Воспоминания инженера-2. Уроки жизни

В это время в кабинет вошёл Начальник уголовного розыска и тихо сказал следо-вателю, чтобы тот сворачивал дело, и добавил, что он лично произвёл обыск в домах подозреваемых, а также допрос их родителей, и убедился, что они, то есть Сэм и я, никакого отношения к тому, ради чего была проведена операция, не имеют. Но он говорил так тихо, чтобы Сэм слышал. В то же время, Сэм так и не понял в чём, собст-венно, нас подозревали. Затем начальник уголовного розыска попросил Сэма захватить меня, сидящего в коридоре, и пройти к прокурору. Именно от него мы узнали все подробности. Прокурор встретил нас приветливо и стал рассказывать о цели прове-денной операции. Согласно его рассказу, произошло следующее: некоторое время тому назад была ограблена квартира главного инженера ташкентского авиационного завода №84. Во время ограбления были похищены многие ценные вещи, а также одежда. Среди одежды были рубашки, сшитые по заказу из парашютного шёлка светлых тонов. Именно в эти рубашки, по твёрдому убеждению, ограбленного, были одеты Сэм и я, когда он увидел нас на ночном концерте. Он позвонил в Уголовный розыск и потребовал немед-ленно выслать группу захвата. Он также сообщил, что подозреваемые задержаны. Наш прежде-временный уход за деньгами, лишь подтвердил его догадку, что именно мы и являемся грабителями. «Всё остальное вам известно»-завершил рассказ прокурор. «Какие могут быть последствия из-за незаконного задержания?»– спросил я. Он ответил: «Можете подать в суд. Но не советую, так как вас затаскают по судам, ведь это касается влиятельных людей. И время военное. Сейчас я готовлю постановление о прекращении дела о грабеже, поскольку, взяв в свои руки поиск грабителей, пострадавший вмешивается в нашу работу. Вы уже третьи, кого он подозревает. А нам приходится извиняться». Он попросил оставить ему рубашки для экспертизы. Через несколько дней нам их вернули. Перед уходом я спросил его, не будет ли наш арест считаться приводом. Он улыбнулся и ответил, что сделает всё, чтобы наши биографии не были запятнаны. Своё обещание он выполнил. Мы попрощались с прокурором и направились ко мне домой. Подходя к скверу, мы увидели, что нам навстречу идут заплаканные мамы. Мы их успокоили и заверили, что произошло недоразумение и дело закрыто. Первой стала рассказывать тётя Фаня. Ночью, когда они спали, она услышала стук в калитку. Она открыла калитку. На пороге стояли три человека, а один из них в кожанке. Он попросил разрешение войти. Пройдя в столовую, он сказал, что ты, Сэм, в безопасности и спросил в чём ты был одет. Я ответила, что когда ты уходил к моей сестре, ты был в военной форме. Увидев на столе фото, он спросил, кто на нем изображён. Я ответила, что это наш сын, он начальник полевого госпиталя. Они попрощались с нами и их старший, который был в кожанке, пообещал, что ты скоро вернёшься. Я не могла заснуть и когда стало светать, пошла к Мане. Мама начала свой рассказ с того, что сначала залаяла наша собака, а затем раздался стук в дверь. Я была дома одна, Моня работал в ночную смену. Я решила открыть дверь и когда открыла, то увидела трёх мужчин, один из которых был в кожаной тужурке. Он попросил увести собаку и позволить зайти в квартиру. Когда все расположились, он представился и начал задавать вопросы. «Куда пошёл ваш сын и в чём он был одет?» Я закричала: «Он жив?», Он ответил: «Жив, пожалуйста, дайте ответ на мой вопрос». Я ответила, что ты был одет в отцовский синий костюм и вместе со своим двоюродным братом пошёл на концерт в оперный театр. «Вы что-то путаете, ваш сын одет в синие брюки и светлый пиджак», сказал Начальник уголовного розыска. Откуда маме было знать, что мы с Сэмом поменялись пиджаками. «Тревога за жизнь наших детей не покидала», сказала мама. Затем, он задал второй вопрос: «В каких рубашках они были одеты?», спросил он. Я ответила, что ты и Сэм были одеты в жёлтых безрукавках, которые сшила сама. Он поднял брови, видимо, от удивления и задал вопрос: «Вы можете это доказать?» Я кивнула в ответ. С его разрешения я пошла в другую комнату , открыла сундук и достала отрез шёлка и одновременно захватила обрезки, оставшиеся после раскроя