Варяжская сага

Ранвейга замолчала, и какое-то время все трое сидели в тишине. Впрочем, Агнара эта история, кажется, не сильно заинтересовала и гораздо большее внимание он уделил остаткам завтрака. Ансгар же всерьез задумался. Ведь если толком поразмыслить – насколько все могло быть по-другому, не произойди тот несчастный случай с первым женихом матери. Вообще как-то неприятно было думать о том, что у нее мог быть иной мужчина, кроме отца. Но если бы мать и вправду вышла замуж за другого, а отец женился бы на Брюнгерде? Он, Ансгар, чьим бы был ребенком? Сыном Ранвейги от какого-то неизвестного ему мужа или сыном Брюнгерды от Ансвара? Впрочем, наверно, тогда бы это был вовсе не он, а кто-то другой. Может, его и назвали бы иначе. Эти странные мысли оказались прерваны колдуньей, которая, выйдя из хижины, подошла к ним и строго произнесла:

– Все готово. Вам пора собираться в путь.

Сборы были недолгими. Братья подпоясались, взяли небольшой запас пищи, которым поделилась с ними Брюнгерда, а также приготовленные ею снадобья. Колдунья вместе с матерью принялись объяснять им, что и как применять. Агнар все откровенно пропускал мимо ушей, Ансгар же, сделав над собой усилие, постарался вникнуть в премудрости врачевания. Заметив, с каким вниманием он слушает, Брюнгерда с Ранвейгой полностью переключились на него, и Агнар, облегченно вздохнув, отошел посторонь.

– Ты все запомнил? – спрашивала Брюнгерда, и Ансгар утвердительно кивал. – Смотри, ничего не перепутай! Если травы будут применены неправильно, вместо того чтобы излечить, они могут быть смертельно опасны!

– Я все понял, – ответил Ансгар и стал, показывая пальцем на снадобья, говорить: – Это жевать, это варить и пить, это прикладывать, это втирать.

– Хорошо, – одобрительно кивнула колдунья, – но ты должен запомнить не только что с ними делать, но и в каком количестве. Если применять их недостаточно, они будут совершенно бесполезны, а если с избытком, то…

– Они могут быть смертельно опасны! – с улыбкой повторил Ансгар.

– Правильно!

– Только ничего смешного в этом нет, – добавила Ранвейга, – не шути с этим и делай все только так, как научила тебя Брюнгерда.

– Да, мама, я все понял. – И Ансгар поднял свои честные умные глаза.

Посмотрев на него, Ранвейга как-то всхлипнула и тихо промолвила:

– Надеюсь, вам не придется прибегать ко всем этим средствам.

Ансгар приобнял ее за плечи:

– Не волнуйся, мама, все будет хорошо! Мы вернемся живые и здоровые и заберем тебя отсюда!

Оборужились. У Агнара, помимо франкского меча, были нож-засопожник и топор. Ансгар заткнул за пояс с одной стороны короткий меч, а с другой – маленькую секиру из тех, что берут с собой в лес для рубки дров. Ни доспехов, ни щитов у них не было. Даже лука со стрелами не оказалось – сгорел на погребальном костре. Они посмотрели друг на друга, и обоим стало ясно, что в таком виде не стоило и думать выходить против свеев. Но делать было нечего, наставала пора прощаться с Черным холмом.

Брюнгерда взялась снова провести их через болото. Мать, откладывая момент расставания, тоже пошла с ними. Скоро все четверо снова стояли на том же месте, на котором встретились накануне. Братья повернулись к двум женщинам, ожидая прощальных слов. Первой их произнесла Брюнгерда:

– Агнар и Ансгар! Хотя обстоятельства, которые привели к нашей встрече, ужасны, я была счастлива увидеть вас, детей Ансвара. И мне жаль так скоро снова с вами разлучаться. Но вы молодые воины, и не вам прятаться от опасности в такой глуши, как мой дом. Я ведаю – я это зрела – каждому из вас еще предстоит долгий жизненный путь, и, как знать, может быть, мы еще увидим друг друга. Но в то же время вам придется через многое пройти, и, беспокоясь о вас, я не могу остаться в стороне. Я дарю вам эти амулеты, носите их всегда с собой, и мои чары будут на вашей стороне, отводя беду, сглаз и порчу. – С этими словами она достала из сумы какие-то вырезанные из рога фигурки на шнурках и повесила их каждому брату на шею.

