Звёздный десант

Темнело тут быстро, и Стас едва успел собрать хворост и дрова, чтобы поддерживать костер ночью. На небе высыпали звезды, что только добавило молитвенного благоговения, но ночные звуки явно сбивали с толку. Звуки были резкие, угрожающие, агрессивные, словно его и в самом деле хотели изгнать из этого поселения. Стас добавил дров в костер, и снова пустился в молитву. Звуки вокруг казалось усиливались, причем среди них явно выделялся неприятный гортанно-хриплый вопль, свойственный крокодилам. Именно такой вопль издавали барсифы, когда шли в атаку, и забыть его Стас не мог. Когда что-то неподалеку рухнуло, видимо какая-то постройка, он испуганно вскочил. Пилот оставил ему карабин, но разобрать цель в темноте было невозможно, так что это оружие вносило только психологическую успокоенность. Что-то хрустнуло совсем рядом, и Стас резко повернулся туда с карабином.

Какой-то черный человек вдруг оказался в свете костра, он был старый, сгорбленный, испуганно поднимал руки и что-то бормотал. Стас опустил карабин.

– Сава, – сказал он на том уровне знания французского, каким владел.

Но старик явно не знал французского, зато активно тараторил на своем языке, с прицокиваниями, гортанным звуками и активными жестами. Он явно звал Стаса за собой, при этом указывая в сторону реки с выражением показательного ужаса. При этом он затаптывал босыми ногами костер, пытался засыпать его землей, и непрестанно бормотал.

Стас позволил ему затушить костер, но включил фонарь. Старик стал звать его за собой, и Стас пошел, полагая, что именно старик и является искомым героем скита. Они пошли по ночным джунглям, причем старик постоянно оглядывался, затихал на мгновение, чтобы прислушаться к тишине, и снова что-то бормотал. Стас подумал, что это его молитва.

Шли они около получаса, причем за время передвижения до них доносились самые разные звуки, вплоть до рева какого-то большого хищника, которые, как известно, именно ночью выходят на охоту. Наконец они оказались в каком-то деревянном доме, стоявшем посреди джунглей, и только там старик стал успокаиваться. Его слова стали медленнее, но его претензии к Стасу явно не убавлялись. По интонациям Стас понял, что старик недоумевает, зачем он сюда приехал.

Стас достал свой наперсный крест, который носил под одеждой, и показал старику. Тот удивлено посмотрел на Стаса, и опять засыпал его вопросами. Стас в ответ просто перекрестился и сказал:

– Ортодокс.

– Ортодокс? – удивленно переспросил старик, но вдруг понял, что хотел сказать ему Стас, и потому чрезвычайно обрадовался. Слово «ортодокс» сразу вышло у него на первое место среди употребляемых.

Покопавшись в своих вещах, он достал старый и потертый потир, и благоговейно протянул его Стасу.

– Ортодокс, – сказал он.

Стас кивнул. Потир не был ценным, это был типовой предмет церковного обихода, но понимая, что он относился к службе погибших монахов, Стас благоговейно взял его в руки и поцеловал. Старик заверещал от восторга.

– Ортодокс! – восклицал он. – Ордотокс!..

После этого Стас начал вычитывать вечернее молитвенное правило, и старик благоговейно стоял рядом, хотя и крестился невпопад. Оставалось только лечь спать и ждать утра, когда все по природе своей должно было проясниться.

57

На утро все началось не с завтрака, а с представления. Старик приложил руку к груди и назвал свое имя – Кифери. При этом он раз пятнадцать поправлял Стаса в произношении, требуя от него, чтобы он букву «ф» произносил с уклоном в «т».

– Давай я буду звать тебя – Простокваша, – предложил Стас в отчаянии.

Зато с его именем проблем не возникло, хотя Кифери и сократил его до простого «Таас». Он еще пытался что-то рассказать Стасу, но осознавая, что тот его не поймет, махнул рукой. Они позавтракали какой-то сомнительной кашей без соли, и пошли к скиту, потому что Кифери был настроен поведать Стасу всю трагическую историю этого поселения. Как ни странно, но система жестов позволила старику передать цепь событий достаточно ясно, тут была и мирная жизнь людей, и подвиги монахов, был еще какой-то эпизод, который старик излагал в большим волнением, но Стас его не понял. Ему ничего не оставалось, как отнести его к легенде о Первосвященнике. Время от времени, указывая в сторону реки, старик издавал звуки, похожие на вопль крокодила, и тем как бы предупреждал Стаса об опасности.

