороче                И то ты не сможешь дослушать до ночи.Не край здесь, а чудо, с ним рай не сравнится;                Кто станет отсюда в могилу стремиться?Я точку на этом поставлю, пожалуй,                Не медли с ответом, бродягу побалуй.Матьело я тоже поклон посылаю.                (Он жив ли, о Боже!) На этом кончаю.Сей Александров град основан Македонцем,Здесь, Нале, твой собрат живёт под жарким солнцем,Здесь в тысячу пятьсот пятьдесят третий год,С тех пор когда Господь явил Христа приход,В день тёплый января на солнечном Востоке,С тобою говоря, писал я эти строки.

Динко Ранина

1536–1607

«Не вижу я счастья в именье богатом…»

Не вижу я счастья в именье богатом,Не стану я властью прельщаться и златом.Ни белоколонных дворцов мне не надо,Ни сводов зелёных тенистого сада,Не любы мне, право, ни дух благовоний,Ни бранная слава, ни борзые кони,Ни княжья порфира, ни сладость короны,Ни таинства мира, ни Божьи законы,Не жажду постичь я судьбы повеленья,Не жажду величья, не жду поклоненья.Все люди во власти тщеславья, наживы,Мне чужды их страсти, смешны их порывы,О друг мой, не скрою, я жду одного лишь,Что вечно с тобою ты быть мне позволишь.

Юрий Баракович

1548–1628

Славянская муза

Как верное чадо, ты должен по правуРодимого града поддерживать славу,Отчизны былое ты помнить обязан,Ты с этой землёю, как с матерью, связан.Нас мать породила, вскормила, и всё жеЗемли этой милой и мать не дороже,Ведь женское бремя не длится столетье,В известное время рождаются дети,А лоно земное и после рожденьяХранит всё живое, все Божьи творенья.Адама когда-то земля породилаИ вновь без возврата во чреве сокрыла.Подумай же здраво, настрой свою лиру!Прошла моя слава – верни ее миру!Слагай свои песни, любовью пылая,—В них дух мой воскреснет и слава былая.Прославить дано мне отчизну родную.Народу напомни, что я существую!Хочу объясниться сегодня с тобою,Не стану таиться, всю правду открою.Я здешняя вила, славянская муза,Но жизнь мне постыла и стала обузой.В безвестности людям темней, чем в могиле,Себя мы забудем, коль нас позабыли.Я в нашей отчизне была знаменита,А ныне при жизни я всеми забыта.Ты помнишь поэта Морулича славу?Латинянам это пришлось не по нраву.Но годы промчались бесследно, и нынеУ нас помешались на школьной латыни.Все музы стяжали бессмертные лавры:Своих почитали и греки, и мавры,Поляки, тевтоны гордятся своими,У нас же каноны заимствуют в Риме.Язык свой ругая, сограждане нашиТвердят, что другая поэзия краше.Но мы бы стяжали всемирную славу,Когда б уважали язык свой по праву.

Доминко Златарич

1558–1613

«Сегодня тает снег, проснулся мир растений…»

Сегодня тает снег, проснулся мир растений,И снова человек встречает день весенний,Я к вам иду, луга, спешу навстречу той,Что сердцу дорога, что блещет красотой.Пусть ищет кто другой почёт, богатство, славу,А мне удел такой, признаться, не по нраву.Под кровлею ветвей уснуть я был бы рад,Где свищет соловей, не требуя наград,Любимую мою его прославят трели,Чтоб, вторя соловью, и горы зазвенели.Глупцы! Вам не дано простую суть понять,Что золото одно не может счастья дать,Коль совесть нечиста, не пожелаешь трона,Уж лучше нищета, чем царская корона,Чем ты бы ни владел, хотя бы всей землёй,Не сладок твой удел, когда исчез покой.

Паское Примович

1565–1619

«Фигли строила ты двум молодцам в сутанах…»

Фигли строила ты двум молодцам в сутанах.                Сколько мне пришло на ум мыслей нежеланных!Или вправду промеж вас шашни? О Создатель!                Всё проведает тотчас грозный настоятель.Он таков, душа моя, – все пред ним робеем,                словно малая змея перед лютым змеем.Как ты терпишь, ангел мой, черноризцев рядом?                Уж меня ты удостой благосклонным взглядом.А тебе я послужу честно, без обману,                днём и ночью госпожу ублажать я стану.

