Формальность

– Тебе туда, иди, – сказал он мне, указывая во мрак, в котором исчез дракон.

Я подошёл к краю, а оттуда на меня смотрело то самое чудовище, оно там обитало, я обернулся к Георгию, но он не улыбнулся, не подбодрил меня, а был суров, отступать было не куда, я вошёл внутрь. Я вошёл туда готовый сражаться, не знаю за что, за свою жизнь…, не знаю, тогда мне это было не важно, я не понимал, что делать, но приготовился умереть…. И, наверное, я там действительно «умер», не могу тебе всего объяснить, но, только я переступил «черту», как стал Главным академиком…, понимаешь, я оказывается всегда им был, но, одновременно, и помнил всё, что со мной было до этого, я перешёл завесу, сохранив память всех своих жизней, перешёл в будущее со всем своим прошлым, сразу…, просто сделав один шаг! Потом вошли восемь бесплотных, и я увидел Тор, бесконечные миры, вселенные, отдельные созвездия, я хорошо знал их, они складывались в определённую конфигурацию – ту, которая теперь, с моим приходом, определилась как будущее…, оно не изменилось, оно не может измениться, оно стало таким! От него отделилась маленькая светящаяся точка и подлетела ко мне, освещая меня голубоватым светом, она изучала меня, кружилась вокруг меня и через некоторое время улетела, соединившись с другими такими бесчисленными огоньками заполнивших пещеру. Мне было тридцать, когда я вошёл сюда Главным, тогда здесь ничего этого не было, а был просто большой город, на берегу моря у подножья гор. Я начал создавать Академию. Правильно ли я всё сделал, тот ли выбор, о котором говорил Змей…, наверное, да. В основании исследований я определил то положение созвездий, которые были мне показаны в пещере. С этого дня всё подчинено следованию этим курсом к этому месту и значению, определёнными во времени и пространстве для меня и людей. Первым, что я создал была служба навигации и времени, которую ты возглавляешь. Она была первой, а станет последней. Парадокс? Не думаю…, но я отвлёкся…. Я не умнее людей и не сильнее их, я опытнее…, многократно. Они приходят, уходят, что-то для себя открывают, трудятся, учатся и просто живут своей повседневной жизнью…, но для меня их жизнь, как жизнь и интересы детей, которые только-только что-то начали узнавать в этом мире. Они ещё только знакомятся с ним, в то время, как я уже здесь был такое количество раз, что им и не снилось. Я строил Академию, как строил тот дом за завесой и помня о том, что я его там не достроил, то более всего хотел исправить всё, чтобы не допустить тех просчётов, о которых теперь догадывался. Я работал до изнеможения, и заставлял всех работать также вместе со мною. Силой заставлял! И вот однажды я заболел, серьёзно заболел, надорвался, ведь я работал почти без отдыха и организм опять, как тогда, не справился. В больнице за мной ухаживала одна медсестра, лет чуть больше двадцати. Он была очень строга и по-настоящему хорошо знала своё дело. После больницы она ухаживала за мной и у меня дома, пока я восстанавливался после болезни. Не скажу, что она мне нравилась или я к ней привязался, скорее всего нет, просто она не была назойливой, как большинство людей, ничего не требовала и не просила у меня, а была сама собой, она просто была рядом тогда, когда мне было плохо. Мы с ней стали встречаться. Конечно нельзя нас было назвать любовниками, хотя бы просто потому, что я её не любил…, я вообще никого не любил никогда, но мне с ней было как-то спокойнее. Мы встречались несколько лет, но со временем всё реже и реже, пока не прекратили совсем, а я даже не заметил этого. Только через несколько месяцев неожиданно вспомнил о ней, позвонил, но она сослалась на большую занятость и снова пропала. А потом я узнал, что у неё родилась