Полная версия
Белый лебедь (сборник)
– Пошлый анекдот, – недовольно отреагировал Сергей и восторженно продолжил: – Великая швейцарская медицина! Я здоров! Сегодня на радостях напьюсь.
– Ну, шеф, вы титан. Любую проблему на раз, – искренне восхитился, неприятно захлебываясь слюной от радости, Степа.
– Ладно, хватит болтать. Собираемся. Завтра улетаем, – тоном, не терпящим возражений, сообщил о своем решении Сергей.
– Заказываем борт на утро? – включился бодро в работу Степа, хватая свой мобильный.
– Ты что, меня не слышишь? Новая жизнь! Хочу чудить! Полетим как все.
– Берем «бизнес», что ли? – недоверчиво спросил с глуповатой улыбкой Степа. Он был уверен, что шеф его, как обычно, просто разыгрывает.
– Нет, я не шучу, Степа, полетим… как его называют – ну, самый простой тариф?
– Ну, «бизнес», шеф, и есть для вас самый простой. «Бизнес» для вас простой, как велосипед. С народом можно пообщаться… – искренне подсказал Степа.
– Голову мне не пудри. Куража хочу. Экстрима желаю. В «экономе» полетим. Клоунов живых видеть хочу. Доктор сказал – мне радости в жизни не хватает.
Полет – это летопись человеческих попыток оторваться от земли.Полет – это прыжок человека к небу.Полет не знает тяжести лет.Полет – это отрыв от притяжения земли,Полет – это очищение от сора повседневности,Полет – это глоток свежего воздуха,Полет – это попытка вырваться из придуманных земных цепей одиночества,Полет – это лекарство от болезни ходить по земле,Полет – это улыбка,Полет – это вдохновение,Полет – это радость,Полет – это свобода чувства,Чувства восторга влюбленных,Чувства озарения открытия.Полет – это взмах крыльев ресниц любимой,Полет – это вдохновенная капля чернил поэтической строки,Полет – это судорожный поиск кисти художника новой гармонии красок,Полет – это отчаянный взлет и падение дирижерской палочки,Полет – это блаженство летних снов,Снов с запахом полевых цветов,Запахом полевых цветов сладкого поцелуя детства…Сколько невероятных полетов может совершить за свою короткую и долгую земную жизнь человек!Человек, летящий над землей!Самолет уверенно набирал высоту. Салон эконом-класса был полон пассажиров и готовился к привычной дремоте. Северов напряженно вспоминал, когда он последний раз летал в «экономе», и не мог вспомнить. Последние пятнадцать лет жизни он даже не произносил слова «экономкласс». Кстати, экономить Сергей любил на всем, только не на охране и не на себе. Охрана может предать. А предают, когда мало платят. Себя бизнесмен безмерно любил, без ограничений окружал всяческими житейскими ласками комфорта и упивался ими.
Сергей давно отделил себя от смертных людей особыми стандартами жизни, которые делали его, как он всем говорил, Человеком Мира. Частный самолет, двухпалубная яхта, охрана, ВИП-клубы… Это была его жизнь, где он был королем желаний. Иногда он придумывал себе новые мечты: купить остров вместе с людьми и создать собственное новое государство, где он будет править подданными, или, например, создать на этом острове лекарство от бессмертия… А пока здесь, в Швейцарии, каждые три года он получал инъекцию бессмертия, которая, по заверению светил медицины, замораживала механизм старения, а возможно, даже давала шанс достигнуть бессмертия… Это была вытяжка из эмбриона ягненка. Управлять здоровьем и жизнью легко, уверяли швейцарцы. Но в этом году произошло непредвиденное…
– Шеф, я снова выиграл. Третий раз! – радостно, как ребенок, воскликнул Степа, показывая козырного туза.
– Игра дурацкая, – недовольно произнес Сергей и брезгливо бросил карты.
– Она так и называется, шеф, «дурак»! – подтвердил довольный Степа, беря с кона бумажку в сто евро.