– Благодарим тебя, Брюнгерда! – отвечали ей братья. – Мы не забудем ни твоего гостеприимства, ни твоей помощи!

– Дети! Сыновья мои! – заговорила Ранвейга. – Тяжесть лежит на моем сердце… Я чувствую, что наше расставание будет долгим. Заклинаю вас, берегите себя! Пожалейте мать, родившую вас! А теперь я хочу получше запомнить ваши лица. – С этими словами она поднесла руки к лицу Агнара, и ее глаза забегали, рассматривая все черточки, все линии. Потом она обняла старшего сына и отпустила. Настал черед Ансгара. Он почувствовал на своих щеках ее ладони и увидел наполненные влагой очи матери. Ранвейга смотрела на него, а он на нее. Он тоже хотел запомнить. Только сейчас Ансгар понял, что его мать уже далеко не молода. Или она так постарела за эти два дня? Глубокие морщины на челе, горькие складки в углах рта, тусклые, потерявшие прежнюю свежесть волосы. Только голубые глаза светились так же, как прежде. Горло сжалось, мешая Ансгару дышать, и он невольно отвернулся. Мать коротко обняла его, а затем, отступив на два шага, стала рядом с Брюнгердой и строго добавила:

– И не забывайте вашего долга перед отцом! Позаботьтесь о его прахе.

– Мы исполним все, как положено. Идем, брат! – С этими словами Агнар повернулся и, не оборачиваясь, направился в глубь леса.

Ансгар еще на мгновение задержал взор на двух женщинах, оставшихся стоять на краю болота, поворотился и поспешил вслед за братом.

* * *

Сыновья Ансвара решили идти к своим соседям, посмотреть, что происходит у них. Старый Видбьёрн с семейством жил в четырех ордрагах[6] от их сгоревшего дома. Раньше он часто ходил на охоту с их дедом, потом с отцом. С Ансгаром и Агнаром ходили уже его сыновья. Правда, из четырех ражих парней, выросших под присмотром Видбьёрна, двое старших подались за море вместе с Рагнаром Лодброком, и с тех пор о них ничего не было слышно. Третий, Невбьёрн, уже успел жениться, но не стал ставить себе отдельный дом, а по-прежнему жил с отцом. Младший, именем Халльбьёрн, увалень, с детства одаренный великой силой, был на пару лет младше Ансгара и с ранних лет стал его другом. Повзрослев, они начали вместе ходить на охоту. Была у Видбьёрна и дочь, совсем еще юная Рунфрида, к которой Ансгар уже начинал приглядываться.

Шли осторожно, поминутно ожидая встретиться со свеями, а потому большую часть времени молчали. Но никаких признаков присутствия чужаков заметно не было. Потому, немного успокоившись, Ансгар позволил себе расслабиться и отвлечься на лезшие ему в голову мысли. Беспокоило его многое, и он хаотично перебирал тревожившие его думы. Здесь были и смерть отца, и расставание с матерью, и угроза с севера, и жажда борьбы, жажда мести. Он в красках представлял, как встретится с конунгом свеев, как победит его в схватке, как сокрушит его мечом – при этом он видел в своей руке меч франков – и сердце Ансгара наполнялось яростью. Потом он вспомнил Брюнгерду и ее пророчество. Оно, как и предупреждала колдунья, было темно, будущее оставалось для Ансгара таким же неясным, как и прежде. Странно, но они до сих пор не обсудили пророчества с братом.