девочка, наша дочь. Я приехал, пытался уговорить её как-то оформить наши отношения, помочь ей, но она категорически отказалась, всё говорила, что у меня много работы и она с девочкой не хочет мне мешать, и никогда не скажет никому кто её отец…. Так всё и случилось. Девочка выросла, вышла замуж. Потом умерла её мать. Стоя перед могилой я впервые осознал, что она была, пожалуй, единственным мне близким человеком в моей жизни, она единственная была всегда рядом со мной, хотя мы редко виделись, но она, как ни странно, наверное, как-то по-своему может даже любила меня. У моей дочери родился сын, но, понимаешь, хотя я постоянно наблюдал за их жизнью, она меня не трогала, не волновала, но, почему-то интересовала, неотступно. Я знал буквально обо всём, что у них было, происходило…, зачем? Не знаю и понять до сих пор не могу. Они были для меня как посторонние, я всё время говорил себе: это же твоя дочь, твой внук, неужели ничего, совсем ничего не трогает тебя при встрече с ними? Они не знали, кто они для меня, даже не догадывались. Внук со временем тоже женился и вот у них родилась дочь, моя правнучка – Оля. Мой внук оказался на редкость, совсем неожиданно для меня, довольно толковым парнем. Когда родилась Оля я приехал посмотреть на неё, но так, как будто случайно там оказался. Она поразила меня, она смотрела на меня совершенно осмысленным взглядом, разговаривала со мной одним только взглядом, хотя ей было всего несколько дней. Я взял её к себе на руки и чувствовал что-то в ней необъяснимо родное, близкое для меня. Я назначил внука своим личным научным секретарём, только для того чтобы чаще видеться с Олей, быть рядом с ней. Но, по правде сказать, он действительно хорошо справляется со своей работой. Оле было чуть больше трёх лет, и я пошёл с ней гулять в парк, на большом лугу мы неожиданно увидели забредших из леса олениху с оленёнком. Оля побежала к ним, и они её подпустили к себе, не убежали, не скрылись. Представляешь, она с ними разговаривала, гладила, кормила из своих рук, а я, наблюдая за ней издалека, просто не мог поверить в это, для меня всё это было сродни чуду. Вдруг неожиданно из-за кустов с лаем выбежала большая собака, олени мгновенно скрылась в лесу, а Оля побежала ко мне. Я был в панике от того, что собака может испугать её, я со всех ног бежал к ней, чтобы спасти, защитить. Но собака понеслась в лес за оленями, не обращая на нас никакого внимания. Оля подбежала ко мне, я упал на колени…, ты не представляешь, что со мной было…, её всю трясло, она дрожащей рукой держалась за меня, а второй показывала в лес и всё спрашивала, заглядывая мне в глаза: дедушка, почему собака испугала оленёнка, почему? Она обхватила меня за шею, а я прижимал её к себе не зная, как успокоить, утешить. Чудовище из могилы дождалось своей минуты, когда я оказался слаб и не готов к атаке, удар был нанесён молниеносный и сокрушительный. Воспоминания обрушились на меня, сметая всё на пути, я увидел себя совсем маленьким, таким как Оля, меня кто-то с огромной силой вырывает из рук матери, та кричит, стараясь меня защитить, спасти, а меня уносят от неё, я плачу и слышу этот раздирающий всю душу отчаянный крик, такого горя…, этот крик разорвал во мне всё в клочья с такой неимоверной жестокостью и наслаждением…, потому что я оказался слишком слаб в тот момент. Очнулся уже в больнице, сказали, что я умер, долго был в коме, но я ничего не помню, как будто просто закрыл глаза и сразу открыл. У меня был обширный инфаркт, потом сердце остановилось, и я чудом остался жить, просто чудом. Зачем? Зачем я опять выжил, ты можешь мне объяснить? Что ему от меня надо, чего он добивается? Ты – Учитель, можешь сказать мне, в конце концов, когда конец?

