bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 8

Тем не менее, уже третий раз попав в тупик, я понял, что, видимо, всё-таки заблудился. Не оставалось ничего иного, чем, как слепой котёнок, начать тыкаться в разные дырки и искать дорогу наобум. Причём самое жуткое было то, что в случае, если я завязну в каком то болоте или, не дай Бог, у меня в этом лесном лабиринте кончится бензин, то при полном отсутствии какой-либо связи с внешним миром моя ситуация могла бы быть более чем плачевна – рассчитывать на то, что кто-то вдруг случайно проедет мимо и найдёт меня, было абсолютно бесполезно. А не зная точно своё местонахождение, выбираться отсюда пешком по компасу я мог и два дня, на что не было ни еды, ни воды, ни сил.

Почти через четыре часа болтания туда-сюда в огромном лесу, по разным тупикам и опасным глубоким осенним лужам, на конце одной из дорог показалось какое-то строение, и, подъехав поближе, я обнаружил маленькую лесопилку, за которой уже начинался асфальт. Ещё через десяток километров мой по крышу заляпанный грязью джип с почти уже пустым бензобаком влетел в небольшой населённый пункт, который, судя по номерам запаркованных всюду автомашин, находился уже, слава Богу, в Германии. В центре деревушки, на перекрёстке, стоял большой указатель, на котором я с радостью увидел обозначение дороги в направлении на Роттвайл и Штутгартский автобан «A-81». Не теряя зря времени, я повернул в нужную сторону и поспешил побыстрее убраться из небезопасного приграничного района.

IV

Староста, не без участия местного жителя Янке, проявил такую щедрость к отступающим немецким частям, что около десяти фон Шенкоф послал связного в лагерь за одним из грузовиков для перевозки провианта и раненого полковника во временное расположение колонны СС. Гораздо быстрее бы с этим заданием справился полугусеничный транспортёр, но подумав, что в случае, если их увидят с воздуха, крытый брезентом грузовик без опознавательных знаков выглядел бы более безобидно, оберштурмфюрер приказал выкинуть мебель и пригнать в деревню наименьший из имевшихся в наличии и единственный не покрытый пятнами камуфляжа – трёхтонку «Рено» грязно-мышиного цвета. Машина пришла через час, с одним из эсэсовцев дивизии «Das Reich» за рулём, который сообщил, что водители-венгры сбежали и со своими винтовками, а Крошка, оставшийся за командира, узнав об этом, даже не послал никого на их поимку.

Война для Венгрии уже фактически кончилась, фон Шенкоф и сам, собственно, не видел причин задерживать этих людей, даже не находившихся официально в его распоряжении, тем более, что колонна направлялась на запад, в сторону противоположную их родному дому. Единственное, что его беспокоило – это возможность их поимки патрулями противника и, соответственно, быстрое обнаружение его колонны.

«У этих несчастных мадьяр[10] нет ни малейших причин рисковать собственной шкурой перед русскими, чтобы нас крыть. Тут уж каждый за себя, а мы им сейчас совсем не братья и далеко не товарищи, так же, скорее всего, сдадут сразу, даже если их не будут специально спрашивать, просто чтобы заслужить доверие “Иванов” и купить себе пропуск домой… Но и в этой ситуации Крошка, видимо, был прав: в любом случае, специально нарываться на советские части вооружённым венграм в немецкой форме не было резона, так что наверняка постараются проскользнуть незаметно. Организация же карательной экспедиции с целью их поимки на совершенно открытой местности только привлечёт ещё больше внимания, если что…» – с такими мыслями он наблюдал, как несколько его подчинённых затаскивают в кузов серого «Рено» свежевыпеченный хлеб, копчёности, домашнее вино, трёх свежезарезанных свиней, картофель и ещё много того, что он и сам уже долго не видел. При этом староста всё время стоял рядом и припоминал, что он сделал действительно всё, что мог и что обещал, а теперь очередь за ними – чем быстрее, тем лучше отъехать отсюда и не ставить под угрозу деревню, которая им так помогла.

