Огоньки светлячков

Я вытянул руку с горшочком кактуса.

– И что? – спросил отец, мельком глянув на него. – Это растение уже получило больше света, чем ему нужно.

Я покорно вышел из комнаты. Родители подождали, пока я отойду достаточно далеко, и продолжили разговор. Когда я открывал дверь комнаты, кто-то схватил меня за руку. Это оказалась сестра. Она встала у меня за спиной и положила подбородок на мое плечо.

– Пойдем, – прошептала она.

Мы вошли в ее спальню. Ребенок спокойно спал в колыбельке. Бабушка стояла на коленях у своей кровати, положив руки на матрас. Пальцы ловко перебирали четки. Закрыв глаза, она шептала молитву, я услышал лишь неразборчивое бормотание. Сестра приложила палец к щели на маске, где был ее рот, и потянула меня к своей кровати. Простыня в одном месте топорщилась. Сестра откинула ее и показала мне то, что под ней скрывалось.

Это была моя баночка со светлячками.

Я вздохнул от неожиданности, открыл рот, но сестра опять остановила меня жестом. Бабушка открыла глаза, продолжая повторять имя Того, Кто Выше Всех. Мы с сестрой замерли.

Шарики четок, подталкиваемые пальцами бабушки, бились друг о друга. Под гулко разносившиеся звуки молитвы мы с сестрой на цыпочках прошли к двери. Когда мы уже переступили порог, из комнаты послышалось:

– И не забудьте закрыть за собой дверь.

Мы так и сделали. В коридоре я повернулся в сторону кухни. Родители все еще разговаривали, стоя у раковины. Сестра шлепнула меня по попе и указала пальцем на дверь ванной.

Мы вошли, и она присела, толкнула спиной дверь и поставила баночку на колено.

– Что это? – спросила она.

Я заглянул внутрь сквозь стекло.

– Что это такое? – повторила сестра. – И что эта склянка делала в кровати моего ребенка?

Я наклонился, поставил кактус на пол и попытался взять из ее рук баночку. Сестра отвела руку в сторону, встала и подняла ее над головой, чтобы я не мог дотянуться.

– Зачем ты положил ее около ребенка?

Я молчал.

– Мне позвать отца и рассказать все ему? Тогда тебе придется ему объяснять, что ты натворил.

Она поднесла лицо к двери и покосилась на меня. Дав мне пару секунд на раздумье, она выкрикнула:

– Па!..

Я зажал ей рот обеими ладонями, вернее, дырку, прорезанную в белой маске.

Сестра вытянула язык, и я ощутил его мокрый кончик у себя между пальцами. Я сразу отдернул руку.

– Что это? – произнесла сестра. – Говори. Тогда это останется нашим секретом. Ты ведь понимаешь, что это опасно для новорожденного. – Она потрясла банкой. Карандаш несколько раз ударился о стенки.

– Осторожно, – предупредил я. – Ты их погубишь. Сестра уставилась на банку.

– Я спрашиваю, понимаешь ли ты, что рядом с маленьким ребенком не должно быть таких предметов?

Я потупил взгляд, мне стало стыдно. Об этом я совсем не подумал.

– Подними голову и посмотри на меня. Ты подверг опасности новорожденного ребенка.

Губы мои невольно изогнулись.

– И не реви. Пока никто об этом не узнал. А если будешь вести себя хорошо, и не узнает. Я же обещала, что сохраню все в тайне.

– Я больше не буду, – заныл я.

Сестра захохотала, протянула банку и прижала к моей груди. Она отпустила руку так неожиданно, что я едва успел подхватить банку, прежде чем она разобьется об пол. Сестра дернула дверь и удалилась. Один из светлячков подмигнул мне зеленым светом. Второй тотчас ответил. Тыльная сторона одной руки горела, и я решил, что слишком долго держал ее на солнце. Я заметил красное пятнышко на белой коже. Такой белой, что я подумал: отец прав.

