Паломник. Страницы европейской поэзии XIV – XX веков

««О донны, почему, сходясь в часы бесед…»

«О донны, почему, сходясь в часы бесед,Так одиноки вы и смех звучит уныло?Где жизнь моя теперь, о, где моя могила?Ну почему средь вас моей любимой нет?»«Смеёмся и грустим, желанный вспомнив свет,Подругу милую, которой нас лишилаРевнивая родня, завистливая сила,Чьи радости растут по мере наших бед».«Но душу угнетать дано каким законом?» —«Душа – она вольна, здесь плоть в тиски взята,Мы сами эту боль испытываем ныне.Подспудную печаль подчас прочесть легко нам:Ведь мы же видели, как меркла красота.Как влагой полнились глаза твоей святыни».

«О, если бы я мог обрушить гнев…»

О, если бы я мог обрушить гневНа ту, чей взгляд меня разит и слово,И кто, явившись, исчезает снова,Бежит, чтоб я скорбел, осиротев,И кто, душой усталой овладев,Её казнит и мучит столь сурово,Что в бедном сердце вместо сна благогоВдруг просыпается жестокий лев.Успел стократ погибель испытать я,Но, сбросив плоть, мой дух стремится к той,Чьё равнодушье тяжелей проклятья.Непостижимое передо мной:Когда он с плачем тянет к ней объятья,Увы, невозмутим её покой.

«Прекрасные черты, предел моих желаний…»

Прекрасные черты, предел моих желаний,Глядеть бы и глядеть на этот дивный лик,Не отрывая глаз, но в некий краткий мигБыл образ заслонен движеньем нежной длани,Мой дух, трепещущий, как рыба на кукане,Привязанный к лицу, где блага свет велик,Не видел ничего, когда тот жест возник,Как не узреть птенцу тенёта на поляне.Но зрение моё, утратив свой предмет,К виденью красоты, как бы во сне, открылоДорогу верную, без коей жизни нет.Передо мной лицо и длань как два светила,Какой невиданный, какой волшебный свет!Подобной сладости непостижима сила.

«Искрились ясных глаз живые свечи…»

Искрились ясных глаз живые свечи,Меня касаясь нежностью лучей,Из недр глубоких сердца, как ручей,Ко мне струились ласковые речи.Теперь всё это далеко-далече,Но жгут воспоминанья горячей:Был переменчив свет ее очейИ всякий раз иным бывал при встрече.С привычным не разделаться никак:Двойных услад душа не знала преждеИ не могла соблазна побороть.Она, отведав незнакомых благ,То в страхе пребывала, то в надежде.Готовая мою покинуть плоть.

«Она жила во мне, она была жива…»

Она жила во мне, она была жива,Я в сердце жалкое впустил её – синьору.Увы, всё кончено. Где мне найти опору?Я мёртв, а ей дано бессмертье божества.Душе ограбленной утратить все права,Любви потерянной скитаться без призору,Дрожать от жалости плите надгробной впору,И некому их боль переложить в слова.Их безутешный плач извне услышать трудно,Он глубоко во мне, а я от горя глух,И впредь мне горевать, и впредь страдать от ран,Воистину мы – прах и сиротливый дух,Воистину – слепцы, а жажда безрассудна,Воистину мечты в себе таят обман.

«Что делать с мыслями? Бывало, всякий раз…»

Что делать с мыслями? Бывало, всякий разОни лишь об одном предмете толковали:«Она корит себя за наши все печали,Она тревожится и думает о нас».Надежды этой луч и ныне не погас:Она внимает мне из поднебесной дали,С тех пор как дни её земные миновали,С тех пор как наступил её последний час.Счастливая душа! Небесное созданье!Чудесная краса, которой равных нет! —Она в свой прежний рай вернулась, где по правуБлаженство ей дано за все благодеянья!А здесь, в кругу живых, её безгрешный светИ жар моей любви ей даровали славу.