Когда погрузка провианта была закончена, два эсэсовца из сапёрного взвода осторожно вынесли и положили в кузов полковника люфтваффе на привезённых носилках, а Янке лично перенёс его мешки и окованый ящик в грузовик и добровольно уселся рядом, на борт, явно с целью их охранять. Оберштурмфюрер очень удивился, заметив это: он был уверен, что уж именно Йозеф-то наверняка уже не захочет возвращаться и попросит его о разрешении остаться дома с семьёй, и, естественно, Янке не мог этого не знать, получит его… Потому что совершил невозможное. Во время последних боёв в Вене именно он, рискуя собой, спас своего командира, вытащив его, оглушённого взрывом и без сознания оставшегося в горящей самоходке, под обстрелом вражеских снайперов, пулемётов, миномётов и этих двух огромных тяжёлых гусеничных монстров «Иосиф Сталин», бивших по ним прямой наводкой из своих жутких 122-мм орудий с расстояния менее чем в триста метров. Всё кругом разлеталось в клочья и пыль так, что, казалось, ничто живое не может при этом уцелеть, выжить… Толстые стены добротных кирпичных особняков на окраине города, казавшиеся вечными и непоколебимыми, под ударами русских танковых пушек просто рассыпались в песок. Гул и грохот был так силён, что выбивал большинству притиснувшихся к руинам солдат обеих сторон барабанные перепонки, превращая для них всё окружающее в звенящую тишину кадров немого кино… фильма-катастрофы…

Несмотря на то, что было около трёх часов дня, на улице, где шёл бой, практически стемнело, так как дым, пепел и серо-оранжевая удушливая кирпичная пыль, поднимаясь вверх, абсолютно закрывали солнечный свет. Картина напоминала Апокалипсис… Когда Янке, сам полуглухой от заполнявшей уши после очередного близкого взрыва, собственной запёкшейся грязной крови, с лёгкими, носом и ртом, полными липкого тестообразного месива, состоящего из смешавшихся с человеческими слизистыми выделениями всепроникающих микроскопических частиц кирпичной пыли и штукатурки, под шквалом пуль рванулся к подбитой бронемашине, он даже не знал, жив ли ещё его командир… Его собственные шансы выжить на пути туда и обратно были при этом явно менее пятидесяти процентов, но он побежал. Через примерно минуту после того, как он оттащил оберштурмфюрера в сторону, в открытый взрывом канализационный отвод, самоходка – один из последних уцелевших к этому времени в немецкой армии, в пятнистом, как настоящая пантера, камуфляже, «охотник на танки» «Jagdpanther»[11] фон Шенкофа – разлетелась на дымящиеся куски, получив почти одновременно два прямых попадания от русских тяжёлых танков.

После этого, в нарушение субординации, офицер разрешил своему подчинённому называть себя по имени. Йозеф Янке был старше его почти на десять лет, был женат и имел двоих детей. То, что он добровольно совершил несколько дней назад ради своего молодого командира-холостяка, то, чем он при этом рисковал, невозможно было оценить никаким орденом и никакими деньгами и званиями… И оба это знали.

Кто поместился, наскакали в кузов, остальные повисли на скрипящих подножках и бортах старенького «Рено», пятнадцать минут – и они на месте, в небольшой роще на холме. Сразу после приезда к командиру подошёл Крошка и доложил о происшествии с венграми и своих действиях, точнее, об их отсутствии. Фон Шенкоф лишь кивнул в ответ головой и тут же, обернувшись, увидел, что все три украинца сидят без оружия и ремней около одного из грузовиков, со связанными руками и под охраной двух автоматчиков.

– В чём дело, Завацки? Почему вы их разоружили?..

– Когда эти мадьяры сбежали, герр оберштурмфюрер, мы решили вот с Герхардом, – Крошка кивнул на одного из присутствующих унтерофицеров, – что их лучше тоже на всякий случай обезопасить… Чтобы не свалили к своим…

– Вы решили???.. Я, Завацки, был лучшего мнения о ваших умственных способностях!.. К «своим»?.. Во-первых, обершарфюрер, если вы не заметили, в отличие от убежавших вольнонаёмных венгров из вспомогательных сил Вермахта, это ваши коллеги из ваффен-СС, хотя и восточного состава, сложившие присягу нашему фюреру Адольфу Гитлеру и рейху, так же как и вы, которым, во-вторых, чтобы попасть к русским, надо было всего лишь только остаться тихо и спокойно в одном из венских госпиталей, из которых они бежали к нам и приняли участие в боях в городе!!!.. А в-третьих, напрягите, к чёрту, свои извилины! Если кто-то из присутствующих и побежит к «иванам», так только не они! Эти лучше перегрызут себе вены, чем сдадутся Советам, вы хоть немного представляете, обершарфюрер, что их ждёт у этих «своих»??? Немедленно извинитесь и выдайте им обратно их оружие и всё остальное!.. Выполнять! Кру-гом! Марш!