Может, я действительно привидение?

Когда настало время ужина, я забрался на свой стул и удивленно спросил:

– И это все, что у нас есть?

Поковыряв мятый картофель вилкой, я раскидал кучку гороха. Две штуки упали на пол. Я втянул голову в плечи, ожидая, что отец велит мне выйти из-за стола.

– Ешь, – только и сказал он.

Спорить я не стал.

– И это съешь тоже. – Папа указал ножом на картофельные очистки, которые лежали на краю его тарелки.

– Мы никогда раньше не ели картошку вот так.

Мамин нос присвистнул.

– Так намного вкуснее, – ласково сказала она.

Она подхватила пальцами шкурку картофеля и положила в рот. Она жевала и улыбалась, отчего ее щека подрагивала. Сидящий справа брат запихивал в рот желтоватую массу. Некоторые кусочки проскакивали в щель в нижней губе и возвращались на тарелку. Он напоминал мне муху. Взяв кусок в рот, муха выплевывает его вместе со слюной, а через некоторое время всасывает слюну с почти переваренной пищей.

Я съел все, что было на тарелке, но не был сыт.

– Больше ничего нет? – спросил я, глядя, как отец кладет приборы рядом с тарелкой.

Краем глаза я заметил, как рука бабушки коснулась лба, потом живота и каждого плеча.

– Конечно, есть, – ответила мама и потянулась за седьмой тарелкой, всегда стоявшей между сестрой и бабулей.

Услышав, что делает мама, бабушка схватила ее за руку.

– Не сейчас, – сказала она.

Мама посмотрела на меня и закусила нижнюю губу.

– Прошу тебя, не сейчас.

Мама вернула тарелку на прежнее место и вздохнула. Папа протянул мне свою через весь стол.

– Это ничего не решит, – сказала мама.

– Мальчик будет сыт, – отрезал отец.

– Только сегодня. А что мы будем делать завтра?

– А что будет завтра? – спросил я, жуя шкурку картофеля.

– Ничего, – прошептала мама и улыбнулась мне. – Что будет завтра? – обратилась она к папе.

– Не знаю, – ответил тот. – Правда, не знаю.

В тот вечер папа разрешил мне остаться смотреть фильм с ними. Я сидел рядом и играл двумя горошинами, упавшими за ужином с моей тарелки.

9

Вернувшись в свою комнату после фильма, я опустился на колени перед тумбочкой. Открыл ящик и увидел у банки еще двух светлячков. Когда я открыл крышку, чтобы впустить их внутрь, в спальню вошел брат. Он забрался к себе наверх, отчего пружины заходили ходуном. Крышка упала на пол. Когда я поднял ее и закрыл, в банке было только три жука.

Один исчез.

Я слышал, как с шумом закрылась дверь спальни родителей. Сестра прошлепала из ванной к себе. Брат выключил свет. В наступившей тишине было слышно, как капает вода в бачке.

Я лежал не шевелясь и смотрел в темноту.

По комнате пролетел огонек и дважды просигналил, опустившись на дверную раму. Я медленно пополз к светлячку, остававшемуся на месте.

– Иди сюда, – прошептал я и вытянул руку. Зеленое пятнышко сползло вниз по двери. Я приоткрыл ее, оставив небольшую щель. Светлячок выпорхнул в коридор. Я на цыпочках пошел следом. Из окна дул ветер и холодил ноги. Скорее всего, два новых обитателя подвала прилетели оттуда. Я двинулся вперед, ведомый полосой света. В гостиной горели сигнальные лампочки на телевизоре и видеомагнитофоне, как два светлячка внутри умершей техники.

Порхающий жук трижды подмигнул и приземлился на кресло отца. Я прыгнул вперед, сложив ладони перевернутой чашей. Сначала мне показалось, что я упустил его, но тут меж пальцев вспыхнул зеленый свет. Я сжал правую ладонь, чтобы насекомое уже не смогло вырваться. Его крылышки щекотали ладонь.