«Я прежде склонен был во всем себя винить…»

Я прежде склонен был во всем себя винить.А ныне был бы рад своей былой неволеИ этой сладостной, и этой горькой боли,Которую сумел потайно сохранить,О Парки злобные! Вы оборвали нитьЕдинственной судьбы, столь милой мне в юдолиУ золотой стрелы вы древко раскололи,А я для острия был счастлив грудь открыть.Когда она жила, мой дух отверг свободу,И радости, и жизнь, и сладостный покой —Всё это обрело и смысл и образ новый.Напевам, сложенным кому-нибудь в угоду,Я стоны предпочёл во имя той, одной,И гибельный удар, и вечные оковы.

«Где ясное лицо, чей взгляд мне был приказом…»

Где ясное лицо, чей взгляд мне был приказом? —Я следовал за ним всему наперекор.Где озаряющий мою дорогу взор,Две путевых звезды, подобные алмазам?Где благочестие, где знание и разум,Где сладостная речь и тихий разговор?Где чудо красоты, чей образ с давних порПреследовал и влёк, и удалялся разом?Где ласковая сень высокого чела,Дарившая в жару дыхание прохладыИ мысль высокую, и обаянье грёз?Где та, что за руку мою судьбу вела?Мир обездоленный лишён своей услады,И взор мой горестный, почти слепой от слёз.

Из испанской поэзии

Из «Романсеро»*

Романсы о короле Родриго

Родриго открывает заколдованную Толедскую пещеру

Повелитель дон Родриго,Чтобы трон прославить свой,Объявил турнир в Толедо,Небывалый будет бой:Ровно шесть десятков тысячСлавных рыцарских знамён.Но когда турнир великийОткрывать собрался он,Появились горожане,У его склонились ног:В древнем доме ГеркулесаПросят снять с дверей замок.Рьяно взялся он за дело,Как владыки всех времён,Сбить замки и все засовыПовелел немедля он.В дом входя, он думал: кладыГеркулес оставил в нем,Оказалось – в доме пусто,Не хранил сокровищ дом.Только надпись увидали:«Встретишься, король, с бедой!Кто проникнет в это зданье,Тот погубит край родной».Был ещё сундук богатыйВынут из одной стены.Стяги в нём. На каждом стягеБыли изображеныСотни мавров – как живые,Их мечи обнажены,Кони быстрые ретивы,Лики всадников страшны.Арбалеты, катапульты —Устрашающий поток.Дон Родриго отвернулся,Больше он смотреть не мог.Тут с небес орёл спустился,И сгорел немедля дом.Армию король направилВ Африку прямым путём.Графу дону ХулиануПоручил команду он.Но во время переправыВ море граф понёс урон.Двести кораблей погибло,Сто гребных галер, и вотСпасся граф с остатком войска.Так закончился поход.

Как король дон Родриго влюбился в Ла Каву, когда она мыла волосы в роднике

Чистой влагою хрустальной,Родниковою водоюМыла волосы Ла Кава —Это чудо золотое,Оттеняет мрамор шеиНежных прядей позолота,Взор притягивают к шееЭти пряди, как тенёта.На воду, на отраженьеСмотрит девушка влюблённоИ боится стать несчастной,Как Нарцисс во время оно.На неё глядел Родриго,Стоя в заросли зеленой.Был Родриго околдованИ промолвил, восхищённый:«Что там Троя! Что ЕленаРядом с этой красотою!Всю Испанию, пожалуй,Я бы сжёг в огне, как Трою».