материала, из которого я сшила рубашки. Затем он задал ещё один вопрос: «Где и когда вы приобрели этот материал?» Я ему ответила: «Много лет тому назад, когда мы ещё жили в г. Кагане, мы с мужем поехали в Бухару на его служебной машине. Там я зашла в магазин, увидела этот материал из шёлка и купила два отреза на четыре рубашки, которые я собиралась сшить для моих детей и племянников. Некоторое время тому назад, просматривая содержимое сундука я наткнулась на эти отрезы. Вынула один, раскроила его и сшила рубашки. У моих детей не было выходных рубашек, а теперь будут, подумала я, когда шила». «Мне всё ясно. Спасибо и извините за вторжение. Ваши сын и племянник скоро вернутся.» Обращаясь к своим подчинённым, он добавил: «Собирайтесь, нам здесь делать нечего.» Таковы были рассказы наших мам. Можно понять их переживания. Они пришли в себя и начали успокаиваться только тогда, когда увидели нас живыми в пиджаках, одетых на голое тело. Так прошла ночь, которую мы планировали посвятить знакомству с высокой культурой. Если признаться честно, то это было не культурное мероприятие, а чисто коммерческое. Мы с Сэмом вряд ли извлекли бы что-нибудь из области культуры, но зато познали, почём фунт лиха.

В противовес этому эпизоду я расскажу о другом эпизоде, который произошёл в конце лета 1943г. Однажды, во второй половине дня, проходя через сквер в центре города, я услышал из большого репродуктора, закреплённого на столбе, чарующую музыку, сопровождающую пение женских и мужских голосов. Я понял, что транслируют какую-то оперу. Я сел на скамейку и стал слушать. Музыка настолько меня увлекла, что я решил отказаться от своих прежних намерений и дослушать оперу до конца. Прислушавшись к пению, я стал догадываться, что она исполняется на итальянском языке. Я прослушал её до конца. Лишь позже я узнал от моего знакомого, любителя музыки, что по радио передавали оперу Винченцо Беллини «Норма». Любителем музыки был мой новый приятель, студент пятого курса Моторост-роительного факультета Ася (Абрам Яковлевич) Черкез. Мы познакомились случайно. Он, разумеется, был старше меня не только по годам, но и по жизненному опыту. Весёлый, общительный, обаятельный, он в то же время никогда не подавлял своей исключительной эрудицией собеседников. Он, как-то незаметно стал моим учителем. Я многому у него учился, но, пожалуй, никто другой не дал мне так много в музыкальном образовании. Он фанатично любил музыку, обладал идеальным музыкаль-ным слухом. Казалось, не было такого музыкального произведения, которого он не знал. Он приобщал меня к музыке очень тактично. Однажды, во время обычной беседы, он сказал, что у него есть лишний билет на концерт симфонической музыки и он был бы рад, если я составлю ему компанию. Я поблагодарил его и тут же согласился. До этого момента я никогда не был на концертах симфонической музыки. По дороге на концерт он сообщил, что мы будем слушать классическую музыку в исполнении симфо-нического оркестра Комитета кинематографии. Во втором отделении будет исполнена шестая симфония П. И. Чайковского. Это программное музыкальное произведение, посвящённое жизни человека от рождения до смерти. По звучанию оркестра можно понять, какой этап жизни переживает человек. Прослушав симфонию, мы некоторое время сидели молча и, наверное, последними покинули концертный зал. Музыка на меня произвела огромное впечатление, особенно финал. Мы вместе посетили ещё два концерта симфонической музыки. На одном из них исполнялась Фантастическая симфония Гектара Берлиоза. Эта симфония также является программной, и её содержание пересказал мне Ася. В конце 1944г. он уехал в Москву на преддипломную практику, где защитил дипломный проект и не вернулся в Ташкент. Этого человека со светлой и доброй душой я помню до сих пор. Я ему многим обязан.

В 1945г. закончилась война. Заметно стал редеть преподавательский состав. Многие возвращались в центральные города, в свои институты, где они работали до эвакуации. Некоторые, выиграв конкурсы, уезжали с повышением в другие города. Мы, заканчивая пятый курс, практически этого не ощущали, и готовились к преддипломной практике, которая должна быть проведена в городе Казани.