А потом я услышал грохот.

Сердце ударило так громко, что биение отдалось в ушах.

Опять грохот.

Я весь покрылся потом, потому что понял, что это означает.

– Пожалуйста, только не за мной. Не за мной, пожалуйста, – шептал я в темноту.

Впервые услышав ночью эти звуки, я долго рыдал в подушку, тело оцепенело от страха, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Когда я рассказал об этом маме за завтраком, она сказала, что мне это приснилось, ни наверху, ни в шкафу, ни под моей кроватью не живет чудовище. Но папа открыл мне правду.

– Ты слышал шаги Человека-сверчка, – объяснил он. – Это огромный старик с выпученными черными глазами и вывернутыми в обратную сторону коленями. – Он пытался изобразить его и принялся ходить вокруг стола, скорчив страшную гримасу. – И еще у него усики-антенны на голове, когда он входит в дом, они упираются в потолок.

– А зачем он входит в дома? – в ужасе спросил я.

Папа развернул стул и сел, широко разведя колени.

– Потому что он охотится на детей с помощью своих антенн. – Он прижал обе руки ко лбу и помахал ими. – Он носит в руках масляную лампу, чтобы лучше видеть, ловит детей, которые плохо себя ведут, и сажает в мешок.

– А что он потом с ними делает? – пролепетал я. Это было очень интересно.

Отец так близко поднес ко мне свое лицо, что его волосатая складка почти касалась моего носа, и произнес:

– Он начинает с ног, потом туловище, в конце голова. – Он щелкнул зубами. – Он заглатывает их и трется коленями, издавая треск, как сверчок.

Сейчас, у кресла папы, когда светлячок бил крылышками у меня в ладони, тело мое холодело от ужаса от воспоминаний о том треске, который я слышал после рассказа папы, треске, издаваемом Человеком-сверчком.

В темноте грохнул еще один страшный звук.

Человек-сверчок идет за мной. Он засунет меня в свой мешок, потому что я подверг опасности жизнь новорожденного ребенка, когда поставил в его кроватку банку со светлячками. И потому что все чаще думал о жизни за пределами подвала.

Я затаил дыхание и посмотрел на окно в общей комнате. Решетки исключали мысль о побеге. Я повернулся к двери, которая никогда не открывалась. Пришлось приложить огромные усилия, чтобы заставить ноги двигаться и переместиться в другую часть комнаты. Оттуда мне был виден коридор и полуприкрытая дверь моей спальни. Мне хотелось забежать туда, спрятаться под одеяло и вцепиться пальцами в мягкую подушку.

И тут заскрипели петли двери комнаты родителей.

Я вжался в стену у проема, открывавшего путь в общую комнату.

И опять услышал.

Этот треск издавал Человек-сверчок, когда терся коленями. Я представил, как усики-антенны его подрагивают и царапают потолок, когда он пытается уловить, где я спрятался. Выпученные глаза ищут источник света, чтобы вычислить меня по расположению тени.

Опять бух-бух. На этот раз ближе.

Прижав голову к стене, я посмотрел на свою тень на полу комнаты и услышал стук шагов. Я не сразу понял, что это не шаги, а мои зубы, но быстро закусил губу, чтобы не издавать ни звука.

Человек-сверчок открыл дверь в комнату бабушки. Значит, он пришел не за мной, а хочет украсть ребенка. Ноги мои стали каменными, и я не мог пошевелиться.

Не знаю, сколько прошло времени, но в дверях опять появился силуэт. Я представил, что в мешке чудовища лежит мой племянник, лицо его поцарапано волосатыми ногами Человека-сверчка.

Ребенок заплакал.

Однако звуки доносились изнутри комнаты. Значит, ребенок вне опасности.