«Фра Мартин зазвонил в свои колокола…»

Фра Мартин зазвонил в свои колокола,                денницу возвестил, и – светлая взошла.Измученный тоской, сомкнуть я глаз не мог,                лишь утренней порой уснул без задних ног.О, как был счастлив я, когда в чудесном сне                владычица моя пришла в постель ко мне.Когда обнять хотел я несравненный стан,                вдруг сон мой улетел, растаял, как туман.А мне опять страдать, смиряя горький стон.                О, если бы опять увидеть этот сон.

Хорацие Мажибрадич

1566–1641

С острова Млет

Отверженным я стал, наказан за грехи я,                живу средь голых скал в плену морской стихии.Ревет прибой всю ночь и днём рыдает снова,                уходит радость прочь от проклятого крова.А для благих бесед на тихих побережьях,                к несчастью, места нет, поскольку нет заезжих.Царящий надо мной закон жестокий рока                нас разлучил с тобой, унёс меня далеко.И твоему рабу влачить, увы, до гроба                злосчастную судьбу, чья непомерна злоба.Отчаясь, восстаю и вслух кляну светила,                чья воля жизнь мою твоей красы лишила.

Иван Гундулич

1589–1638

«В деревцах кудрявых ветры зашумели…»

В деревцах кудрявых ветры зашумели,                радостно в дубравах соловьи запели,Ручейков напевы ранний луч встречают,                и венками девы юношей венчают.Дудочки пастушьи песнь слагают милым,                услаждая души ясноликим вилам.Вилы голосисты водят хороводы                там, где брег тенистый и прозрачны воды.Но к чему всё это? Что мне ясны зори?                Не найти привета мне в любимом взоре.Струи зажурчали, ветр вздохнул глубоко —                мне в слезах печали слышен рёв потока.В каждой песне – стоны, в мыслях – горечь яда,                сердце – луг зелёный, где моя отрада.В этом ярком свете тьма слепит мне очи,                ничего на свете, кроме вечной ночи.

Из французской поэзии

Бонавантюр Деперье

ок. 1510–1544(?)

Любовь

                Вышел на праздник                Юный проказник,Без упоенья и слёз,                В день изобилья                Новые крыльяСплел он из лилий и роз.                Сладости любит,                Но лишь пригубит —Вмиг улетает, пострел,                В этой снующей                Праздничной гущеМечет он молнии стрел.                Скольких ни встретит,                В каждого метит,В сердце стремится попасть.                Лучник умелый                Шлёт свои стрелы,Яд их погибельный – страсть.                Смех твой – награда                Тем, кто от ядаГибнет, печаль затая.                Мальчик жестокий!                Наши упрёкиМать услыхала твоя.                Взор её строгий                В смутной тревогеИщет тебя на лугу,                В дикорастущих                Чащах и пущах,В праздничном шумном кругу.