– Я не Учитель, я только слежу за временем.

– Да, ты только контролируешь время, но не это ли самое главное? Разве не ты дал его ровно столько, чтобы я сейчас тебе об этом говорил, да, вы все приходите сюда не помня ничего, но это и есть продолжение пути, пройденного каждым…, только я, единственный, кто всё начал с начала. С самого начала! После того как прошлое обрушилось на меня, не жалея и не спрашивая, что я чувствую, думаю обо всём этом, я теперь знаю, как страшно узнать правду о будущем, – Главный ядовито и мрачно усмехнулся, – потому что изменить уже ничего нельзя – неизбежно…, и Ты этим управляешь, Ты! Неужели тебе никого не жаль, не испытываешь, хоть сколько-нибудь сожаления, сострадания? Но ты же не чудовище из могилы, зачем ты ему передал всю власть над человеком? Почему оно нас так ненавидит, останови же его!

– Не могу…, я не могу этого сделать, это ваш выбор, только человека….

– Я же был в том подземелье, где стоят в абсолютном холоде саркофаги бесплотных…, только там я видел, что их пять с одной стороны и пять на противоположной, а не четыре и четыре, которые приходят. Кто остальные? Где они? Нет, я думаю, что они не определяют будущее, как мы все думаем, не определяют…, тогда кто? Кто тот самый Главный, а не как все считают, что Я создал Академию.

Олег молчал, только с грустью посмотрел в глаза Главному.

– С того самого момента, как Оля впервые назвала меня дедушкой, похоже она соединила тем самым все мои жизни в единую неразрывную цепь, и эти двадцать последних лет для меня превратились в сплошной мрак подземелья, где я брожу с факелом в руке и на каждом шагу встречаю всё более и более страшных чудовищ…, эти воспоминания одно страшней другого и всё падают, обваливаются на меня, нападают…, а я уже даже не сопротивляюсь им. Просить прощение, спасения? Но кого, о чём, зачем? Разве я кого-нибудь прощал, нет, этого нельзя было делать, тогда что мне ждать, на что надеяться? Неизбежность конца – естественного конца? Владимир меня предупредил тогда, что бежать некуда, не убегу…, да я собственно и не собираюсь никуда бежать, не хочу. Моя жизнь, да всё, совершенно всё, что у меня есть, превратились в развалины или…, недоделанный тот дом, который я бросил, там, за завесой. После меня ты должен руководить Академией, только ты…, обещай мне!

Олег молча сидел и смотрел на медленно движущуюся воду в ручье.

– Молчишь…, я знаю, о чём ты думаешь…, я тоже об этом думаю и тоже знаю: Пустое всё это, теперь, наверное, я тоже это понимаю, потому и разбил…, разрушил всё, потому что это ничего, вся жизнь моя – Ничего! – Главный выпрямился неожиданно, глядя куда-то перед собой, – позаботься об Оле, защити её, не дай этому чудовищу её обидеть, погубить, только об этом прошу… Прости меня! – Главный вдруг упал на колени, уронив голову на грудь…, его всего трясло.

Олег некоторое время с грустью смотрел на сидящую на коленях сгорбленную и вздрагивающую фигуру у его ног, потом молча встал и пошёл по траве к выходу из парка.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Не знаю Я что мне сказать тебе

Звучит в природе мысль как измена

О чём и что могу отдать поверь

Не о себе Я говорю меня здесь нет

И не было давно уже наверно.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

В эту ночь Главный Академик тихо умер во сне у себя дома от остановки сердца.

***

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Но что мешает мне понять Тебя

И дать немного счастья жизни время

И волны шумные как мысль во сне

Что берег потеряв найдут лишь бремя!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Олег, пожалуйста, ну что ты молчишь? – Оля сидела напротив Олега и смотрела в его глаза, сосредоточенные, грустные и очень усталые. – Ну, как хочешь, я тогда, пожалуй, пойду, – Оля встала со стула и пошла к двери.

– Нет, нет, Оля, не уходи, прости меня…, просто столько сразу произошло, что я…, пожалуйста, побудь со мной, просто побудь….

Оля вернулась и села рядом с ним на диван.

– Олег, расскажи мне о нём, что он тебе сказал? Он же говорил тебе обо мне?

– Он очень любил Тебя…, больше всего на свете любил. Его последние слова были о Тебе.

Оля грустно смотрела в пол перед собой.

– Я помню, однажды, я тогда была совсем маленькой ещё, собака побежала за оленями, а я бросилась к нему…, он сидел на коленях и держал меня на руках, обнял меня…, и столько от него исходило силы, любви, доброты, он как будто накрыл всю меня ею, защищая от кого-то врага, своей любовью и добротой – такая огромная эта сила была в нём, необъятная…, и столько …, наверное, только я видела её.

– Да, это так, только ты видела в нём того человека, о котором даже никто не догадывался, того, кем он на самом деле был, только ты. Мне нужно сказать тебе…, сказать очень важное, но я не знаю, как это сделать…– Олег посмотрел на Олю, сидящую рядом с платком в руке, которым она тихонько вытирала глаза, взял её за руку, – Я люблю тебя!

– Я знаю, Олег, всегда знала, что ты любишь меня, – Оля крепко сжимала руку Олега, – Я тоже очень люблю тебя!

– Мне нужно, это, к сожалению, необходимо…, как странно, но у меня нет выбора, мне надо уйти…, на время, это крайне важно.