– Скажи мне, Агнар, что поведала тебе Брюнгерда?

– Я, по правде сказать, не очень понял смысл ее слов, – ответил Агнар, как-то безразлично пожав плечом.

– А все-таки? Я тоже не совсем понял, но, может, сравнив твое и мое пророчества, мы сможем что-то разобрать?

– И что же сказала тебе колдунья?

Ансгар повторил пророчество.

– Надо же! – присвистнул Агнар. – Равен богам! Это хорошее предсказание.

Сказав так, Агнар молча пошел дальше. Ансгару показалось, что старший брат не хочет открывать ему собственную часть пророчества, но своей-то он поделился!

– Стой, брат! Так что сказала тебе Брюнгерда?

Видно было, что Агнар по-прежнему не желал говорить, но, уступая настойчивости младшего брата, нехотя ответил:

– Как и тебе, она предрекла мне путешествие. Про богов ничего не говорила, но зато упомянула богатство, к которому я в конце концов приду. Большего я тебе сказать не могу. Там было так дымно и душно, что у меня зашумело в голове и я не все ее слова разобрал.

Странно было слышать это от Агнара. Кажется, впервые в жизни он не был по-настоящему честен с братом, но Ансгар не стал выпытывать, что тот от него скрывает. Он пожалел, что так легко открыл Агнару свою тайну. Да, пророчество Брюнгерды следовало бы хранить в тайне – даже от родного брата.

Наконец они вышли на поляну, на которой должен был стоять дом Видбьёрна. Но дома не было. Вместо него братья увидели уже знакомую картину пепелища. Они подошли ближе и заметили сначала одно тело, потом другое. С горечью приходилось признать, что семейство Видбьёрна погибло. Первым они нашли юного Халльбьёрна. Видно было, что минувшей ночью к нему уже подходило оголодавшее за зиму зверье, но, даже обезображенного, его легко было узнать благодаря мощному телосложению. За следами зубов просматривались многочисленные рубленые и колотые раны. Их было даже слишком много: видимо, свеям не так-то просто оказалось справиться с Халльбьёрном и он оказал им ожесточенное сопротивление. Невдалеке от него лежало тело старого Видбьёрна, тоже объеденное. Подойдя ближе к остаткам усадьбы, братья натолкнулись на Невбьёрна. Он был мертв, но, видимо, запах пожарища отпугнул падальщиков, и его тело осталось цело, только в груди зияла страшная рана. Агнар в задумчивости отошел посторонь и стал бродить по поляне, выискивая что-то на подтаявшем за последние дни снегу. Ансгар же бросился к пепелищу. Его поразил вид обугленных дверей, оставшихся стоять, хотя стены с обеих сторон рухнули. Неужели его долгий путь завершен и вот они – черные врата? Но думать об этом было некогда, и Ансгар принялся разбирать обгорелые завалы. Очень скоро он натолкнулся на обугленное тело – судя по всему, это была жена Невбьёрна. Ансгар живо представил себе, как, увидев гибель мужа и ожидая себе еще более жестокой и позорной участи, она сама бросилась в пламя. Весь перемазавшись сажей, он продолжил искать и перерыл сгоревший дом вдоль и поперек, но больше никого не находил. В его сердце зародилась слабая надежда, но следовало еще поискать в ближайшем лесу.

Агнар с удивлением смотрел, как его младший брат мечется из одного конца поляны в другой, как то пропадает в лесу, то снова из него выныривает. Наконец, радостный, Ансгар подбежал к Агнару и возвестил:

– Ее нигде нет!

– Кого?

– Рунфриды! Она спаслась!

Агнар вспомнил, что его младший брат был влюблен в эту действительно красивую девочку, и ему горько было его разочаровывать, но он сказал:

– Не думаю, что она спаслась.

– Почему, брат? Она непременно жива! – все еще не теряя веры, твердил Ансгар.