Петли железной двери спальни родителей опять скрипнули, и словно по их команде мое тело обрело способность двигаться. Я оторвался от стены и бросился к себе в кровать. Упав на матрас, я одной рукой натянул простыню до самого лба, потому что в другой все еще держал светлячка.

– Ты прости меня, прости, прости, – зашептал я. – Я не хотел сделать плохо малышу. Пожалуйста, не приходи за мной.

Покрывавший мое тело пот стал ледяным. Кто-то смотрел на меня из темноты комнаты, я отчетливо ощущал это и даже слышал дыхание. Услышав первый звук, я закрыл глаза. В комнате раздался смех. Я сразу узнал гортанный смех моего брата.

– Страшно? – спросил он и опять загоготал.

– Замолчи, он найдет нас из-за тебя.

– Кто? – сквозь смех спросил он.

– Человек, который иногда приходит, – ответил я шепотом.

Брат затих.

– Отец рассказал тебе о нем? – помолчав несколько секунд, спросил он.

– Конечно, давным-давно.

– Давным… – он сглотнул, – давно?

Брат замолчал.

– А ты не знал? – спросил я. – Человек-сверчок забирает детей, которые плохо себя ведут.

Брат опять загоготал.

– Ах да, он мне рассказывал.

Он смеялся так громко, что я не сдержался:

– Замолчи. Он ведь меня найдет.

Брат хохотал, пока не начал задыхаться, потом закашлялся. Пружины его койки скрипели.

И вдруг дверь спальни отворилась.

Человек-сверчок меня нашел.

Вспыхнул свет. От испуга я накрылся с головой простыней.

– Что происходит? – раздался голос мамы.

Я облегченно вздохнул и ответил:

– Мне страшно.

– Не с тобой, с твоим братом. – Наверху тот все еще хохотал и кашлял, хохотал и кашлял. – Ты успокоишься? – грозно спросила мама и направилась к нашей двухъярусной кровати.

Я осторожно высунулся из-под простыни и увидел маму от талии и ниже, остальная часть тела была на уровне койки брата. Он уже не смеялся, только кашлял так сильно, что почти задыхался.

– Прекрати! – выкрикнула мама. Я услышал, как она несколько раз шлепнула его пониже спины. – Сейчас же прекрати! Твой брат должен спать.

Кашель стихал.

– Что его разбудило? – грозно спросила мама и, не получив ответа, наклонилась ко мне. – Ты давно не спишь? Что ты слышал?

Мне было страшно, но я ответил:

– Я видел Человека-сверчка.

– Ты выходил из комнаты?

Светлячок, которого я искал, все еще был у меня в руке.

– Нет, – соврал я.

– Тогда где ты его видел? Здесь, в спальне?

Я покачал головой.

– Конечно, ты не мог его видеть, – произнесла мама. – Ведь его не существует. Ты же знаешь.

– Он существует! – заорал сверху брат.

Мама толкнула его.

– Не шуми, – велела она. – Все это сказки.

Мама подоткнула растянутую футболку между ног и села на край моей кровати, сложив руки на животе.

– Таких людей не бывает, – повторила она. – И никто тебя не украдет. Это твой дом, здесь нет никакой опасности. Сейчас я принесу тебе стакан молока, ты выпьешь его и заснешь. Понял?

Я неуверенно кивнул.

Я лежал тихо и вспоминал увиденный в коридоре силуэт. Потрескивание коленей, вывернутых в обратную сторону. Все было так же, как после рассказа папы о Человеке-сверчке. Тот же треск я слышал в документальном фильме о насекомых. Он появлялся тогда, когда в кино наступала ночь. Дрожь побежала по всему телу и добралась до самой шеи, будто живой сверчок карабкался по моей спине.

Вернулась мама со стаканом молока. Она протянула его мне, и я сжал его одной рукой. Не хотел, чтобы она увидела моего светлячка.

– Я подожду, пока ты выпьешь все до конца, – назидательно сказала мама.