Между разговорами, они занялись уборкой скита и приведением его в надлежащий порядок. Стас обратил внимание, что его палатка оставалась нетронутой, что можно было объяснить порцией химической защиты, и это вдохновило его на подвиг. Вечером, когда Кифери стал звать его уходить в дом, Стас покачал головой, и указал на палатку.

– Я останусь здесь.

Кифери сразу же стал отоваривать его и запугивать, но в конце концов собрался ночевать вместе с ним, хотя и пугался этого чрезвычайно. Ему не хватало молитв Стаса, он теперь сам молился на своем языке перед теми иконами, что оставались там. Наконец наступила ночь, и они затихли.

Стас разжег костер и прошел в скит. Он сам не знал, чего он ждет, но общение с Кифери дало ему понять, что от старика много информации он не получит. А поскольку он пришел сюда за информацией, то следовало предпринять что-то неординарное. Вот он и затеял всенощное бдение в брошенном монашеском скиту. Конечно, ему не хватало текстов богослужения, но основные песнопения он знал наизусть, а стихиры можно было и пропустить. Надо же было с чего-то начинать!

Кифери пришел к нему, когда он уже запел «Свете тихий…», что было только серединой вечерней службы. Кифери был напуган, но звуки молитвенного пения его завораживали, и он даже начал что-то подвывать. Когда дошли до пения «Богородице», Стас уверено возвысил голос, и они ясно услышали хруст ветвей и хрип чужого дыхания.

Кифери взвыл от ужаса, и стал чего-то лопотать, но Стас махнул на него рукой, и начал по памяти читать шестопсалмие. Теперь он почему-то был уверен, что с ними уже ничего не случится. Но Кифери не был в этом уверен в той же мере, и потому заканчивал шестопсалмие Стас уже в одиночестве. Старик тихо сбежал.

Стас не стал посвящать этому отдельной реакции, и запел на шестой глас «Бог Господь явися нам». Шум приближался, даже характерные вопли крокодилов звучали уже почти совсем рядом. А Стас наполнялся каким-то абсурдным восторгом, словно он и в самом деле пришел сюда служить службу для крокодилов. Когда он вместо кафизмы начал читать пятидесятый псалом, в дверь скита влезла крокодилья голова. Это было большое животное, и сунув голову в скит, он грозно захрипел, широко раскрыв пасть. Мало того, сбоку рухнула стена, и туда влез еще один крокодил, тоже угрожающе рыкнув. Стас машинально заканчивал чтение псалма, стараясь не шевелиться. Третий крокодил завалил стену справа, и визгливо пропищал.

«Съедят», – подумал Стас отрешенно.

Вдруг общую суету перекрыл чей-то мощный рык, так что крокодилы застыли. А потом стали отползать назад, оставляя после себя только разрушения. Стас только успел облегченно вздохнуть, как вдруг в дверь вторглась новая крокодилья голова, буквально огромная, просто какое-то чудовище, а не крокодил. Стас замер, потому что все тексты у него мгновенно выветрились из памяти. Крокодил раскрыл пасть, и его зубы показались Стасу ужасными, но шелохнуться у него уже не хватало решимости.

– Зачем ты сюда пришел? – вдруг спросил крокодил.

Голос у него был еще не адаптирован к произношению человеческой речи, и потому звучал хрипло и пискляво.

– Что? – удивлено переспросил Стас.

– Зачем ты здесь?

Стас перевел дыхание.

– Ты ведь не крокодил, – догадался он. – Ты рептилид?

– А ты? – спросил крокодил.

Стас развел руками.

– Я здесь по случаю, – сказал он. – Я православный священник Станислав Бельский, расследую всю эту историю про крещение вашего учителя Трускальда. Заодно решил помолиться на могилах прежних монахов. А ты здесь как?

– Что ты знаешь про Трускальда? – спросил крокодил.

– Я знаю, что ему на Луне поставили памятник, – сказал Стас. – А самого все же похоронили на Болоте по их обычаям. Ты, наверное, сможешь сказать мне определенно, было ли на самом деле совершено крещение?

– Было, – сказал крокодил. – Ты признаешь право рептилидов принимать крещение?

Стас пожал плечами.

– Вопрос, конечно, не простой. Если считать рептилидов животными, то ни о каком крещении нет и речи. Но рептилиды разумные существа, обладают волей и правом выбора, а крещение это и есть выбор. Думаю, это возможно.