– Может быть, и жива, но в таком случае, скорее всего, она взята ими в плен, и тогда судьба ее незавидна. – Агнар отвел взгляд, так больно было в этот момент смотреть на лицо брата. – Судя по следам, которые я заприметил, тут было человек двадцать и она попала к ним в лапы.

Ансгар устало сел на бугорок. Ни плакать, ни кричать, ни даже пуститься в погоню за насильниками и отбить бедную Рунфриду – ему не хотелось ничего. Плакать было стыдно и глупо, кричать – бесполезно, а сражаться за девушку… Была ли она теперь девушкой? Ансгар чувствовал себя так, словно ему плюнули в самую душу. Но старший брат не дал ему окончательно погрузиться в апатию, ведь следовало еще позаботиться о погибших, а солнце уже клонилось к закату и времени у них оставалось мало. Молча братья взялись за топоры и принялись рубить лес для погребальных костров. Ансгар яростно врубался в плоть деревьев, словно пытался выместить на них всю накопившуюся за последние два дня злобу. Предать огню предстояло целую семью, и братья выбивались из сил, чтобы подготовить необходимое количество дров, не давая себе передышки даже на малое время. Голодные, злые, мокрые от липкого пота, с дрожащими от долгого напряжения руками, они зажигали погребальный костер уже глубокой ночью, при свете звезд. Пока пылало пламя, они нашли в лесу подходящий валун и перетащили его к месту погребения. Затем, не дожидаясь, пока погаснут последние огоньки кострища, кое-как забросали останки семьи Видбьёрна мерзлой землей, что тоже было непростым делом, ведь у них не было заступов. Наконец, уже при первом утреннем свете, на вершину насыпанного кургана заволокли валун и, окончательно обессилев, завалились спать у его подножия.

* * *

Ансгар вздрогнул и проснулся. Агнар был уже на ногах, хотя вид имел довольно помятый. Он протянул руку брату, помогая ему встать:

– Пора, брат! Наше счастье, что нас тут не нашли. Свет костра должен был быть виден далеко.

Поднявшись, Ансгар почувствовал, как все тело ломит, а голова идет кругом. Ему захотелось тут же снова лечь и заснуть, но он превозмог себя и, разогнав сон, ощутил звериный голод. Ансгар полез в суму, однако тут же услышал голос Агнара:

– Перекусим по дороге. Надо идти.

– Куда же мы пойдем теперь, брат? – устало спросил Ансгар. – К Хейнреку Толстому? К Реву Хитрому? Что мы там будем делать? Возжигать новые костры?

– Нет, – строго ответил Агнар, – если так дело пойдет, нам придется погребать всю округу. Идем к Большому дубу.

Большой дуб стоял исполином на великой поляне в самом сердце леса. Раз в году, а в особых случаях и чаще, здесь собирались на тинг вольные лесные жители, с тем чтобы поделиться новостями и обсудить свои проблемы. На этом же месте в случае опасности собиралось ополчение и избирался его предводитель. Если где и могло возникнуть сопротивление вторжению свеев, то именно здесь. Но путь к Большому дубу был неблизкий, и братьям приходилось спешить в надежде, что они успеют присоединиться к лесному воинству до решительного столкновения с дружиной Эрика Анундсона. В то же время угроза нежданной встречи со свеями заставляла их быть предельно осторожными. Они обходили стороной все знакомые им усадьбы, но не только и не столько из-за опасения натолкнуться там на вражеский отряд, сколько не желая обнаружить мертвецов. Долг перед погибшими заставил бы братьев предать их огню, а это означало потерю драгоценного времени.

К концу второго дня с того момента, как они оставили дом Видбьёрна, когда пройдено уже было больше половины пути и пора было подумать о том, чтобы устраиваться на ночлег, Ансгару показалось, что он слышит чьи-то голоса.