Пьер де Ронсар

1524–1585

Кот

Реми Белло, поэту

Бог вездесущ, и всё в руках Творца:Любая жизнь с начала до конца.А дух Его – ограда и опораВсему, что есть, что требует призора.Он душу влил в скудели наших тел,Чей каждый член давно бы омертвел,Когда б сия Божественная силаНедвижный механизм не оживила,В движение его не привела.Она – всему начало; все тела —Из элементов, сущих во вселенной;Дырявят стрелы дней покров наш бренный,Душе не страшен времени закон,Она – от Бога, вечная, как Он,Бессмертна так же, так же совершенна,Часть существа, не знающего тлена,Не может ни возникнуть, ни пропасть,Поскольку вечны целое и часть.А дух преблагий, растворённый бездной,Вращает звёзды, движет свод небесныйИ волны моря, а земля даётЛиству, плоды и злаки в свой черёд;Я – о земле, счастливой в звёздном храме,О матери с набухшими сосцами,С широким лоном, породившим встарьЗверей, пернатых, водяную тварь,Все, друг Белло, зачаты в этом чреве —И те, кто на скале или на древеСвивает гнёзда, даже груды руд:Алмаз, индийский яхонт, изумруд,Сапфир и жемчуг – все они оттуда,А дух им дарит мощь, являя чудо,Тем дарит малость, этим – в самый раз.А сколько, люди, этой силы в нас?Ты помнишь, как святую ИудеюГосподь возвысил пред землёю всею,И боговдохновенная странаЯвила нам пророков имена?Здесь местность, воздух, климат преуспели,И дух здоровый жил в здоровом теле,Здоровье плоти выше прочих благ,А сила духа озаряет мрак.Так среди тысяч смертных единицыРождаются – авгуры и провидцы, —Являя поколениям инымСвою причастность к сферам неземным,Так среди нас рождаются СивиллыОт жалких жен, чем ум ничтожной силы,Так от скотов рождаются на светПредвестники грядущих наших бед,Кто, прозревая знаменье Господне,Желает смертных просветить сегодня.Так наш Отец Небесный захотел,Бессонный попечитель наших дел.Он окружил заботой благотворнойЖивотных разных на земле просторной,Чтоб мог прозреть и не блуждать во мглеТот, кто толкует о добре и зле.Отсюда и авгуры, взор которыхЗа птичьей стаей следовал в просторах,Им знаки тайные чертил полетПо воле Божьей, а ведь Бог не лжёт.Дома людей он одарил сторицей,Гусями, петухами, всякой птицей,В чьём пенье и повадках много разНам Провиденье свой являло глас.Цветы в садах, кусты, деревья, травыВ пророчествах своих нередко правы,Пример подобный был в мой судьбе.Послушай, что поведаю тебе.В моём саду произрастало древо,Дочь фессалийских рощ, младая дева,Которая, чтоб избежать любви,Преобразила волосы своиВ листву, шумящую порой весенней,И я её сильней других растенийЛюбил, лелеял, поливал с утраИ вечером, всё ждал: придёт пора,И юный лавр раскинется широко.Мы вправе полагать, а воля РокаРасполагает. Скоро грозный Рок,Свалив мой лавр, мне преподал урок.Я на рассвете видел: древо было,А часом позже дьявольская силаЕго повергла. Смертный человекСтоль быстро не свалил бы ствол вовек.Я видел: чахло древо, так похожеНа хворого, простёртого на ложе,Вот так и я потом страдал больной.Оно мне говорило: «Демон мойМеня сразил, и скоро лихорадкойТебе болеть». Пролив слезу украдкой,Бежал я прочь. Какой-то срок прошёл,Я вышел в сад, но где сражённый ствол?Исчез, как на заре туман летучий,Как под лучами исчезают тучи.С тех пор прошло два месяца, и вдругУбила лошадь одного из слуг,Так сильно голова была пробита,Что брызнул липкий мозг из-под копыта,В агонии ко мне воззвал бедняк.О, этот взгляд! Какой недобрый знак!Я сразу понял, что придётся вскореКаких-то неприятных ждать историй,И вот прошёл уже почти что год,Как я в жару и лихорадка бьёт.Но к ворожбе способней твари прочейПечальный кот с его душой пророчьей,Не зря Египет почитал котовВ ряду псоглавых лающих богов,К своим святыням причислял их смело.Душа святая, движущая тело,Даёт нам зренье, чтобы не упастьИ прозревать грозящую напасть.Я кошек не терплю. Кому на светеВот так же ненавистны твари эти?Когда я вижу этот лоб и взгляд,То поскорее прочь убраться рад.Я содрогаюсь весь, узрев такое,И до сих пор коты в мои покоиНос не совали, чуя наперёд,Что здесь не терпят даже слово кот.Один из этого отродья всё же,Облюбовав себе помягче ложе,Лёг на подушку, где я спал без ног,Привычно завалясь на левый бок,Как сплю я всякий раз, покуда в ушиНа зорьке не ударит крик петуший.Но гость незваный замяукал вдруг,Я вне себя вскочил и кликнул слуг;Один зажёг огонь, другой при этомСказал, что добрый знак по всем приметам —Приход и ласка белого кота,А третий мне сказал, что нищетаПридёт к концу и прочие напасти,Что одинокий кот приносит счастье.Насупив брови, я ответил так:Мяукающий кот – недобрый знак,Ведь это значит, что придётся вскореПринять мне муки от жестокой хвори,Безвылазно сидеть в своем скиту,Подобно домовитому коту,Поскольку тот не покидает стеныНи летом, ни зимой: как страж бессменный,Блуждает непрестанно день и ночьВ пределах дома и – ни шагу прочь,Так и несёт он свой дозор по домуПод стать рачительному часовому,Как пёс и гуси, чей скрипучий гласОт галльских полчищ Рим когда-то спас.Ещё есть черепаха и улитка,Которые ползут не больно прыткоИ тащат на спине свой дом родной,Где отдых обретают и покойИ думают, что кров их невесомый —Огромные и пышные хоромы.Тот, кто улиток или черепахУзрел во сне, пускай отбросит страх;Но если аист иль журавль приснятся,Вот верный знак, что предстоит скитаться,Поскольку путь у этих птиц далёк,Они бегут посредством быстрых ногИ вдаль стремятся на крылах парящих.А вот, к примеру, волк: он бродит в чащахВдали от дома: знайте, будет толк,Когда болящему приснится волк.Пророчит сон, что хворый понемногуИзлечится и скоро – в путь-дорогу.Животных научил всесильный БогВещать нам правду. Тот рассудком плох,Кто все приметы почитает ложью:Везде, во всем мы видим руку Божью.Белло! Я в море воду лью, а в лесТащу побеги свежие древес,Хваля тебя, столь славного собрата,Переложившего стихи АратаО тайных знаках всякого живья,Которые Создатель бытияДал смертным людям, тёмным, неучёным,В небесные дела не посвящённым.Так Он судил, любя своих детей,Не обошёл их милостью своей,К ногам людей поверг Господь великийЖивотный мир огромный, многоликий,Ведь человек в ряду существ живых —Творенье совершенней всех других.