– Ты так думаешь? – спросил крокодил. – Или ты просто меня боишься?

– После того, как ты заговорил, я боюсь тебя уже меньше, – заметил Стас. – И потом я так действительно думаю. У меня есть знакомый рептилид, гринбей Ланго, он изучает земную культуру, и сам настроен углубиться в нее до крещения.

– Ланго, – повторил крокодил задумчиво. – Не знаю такого.

– Да, он из молодых, – сказал Стас. – Приехал сюда уже после войны.

– А как закончилась война?

Стас некоторое время молчал.

– Рептилиды победили, – сказал он. – Хотя вернее будет сказать, что победили подлецы. Ведь земляне составляли чуть ли не половину армии рептилидов.

– Даже так!

Стас заговорил увереннее.

– А потом они построили здесь комфортную жизнь, стали поощрять рождение детей, и развели сеть воспитательных центров. А на самом деле половину из младенцев они продают рептилидам, как деликатес.

– И вы с этим миритесь?

– Так ведь вокруг сплошной комфорт, – напомнил Стас. – И основной работой становится воспроизводство детей. Для многих это просто мечта детства.

– А для тебя?

Стас засопел.

– Я воевал против вас, – сказал он. – Потом пятнадцать лет сидел в лагере. Меня не убили только потому, что я был замешан в секретное дело маршала Гремина. Случайно.

– Маршал Гремин жив?

– Нет, был убит в конце войны. Вы его знали?

– Кто же руководит всем?

– Профессор Цингали и генерал Хануиль.

Крокодил удивлено крякнул.

– Я вижу, изменилось многое, – заметил он.

– Но осталась одна заковыка, – сказал Стас. – Это связано именно с тем предметом, который ваш учитель Трускальд изъял из пользования. У нас его зовут Веритиан, у вас как-то еще. Вы об этом знаете?

– А ты откуда об этом знаешь?

– Меня пытали об этом пятнадцать лет, – сказал Стас. – Когда я вышел, нашлись люди, которые ввели меня в курс дела. Я понял, чего так хотел маршал Гремин, когда давал нам свои подсказки. Но, я полагаю, он сам не до конца понимал их суть.

– Как же ты это понял?

– Не знаю, – пожал плечами Стас. – Просто стечение обстоятельств. Никому в голову не пришло сообразить, что речь идет не об Акульей горе, а о поселке Акила Гхора.

– Наверное, в том ключе было заложено некое условие, не позволяющее людям с нечистой совестью воспользоваться ими.

– Но мне подсказка тоже ничего не дала!

– Она дала тебе направление.

– И вы скажете мне, где Веритиан?

– А тебе нужен Веритиан?

Стас вздохнул.

– Конечно, он мне не сильно нужен, – сказал он. – Я знаю, что одни хотели бы получить Веритиан для реванша, восстановить репутацию землян, обновить жизнь. Другие напротив хотели бы укрепить свою власть, довести ее до небесных высот. Ну, а ваши хотели бы просто восстановить статус-кво.

– А на чьей стороне ты?

– Для меня главной проблемой является безопасность моих близких, – объяснил Стас. – У меня там остались сестра и племянница… Ну, и друзья. Тот же Ланго, хотя бы.

– Рептилид тебе друг?

– Ну, вроде бы. Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня. Цингали его точно казнит.

– Глупо рассчитывать на Веритиан, – произнес крокодил. – Он был изъят не для того, чтобы совершить реванш, или укрепить власть. Веритиан был изъят окончательно, чтобы рептилиды задумались о смысле жизни. Твой друг Ланго прав, земная культура богата смыслом, хотя нынешние ее носители недостойны ее.

Стас вздохнул и опустил голову.

– Да, – сказал он. – Я согласен. Они с такой готовностью пошли на этот вариант, на гибель детей, что надеяться на их совесть уже не приходится. И большинство населения тоже не сильно ропщет. Я думаю, что если они даже узнают о реальном положении дел, они найдут способ уговорить себя согласится с этим.

– И это ужасно, – согласился крокодил.

– Поэтому я никогда не думал о глобальных переменах, – сказал Стас удрученно. – Мне всегда было достаточно найти свое место и по мере сел служить Господу.

Крокодил раскрыл пасть, и снова сомкнул ее.

– Мне приятно, что такие люди еще сохранились.