– Агнар! – позвал он шепотом брата, и уже по этому шепоту тот понял, что что-то неладно, и тоже навострил уши.

Теперь они оба отчетливо слышали оживленную беседу на несколько голосов, причем, судя по звуку, говорившие двигались в их сторону. Держа наизготове мечи, братья затаились за деревьями и, дрожа от предвкушения скорой схватки, поджидали, пока те подойдут поближе. И в тот миг, когда Ансгар уже готов был выскочить навстречу врагам, один из голосов показался ему до боли знакомым. Он сделал рукой предостерегающий жест брату, призывая его немного подождать, и прислушался. Похожим голосом обладал Ульвар, сын Фастульва, живший в доме у Белого озера. Он был ровесником Ансгара и отличным охотником. Иногда, когда Ансгар с Агнаром и покойный Халльбьёрн уходили в лесную глушь на несколько дней, он присоединялся к ним, и тогда охота обязательно бывала удачной.

– Ульвар Фастульвсон! Ты ли это? – крикнул Ансгар.

Голоса замолкли, и Ансгар уже было пожалел, что обнаружил себя, когда с облегчением услышал:

– Да, так меня зовут. Теперь назови себя, а еще лучше покажись.

Братья вышли из-за деревьев и в свете первых звезд увидели четырех человек. Один из них радостно закричал:

– Ансгар! Агнар! Вы ли это? Я уже думал, что никогда не увижу вас живыми.

Ульвар, молодой статный парень с мужественным лицом, которое украшала аккуратная бородка, поочередно обнял братьев, а затем представил их своим спутникам. Ими оказались Бильд Брандсон с северной окраины, удивительно схожий своей внешностью с Ульваром, так что их можно было даже принять за братьев, но с каким-то горящим взглядом редких в этих краях карих глаз и странным, будто печальным, выражением лица, делавшим его старше, чем он был на самом деле; друг Бильда Ивар Сигфуссон, высокий, худой, с мягкими, почти женственными чертами лица, как у сказочного светлого альва[7]; а также Ормар Фариссон с побережья, крепкий, хорошо сложенный, с обветренным лицом, которое портила примостившаяся на носу родинка, да еще хитрый взор широко расставленных желтых глаз. Между прочим, единственный из всей компании, Ормар был облачен в доспех, хотя и простейший, а за спиной у него болтался круглый щит.

– Как вы здесь оказались и куда держите путь? – поинтересовался Ульвар.

Братья вкратце рассказали свою историю. Ульвар и его товарищи сочувственно покивали головами, услышав о гибели Ансвара и семейства Видбьёрна. Когда же Агнар только заикнулся о том, что они направляются к Большому дубу, Ульвар резко прервал его:

– К дубу идти нельзя!

– Почему? – в один голос спросили братья. – Разве там не собирается ополчение, чтобы сразиться со свеями?

– Увы, – печально промолвил Ульвар, – никакого ополчения не будет. Эрик Ведерхатт со своей дружиной первым делом направился именно на место тинга, чтобы захватить наше священное кольцо[8], и уже оттуда стал рассылать свои отряды по лесу, требуя признать его своим конунгом.

– Кто же признает его власть, если свеи убивают всех встречных бондов? – недоуменно поднял бровь Ансгар.

– Не всех, а только тех, кто отказывается подчиниться, – с горечью в голосе проговорил Бильд, – да и то, насколько я слышал, из всех его ярлов лишь один, именем Бреки, проявляет особую жестокость.