Родриго и Ла Кава

С приближёнными своими,Шаловлива и лукава,Из дверей дворцовой башниВыходила в сад Ла Кава.Девушки в кружок уселисьНа траве зелёной сада,Под ветвями пышных миртов,Под листвою винограда.С ними в круг Ла Кава села.Ей на ум пришла забава:Лентою стопы обмеритьПовелела всем Ла Кава.Все измерили. ПоследнейИзмерять Ла Кава стала.Оказалось, меньше ножкиИ прекрасней не бывало.Но откуда знать Ла Каве,Что судьбе жестокой надо?Увидал Родриго деву,Отвести не в силах взгляда.Задрожал Родриго. СлучайВыпустил на волю пламя,Короля любовь объяла,Широко взмахнув крылами.Во дворец ушли девицы,Опустела вдруг поляна.Был пленён король РодригоСамой нежной и желанной.Он призвал её назавтраВ свой покой и молвил: «Право,Мне сегодня жизнь постыла,О прекрасная Ла Кава!Если ты мне дашь спасенье,Ждёт тебя тогда награда.Я готов принесть коронуНа алтарь твой, если надо».Говорят, она сердилась,Королю не отвечала,Но потом обрёл РодригоВсё, о чём просил сначала.Сорван был цветок прекрасный.Что раскаянье! НемалоИз-за прихоти РодригоВся страна потом страдала.Нынче спорят, кто виновнейИ кого судить по праву:Женщины винят Родриго,А мужчины все – Ла Каву.

«Говорят, влюблён Родриго…»

Говорят, влюблён Родриго,Ходит грустный – замечали.Лишь Ла Каве он поведал,В чём секрет его печали.На красавицу глядел онВосхищёнными очами,Руки белые он славилВосхищёнными речами:«Ты пойми меня, поверь мне,Я души в тебе не чаю,Быть хочу твоим до гроба,Сердце я тебе вручаю».Хоть Родриго честью клялся,Не поверила Ла Кава,То смеялась, то винилась,То упрямилась лукаво.Этот смех притворный слыша,Стал король ещё печальней.После трапезы поздневнойОн пошёл в опочивальню,А пажа послал за Кавой,И послушная девица,О беде не помышляя,Не замедлила явиться.Лишь узрел король Ла Каву,Обнял он её мгновенно,Дал ей сотню обещаний,О любви моля смиренно.Но не верила Ла КаваОбещаниям и лести.И тогда Родриго силойВзял её, забыв о чести.В свой покой ушла Ла Кава,Обеспамятев от горя,Как ей быть? Кому поведатьО несчастье и позоре?Что ни день, она рыдала,Красота её увяла,И одна её подругаСлёзы Кавы увидала.И рыдающей Ла КавеВот что дама та сказала:«Я теперь, Ла Кава, вижу,Ты не веришь мне – иначеТы бы честно мне призналась,Отчего исходишь в плаче».И несчастная Ла Кава,Хоть противилась вначале,Все подруге рассказала,Излила свои печалиИ сказала, что об этомПомолчать бы не мешало.Но совет дала ей дама,Вот что ей она сказала:«Напиши отцу всю правду,Обо всём поведай прямо».Всё исполнила Ла Кава,Что советовала дама.Отдала гонцу посланье,И, покорствуя приказу,На корабль он сел в ТарифеИ в Сеуту отбыл сразу,Там вручил посланье графу,Гордому отцу Ла Кавы.Мать её, узнав о горе,Зарыдала: «Боже правый!»Граф жену свою утешил,Дал графине обещанье,Что сочтётся он с РодригоЗа позор и поруганье.

Ла Кава оплакивает свой позор

Слёзы градом льёт на землю,В воздух стоны исторгая,Нет, не зря, не без причиныНа сердце печаль такаяУ Ла Кавы горемычной:Вся страна поет ей славу,По красе считают первойИ по горестям Ла Каву.От любви её печали,От презрения – страданья.Охлаждение РодригоТяжелее поруганья.«Ради прихоти минутнойТы замыслил шаг коварный,Честь, достоинство Ла КавыТы попрал, неблагодарный.Нет, из-за самой потериЯ б не стала убиваться,Горько мне, что за бесчестьеНе могу я расквитаться.За обман я мстить не в силах,Спор с тобой веду напрасный:Ты презрел меня, ославил.А была я так прекрасна.Да, к речам твоим коварнымЯ была глуха когда-то,Ибо им не доверяла,Знала, что придёт расплата.Разве я могла представить,Что увенчанный коронойПрипадёт с мольбой смиренной,Словно юноша влюблённый.О своей твердишь ты мести,Но и в этом правды мало,Ибо кровь моя причинойСлавного отпора стала».