Я выпил почти залпом.

– Странный у него вкус, – сказал я.

Мама опустила голову.

– Наверное, стакан плохо вымыла. А теперь спи.

Она взяла стакан, дождалась, пока я лягу, и накрыла меня.

– Мне все равно страшно, – прошептал я. – Вдруг я не смогу заснуть.

Пришлось долго ждать, пока уйдет мама и заснет брат. Наконец он захрапел наверху, и я положил светлячка в банку. Мне хотелось надеть сухие трусы, но я, видимо, заснул, едва подумав об этом, потому что, когда открыл глаза, моя семья уже собралась в кухне. В подвале пахло кофе и тостами. Разжав руку, я увидел раздавленную горошину.

10

Тостер выбросил хлеб, приветствовав меня в кухне. Мама подогревала молоко. Рядом на столешнице в гнезде из серого картона сидели двенадцать яиц.

– Восхитительный запах, – сказала мама. – Я знала, он нас не оставит.

– А вот и мальчик, – громко сказал папа, и мама повернулась.

– Иди сюда, я тебя обниму! – воскликнула мама, нагибаясь.

Брат, сестра, папа – все тоже обнимались.

– Этому здесь не место, – сказал отец, взял пакет риса, который брат сунул в верхний ящик, и переложил в третий снизу.

Я отодвинул стул и увидел на сиденье мешок картошки.

– Подожди. – Мама подошла и взяла его, чтобы я сел. – Видишь, ночью ты все же смог заснуть.

Я кивнул и потер глаза ладонью.

– Не слушай отца, – прошептала она прямо мне в ухо. – Сказку о Человеке-сверчке придумали специально, чтобы заставить детей слушаться.

– Но я его видел.

– Я все слышу, – произнес стоящий у холодильника папа. – Ты точно его видел. Он ведь существует на самом деле. И ходит вот так. – Он присел и сделал несколько шагов по кухне, попутно положив связку лука на полку у вытяжки в стене. – Только колени его сгибаются в другую сторону.

Мама подняла мою голову за подбородок, повернула к себе и покачала головой. Со стоном выпрямившись, она подхватила картофель и убрала в шкаф.

Вся моя семья расселась за столом.

– Кому было страшно прошлой ночью? – спросил папа, занимая свое место. – Кажется, это был не малыш. – Он жестом указал на сестру, впрочем не глянув в ее сторону. – Сначала орет ребенок, потом сын. Что происходит в этом доме?

– Я не плакал, – сказал я.

– Нет? Тогда почему маме пришлось тебя успокаивать?

– На самом деле я успокаивала твоего старшего сына, – вмешалась мама. Она поставила в центр стола миску с вареными яйцами и села. – Он смеялся и не мог остановиться.

– Давайте поедим, – фыркнула сестра. – Очень есть хочется.

Отец взял столовые приборы.

– А где бабушка? – шепотом спросила мама. – Может, я схожу за ней?

Сестра потянулась и взяла яйцо. Отец хлопнул рукой по столу, будто убил комара.

– Мы не будем есть, пока не придет бабушка, – сказал он.

– А ты уверен, что она придет? – осторожно спросила мама.

– Уже иду, – раздался из коридора голос бабули.

– Уверен, – сказал отец.

– Вы меня все слышали, – донеслось из коридора. Сначала зашаркали ее тапки, потом и она сама появилась в дверях. На ней была ночная сорочка, в которой она всегда завтракала, только потом она переодевалась и надевала ее снова перед тем, как лечь спать. Седые волосы, всегда зачесанные так, чтобы скрыть плеши после пожара, сейчас падали на лицо. С двух сторон на голове зияли лысины.

– Что с твоими волосами? – спросил отец. – Мы ведь все здесь.

Бабушка быстро поправила их, как могла. Мама хотела встать, но бабуля ее остановила:

– Не беспокойся, я сама справлюсь.