При упоминании этого имени братья переглянулись: Бреки значит «разрушитель». Оба вспомнили слова Брюнгерды, сказанные ей о человеке, погубившем их отца. Между тем Ульвар в свой черед рассказал о собственных злоключениях. Как и Агнар с Ансгаром, он был на охоте, когда к ним в дом заявились свеи. Но ему повезло больше, а точнее – покладистее оказался его отец. Он согласился идти к Большому дубу и там признать власть конунга свеев. Узнав об этом от других членов семьи, которые все, хвала богам, остались целы и невредимы, Ульвар поспешил за отцом, надеясь его переубедить, но не успел: тот уже принес клятву верности Эрику. Скрываясь от шнырявших повсюду свеев, Ульвар улучил момент и незаметно для врагов сумел переговорить с отцом, но тот и слышать не хотел о сопротивлении. Наоборот, со стыдом рассказывал теперь Ульвар, отец призывал и его подчиниться Эрику. Так поступили уже многие, значительное число которых просто попало в ловушку. Узнав о вторжении свеев, они спешили к Большому дубу, думая вступить в ополчение, но здесь попадали в руки к свеям и должны были либо признать власть Эрика, либо стать его рабами, рискуя больше никогда не увидеть своих семей. Ульвар не хотел ни того ни другого и потому принялся рыскать по округе, надеясь еще встретить тех, кто готов сражаться. Так он натолкнулся на Бильда и Ивара. Оба жили на северной окраине, первой подвергшейся вторжению, а потому оказавшейся менее всего готовой к организованному сопротивлению. Они поспешили на юг, предупреждая всех на своем пути об идущих вслед за ними свеях, но Эрик вел свою дружину слишком стремительно. К тому моменту, как он подошел к Большому дубу, здесь собралась едва ли десятая часть лесных воинов, в том числе и Бильд с Иваром. В короткой схватке взяли верх свеи, имевшие значительное преимущество в числе воинов. Большая часть из тех, кто рискнул сразиться с Эриком, погибла. Бильд и Ивар оказались одними из тех немногих, кому удалось спастись. Оставшиеся либо поспешили к своим домам, либо, побродив какое-то время по лесу, выходили к Большому дубу и клялись в верности конунгу Эрику. Очень скоро их снова осталось двое. Тут-то и встретили они Ульвара.

Настала очередь Ормара поведать свою историю. Оказалось, что в конце зимы он вступил в дружину Бальдра, сына Торвальда, по прозвищу Кривой. Бальдр давно собирался уйти в Остервиг, но у него было мало людей. Поэтому он послал Ормара и еще несколько человек, с тем чтобы призвать под свое знамя вольных бондов, готовых оставить мирный труд и стать на путь викинга. Ормар попал в самую гущу событий и едва не угодил в руки свеев, но вовремя сориентировался и сообразил, что если когда и появится достаточное число людей, готовых покинуть родную землю, то именно сейчас. Первыми, кто согласился пойти с ним, как раз и стали Ульвар и Бильд с Иваром. Ормар надеялся завербовать кого-нибудь еще, но ему стоило поторопиться, потому что, утвердив свою власть в лесу, Эрик наверняка повернет к побережью.

– И вы решили уйти, оставив нашу землю в руках конунга? – удивленно спросил Ансгар. – Неужели вы не хотите отомстить ему?

– Поймите, – принялся объяснять Ульвар, – сейчас сопротивляться свеям мы не можем. То есть, конечно, можем, но без надежды на успех. Большая часть жителей леса уже признала власть Эрика, многие из тех, кто пытался сопротивляться, погибли, как ваш отец. Есть еще какое-то количество людей, готовых сразиться со свеями, но они рассеяны и бродят по лесу поодиночке или небольшими группами, как мы. И даже если бы удалось собрать их всех вместе, этого не хватило бы для того, чтобы противостоять воинству Эрика.

– Не подумайте, что мы вовсе отказываемся от дальнейшей борьбы, – заговорил Ивар, – мы только откладываем ее на короткое время. Эрик не сможет постоянно держать здесь свою дружину, скоро он уйдет. Очень скоро – может, уже к зиме, может, следующей весной – наш народ поймет, как тяжела рука конунга, и будет готов поднять восстание. Тогда-то мы и вернемся.