Граф Хулиан клянётся отомстить Родриго за бесчестье дочери

Говорит сеньор Тарифы:«О, позор моим сединам.Отомщу я, оскорблённыйКоролём и господином».Рвёт свои власы седыеСтарец в исступленье дикомИ серебряные нитиПо ветру пускает с криком.Благородный лик изранен,И видны на этом ликеДва источника. СтруитсяГорести поток великий.В гневе граф не видит неба,Руки вскинул к звёздным высям.Там его беды свидетель,От кого мы все зависим.О судьба, о жалкий жребий,Ты в холодном безразличьеТак безжалостно караешьБлагородство и величье.О король наш безрассудный,Ты расплаты не предвидел,Красотою ослеплённый,Ты меня и дочь обидел.Даст Бог, сил во мне достанет,Отплачу я, не взыщи ты.Я взываю к правосудью,У небес молю защиты.Люди, вы меня за этиРечи строго не судите.Если сам король предатель,Что взять с подданных. Скажите.Слава небу! ПревратитсяВся Испания в руины,Потому что нечестивецОскорбил мой род старинный.Невиновные заплатятЗа неистовства владыки.Если сам король бесчестен,Ждёт страну позор великий.Прикрываясь Божьей волей,Деспоты жестокой кареПредают людей невинных,Словно Сулла или Марий.Видит Бог, когда бы мог я,Я б не стал вредить отчизне,Лишь тирану отомстил бы,Не губил бы столько жизней.Но иной мне выпал жребий:Полонили сарациныМой удел, мою Тарифу,—Всюду пламя и руины.На несчастье иль на счастьеГрозная явилась сила.Кость – в игре, а где та воля,Чтоб её остановила?Слава Богу! Наш властительДолжен скоро расплатиться,Скоро с честью и короной,Скоро с жизнью он простится.Так неужто же, безумцы,Потакать ему должны мы?Неужели злость и подлостьТех, кто правит, несудимы?Небо, небо, всё ты взвесишь,Всем воздашь ты за могилой.Так взгляни на горе старца,Пожалей его, помилуй».Так дон Хулиан несчастныйСетовал, читая строкиГорького письма Ла Кавы,Чьи печали столь жестоки.

Плач о гибели Испании

Оглянитесь, дон Родриго.Где ваш край и ваша слава?Всю Испанию сгубилиВаша прихоть и Ла Кава.Поглядите – ваши людиПолегли в бою кровавом.Нет, отчизна невиновна.Может, кровь её нужна вам?О Испания!.. Погибла.А виной всему – Ла Кава.Где добытая векамиНаших гордых дедов слава?Королевство, жизнь и душуВы внезапно потеряли,Ваше кончилось блаженство.Наши множатся печали.Честь всегда от злобы гибнет.Погибает жизнь и слава.О, Испания погибла.А виной всему – Ла Кава.