Усевшись, она пригладила пряди и постаралась улыбнуться, хотя ей удалось лишь создать еще одну складку на опухшем лице.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил отец.

– А что у тебя с глазами? – поинтересовался брат.

Бабушка глубоко вздохнула и принялась нащупывать край тарелки. Затем перенесла руку вправо и коснулась седьмой тарелки. Когда она понимала, что мама опять накрыла на семерых, всегда улыбалась, но сегодня подбородок ее задрожал.

– Давайте завтракать, – сказал папа.

– Да, давайте, – поддержала бабушка. Губы ее были неестественно красными, глаза и нос опухли.

– Тебе грустно? – спросил я.

Бабуля поставила чашку на стол и промокнула губы тканевой дырявой салфеткой.

Мама давно объяснила мне, что дырки проела моль, и я долго искал личинки и яйца по всему подвалу. Я хотел накормить их своей одеждой и смотреть, как они растут. Но мама разложила во всех шкафах нафталин, потом несколько дней в подвале пахло только им.

– Вы разве не видите, что бабуле грустно? – обратился я ко всей семье.

Мама опустила голову.

Бабушка положила салфетку на колени. На ее лице я увидел смущение и отчаянную попытку улыбнуться.

– Тебя обидел Человек-сверчок? – спросил я. – Я видел, как он заходил к тебе в комнату.

На глазах бабушки появились слезы.

И тут из спальни донесся плач ребенка.

– Ты оставила его там? – спросил отец.

Бабушка заморгала, словно только вспомнила, что в доме есть младенец.

– Принеси своего сына, – велел отец сестре.

Та поставила на место банку, служившую нам сахарницей, ложка звякнула, задев ее край. Сестра повернулась к бабушке, приставила палец к своему виску и покрутила.

– Не смей так делать, – укорил отец.

– Как? – спохватилась бабушка.

– Никак, – ответила ей сестра. – Я ничего не сделала. Пойду посмотрю, что с ним.

Она положила еще ложку сахара в кофе и закрыла банку крышкой. Постояв несколько секунд, сестра опять села и положила локти на стол.

– Может, ты сходишь? – обратилась она ко мне.

– Я? Но почему я?

Сестра взяла сахарницу и принялась ее разглядывать. Она была похожа на мою банку со светлячками.

– Ну, если ты не хочешь… – Она поставила банку на стол и провела по крышке пальцем. – Тогда я могла бы…

– Ладно, – перебил я, догадавшись, что сестра меня попросту шантажирует. – Я схожу.

Она улыбнулась и отставила банку с сахаром.

– Если он плачет от голода, принеси его сюда.

Брат отодвинулся на стуле так, чтобы преградить мне дорогу.

– Она должна идти, а не ты, – сказал он.

Я попытался обойти его, но он отодвинулся еще дальше от стола.

– Мне все равно, кто пойдет, – смешался отец, – только идите уже. Не могу выносить его крик.

Младенец рыдал и тянулся руками к потолку, будто хотел, чтобы Человек-сверчок нашел его и унес. Я положил руку на животик племянника и стал раскачивать в стороны. Малыш успокаивался. Я поднес палец к самому его рту, он схватил его губками и стал посасывать. Вскоре на лице появилось выражение полного разочарования.

Я заметил в одном месте большой бугорок под простыней и сделал шаг в сторону. Сначала я решил, что ребенок сучит ножками, но понял, что расстояние до бугра слишком большое. Не могла же одна часть его тела отделиться и существовать сама по себе. Бугорок переместился в угол кроватки. Я встал на цыпочки, чтобы взять племянника на руки. Прежде чем я успел поднять его, нечто вскарабкалось ему на грудь. Простыня справа расправилась и теперь лежала ровно на матрасе, но выпуклость появилась на груди ребенка, большая, как второе тело.