– Не преувеличивайте мое значение, – поспешил сказать Стас. – Я не подвижник, я просто православный священник. Со всеми своими слабостями.

– Напомни, как твое имя?

– Станислав Бельский. Друзья называют меня кратко Стасом.

– Если ты священник, значит ты можешь служить литургию?

Стас покачал головой.

– Литургию я смогу служить только с благословения епископа. Но я могу служить молебны, панихиды, требы…

– Уверен, что епископ не будет против, – сказал крокодил. – Я столько лет мечтал о литургии…

Стас кивнул.

– Ладно, если мы найдем здесь все необходимые атрибуты, я сделаю это. Но скажите мне, кто вы? Один из учеников учителя Трускальда?

Крокодил помолчал.

– У Трускальда было много учеников из людей, – сказал он. – Но ни одного из рептилидов. Похоже, твой друг Ланго уже из нового поколения, и мне будет приятно встретиться с ним. Это дает надежду.

– Но кто ж вы? – спросил настойчиво Стас.

– А ты не понял, – произнес крокодил своим писклявым голосом. – Я и есть учитель Трускальд. Добро пожаловать в Акулью Гору, отец Станислав!

58

Когда Цингали вдруг неожиданно собрал на Лунной базе Колониальный совет, это вызвало легкую панику в рядах рептилианского общества. Колониальный совет состоял из семи вождей главных рептилианских племен, и являл собой орган скорее символический, чем работающий. Все прекрасно понимали, что главными силами в колонии были фенцеры в лице Цингали и грулли в лице генерала Хануиля, так что остальные там только присутствовали и поддакивали. Однако время от времени Колониальный совет собирался, чтобы отметить какую-нибудь историческую дату, или утвердить новые планы развития.

Но теперь никто не знал, зачем собирается Колониальный совет, и это вызвало лавину самых разнообразных слухов. Когда в зале собрались все лидеры общин со своими представителями и секретарями, между ними возник самый оживленный обмен мнениями, увлекший всех участников собрания.

Наконец в зале появился Цингали, и все встали, чтобы поприветствовать председателя. Тот на них даже не глянул, прошел на свое место и сел, чтобы следом сели и все остальные. За ним также важно прошествовали его помощники и секретари, и заняли свое место в задних рядах.

– Не мог бы наш председатель рассказать нам, ради чего нас сорвали с мест и притащили сюда? – спросил генерал Хануиль со своей обычной грубоватой прямотой.

– Конечно, мог бы, – отвечал ему Цингали. – Но сегодня главным лицом нашего собрания буду не я, генерал. Потому что созыва собрания потребовал один из работников моей лаборатории, гринбей Ланго.

– И вы стерпели? – недоуменно спросил Хануиль. – Какой-то занюханный гринбей позволяет себе такие выходки?

– Господин генерал, не стоит употреблять такие характеристики в среде членов Колониального совета, – позволил себе высказаться представитель гринбеев, учитель Сальва.

– А в чем там дело? – пробурчал надутый от важности барсиф Хатко.

Барсифов вообще редко приглашали на совещания, и потому они ценили каждый миг такого приглашения.

– Позвольте мне произнести вступительное слово, – произнес Цингали и все затихли.

Он некоторое время выждал, вслушиваясь в тишину, потом заговорил:

– Я должен вас предупредить, что такое наглое и беспрецедентное заявление от советника Ланго имеет под собой основу, о которой не все присутствующие знают. Я полагаю, все собравшиеся хранят почтительную память нашего Предвестника учителя Трускальда. Но мало кто знает, что учитель был противником войны с землянами, и в своей попытке предотвратить неизбежное, он совершил чудовищное преступление, он похитил и спрятал Ихлемарунгу, Ключ к Небу, бесценный и единственный атрибут нашей связи с Создателями.

Это известие всколыхнуло собрание, все зашумели, заговорили, послышались тревожные вопросы и восклицания. Цингали холодно ждал, когда все затихнет, и все затихли.

– Мы не могли известить об этом все сообщество, потому что последствия такой потери трудно переоценить. Все наше развитие строится на мудрых советах Создателей, и учитель таким образом просто взял нас за горло. Именно в такой напряженный момент он умер, унеся секрет Ихлемарунга в могилу. Нельзя сказать, чтобы мы бездействовали, мы проводили все необходимые процессы поиска нашего артефакта, но все было тщетно.