Романсы о короле доне Педро Жестоком

Разошлась молва в народе —Правда ль, нет – но слух пустили,Что магистр высокородныйДон Фадрике де КастильяОпозорил дона Педро —Короля, родного брата,Соблазнил-де королеву;Говорят одни: «Брюхата»,«Родила», – иные шепчут.Разошлись по всей СевильеКривотолки. Неизвестно,Правда ль, нет – но слух пустили.Далеко король дон Педро,И не слышал он покудаОб измене. А услышит —Кой-кому придётся худо.Что же делать королеве?Сердце ужасом объято,Пал на дом позор великий,День и ночь страшит расплата.И послала королеваЗа придворным именитым,Был тот муж, Алонсо Перес,У магистра фаворитом.Он предстал пред королевой,И ему сказала дама:«Подойди, Алонсо Перес,Не лукавь, ответствуй прямо,Что ты знаешь о магистре?Где он? Слышишь?» – «О сеньора!Он уехал на охоту,С ним все ловчие и свора».«Но скажи… Ты, верно, слышал?Толк о нём в народе шумный…Я сердита на магистра.Он такой благоразумныйИ к тому же благородный,Славный столь и родовитый…Родила на днях младенцаДевушка из нашей свиты.Мне она была подругойИ молочною сестрою.Очень я её любилаИ её проступок скрою.Беспокоюсь, что об этомВся страна узнает скоро».Что ж в ответ Алонсо Перес?«Вам рука моя – опора.Воспитать берусь младенца.Дайте мне его, сеньора».Принесли немедля свёртокВ жёлто-алом покрывалеБез гербов, без украшенийИ Алонсо передали.В Андалузию повёз онЭтот сверток драгоценный.В небольшой далёкий город,Называемый Льереной.И дитя на воспитаньеДал одной своей знакомой.Женщина была прекрасна,И звалась она Паломой.Мать её была еврейка,А отец её – меняла.Стал расти инфант, но вскореЭту тайну разузналаДонья хитрая Мария,Та, что вечно клеветала.Толком истины не зная,Королю она писала:«Я – Мария де Падилья.Знай, сеньор, твоя МарияВвек тебя не предавала,Предали тебя другие.То, что я пишу, – всё правда,Верь, сеньор, я лгать не стану.Твой обидчик спит спокойно,Хоть нанёс тебе он рану.Не придёт он сам с повинной.Обличить пора Иуду.Всё. На этом я кончаю.Докучать тебе не буду».Прочитал король посланье,Вызвал грандов для совета.В самый мрачный день недели,В понедельник было это.Покидал король Тарифу,Хоть немало неотложныхБыло дел, но он оставилЗа себя людей надежных:Дон Фадрике де Акунью,Опытного полководца —Знал король: сей муж бесценен,Если жаркий бой ведётся;И двоюродного братаДон Гарсию де Падилью;Также Телье де Гусмана —Все его безмерно чтили,Дона Педро воспитал он,Наделён умом был щедро.В среду, на заре вечерней,В путь отправился дон ПедроВместе с Лопесом Осорьо,Другом верным, неизменным.Путники глубокой ночьюПрибыли к севильским стенам.Поздно. Как проникнуть в город?Все ворота на запоре.К счастью, мусорную кучуПод стеной узрели вскоре,Скакуна подвёл дон Педро,Встал на спину и мгновенно,За бойницу ухватившись,Перебрался через стену.К своему дворцу дон ПедроПодошёл и стал стучаться,Позабыв, что в это времяСлуги спят и домочадцы.И в него швырять камнямиНачала ночная стража,Был король побит изрядно,Потерял сознанье даже.И вскричал тогда Осорьо:«Стойте! Что вы натворили?Это ваш король, дон Педро!»Тотчас же врата открыли.Подошли поближе слуги:«Наш король на самом деле!»Повели его в покои,И уснул король в постели.Трое суток жил он тайноВо дворце, в глухом покое,А потом в далёкий КадисОтослал письмо такое:Брата своего, магистра,В этом царственном посланьеНа турнир прибыть в СевильюОн просил без опозданья.