Александр фон Шенкоф сам по себе не был наилучшего мнения об организации так называемых «СС восточного набора». Набор славян, мусульман, кавказцев и других «негерманских» народов «второго сорта» в ряды ваффен-СС, провозглашённых в начале этой войны Гиммлером за элиту элит Третьего рейха, логически нарушал всю структуру предвоенного духовного воспитания и мировоззрения немецкого народа. Голландцы, бельгийцы, норвежцы, прибалты, этнические немцы из Румынии, наконец, это ещё куда ни шло, но славяне?!.. Хотя, как он заметил, и в настольной книге офицерского корпуса СС – «Майн Кампф» – можно было проследить мысль фюрера о том, что русские, например, как народ, вполне достойны нормальной жизни, требуется лишь освободить их от еврейско-коммунистического ига и взять под правильное руководство какого-нибудь германского народа, под которым они, кстати, так-таки долгие годы процветали и благополучно развивались в Средних веках… К тому же, за четыре года, что он провёл на Восточном и Западном фронтах, он научился уважать своих восточных противников, а также в боях с ними сильно разуверился в их провозглашённой «второсортности».

Все старые ветераны СС, – а Александр фон Шенкоф в свои двадцать семь лет, из которых полных четыре провёл как боевой офицер, считал себя таковым, – одновременно ненавидели и уважали «иванов». Уважали тем способом, как боксёр на ринге уважает и одновременно подсознательно боится себе равного бойца, в предчувствии тяжёлого поединка с неясным концом, злоба и ненависть приходит уже во время боя, после первых взаимных ударов. Вообще, события этой войны, именно на Восточном театре военных действий, сильно ломали в последнем десятилетии пропагандистски сформированные стереотипы немцев – эти самые «подлюди», хотя и ценой огромных потерь, но всё-таки выгнавшие немецкие армии с предместий Москвы, сами стояли сейчас уже у ворот святая святых Германии – Берлина, сам факт завоевания которого был теперь лишь вопросом времени и ещё нескольких десятков, а может быть и сотен тысяч уничтоженных жизней на обоих сторонах, что, впрочем, видимо, никого в данный момент не интересовало – уже бессмысленная бойня в разгромленной столице того, что ещё недавно гордо называлось Тысячелетним Рейхом, принципиально продолжалась до «полной победы», а люди «второго сорта» сейчас уже почти в упор расстреливали из своих далеко не второсортных танков и ракетных установок здания правительства, с таким пафосом провозгласившего их за «untermensch»[12].

«Цивилизованный запад», в лице Америки и на американские же деньги, открыл свой второй фронт в момент, когда исход войны в Европе был уже фактически полностью предрешён Советами и их Красной Армией, видимо, из страха, что русские дойдут до Атлантического побережья и установят свои коммунистические порядки на всём Старом Континенте. При всём при том, что большинство подразделений СС в конце войны ставило себе как последнюю цель сдачу в плен именно западным союзникам, делали это исключительно из чувства самосохранения, желая попасть в руки гуманнейшего, а потому и слабейшего противника. Уважение, страх и ненависть русских фронтовых бойцов и немецких СС были взаимными и одинаковыми, потому что принципы их войны были тоже одинаковы: самоотверженность, отвага, безжалостность к врагу, жестокость… На обеих сторонах пленные в большинстве случаев долго не оставались живы… По мнению многих, кто прошёл с «Das Reich» Восточным и Западным фронтами и имел возможность сравнения, одна хорошо вооружённая и обстрелянная дивизия Красной Армии в бою стоила минимально пяти английских или американских, а то, что называлось французскими освободительными частями, ветераны СС вообще считали неудачно организованной клоунадой, пародией на армию. Хотя всё это и относилось к «высшим», западным расам…

14-я добровольческая дивизия СС «Galizien», или Украинская № 1, была фактически единственным комплектным славянским формированием ваффен-СС такого уровня, принимавшим активное участие в боевых действиях на Восточном фронте, хотя и с полностью немецким командным составом. Впервые, как полноправная дивизия, она участвовала в обороне г. Броды в составе 13-го корпуса немецкой 4-й танковой армии во время Львовско-Сандомирской операции, где нанесла тяжёлый ущерб наступавшим войскам советского 1-го Украинского фронта, хотя и сама в сражениях в «Бродском котле» была полностью разгромлена: из почти 12000 человек личного состава, принимавших участие в боях на этом участке фронта, из окружения пробилось к немецким линиям лишь около тысячи. После переформирования и набора нового состава участвовала в боевых операциях против известной партизанской бригады Ковпака уже на территории Словакии, а сейчас, насколько знал ситуацию фон Шенкоф, основные силы украинской дивизии СС тоже были где-то неподалёку, на юге или юго-западе Австрии.