Из сонетов к Елене

О, стыд мне и позор! Одуматься пора б,С седою головой резон угомониться.Отныне лучше бы рассудку покориться,Бежать бы от любви, от этих цепких лап.Сто раз давал зарок, но что мне делать? – слаб.Зимой бутонам роз, увы, не распуститься.Уже полсотни лет моя неволя длится,Разбойнице служу, её галерный раб.Отныне я готов доверить сердце в рукиЛишь Аристотелю, хочу служить науке,Прекрасной дочери его, остаток лет.Пора бы мне понять все тонкости Амура.Он – бог и он парит, а я брожу понуро.Он молод, он силён, а я согбён и сед.

«Иные, сбросив плоть свою…»

Иные, сбросив плоть свою,Являются в краю далёком:Кто превращается в змею,Кто камнем станет ненароком.Кто деревом, а кто – цветком,Кто – горлицей, кто – волком в чаще,Тот – говорливым ручейком,А этот – ласточкой летящей.А я зерцалом стать готов,Чтоб ты всегда в меня глядела,Иль превратиться в твой покровИ твоего касаться тела.Мне б стать водою, чтоб ласкатьВолной дрожащей стан пригожий,А может быть, духами стать,Впитаться этой нежной кожей.Мне б лентой стать, чтобы обвитьВот эти перси молодые,Я мог бы ожерельем бытьВокруг твоей точеной выи.Я был бы всем, я стать не прочьТвоих прекрасных губ кораллом,Чтоб в поцелуях день и ночьК ним прикасаться цветом алым.

Гийом дю Бартас

1544–1590

Из поэмы «Неделя, или Сотворение мира»