Как король дон Педро приказал убить своего брата дона Фадрике

В дни, когда я был в Коимбре,Взятой мной у супостата,Королевский вестник прибыл,Мне привёз письмо от брата.Повелел мне брат мой ПедроБыть в Севилье на турнире.Тотчас я, магистр несчастный,Самый горемычный в мире,Взял с собой тринадцать мулов,Двадцать пять коней холёныхВ драгоценных пышных сбруях,В пёстрых шёлковых попонах.Двухнедельную дорогуОдолел я за неделю,Но когда мы через рекуПереправиться хотели,Вдруг мой мул свалился в воду.Сам я спасся еле-еле,Но кинжал свой потерял яС рукояткой золотою,И погиб мой паж любимый,Тот, что был воспитан мною.Так привёл меня в СевильюПуть, отмеченный бедою.А у самых врат столицыВстретил я отца святого,И монах, меня увидев,Мне такое молвил слово:«О магистр, храни вас небо!Есть для радости причина:В этот день – в ваш день рожденья,Подарил господь вам сына.Я могу крестить младенца.Вы скажите только слово,И приступим мы к обряду —Всё для этого готово».И ответил я монаху:«Мне сейчас не до обряда,Не могу остаться, отче,Уговаривать не надо.Ждёт меня мой брат дон Педро,Повелел он мне явиться».Своего пришпорив мула,Тотчас въехал я в столицу,Но не вижу я турнира,Тишиною всё объято.Как незваный, я подъехалКо дворцу родного брата.Но едва вошёл в палаты,Не успел ступить я шагу —Дверь захлопнулась, и мигомУ меня забрали шпагу.Я без свиты оказался —Задержали где-то свиту,А без преданных вассаловГде же я найду защиту?Хоть меня мои вассалыО беде предупреждали,За собой вины не знал яИ спокоен был вначале.Я вошёл в покои братаИ сказал ему с поклоном:«Государь! Пусть Бог поможетВам и вашим приближенным».«Не к добру, сеньор, приезд ваш,Не к добру. За год ни разуБрата вы не навестили,Прибегать пришлось к приказу.Почему-то не явилисьВы, сеньор, своей охотой.Вашу голову в подарокК Рождеству получит кто-то».«Государь, в чём я виновен?Чтил я ваш закон и волю,С вами вместе гнал я мавров,Верным был на бранном поле».«Стража! Взять! И обезглавить!Приступайте к делу быстро!»Не успел король умолкнуть,Сняли голову с магистраИ Марии де ПадильяПоднесли её на блюде,И она заговорилаС головой. Внемлите, люди!Вот какую речь держала:«Вопреки твоим наветамМы сочлись за всё, что былоВ том году, а также в этом.И за то, что дона ПедроПодлым ты смущал советом».Дама голову схватилаИ её швырнула догу.Дог – любимый пёс магистра —Голову унёс к порогуИ завыл, да так, что трепетПо всему прошёл чертогу.«Кто, – спросил король дон Педро,—Кто посмел обидеть дога?»И ответили дворянеНа такой вопрос владыки:«Плачет пёс над головоюБрата вашего Фадрике».И тогда сказала словоТётка короля седая:«Вы, король мой, зло свершили!Вас, король, я осуждаю!Из-за женщины коварнойБрата погубить родного!..»Был смущён король дон Педро,Услыхав такое слово.На Марию де ПадильяПоглядел король сурово:«Рыцари мои, схватитеЭту злобную волчицу!Ждёт её такая кара,Что и мёртвый устрашится».Появилась тут же стража,Даму бросили в темницу;Сам король носил ей пищу,Разных козней опасался.Лишь пажу, что им воспитан,Он всецело доверялся.

Донья Бланка сетует на жестокость своего супруга короля дона Педро

Донья Бланка, там, в Сидонье,Изнывая в заточенье,Со слезами говорилаПреданной своей дуэнье:«Я родная дочь Бурбона,Я принцесса по рожденью.Герб мой, символ королевский,—Лилии изображенье.Здесь о Франции с тоскоюВспоминаю что ни день я,Родины я не забуду,Даже став бесплотной тенью.Если мне даны в наследствоГорести и злоключенья,Значит, я – дитя печалиИ несчастья порожденье.Вышла я за дона Педро —Так судило провиденье.Злобен он, как тигр гирканский,Хоть красой ласкает зренье.Мне венец он дал – не сердце,Сотворил немало злого.Разве можем ждать добра мы,Раз король не держит слова,Данную ему супругуОн отверг без сожаленья,Ибо он избрал другую,Отдал сердце во владеньеЗлой Марии де Падилья.Мне он клялся, а на делеБросил ради фаворитки,Что своей достигла цели.Только раз он был со мною —Гранды этого хотели.Сотни дней, как мы расстались,Вместе не прожив недели,В чёрный день, во вторник утромНа меня венец надели.День спустя мои покоиСтали мрачны, опустели.Мужу в дар дала я пояс,Яхонты на нём блестели.Думала, что нас он свяжет,Но была пустой затея.Дал король мой дар Марии,Всё отдаст ей, не жалея.Отнесла она мой поясК чернокнижнику-еврею;Стал теперь мой дар бесценныйМерзкому подобен змею,С той поры не знаю счастьяИ надеяться на смею».