– Да, да Олег, я понимаю, ты теперь Главный, это все понимают, ты не думай обо мне, занимайся своим делом, я всё сделаю, чтобы тебе не мешать, ты не думай…, я просто буду всегда рядом, ты знай, что я рядом, с тобой….

Они сидели рядом на диване молча, взявшись за руки, пока не наступил вечер и в комнате стало темно.

– Ты веришь в Деда Мороза? – Вдруг резко и неожиданно спросил Олег, повернувшись к Оле с самым серьёзным видом, ожидая ответа.

– Олег, ты чего? – Оля даже опешила от такого вопроса, – это же сказка для детей, ты же сам понимаешь.

– А я верю, он есть на самом деле.

– Ну Олег, с чего ты взял…?

– Потому, что я его видел…, мне было три года, и он пришёл ко мне, я видел его так, как вижу тебя сейчас. Он был именно такой, каким я его себе представлял, огромным и холодным. Но, самое главное, он из мешка достал тогда подарок, который я больше всего хотел, о котором мечтал.

– Ты, что действительно до сих пор веришь в Деда Мороза? – Оля удивлённо и с некоторым сомнением смотрела на Олега.

– В этом суть понятия времени для человека, в этом именно состоит его понимание и смысл для него – через разум, понимание и осознание природы времени. Оно, таким образом, формирует в нём понятийные образы. Для трёхлетнего ребёнка Дед Мороз существует, потому что он видел его, Он приходил к нему – Он есть! Когда мне было уже шесть лет, то ребята мне говорили, что на самом деле это просто актёр, которому родители дали для тебя подарок, чтобы он тебе его подарил и всё, это на самом деле просто игра. Я и сам уже видел много раз деда мороза и в театре, и по телевизору, и просто на улице…, я понимал, что так оно и есть. Понимал, что его нет, но верил, потому что для меня Дед Мороз существует – я его видел! Когда исчезает вера? Только тогда, когда ты уже сам к своему ребёнку приглашаешь деда мороза, чтобы тот подарил твой подарок. Вот с этого момента веры больше нет. А что тогда остаётся – только поиск смысла природы времени…, и ничего больше. Почему в три года человек верит, в шесть понимает, что веры нет, а в тридцать он ищет смысл своего бытия, но уже не имея ни веры, ни понимания? Но как может человек что-то постичь, если он для своего ребёнка создаёт образ не существующего мира деда мороза, зная, что его нет в природе? Человек в своём развитие дальше мышления шестилетнего ребёнка идти не захотел. Тогда, что делать Творцу с человеком? Зачем ему взрослый ребёнок? Создав мир иллюзий, человек в нём пытается что-то найти и доказать себе, убеждая силой в этих своих «открытиях» остальных.

– Ты прав, Олег, я как-то не задумывалась об этом раньше, но, наверное, это действительно так. Главный, мне как-то говорил, что он всю свою жизнь строит некий дом, который когда-то не достроил, а потом неожиданно спросил меня: а правильно ли он поступает, заставляя людей строить Его дом? Может они сами по-другому бы всё сделали, но уже поздно, дом стоит. Какой есть, но он же стоит, он уже построен. Он спросил меня тогда: это его дом или кого…, считают ли люди его своим? И сам мне тогда ответил – нет, это не то, о чём они мечтают, я просто заставил «силой» их поверить в него и всё! Но вера, как ты говоришь, возможна только на уровне трёхлетнего ребёнка, а в шесть уже нет её, а есть уже условное понимание поступков «взрослых». Он об Академии говорил, о ней, как о детском домике его мечты, который дед мороз достал для него из мешка.

– И который он же и сломал…, наигравшись….

– Олег, не будь жестоким, я очень прошу тебя, ведь, в конце концов, его уже нет.

– Деда Мороза нет, но он же есть, и Академия есть и Главный тоже есть. Оля, чтобы человек перестал быть ребёнком шести лет, надо взрослеть, понимаешь, не строить «дома», «дворцы», «замки», «академии» для себя, а взрослеть, это разные вещи. Взросление – это не подарок, это – труд! Огромный, тяжёлый труд, ценой, которому жизнь, данная тебе временем. Время её определяет, и, если не закончил работу вовремя, всё, нет больше у тебя времени и ничего нет, только пустота. Создатель в пустоте замыслил и наполнил Творца, он дал ему время, и больше ничего. Это не бесконечность, как все думают – вот что такое Главный, а ты думаешь, что его нет? Он есть и никуда не уходил, потому, что время, данное Творцу – конечно! Вот почему Игорь открыл Тор, потому что, Женя пришла и дала ему это время, открыла для него эту возможность использовать бесконечный потенциал Творца, через Костю, потому и Главный смотрел на нас троих, как единое целое, он ждал этот звук – это был Зов самого Создателя.