Короче, с точки зрения оберштурмфюрера, военнослужащие именно этой части были вполне достойными уважения фронтовиками. Все трое имели боевые награды за ранения и противопартизанские акции разных степеней, а один, артиллерист, кажется, Паленко или Павленко – фон Шенкоф плохо запоминал славянские фамилии – даже имел немецкий Железный Крест 2-й степени.

«В конце концов, если с нами воюют словаки, венгры и хорваты, так почему не украинцы?.. В данный момент можно только радоваться, что хоть кто-то ещё находится на нашей стороне… Засранные союзнички, Болгария, Румыния и даже «макаронники», не просто бросили Германию в трудную минуту – они обернули своё оружие против нас… Фюрер выбрал плохую компанию. В Польше в тридцать девятом мы ещё жали Советам руки, кто знает, где бы сейчас были Черчилль с Рузвельтом, если бы эта дружба продолжилась?.. Тяжело представить, кто бы мог противостоять такому союзу… Н-да…» – офицер СС обернулся к грузовику:

– Герр полковник, всё в порядке? Как ваша спина?

– Спасибо, всё так же плохо… Каковы ваши планы на ближайшие часы, оберштурмфюрер?

– Как старшего по званию, герр полковник, я обязан спросить вас.

– Перестаньте, я знаю правила, но, несмотря на звание, я, как видите, не способен вами командовать, а к тому же ваши люди не являются частями ВВС или регулярной армии. Единственное, чего я бы хотел, это предварительная консультация всех ваших действий со мной и передача мне информации о нашем актуальном положении. У вас полно хлопот с личным составом, а у меня как раз есть время на размышления и анализ ситуации… как в шахматах, оберштурмфюрер, да?.. – лётчик попытался улыбнуться.

– Так точно, герр полковник… – эсэсовец оценил, как элегантно и незаметно для окружающих у него из рук взяли командование колонной, а все присутствующие нижние чины даже не уловили этого…

При разгрузке продовольствия у солдат сразу приподнялось настроение – многие из них уже месяц не видели горячей пищи и настоящего свежего мяса, не говоря уже о остальном богатстве, находившемся в грузовике. Зная это, офицеры решили пренебречь мерами предосторожности и разрешить людям развести костры и приготовить горячие обеды: никто не знал, когда ещё им снова представится такая возможность. На случай неожиданного разделения группы при атаке противника или по иным причинам было также решено не складировать оставшийся провиант централизованно, а сразу распределить между всеми членами личного состава, по возможности равномерно.

Тем временем вернулся на мотоцикле Майер, который принёс сообщение о том, что в небольшом пограничном городке Никольсбург, километрах в десяти от них, русские, проезжая колоннами на Брно, оставили небольшой блок-пост, человек двадцать. И что, судя по всему, это пока единственная советская воинская часть, постоянно находящаяся в близких окрестностях. На главной дороге, по словам Майера, уже появились караваны беженцев, идущие прежде всего на юг и запад, в англо-американскую зону, в направлении, противоположном движению русских колонн.

– Да, Майер, – фон Шенкоф обратился к подчинённому, – а что твоё поручение относительно прослушивания эфира?..

– Два человека работают, оберштурмфюрер.

– Подите, спросите у них, есть ли что-то интересное.

– Есть, герр оберштурмфюрер!

Через десять минут Майер появился с листком бумаги в руке и протянул его офицеру со словами:

– Плохие новости, герр оберштурмфюрер…

– Дай-ка, – фон Шенкоф пробежал глазами неровно написанные строчки: – «Рурский котёл» уничтожен… англо-американские части уже полностью заняли всю Порурскую промышленную область… По приблизительным подсчётам, взято более 300 тысяч пленных… Весь восточный берег Рейна в руках союзников… Мой Боже! Так быстро?.. – он поднял голову и посмотрел на полковника. – Не думаете, что это может быть дезинформация?..