– А тем временем, – подхватил Ормар, – у нас будет прекрасная возможность разбогатеть, ведь, по слухам, правители Остерланда хорошо платят своим воинам. И когда придет пора возвращаться, мы будем лучше вооружены. К тому же у нас будет водиться звонкая монета, а значит, можно было бы даже самим нанять какое-то число воинов для войны с Эриком.

– Во всяком случае, это лучше, чем наше нынешнее положение, – заключил Бильд.

– Идемте с нами, – предложил Ульвар, – отправимся в Остервиг вместе. Вместе же вернемся назад и будем мстить конунгу Эрику.

– Имя Бальдра пока мало известно, – добавил Ормар, – но он великий воин, и многие пророчат ему славу нового Рагнара Лодброка.

– А не слишком ли рано выходить в море? – догадался спросить Агнар.

– Рано, конечно, – отвечал Ормар, – но лед нынче держался недолго, так что можно рискнуть. Да и Бальдру неохота ждать, покуда свеи нагрянут на побережье.

Что бы ни говорили эти четверо, Ансгару казалось немыслимым покинуть родной лес сейчас, когда в нем хозяйничал Эрик со своими свеями, а кровь отца оставалась неотомщенной. Он полагал, что старший брат думает так же, но неожиданно услышал:

– Нам нужно обсудить это между собой.

– Конечно, обсудите, но не тяните с решением. Нам нельзя медлить, – ответил Ормар.

Агнар взял под локоть упирающегося Ансгара и отвел в сторону.

– Брат, неужели ты всерьез думаешь бросить родную землю, в то время как на ней хозяйничает этот разбойник Эрик? – возмутился Ансгар.

– Да, ты прав. Но прав и Ульвар с его новыми друзьями, – тихо, но жестко говорил Агнар, – сейчас нет возможности изгнать свеев. Перед нами теперь очень простой выбор. Либо вступить в борьбу с Эриком и погибнуть – это не так плохо, ведь мы присоединимся к нашему отцу и войдем в число эйнхериев[9], но в таком случае Эрик не будет изгнан и останется господином нашей земли. Либо на время уйти – чтобы потом победоносно вернуться!

– Но, Агнар, не забыл ли ты, что дело не только в войне со свеями? Дело в том, что кровь нашего отца требует отмщения! Уж не думаешь ли ты удовольствоваться выкупом за его гибель? И с кого ты его взыщешь?

– Я бы никогда не принял такого выкупа! – с гневом отверг Агнар. – Но кому мы будем мстить? Мы пока не знаем точно, кто именно убил отца.

– Ты слышал, что сказал Бильд? Бреки, несущий разрушение, – один из ярлов Эрика. Я уверен, это его отряд сжег наш дом и он убийца.

– Возможно, но не наверняка, – с сомнением произнес Агнар, – и потом, никто не говорит, что мы вовсе отказываемся от мести. Так же, как борьбу с Эриком, мы откладываем ее до нашего возвращения.

– Нет, Агнар, нет! – не хотел ничего слушать Ансгар. – Как можем мы позволить себе отправиться в чужие страны, не исполнив долга перед отцом?

Кажется, эти слова младшего брата подали Агнару новую идею, и он вновь живо заговорил:

– Брат! Наш первый долг перед отцом – позаботиться о его прахе, который мы все еще носим с собой. Помнишь, что сказала мать? Развеять его над морем. Ульвар и эти трое идут к побережью, значит, нам с ними по пути. Так?

Ансгар призадумался. Действительно, уже несколько дней они носили горшок с прахом отца, и пора было подумать об этой последней ниточке, удерживающей душу Ансвара в Мидгарде[10]. Увидев, что брат колеблется, Агнар добавил:

– В конце концов, не обязательно сейчас же соглашаться уйти с этим Бальдром. Дойдем до моря, позаботимся об отце, а уж там решим, что делать дальше. Может, все изменится и нам не будет нужды покидать нашу землю.