Здесь я должен вернуться к эпизоду, чтобы снова поблагодарить судьбу за спасение моей жизни. На втором курсе учёбы нас, то есть студентов и студенток направили на работу в ночную смену с 12.00 часов ночи до 6.00 утра на завод “Ташсельмаш”, который с началом войны перешёл на выпуск военной продукции. Я был назначен старостой группы, которая состояла из 20–25 человек. Днём же мы продолжали учёбу, котораяначиналась в полдень. За время работы на заводе мы освоили ряд специа-льностей, в том числе литейщика. Эпизод, о котором расскажу, произошёл в литейном цеху. Участок, где я работал, отливал корпуса снарядов для 152 мм пушки, был отгорожен справа и слева бетонными стенами. Вдоль левой стены на расстоянии полуметра от неё был воздвигнут кирпичный барьер высотой менее полуметра. Перед печью, в которой плавился металл, висел большой воздухозаборник, прикреплённый к потолку посредством четырёх металлических тросов. Я находился рядом с барьером, спиной к печи в тот момент, когда одновременно оборвались оба троса, державшие противоположную сторону воздухозаборника. Край последнего, описав дугу, с грохотом ударился о стену, но по пути сильно толкнул меня в спину. После толчка, благодаря барьеру, я опрокинулся в пространство между ним и стеной. Я не понял, что произошло и лежал какое-то время неподвижно. Поскольку я стал не видим, раздался истошный крик: “Матвей погиб!”. Но я с этим не согласился: я был жив и невредим, за исключением нескольких царапин. Когда я встал и меня увидели литейщики и студенты раздались крики радости. После того, как все успокоились я обратился к бригадиру с вопросом: “Какую функцию несёт барьер?” Он ответил: “Не знаю.” Я тогда понял, что барьер спас мне жизнь, а воздвигла его Судьба.

Второй эпизод произошёл тогда, когда нашей группе была поручена сборка артилле-рийских тележек. Норма–десять тележек за смену. Работа была физически тяжёлая, и крайне ответственная. Любое отклонение от технологии сборки не допускалось и было наказуемо. Тем не менее руководсио цеха доверили сборку студентам-других исполнителей у них не было. В ту ночь бригада впервые производило сборку тележек. К окончанию смены все 10 тележек стояли вне цеха. С разрешения мастера группа покинула завод. Я и Лев Найфельд, задержались, чтобы убрать участок и разложить инструменты по секциям. Вдруг я увидел в углу участка детали шарового подшипника, которые при сборке не были установлены. Последствия были не предсказуемыми. Трудно передать какие чувства я испытывал в тот момент. Мы с Львом взяли инструменты, детали и побежали к тележкам. Мы знали, что в восемь утра начнётся военная приёмка тележек. У нас с ним было менее двух часов, чтобы устранить деффект. Нечеловеческими усилиями мы со Львом это сделали. В восемь утра пришёл военпред и после приёмки двух тележек он нас похвалил и отпустил домой. Мы еле передви-гались. К дому мы шли по пустынной улице. Неожиданно Лев что-то крикнул и тут же я увидел, что меня окружает банда грабителей. Чистильщиком у них был был малыш, который забрал у меня студенческий билет, пропуск, продовольственную карточку и ключи от квартиры. Когда они удалились метров на тридцать из-за угла появились два офицера ВВС, которые направлялись на аэродром. Я обратился к ним с просьбой помочь мне, студенту авиационного института, вернуть украденное. Мы вместе пустились в погоню за грабителями. Видя, что им не уйти, они, убегая, оставили на земле всё, что похитили. Я поблагодарил лётчиков за помощь. Они же пожелали мне успехов в учёбе.