– Дезинформация?.. Что вы, Шенкоф, в отличие от Геббельса, у «янки» нет оснований врать и поддерживать моральный дух своей армии различным бредом. Как вы сами, надеюсь, заметили, реальность превосходит даже их собственные наилучшие ожидания: непобедимая немецкая армия сама спешит сдаваться им в плен, просто чтобы не попасть к русским… А кстати, что говорят они?..

– «…Тяжёлые бои на окраинах Берлина… Красная Армия входит в северную часть города, танки прямой наводкой обстреливают центр… Острава ещё держится… упорные бои… Сегодня началось генеральное наступление на Брно…»

– Это, по крайней мере, точно не дезинформация, это даже мы слышим… – пилот мрачно усмехнулся, кивнув в сторону, откуда постоянно доносились отзвуки непрерывной канонады. – Без порурских фабрик и военных заводов Германия безоружна, железнодорожная сеть разгромлена, армии спешат сдаться в плен, чтобы не подохнуть бессмысленно в уже проигранной войне… Как, фон Шенкофе, на сколько поставите?.. Неделю, десять дней… Или, быть может, конец придёт уже завтра? Как вы думаете?..

– Не знаю… Надо собрать солдат, полковник. Думаю, будет лучше, если они услышат это от меня, чем шёпотом от своих коллег, что слушали радио. Я старался всегда быть честным к своим подчинённым и сейчас считаю это особенно важным. Только взаимное доверие командира и его солдат позволит победить в бою…

– Вы ещё употребляете слово «победить», мой друг?..

– Да, полковник, даже если Германия проиграет эту войну, это не значит, что мы… каждый из нас, проиграл свой собственный бой.

– Не понимаю, о чём вы говорите…

– Я не проиграл, полковник, и, если могу говорить за своих людей, они тоже… Я преданный сторонник нашей идеи и фюрера, но думаю, что эту войну проиграли не мы, кто честно дрался с оружием в руках, а те, кто бездумно командовали нами сверху…

– Я вынужден остановить вас, фон Шенкоф, пока вы не перешли на конкретные фамилии…

– Не бойтесь этого, я их просто не знаю. Я знаю лишь то, что эту войну мы проиграли ещё в сорок первом, хотя тогда мало кто это понимал. Мне для осознания этого факта потребовалось четыре фронтовых года…

– Интересная философия, хотя мне пока не совсем понятны все ваши словесные формулы. Надеюсь, что у нас будет время подискутировать об этом, но не здесь и не сейчас. Вы, кажется, собирались прояснить ситуацию со своими людьми? Накормите личный состав и сообщите мне потом о ваших планах на вечер, – полковник откинулся назад, давая понять, что беседа окончена.

Неожиданно сверху послышался завывающий звук авиационного мотора. Самолёт был уже близко, почти над лесом, ясно видимый в небе сквозь ещё редкую весеннюю листву. Из-за постоянного грохота орудий с севера, откуда появился и аэроплан, никто не услышал его приближение раньше. Одинокий старенький советский ночной бомбардировщик «ПО-2» с красной звездой на хвосте сейчас, среди бела дня, медленно приближался к деревне вдоль дороги, по которой этой ночью проехала колонна СС.

Эти машины уже практически не использовались на фронте. Биплан устаревшей конструкции «ПО-2», или «Поликарпыч», как его ласково, как дедушку, называли бойцы Красной Армии, со своими стянутыми верёвками двумя крыльями, открытой кабиной и «черепашьей» скоростью передвижения в середине двадцатого столетия, скорее был ностальгическим воспоминанием о Первой мировой войне, чем боевым самолётом, хотя в начале Великой Отечественной, из-за недостатка техники, на фронте использовался и подобный раритет. Но так как днём летать с такой скоростью над немецкими позициями, защищёнными современными зенитными орудиями и пулемётами, не говоря уже об авиации, равнялось самоубийству, его боевая функция сводилась к сбрасыванию бомб хотя бы в тёмное время суток, когда имел хоть какие-то шансы на успех, откуда и произошло гордое название «ночной бомбардировщик». К концу войны деятельность этих самолётов на фронте сводилась к аэрофотосъёмке местности, тыловым перевозкам и иногда, вследствие уже почти полного отсутствия в воздухе немецких ВВС, рекогносцировке артиллерийского огня на передовой линии.