– Через Костю, как это?

– Тогда, в самый первый наш концерт с Женей, как только она включила звук, и мы тогда сразу услышали себя…, из зала – оттуда, услышали впервые свой звук, он был первым, мы шли за ним, и он нас вёл за собой…, ты представляешь, Он ведёт всех нас за собой! Костя записал тот самый, впервые нами услышанный звук и вот сейчас мы его воспроизвели, потому восемь бесплотных пришли чтобы он прошёл через Завесу, и он прошёл. Костя ведь сама суть этой гармонии, распева, помнишь ты говорила, что услышала тогда его, так вот, этот распев теперь здесь, он в основании сущности Змея.

– Олег, какого Змея, о чём ты говоришь? – Оля была испугана словами Олега, она смотрела на него и не могла понять, что с ним, он тот же и, как будто, совсем другой.

– Змей, Оля, ведь это самое главное, что должен знать человек, но это может познать только взрослый человек, ребёнку это не по силам. Змей – это не та рептилия, не чудовище, не злой и коварный искуситель, о которой мы говорим и, якобы, «знаем», как в сказке, нет! Змей – это генетический код человека, гармонический звукоряд распева – это гармония Мироздания, вот о чём говорил Творец, создавая нашу систему. Если тот самый первый звук Создателя, наполнивший в пустоте Творца, проявил здесь и сейчас себя через распев, это значит он проявил в нашем мире самого Создателя, Творец стал Им! Вот что было на том концерте, Создателя не было, но Творец стал Им.

– И что теперь, что это означает? – Оля была как-то подавлена и растеряна от слов Олега.

– Ничего не будет, Создатель остановит маятник.

– Почему, но ты же говоришь, что он проявлен, ради этого же всё создано и, как ты говоришь, всё же получилось!?

– Таким был замысел, но человек не захотел взрослеть, а сейчас нет для этого сил у человека, достаточных, чтобы быть Творцом. Человек лишь мечтает быть господином, а для этого нет места в будущем, это только след от Змея, но не сам Змей!

– И как это всё будет происходить? Мир закончится и всё, и ничего не останется?

– Главный был единственным человеком на Земле, у которого из памяти были не стёрты воспоминания о всех его предыдущих жизнях. Он жил с ними, как мы живём со своими детскими воспоминаниями, так вот, он в конце своей последней жизни вспоминал не радостные и светлые воспоминания, а самые ужасные…, самые, он до основания постиг их сущность.

– Почему?

– Потому, что они для него в конце были главными, ключевыми – в этом и состоит суд над человеком. Он судил себя за всё, что сделал, как Творец в этом Мире.

– Но, он же был добрым в душе, ведь это, наверное, для него было таким мучением?

– Мучением, да, но именно ты пришла в его жизнь и раскрыла то, что он хотел спрятать от людей, то, что он, на самом деле, совсем другой.

– Я…, я его любила и совсем не хотела причинить ему боль, тогда почему же всё так?

– Ты веришь в Деда Мороза: нет или да? – Этот выбор стоит перед каждым человеком в жизни. Да, можно остаться на уровне трёхлетнего ребёнка и искренне верить во всякие добрые духи, святых, или наоборот – во всяких демонов и прочую нечисть. Однако, даже уже шестилетний ребёнок, хочет не просто слепо верить в них, а понять их, и даже познать их природу. Но, ребёнок не отвечает за свои поступки, за свой выбор, за свои действия. Человек не хочет становится взрослым, не потому что глуп, или не развит, а потому, что не хочет быть ответственным за себя! На суде он спрашивает не с Творца, а с себя за свою жизнь, но это потом, а сейчас ведь никто не скажет ничего и не накажет! Один только раз безнаказанность пришла в этот Мир, проявила себя и всё – нет больше ничего, только след от Змея остался, понимаешь, как всё хрупко здесь, не прочно?! А за что можно наказать ребёнка, разве спросишь с него, как со взрослого? Вот почему Главный мучился, он в полной мере судил себя и был честен перед Творцом – перед Собой. А что можно на суде заслужить…, или выпросить – прощение!? Нет, прощения не жди, в том и сущность того всеобъемлющего страха перед Змеем, что гармония Создателя, заложенная в нём, ничего не прощает, не знает она что такое, чисто по-человечески, простить нашкодившего несмышлёного ребёнка или пожалеть его. Ему задали вопрос в начале пути – и он в конце на суде на него ответит!