Смерть доньи Бланки де Бурбон

«О, Мария де Падилья,Вам печалиться о чём?Ради вас мой брак расторгнут,Что же лик ваш омрачён?Не люблю я, презираюДонью Бланку де Бурбон.Повелел я ей в темницеСтяг соткать: да будет онЦвета самой алой кровиИ слезами окроплён! —Этот алый стяг, расшитыйДоньей Бланкой де Бурбон,В знак любви моей, Мария,Будет вам преподнесён.Вызван дон Алонсо Ортис,Прям душою и умён,—Пусть отправится в Медину,Пусть прервёт работу он».«Государь, – промолвил Ортис,—Ваш приказ для всех закон.Но убивший королевуКороля предаст и трон».Не сказал король ни слова,Молча встал и вышел вон.Двух убийц он шлёт в Медину,Самых лютых выбрал он.В час, когда молилась БланкаВ заточении своём,Палачей она узрела,Обомлела, но потомВновь пришла она в сознаньеИ промолвила с трудом:«Знаю, для чего пришли вы,Сердце мне твердит о том.Нет, нельзя судьбы избегнуть,Всяк идёт своим путём.О Кастилия, скажи мне,В чём я виновата? В чём?Франция! Земля родная!Дом Бурбонов, отчий дом!Мне шестнадцать лет сегодня.Встречу смерть к лицу лицом.Девственницей умираю.Хоть стояла под венцом.Прощена ты мной, Мария,Пусть виновна ты во всем.Мною жертвует дон Педро.Жаждет быть с тобой вдвоём».Краткий срок ей для молитвыБыл отпущен палачом.Но, не дав молитвы кончить,Вдруг ударили сплеча.И несчастная упалаПод дубиной палача.

Священник предупреждает дона Педро об угрожающей ему опасности

Крепость выстроил дон Педро,Опасался он измены.Посреди полей АсофрыВстали каменные стены.Чтоб не мог напасть Энрике,Брат, соперник дерзновенный.Раз, когда король был в замке,Постучал аббат в воротаИ сказал, что дону ПедроХочет он поведать что-то.Стража провела аббатаВ отдаленные покоиК дону Педро, где священникРассказал ему такое:«Государь, король дон Педро,Ты лишился бы покоя,Если б ведал, если б знал ты,Что нависло над тобою.Мне открыл святой ДомингоТо, что я тебе открою:Знай – тебе грозит опасность,Потому что дон ЭнрикеИзвести тебя замыслил.Зреет заговор великий.Коль беспечен и доверчивБудешь ты себе на горе,Смерть тебя, король, постигнет,В муках ты погибнешь вскоре.Ты над этим поразмыслиИ не забывай об этом.Ради жизни и короныНе пренебрегай советом:Арестуй немедля графа,Заточи его в темницу,Требуя повиновенья,И тогда твой брат смирится.И пока не даст он клятвы,Содержи его в темнице.Наконец, убей Энрике,Если он не подчинится.Твёрдым будь в своих поступках,Иль судьба постигнет злая.Верь, король, моим советам,Я тебе добра желаю.Знай, король, мое известьеДля тебя, как воскресенье,Ты в опасности великой,Я принес тебе спасенье;Или ты, рассудку внемля,Мне, король, поверишь – илиВстретишь гибель. Эту тайнуНебеса тебе открыли».Это выслушал дон Педро,Сердце трепетом объято,И, однако, он значеньяНе придал словам аббата.Мыслил он: всё это слухи,Лжёт священник, без сомненья,Но потом, слегка подумав,Он решил без промедленьяВсех сановников, всех грандовДля совета вызвать все же,Вызвать рыцарей отважных.И когда сошлись вельможи,Он сказал им: «Кабальеро,Я собрал вас для совета.Мне Господь раскрыл измену.Что вы скажете на это?Об опасности великойСообщил один священник.Правда, я ему не верю,Думаю, что лжёт, мошенник.Может быть, у нас желаетОн снискать расположенье?»Вновь король велел аббатуРассказать об откровенье,О явлении святого,О зловещих кознях брата.А потом придворной стражеПриказал схватить аббата,Он решил, что тот смеётся,Не терпел дон Педро шуток.Повелел костёр зажечь он —В гневе был дон Педро жуток —Он велел аббата броситьВ разгоревшееся пламя.Чудилась всегда владыкеЛишь коварство за словами.