Кашляя своим поршневым двигателем, как старый автомобиль при переключении передач, самолёт медленно приблизился к лесу на холме, пролетел над деревней и начал разворачиваться в направлении кучки винных погребов на склоне холма, где как раз стояли немцы. Облетев небольшой лесок, «Поликарпыч» сбросил газ, развернулся, «отрыгнул» пару раз и с надрывным хрипом мотора стал заходить на второй круг.

Полковник и офицер СС наблюдали за ним с грузовика, все остальные, перестав есть, смотрели на него из леса. Хорошо замаскированная машина ПВО в кустах на окраине, как заметил полковник, и без приказа неотрывно следовала за каждым движением самолёта, разворачивая в его направлении свою четырёхствольную установку, готовую в любое время открыть огонь – сразу было ясно, что эстонский экипаж тоже не новички на фронте. К грузовику подбежал их командир, фельдфебель, и с сильным балтийским акцентом спросил фон Шенкофа, что ему делать – стрелять или нет.

– Подождите пока, – ответил эсэсовец.

– Эй!.. – полковник опять привстал. – Сейчас же прикажите снять его, оберлейтенант! – он неожиданно обратился к фон Шенкофу его армейским вариантом звания, что не было принято в отношении офицеров СС. Видимо, был сильно взволнован.

– Но этим мы откроем наше местонахождение! – возразил тот.

– Шенкофе, поверьте моему опыту, если здесь уже мотается этот летающий пылесос, значит, вас уже кто-то видел, но просто ещё не знает точно вашу позицию!.. Это не разведчик, это наводчик! Я знаю, как и для чего русские используют эти самолёты. Снимите его сейчас же!.. – он повернулся к эстонскому фельдфебелю люфтваффе. – Слышали?! Снимите его! – и, обернувшись к фон Шенкофу: – Надеюсь, что он ещё не успел передать координаты, если решил зайти на второй круг! Пилот нас ещё не видит или, по крайней мере, не уверен! Не думаю, что нас сдал староста: пока я там лежал, у него было миллион возможностей сдать меня и выслужиться… Не сдал… Кто вас видел, Шенкофе?..

– Убежали три мадьяра – водители, а утром пролетали русские штурмовики, хотя вряд ли нас видели: летели очень быстро и на Брно…

– Почему ничего не сказали мне?!.

– Не думал, что это важно, герр полковник, русские самолёты летают над нами каждый день и…

– Чёрт возьми! А вы тут продолжаете преспокойно сидеть, Шенкофе?.. Штурмовики – это не просто самолёты, это самолёты для уничтожения наземных целей. Их экипажи специально тренированы, чтобы видеть замаскированные танки, траншеи, ДОТы и т. п., в отличие от остальных ВВС, они научены смотреть именно вниз, а не вверх, и смотреть пристально!.. Я не знаю, кого вы имели в виду там наверху, кто проиграл войну, но сейчас делаете то же самое! Чёрт вас дери! Недооценка противника – вот причина всех наших бед! Лучше переоценить и быть готовым к наихудшему, чем… Вы, оберлейтенант, если над вами пролетел русский самолёт, должны действовать исходя из того, что он вас засёк, а не наоборот…

Его речь прервало громкое стаккато 20-миллиметровой четырёхствольной установки ПВО на краю леса.

* * *

Нарваться здесь на вражескую зенитную установку такого класса, как стояла сейчас внизу у винных погребов, замаскированная ветками кустарника, русский пилот явно не рассчитывал. По всем данным, противника в этом районе быть не могло: кто-то из штурмового авиаотряда просто видел, пролетая на Брно со случайным отклонением курса, где-то в окрестностях какой-то затерявшийся танк и пару человек вокруг него, или что-то подобное, – танк был вроде как немецкий… Ничего конкретного. Одни «может быть» и «вроде как».

Кругом простирались лишь открытые поля и виноградники, мест, пригодных для маскировки тяжёлой техники, практически не было. Задача состояла лишь в том, чтобы проверить на всякий случай донесение штурмовиков – обычная армейская рутина. Пилот был уверен, что, как обычно, полёт кончится ничем: «Эти фрицы сейчас думают только о том, чтобы побыстрее убраться на запад, только идиоту придёт в голову окапываться здесь, в нашем тылу, и ждать верной смерти!».

На страницу:
6 из 8