Глава седьмая

Преддипломная практика. Путешествие из казани в Ташкент

В августе 1945г., после завершения теоретических занятий по всем предметам, наш курс был направлен на преддипломную практику в город Казань на авиамоторостроительный завод №16. Наша группа состояла примерно из 25 студентов. Я был назначен старостой группы. Нас сопровождал старший преподаватель, который по прибытии в г. Казань исчез и появился почти через месяц, накануне возвращения домой. Перед отъездом, меня пригласил к себе заведующий кафедрой химии, доктор наук Петров Анатолий Александрович. Он обратился ко мне с личной просьбой привести из Казани три металлических баллона объёмом около полулитра каждый, заполненных под большим давлением чистым кислородом, и одновременно вручил мне письмо к начальнику химической лаборатории завода. Именно это обстоятельство стало причиной целого ряда происшествий на обратном пути домой, но к ним вернёмся позже. По прибытии поездом из Ташкента в Куйбышев, дальнейший путь до Казани мы совершили на пароходе по Волге. Это было истинное удовольствие: мы плыли на старинном речном корабле, обозревая изумительные волжские берега. По прибытии в г. Казань и устройстве в заводской гостинице, мы на следующее утро, оформив временные пропуска, всей группой направились в технологический отдел завода. Он занимал несколько больших помещений. В одном из них находился кабинет Главного технолога завода. Эта была огороженная не до потолка комната небольшого размера. Перед дверью на стуле сидел охранник в военной форме с погонами синего цвета. Вооружён он был винтовкой-трехлинейкой с пристыкованным штыком. Он проявлял полное равнодушие к окружающим людям и не препятствовал общению сотрудников отдела со своим начальником. Однако, куда бы не направлялся Главный технолог: на обед, на совещания, в места общего пользования, его обязательно сопровождал охранник. Сегодня нам предстояло познакомиться с живым «врагом народа». Ответственный от отдела за проведение практики, попросил нас выделить их своей группы трёх-четырёх человек для участия в беседе с Главным. Мы вошли в кабинет. За столом сидел человек, лет чуть старше пятидесяти, одетый в тёмно-синюю робу. Он встал, со всеми поздоровался. Внешне он был похож на Ю. Б. Харитона. Худощавое, продолговатое лицо, такие же глаза, но они показывали бесконечную скорбь и усталость. Он побеседовал с нами и познакомил нас программой преддипломной практики, которая продлится один месяц. Программа предусматривала разработку чертежей пресс-формы для штамповки простого металлического изделия и ознакомление с процессом производства авиационного двигателя. Опуская описание работы над чертежами, предпочитаю поделиться с читателями своими впечатлениями о самом заводе. Дело в том, что я уже имел достаточно длительный опыт работы на ташкентском большом оборонном заводе, созданном на базе завода «Ташсельмаш». При входе на казанский завод №16 вы сразу обращаете внимание на огромное одноэтажное здание, высота которого составляет порядка десяти метров, длина и ширина более трёхсот метров. В левом углу периметра здания возвышается многоэтажная башня, в которой расположены дирекция, управленческий аппарат и многочисленные отделы, в том числе и технологический. В последующие дни мы посетили литейный и кузнечные цеха, находящиеся на расстоянии несколько сот метров от основного корпуса, в котором под единой крышей расположены основные производственные и сборочные цеха. На его выходе был установлен продольный конвейер, состыкованный с поперечным конвейе-рами, по которым подаются соответствующие агрегаты для установки на двигателях. Над выходными воротами продольного конвейера висел огромный стрелочный указатель времени сборки двигателя. Это время в период нашего посещения сборочного конвейера составляло тридцать минут. То есть, завод при круглосуточной работе изготавливал 24 двигателя. Работники завода сказали мне, что наиболее важные станки и оборудование всех цехов завода поступили из США. Да и сам завод был перестроен в соответствии с американским проектом. Наибольшее впечатление на меня произвёл огромный американский станок с автоматическим управлением для осуществления процесса хонингования. Этот процесс крайне важен для окончательной доводки шеек коленчатого вала до нужной кондиции. Работа станка вызывала феерическое впечат-ление. От этого зрелища невозможно было оторваться-это была симфония инженерной мысли. Оператор-станочник просто наблюдал за показаниями приборов. Подходит конец преддипломной практики. Стали готовиться к отъезду. Но по какой-то причине задерживается получения баллонов с кислородом. Накануне отплытия выяснилось, что баллоны будут вручены лишь через несколько дней. Мне даже не приходила мысль уехать, не забрав баллоны. Поэтому я принял решение задержаться и ждать.