Смерть короля дона Педро от руки единокровного брата дона Энрике

Руки мощные сплетают,Обхватив друг друга, братья —Дон Энрике с доном Педро.Их железные объятьяБратскими не назовёте,Братья бьются, слов не тратя,То кинжал сверкнул, то шпага,Крепко сжаты рукояти.Короля теснит Энрике,Стоек Педро. Бьются братья,В их сердцах пылает ярость,С губ срываются проклятья.В стороне стоит свидетель,Молчаливый наблюдатель,Юный паж, слуга Энрике.Вдруг он видит – о Создатель! —Братья дрогнули и обаНа пол падают. НекстатиЧуть замешкался Энрике,И король – верхом на брате.Час твой пробил, дон Энрике.Паж – в смятенье и, не глядя,Бросился на дона Педро,За камзол хватает сзади,Говоря: «Прошу прощенья.Государь, судите сами,Я спасаю господина,Потому невежлив с вами».И уже вскочил Энрике,Сталь в деснице засверкала.В грудь коварного владыкиОстрие вошло кинжала.Сердце замерло навеки,Захлебнулось кровью алой.В христианском нашем миреЗлее сердца не бывало.

Из поэзии Далмации*

Петр Гекторович

1487–1572

Рыбная ловля и рыбацкие присказки

Отрывок

Выйдя в полдень жаркий к берегу залива,                У рыбачьей барки повстречал я диво:Чувствами богатых бедняков я встретил,                Пусть наряд в заплатах – был бы разум светел!Нас всегда смущает вид простонародный,                Знайте – он скрывает разум благородный.Нищета богата – Бог тому свидетель! —                В ней, как в недрах злато, скрыта добродетель.Бедняков считаем мы ненужным сором,                Так что нищета им кажется позором,Но когда при встрече к беднякам снисходим,                Их простые речи мудрыми находим.Кажется убогим их существованье,                Но даны немногим мудрость их и знанье.Диоген когда-то был увенчан славой,                Жил он небогато – в бочке жил дырявой.Персов победитель знал величью цену,                Но познал властитель зависть к Диогену.И сказал тогда я рыбакам смиренным:                «Что же, обладая опытом бесценным,Вы свой дар таите? Братья, вы не правы!Если знать хотите, вы достойны славы.Разум ваш чудесен, он во всё вникает,                Сладость ваших песен в сердце проникает.Мне бы плыть беспечно с вами по просторам                И внимать бы вечно вашим разговорам».И тогда Паское отвечал с поклоном:                «Вы со всей душою – к людям неученым.Наше вам спасибо, вы добры без меры                К нам, крестьянам, ибо мы бедны и серы.Не судите строго – знают даже дети:                Тех, чья жизнь убога, больше всех на свете».Прекратив беседу, я сказал крестьянам:                «Приступить к обеду, кажется, пора нам».Говорится слово – делается дело,                Варево готово, быстро закипело.И когда вкусили мы горячей снеди,                Снова приступили к прерванной беседе.Долго говорили про улов богатый                И о том, как плыли мы в ладье дощатой.Я сказал: «Свершилось всё, как мы хотели:                Море покорилось, волны отшумели.Долго мы блуждали по морю седому,                Но опять пристали к берегу родному».