Я не успел ничего понять и разглядеть, но ощутил, как руку мою щекочут чьи-то усы, между пальцами просунулся серый нос, дернулся и попытался дотянуться до подбородка ребенка. Мой племянник просто отвернул голову.

И тут из-под простыни выползла крыса. Она засеменила по щеке младенца, утопая лапками в мягкой плоти. Передние лапы нашли точку опоры на носу малыша, а задние около уха, и животное остановилось. Когти впились в кожу ребенка, и тот громко закричал. Крыса махнула хвостом и опустила кончик прямо на губы малыша. Нос тем временем стал обнюхивать его левый глаз, почти касаясь длинных ресничек.

Я дрожащими руками попытался поднять младенца. От напряжения заболели мышцы на спине.

Крыса пробежала по головке племянника, неестественно изогнула шею и спрыгнула в кроватку. Хвост мелькнул между рейками, потом в углу комнаты. Я поцеловал племянника в лобик и прижал к груди, придерживая голову сзади, чтобы шея держалась ровно. На лице у него появились две капельки крови.

– Этот ребенок когда-нибудь замолчит? – выкрикнул из кухни отец.

Я сел на пол, прислонившись спиной к кровати бабушки, и большим пальцем вытер капли крови.

– Разве так трудно его успокоить? – спросил отец.

– Если он голоден, неси его мне, – добавила сестра.

От шока у меня сжалось горло, не позволяя что-либо ответить. Я сидел и ждал, пока наконец не услышал шаги бабушки.

– Что случилось? – спросила она из коридора.

Пройдя в комнату, она наткнулась на меня и удивленно вскинула бровь.

– Эй, что с ним? – спросила она, опускаясь на колено, и коснулась рукой малыша. – Все хорошо?

Я сглотнул ком в горле, открыл рот, но не смог ничего сказать, потому опять просто сглотнул.

– Крыса, – наконец пролепетал я сухими губами.

– Не может быть! – вскрикнула бабушка и прижала малыша к своей груди. – Где она была?

– В кроватке, – сказал я. – Огромная крыса, она забралась под простыню. Потом пробежала по его лицу. Бабуля, она его поцарапала.

В комнату вошла мама, за ней отец и брат. Все столпились вокруг нас.

– Что случилось? – спросил папа.

– Спрашиваешь, что случилось? – Бабушка передала ребенка маме и поднялась на ноги. – Крыса, – сказала она, почти коснувшись носом лица папы. – Я же говорила тебе, они не дадут нам житья.

– Крыса? – Мама закрыла рот ладонью.

– Я же положил в угол яд. – Отец покрутил головой. – Может, надо больше, но из-за промедления…

– Кончено, вини во всем его, – перебила бабушка. – Он принес еще яд?

Не сказав ни слова, отец вышел, столкнувшись в дверях с сестрой. Она поправила прядь, зажатую маской, и оглядела кончики волос.

– Что происходит?

Брат взял ее за руку и потащил к ребенку, которого маме так и не удалось успокоить. Брат толкал ее в спину, пока она не упала на колени.

– Не трогай меня! – возмутилась сестра. – Отойди! Не прикасайся ко мне.

Пальцы брата, сжимавшие ее запястье, стали белыми.

– Надо лучше присматривать… – Он стал задыхаться и несколько секунд молчал, удерживая извивавшуюся сестру. – Надо лучше присматривать за ребенком, – выпалил он.

Сестра захныкала, в точности как ее сын.

– Оставь ее, – приказала мама. – Ее вины в этом нет.

– Просто случайность, – добавила сестра. – В этом подвале полно крыс.

Брат отшвырнул ее руку. Сестра принялась тереть запястье.

Вернулся папа.

– У нас есть еще коробка. – Он встряхнул ее, чтобы бабушка услышала. Коробка была красная, похожа на ту, в какой лежала крупа для каши, только меньше. Внутри желтого круга была нарисована голова крысы.