Неожиданно Михаил Тёмкин и Арнольд Кац согласились остаться со мной. Итак, я возвращаюсь домой не один, а вместе с моими друзьями. Лишь после приезда в Ташкент, я понял какое благородство и преданность проявили Михаил и Арнольд, не подозревая какие испытания нам всем предстоит пережить. На следующий день наша группа отправилась на речной вокзал, где погрузились на пароход, который доставил её в Куйбышев, а оттуда поездом в Ташкент. Только на третий день мы получили баллоны и рано утром следующего дня, не зная расписания плавания речных пароходов по Волге, отправились на речной вокзал. Приехав на вокзал, мы с огорчением узнали, что осенняя навигация завершена и вокзал закрыт. Обратившись к присутствующим с просьбой рассказать, каким образом мы можем попасть в Куйбышев, мы получили ответ: «Только через железнодорожную станцию Рузаевку, где проходят поезда на Куйбышев». Меньше всего нас радовала такая перспектива. Но выхода у нас не было. Мы направились на вокзал, где вскоре выяснили, что на Рузаевку поезда идут крайне редко. Обратились к дежурному по вокзалу с просьбой помочь нам уехать. Он нам пояснил, что поздно вечером будет пассажирский поезд, проходящий через Рузаевку, но гарантии, что в нём будут свободные места, он дать не может. Неожиданно он предложил на наше усмотрение вариант: «Через несколько часов из Казани в Рузаевку отправляется товаропассажирский поезд. Несколько пассажирских вагонов везут военных и я не могу вас туда посадить. Но в составе есть несколько товарных вагонов, перевозивших ранее скот, но переоборудованных для перевозки людей. Там есть деревянные скамейки, на которых можно поспать. Но предупреждаю, что в этих вагонах сохранился неприятный запах. Это я говорю с тем, чтобы вы меня потом не упрекали». Подумав, мы отказались от его предложения. Ехать в вагоне, в котором есть стойкие неприятные запахи-это уже слишком, тем более для «людей с высшим образованием». Можно было подумать, что мы из аристократической среды. Возможно, что это была ошибка. Но мы всё же рассчитывали на более комфортные условия поездки. Действительно, глубокой ночью в Казань прибыл транзитный поезд, в общем вагоне которого было три свободных места. Дежурный нас посадил в этот вагон. На самом деле, мы смогли лишь присесть на край нижней полки. Поэтому ни о каком сне не могло быть речи. Я уже не говорю, что в вагоне стояла невыносимая духота и соответствующая атмосфера. В Рузаевке мы сошли с поезда и первое, что мы сделали-сдали чемоданы в камеру хранения. От усталости мы буквально валились с ног. Вскоре, мы нашли дежурного по вокзалу и узнали у него, что вблизи от вокзала есть гостиница, но вряд ли мы туда попадём. Что касается поезда на Куйбышев, то здесь могут быть проблемы, так как поезда переполнены и если останавливаются, то буквально на одну-две минуты, чтобы высадить пассажиров. Ни о какой посадке речь не идёт. Мы не очень прислу-шались ко второй части его слов. Сейчас нам нужно было прилечь: мы не спали более суток. После беседы с дежурным мы направились в гостиницу. Последняя представляла собой небольшой деревянный дом. Войдя в него, мы представились и попросили нас приютить. Дежурная очень вежливо ответила, что в гостинице всего две или три комнаты (точно не помню), в каждой из которых всего несколько коек. Все они заняты командировочными, которые практически живут здесь постоянно. «Поэтому извините, ничем помочь вам не могу.» Другой гостиницы в городе нет. Недалеко от гостиницы мы заметили небольшой сквер. Мы направились к нему в надежде найти там скамейки, чтобы прилечь. Однако никаких скамеек там не было, но зато его небольшие участки были покрыты свежей травой. День был, на наше счастье, тёплый и мы решили лечь на траву. Миша и Арнольд легли и мгновенно заснули. Я же не мог сразу заснуть, лежал некоторое время обдумывая ситуацию, в которой мы оказались. Я начал предчувст-вовать недоброе. Но сон брал своё. Я заснул, но спал тревожно, просыпался от любого шороха. В какой-то момент я проснулся, и увидел как двое здоровых парней склонились над Арнольдом и его ощупывают. Я вскочил и заорал не своим голосом и тем самым обратил в бегство этих воров. Брошенный ими паспорт Арнольда лежал на траве. Все остальные вещи находились на месте, они не успели до них добраться. Мы поняли, что сейчас нам не до