– Скажите, что вы его нашли! – взмолился гринбей Сальва.

Цингали опять выдержал паузу.

– Поскольку потеря Ихлемарунги была смертельна для нашего будущего, мы с самого начала стали искать альтернативные ходы, – продолжал он. – Благо, в культуре землян мы обнаружили немалый творческий потенциал, который и предполагали использовать, когда наши ресурсы подойдут к концу. Я хочу сказать вам всем, что мы все же нашли выход из безвыходной ситуации, проявив волю и твердость. Конечно, до разработки окончательного варианта действий нам еще предстоит немало поработать, но ситуация уже не была безысходной. Это я к тому, чем мы занимались все это время. А теперь главное, гринбей Ланго явился ко мне с самым решительным ультиматумом. В другой момент это могло бы меня возмутить, но он привел довод, который перевешивал все. Они нашли Ихлемарунга!

Опять все зашумели, закричали, застонали. Гринбей Сальва победоносно поднял лапу, барсиф Хатко зарычал, а генерал Хануиль стал что-то быстро говорить своему секретарю.

Цингали холодно поднял голову и все затихли.

– Вы еще не поняли? – спросил он надменно. – Гринбей Ланго вовсе не на нашей стороне, господа. И он пришел ко мне с ультиматумом от тех сил, кто нынче владеет нашим Ключом от Неба.

– Что они хотят? – чуть ни в один голос вскричали все.

Цингали улыбнулся и кивнул.

– Вот мы и подошли к главной теме нашего собрания. И я приглашаю на трибуну гринбея Ланго, чтобы он рассказал нам все.

Он кивнул, и стражники грулли ввели в зал Ланго. Тот был в каком-то немыслимом оранжевом костюме, с красным галстуком на шее, и с широким поясом того же цвета. Он не мог сказать почтенным заседателям Колониального совета, что в такой костюм его нарядила Агата, когда вопрос встал об ультиматуме. Сам этот костюм был по сути ультиматумом их вкусам.

– Почтенные братья, – начал Ланго, вызвав легкий шум. – Сейчас я представляю не просто гринбеев, или лабораторию, где я работаю. Сейчас я представляю новое поколение рептилидов, устремленное в будущее. Хочу сразу заявить, что мы ценим и любим культуру своей родины, но считаем это направление тупиковым, и ищем выход в пространстве культуры землян. Значит, я представляю еще и тех землян, кто готовы сотрудничать с нами на основе равноправия и единства.

Он выждал новую волну возмущения. Настроение его было решительное, им овладел азарт перемен, и остановить его было трудно.

– Профессор Цингали обещал мне что он изложит вам ситуацию в том виде, как он сам ее ощущает. Да, мы нашли Ихлемарунга, и мы овладели технологией проникновения в кладовку новых знаний. Однако вы не знаете главного, потому что тем рептилидом, кто сохранял Ключ от Неба все это время, был наш великий учитель Трускальд, который до сих пор жив и ведет нас по избранному им пути.

Волна возмущения поднялась на самый высокий уровень, так что даже Цингали, изумленный не менее других, послал секретаря за напитком, потому что почувствовал, как пересохло в его горле. Барсиф Хатко, хотя и понимал происходящее меньше других, вопил и рвался к действию, словно шел на битву. Гринбей Сальва испугано оглядывался, потому что боялся, что коллеги перенесут свое возмущение на него.

Цингали выпил свой напиток и вдруг громко рявкнул:

– Хватит! Заткнитесь вы, дикари! Чего теперь возмущаться и бесноваться? Они победили, и нам надлежит выслушать условия капитуляции.

– Погодите, – спохватился Хануиль. – Разве не вы только что сказали, что вы нашли выход! Почему же тогда капитуляция?

Цингали посмотрел на него с ненавистью.

– Потому, идиот, что теперь никто из землян в нашу сторону даже не посмотрит! Теперь у них поднимутся такие реваншистские идеи, что нас будут рвать на куски при каждой встрече. Они вспомнят нам все, и энергетические удары, и зверства барсифов, и пытки пленных…

– Минутку, – загремел голос Ланго. – Все не так страшно, господа. Разумеется, от так называемых воспитательных инкубаторов нам придется избавиться, но учтите, что большая часть военных преступлений проведена с прямым участием земных специалистов, который были на нашей стороне. Так что вопрос о реванше перед нами не стоит. Земляне намерены провести ряд реформ, конечно, так что торговля младенцами закроется, но нам остается главное, контакт культур. И именно здесь кроется надежда на наше будущее.