День первыйОтрывок                Несёт прохладу ночь, дневной смиряя зной,И, нивы освежив и небеса росой,Отдохновение дарует нам, усталым,Заботы наши скрыв под чёрным покрывалом,Распахивает ночь широкие крыла,И весь безмолвный мир их тень обволокла,И льётся тишина и ласка струй дремотныхПо жилам и костям натруженных животных.                О ночь, нам без тебя не жизнь была бы – ад,Где жажда и тоска, где горести царят,Где тысячи смертей, где мукам нет предела,Где и душа страдать обречена и тело.. . . . . . .                Тому, кто осуждён за грех на тяжкий труд,На поиски в горах каких-то ценных руд,И тем, кто у печей стоит, подобных аду,Всем горестным сердцам дарует ночь отраду.                И тем, кто борется с напором быстрины,Влача на бечеве гружёные челны,Вдоль пенных берегов шагая до упаду,—На жестком сеннике дарует ночь отраду.                И тем, кто в дни страды руно равнин стрижёт,Кто падает без сил в конце дневных работ,Усладу ночь дарит в объятиях подруги,Даёт забыть во сне усталость и недуги.Когда приходит ночь, когда весь мир почилПод сенью влажною огромных черных крыл,Лишь дети новых Дев бессонны в эту пору,Они устремлены к небесному простору,Они ведут людей за облачный покров,Взмывая на крылах своих летучих строф.День второйОтрывокПоклон тебе, земля, вместилище плодов,Здоровья, злаков, руд, народов, городов,Земля-кормилица, о, как ты терпелива!В недвижности своей ты хороша на диво,Благоуханная, одетая в наряд,Где вытканы цветы и ленты рек пестрят.Поклон тебе, земля, о корень сокровенный,Стопа животного – его зовут вселенной,Избранница небес, подножие дворца,Чьих ярусов не счесть, чьей выси нет конца.Поклон тебе, сестра и мать царя природы,Владычица всего: огни, ветра и водыПодчинены тебе. Как ярко озарилТебя простор небес сиянием светил,И солнечный огонь, плывя по небосводу,Струит сквозь облака свой жар тебе в угоду,И, остужая зной, доносится с морейТо ласковый зефир, то яростный борей,Вода морей и рек тебя омыла щедро,По венам, словно кровь, в твои струится недра.Мне горько сознавать, что лучшие из насТебя, моя земля, не жалуют подчас,Ведь лучшие умы считают, что зазорнаРабота пахаря и тех, кто сеет зерна,Что участи такой достоин лишь глупец,Чьи руки словно сталь, а разум, как свинец.

Теодор Агриппа д’Обинье

1552–1630

«О, сжальтесь, небеса, избавьте от напасти…»

О, сжальтесь, небеса, избавьте от напасти,Пучина, смилуйся, смири свой грозный вал,Он смертным холодом уже сердца обдал,Так пощадите ж тех, чьи судьбы в вашей власти!Корабль трещит по швам, не выдержали снасти,Увы, надежды нет, последний рвётся фал,Ветрила рухнули, всё ближе зубья скал,В чьей гордой красоте зловещий знак несчастий.Превратности судьбы зыбучи, как пески,Рыданья, словно гром, как вихри – вздох тоски,Надежды тщетные подобны зыбкой пене,Где любящих сердца, превозмогая страх,Плывут почти без сил в бушующих волнахНавстречу гибнущим, молящим о спасенье.

«Ронсар! Ты щедрым был, ты столько дал другим…»

Ронсар! Ты щедрым был, ты столько дал другим,Ты одарил весь мир такою добротою,Весельем, нежностью, и мукой, и тоскою,И мы твою любовь, твою Кассандру чтим.Её племянницу, любовью одержим,Хочу воспеть. Но мне ль соперничать с тобою?Лишь красоту могу сравнить одну с другою,Сравнить огонь с огнём и пепел мой с твоим.Конечно, я профан, увы, лишённый знаньяИ доводов. Они полезны для писанья,Зато для нежных чувств они подчас не впрок.Восходу я служу, а ты вечерним зорям,Когда влюблённый Феб спешит обняться с моремИ повернуть свой лик не хочет на восток.

«В неровных бороздах убогие ростки…»

В неровных бороздах убогие росткиДо срока родились, но холод грянул снова,Чтоб с юной красотой расправиться сурово,И вновь пришла зима природе вопреки.Для чахлой поросли морозы нелегки,Но ей на выручку прийти метель готова,Укроет белизна надёжного покроваИ вдосталь напоит весною колоски.Надежды любящих – ростки хлебов зелёных,Обида и разлад, как изморозь на склонах,Когда погожий день ещё за тучей скрыт.Таится блеск весны под сумрачною тенью,Размолвки любящих приводят к примиренью,А гневная гроза возврат любви сулит.

«Рыданья горестные, вздох печали…»