сна. Снова пошли на вокзал и после беседы с дежурным стало ясно, что только счастливый случай позволит выбраться из Рузаевки. Но этот случай не представлялся. Весь день мы провели на вокзале, наблюдая как поезда, гружённые военной техникой, и скорые пассажирские поезда на большой скорости проходят станцию на восток без остановки. Только тогда мы поняли, что пассажирские поезда забиты демобилизованными участниками войны, которые возвращаются с запада к себе на родину. Тем не менее, мы надеялись, что нам всё же повезёт. Приближалась ночь, и нам нужно было подумать о ночлеге, если к ночи мы не уедем. В поисках места ночлега мы обратили внимание, что буфетчица забирает из нижней части большого буфета всё, что там находилось, и оставляет дверцы открытыми. Это был шанс выспаться. Как только она ушла, мы быстро залезли в буфет, легли на нижнюю полку, прикрыли дверца и мгновенно заснули. Это было в полночь. Но счастье было недолгим. Я почувствовал, что кто-то меня трясёт. Очнувшись, я увидел двух милиционеров. Милиционер обратился ко мне: «Кто вы? Предъявите документы». Я протянул паспорт и студенческий билет. «Каким образом вы оказались здесь?» Я кратко объяснил. «Сочувствую, но здесь спать не положено» Пришлось разбудить моих товарищей. Мы вышли на перрон. Станция была хорошо освещена, благодаря чему мы увидели, что на запасном пути стоит длинный состав старых пассажирских вагонов. К составу ни сзади, ни спереди не был прицеплён паровоз. У нас мелькнула надежда, что если можно проникнуть хотя-бы в один вагон, то ночлег нам обеспечен. Мы быстрым шагом направились к составу. Первые несколько вагонов были закрыт и вдруг мы наткнулись на вагон с незапертой дверью. При беглом осмотре в условиях слабой освещённости мы установили, что в вагоне есть условия для ночного отдыха, в котором мы отчаянно нуждались. Особенно было приятно наличие запаха полыни, который отпугивает блох. Наверное, повсюду в вагоне были разбросаны веточки степной полыни. Мы расположились на нижних полках и мгновенно заснули. Было это около часа ночи. Мы спали беспробудно почти до шести часов утра, когда нас разбудил женский крик, переходящий в визг. Когда мы протёрли глаза, то увидели в вагоне толпу, состоящую из мужчин и женщин. Впоследствии мы узнали, что это была поездная бригада, сопровождающая этот состав. Сквозь непрерывный крик мы смогли понять в чём они нас подозревают. Оказывается, мы разграбили вагон, вывернув все электрические лампочки, разбили плафоны, сняли со стен и похитили какие-то вагонные аксессуары и так далее. Когда они вдоволь накричались, я им представился и объяснил почему мы оказались здесь. Они не поверили ни одному моему слову и потребовали пройти с ними в отдел железнодорожной милиции, расположенный на вокзале. Опасаясь, что мы можем сбежать, они взяли нас в кольцо. Так мы и шли. Прибыв в отдел и зайдя в кабинет начальника, члены бригады хором стали нас называть ворами и грабителями и потребовали нас арестовать. Мы стояли в стороне и молча слушали этот навет. Я внимательно наблюдал за начальником. Это был старший лейтенант или капитан с красивым, умным лицом. Выслушав эту абракада́бру, он потребовал замолчать всю бригаду и обратился к нам с вопросом: «Кто вы и почему вы оказались в этом вагоне?». На этот раз я подробно ответил на его вопрос. Кроме того, я добавил, что выполняю некую миссию, о которой я могу сообщить лично ему. В подобной экстремальной ситуации у человека с эвристическим мышлением может внезапно возникнуть мысль, как исправить ситуацию в свою пользу. У меня вроде проявились некоторые небольшие признаки эвристики. Он приказал всем покинуть его кабинет и подождать за дверью. Когда мы остались с ним вдвоём, я вынул свой допуск к секретной работе, отпечатанный на специальной бумаге с водяными знаками. Он прочитал и спросил: «Вы что-то везёте с собой?» Я кивнул. После нашего разговора он пригласил моих товарищей и всю бригаду. Далее он спокойным голосом заявил: «Эти люди никакого отношения не имеют к тому, в чём вы их обвиняете. Вам бы следовало извиниться перед ними. Но они не настаивают на этом. Поскольку вы занялись поиском воров, то продолжайте и дальше этим заниматься. Вы обязаны сами охранять социалистическое добро. До свидания, и уходите». Я искренне поблагодарил его. Он ответил: «Служба.» Это было утром.