Кто-то уже спешно покидал заседание, восприняв угрозу земного реванша, как реальную, кто-то просто сник и затих. Генерал Хануиль понял, что ему светлое будущее в плане контакта культур не светит, и он отправился срочно эвакуировать свой контингент, пока мстительные земляне не вспомнили, что он является главным героем победы.

Цигали поднялся и подошел к трибуне, где оставался Ланго. Он был в смятении, и не сразу собрался с мыслями.

– Почему учитель Трускальд сам не явился перед нами?

– В его возрасте летать на Луну ради триумфа очень легкомысленно, – отвечал Ланго. – Правда, на случай чего мы приготовили возможность появления его голограммы.

– Я был в числе его учеников, – сказал Цингали.

– И оказались в числе его убийц, – сказал Ланго. – И хотя вы убили двойника из числа земных крокодилов, преступление произошло. Не считая всех остальных.

– Вы сами поставили нас в экстремальные условия, – заявил Цингали.

– Вы смеетесь? – покосился на него Ланго. – Кто кого поставил в условия?

– И вы прекрасно знаете, что мы в этом деле шли на поводу у землян.

– Это будет зачтено, – кивнул Ланго. – Но все же, при всем моем уважении, профессор, я не вижу места для вас в новом процессе культурного контакта.

– Но Ихлемарунга, – вспомнил Цингали. – Вы оставите нам возможность проникать в замыслы Создателей?

– Оставим, – сказал Ланго. – Учитель Трускальд позволил проводить церемонии раз в год с участием фенцеров. Но под контролем земных специалистов, чтобы вы не подались искушению снова напасть на Землю.

Цингали поднял голову и посмотрел ему в глаза.

– И все же я не понимаю, – сказал он. – Что вы, рептилид, нашли в этом ценного? Ведь они вряд ли примут вас по-братски!

– Братские отношения, профессор, – улыбаясь, отвечал Ланго. – Предполагают под собой религиозную основу. А вы, как я помню, всегда чурались религиозных вопросов.

Цингали фыркнул и отошел.

Когда Ланго прошел в ангар, где стояли корабли, на которых прилетели посланники земной колонии, там уже было довольно пусто. Печальный Катрибус сидел у стены, где был пульт управления выпускным шлюзом, и переживал сложные чувства.

– Привет, Катрибус, – обратился к нему Ланго. – Ты готов возвратиться домой?

– Вы уверены господин, что эта база больше никому не понадобится? – спросил тот.

– Разве не ты так страдал от того, что сидишь здесь пятнадцать лет?

– Я страдал, потому что у меня не было выбора, – отвечал Катрибус. – Но теперь, как я понимаю, выбор появляется. Я тут прикинул, так наша база может стать звездным вокзалом! К тому же тут неподалеку есть памятник, и думаю многие захотят его повидать. Я смогу наладить поездки по историческим местам.

Ланго рассмеялся.

– А домой, в родное болото не хочется?

– Я слышал, на Земле есть прекрасные болота, – вспомнил Катрибус. – Надо же их посетить, а то что это я, пятнадцать лет просидел на Луне, и даже ни разу не был на Земле.

– Ладно, – сказал Ланго. – Если хочешь, я оформлю тебя смотрителем базы.

– Так и я о чем, – оживился Катрибус. – Что же пропадать без толку такому славному заведению.

Ланго махнул ему рукой и пошел к своему кораблю.

59

Особого выбора перед Стасом не стояло, он ясно понимал, что оставаться в комфортном доме Агаты ему нельзя, если он все еще думает о вопросах спасения. Он искренне любил своих родственников, но чувствовал, что развитие этой любви в конце концов приведет его совсем у другую сторону. Особенно при участии Дианы, которая даже в отсутствие задания вожделела соблазнить его, просто потому, что он сопротивлялся. Надо было уходить, в полном согласии с саном и предназначением. А тут очень кстати последовало приглашение от епископа Киншасы Христофора, который решил возобновить службы в покинутом селении Акулья Гора (африканское название теперь переиначили вполне официально), где предполагалось восстановить монашеский скит. Конечно, главным инициатором этого вопроса был престарелый рептилид Трускальд, и это обстоятельство никак не могло помешать славной инициативе. Стас едва успел дать свое согласие, как в глухие джунгли уже направились первые добровольцы.