– Ему было очень плохо, очень сильно страдал? – Оля опять тихо плакала в платок.

– Да, очень…, но это ничто по сравнению с тем, как он тебя любил…, я бы даже сказал, что для него страданий и не было как бы, совсем…, это правда, так и было.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Небрежно схлынут думы и оставят берег

Позволь узнать – что думаешь ты обо Мне

Без слов без взгляда света без потерь

Ведь Человек знать о тебе не может!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

***

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Нет более всего как нет детей

Лишь смысл воспоминаний тех идей

Лишь сумрак дней пустых затей

Всего что так манит но не тревожит!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Олег шёл по колонному залу за восемью бесплотными, они подошли молча, как тени к широко распахнутой в этот раз настежь высокой из желтоватого металла двери и прошли внутрь чёрной пещеры. Восемь встали вокруг стола, справа у стены стоял Георгий, слева, напротив него, стоял Владимир. Олег, войдя в пещеру, сразу остановился стоя спиной к дверям. Двери закрылись. Напротив, из тьмы, смотрели два невидимых глаза. В пещере была темнота, света от пламени из-под прозрачного пола не было, огонь был погашен. Только Тор из бесчисленного количества голубых точек медленно вращался, освещая слабым светом неподвижно стоящие фигуры. Они стояли и смотрели в Тор долго и неподвижно, не произнося ни единого звука. Вдруг Тор еле заметно вспыхнул, как пламя от свечи, и мгновенно собрался в бесконечно малую голубоватую точку над кристаллом. Вся пещера погрузилась во тьму. Призрачные фигуры одна за другой медленно ушли во тьму пещеры, за ними вышли Владимир, потом Георгий, последним ушёл Олег. Высокая дверь из желтоватого металла исчезла.

***

Оля остановилась перед дверью и некоторое время стояла, чего-то ожидая, потом осторожно позвонила. Дверь открыла Люба.

– Оля! Вот хорошо, что ты пришла…, у меня как раз Женя.

Оля прошла в комнату и молча села на стул, грустно смотрела на Женю, как та сидит на диване, стараясь устроится поудобнее.

– Сколько уже?

– Четыре месяца…, ой Оль, я что-то боюсь, с каждым днём всё больше и больше, – Женя, трогая свой живот и прислушиваясь, удивлённо улыбалась.

– Ничего с тобой не случится, все через это проходят, всё нормально, только не забивай себе голову всякой      ерундой…, наоборот, от этого даже очень радостно на душе, я же вижу, как ты просто сияешь…. – Люба села напротив грустной Оли. – Ну, чего с тобой?

– От Олега никаких известий, совсем никаких, как исчез всё равно, где он?

– Не знаю, – Люба смотрела на Олю, что-то стараясь припомнить, – знаешь, он как-то говорил, что обязательно надо найти дом Советника, не знаю, что это и где, но может он отправился в горы? Они раньше студентами туда часто ходили искать этот дом. А сколько уже прошло времени?

– Две недели, ну хоть бы предупредил, а так где его искать? Вдруг с ним случилось что-нибудь, но почему один?

– А он чего ни будь говорил тебе, вспомни…?

– Знаешь, после смерти Главного он очень изменился, стал такой молчаливый, задумчивый, я его старалась не отвлекать, не лезть с расспросами, захочет сам расскажет, а он молчал, как будто у него случилось что-то…, что-то очень важное… Подолгу так сидит, смотрит в одну точку и молчит, а лицо… угрюмое, жёсткое, даже суровое, как у старика, я такое лицо видела только у Главного. Главный же мне как родной, я с детства с ним росла…. – Оля замолчала, рассеянно глядя в пол, – когда он умер, я знаю, все с облегчением вздохнули…, даже радовались, а я так плакала, так горько стало, для меня он как родной был, прямо как мама и папа, не знаю почему, но я любила его и он меня любил, очень сильно любил, только виду не показывал, строгим старался казаться. Я только недавно вспомнила, а ведь никто не знал, как его зовут, представляете!? Главный или Академик и всё, а как его имя? Никто не знает и уже никогда, наверное, не узнают, – Женя и Люба смотрели на Олю не перебивая её.