– Понимаешь, Степа, ты зря радуешься. Тебе играй не играй, а все дураком по жизни будешь. В эту игру дурацкую сам и играй. Она – твоя фирменная.
– Да вы же сами, шеф, предложили сыграть в дурака и теперь всех собак на меня. Я же не виноват, что мне везет…
– Тебе везет? Тебе везет, что ты, дурак, при мне живешь и ешь мой хлеб с черной икрой, отдыхаешь на халяву в Швейцарии, – Сергей не на шутку разнервничался от проигрыша и язвительно завершил: – Дуракам везет, Степа.
– Вы не могли бы немножко подвинуться? – робко произнесла девушка в красном костюме, сидящая рядом у окна. Только сейчас Сергей обратил на нее внимание. Он по привычке развалился в кресле так вальяжно, что незнакомка вынуждена была придвинуться всем своим хрупким телом вплотную к иллюминатору.
– Извините, – грубо выговорил Сергей и слегка отодвинулся от нее.
– Ничего страшного, – приятным, мелодичным голосом ответила девушка.
«Развалилась, клоунесса», – зло подумал Сергей, но непреодолимая магия голоса девушки заставила его еще раз взглянуть на нее. Она была хороша собой. Особенно поразили Сергея огромные, как у инопланетянина, наивные, светящиеся как-то по-особому, изнутри, голубые глаза. Глядя в них, бизнесмен как будто неожиданно провалился в какой-то мир глубины, неведомой доселе. Сергей с большим трудом отвел свой взгляд от ее глаз. Он почувствовал впервые в жизни, что мечтал бы смотреть в эти глаза всю жизнь, просто смотреть, и все. Это было странное чувство блаженства, длящееся секунду, минуту, целую вечность. Взяв себя в руки, Сергей решил отомстить девушке за свою неожиданную слабость.
– Как тебя зовут? – нарочито развязно спросил он.
– Вера, – ответил магический голос. – А вас?
– Надежда, – зачем-то глупо пошутил Сергей.
– А меня зовут Любовь, – с пошлой улыбкой вставил телохранитель.
– Вы шутите с Надеждой и Любовью, – проворковала серебряным голосом девушка и грустно улыбнулась: – Они часто не прощают насмешек над собой.
Сергей почувствовал неприятный озноб от ее слов.
– Я мечтал бы, чтобы меня так нарекли: Надежда или Любовь, – зачем-то начал оправдываться он. – Почему женщины имеют привилегии и узурпировали Веру, Надежду и Любовь? Это несправедливо, – Сергей пытался вернуться в привычное для себя уверенное, развязное состояние, нагнетая в себе циничные мысли. «В моем самолете, на диване, ты бы за два часа полета узнала, что значит настоящая любовь, дуреха», – взгляд Сергея неожиданно упал на дышащую привлекательным теплом юную грудь девушки, и сердце его забилось еще больше от волнения.
– Я не понимаю вас, зачем вы думаете о людях так цинично? – произнесла девушка, накидывая на плечи палантин. Сергей растерялся: «Она читает мои мысли?! Нет. Нет. Это просто совпадение!»
– Чем вы занимаетесь? – зачем-то поинтересовался Сергей.
– Я врач-кардиолог, – ответила Вера и слегка покраснела.
– Сердце, тебе не хочется покоя… – пропел Степа, протягивая шефу виски.
– Девушке налей, балбес. Ох, Степа, дурачок, сколько тебя учить? – властно сделал замечание Сергей. Он любил унижать подчиненных на людях, возвышаясь тем самым над ними до небес.
– Я не пью спиртного. Пьянство – это добровольное сумасшествие, – спокойно произнесла девушка.
– А вот в некоторых религиях Японии считается, что алкоголь вызывает откровение, а откровение – это и есть Бог, – заметил Сергей, зачем-то залпом осушив бокал.
– Я пью только вино, которое делает моя бабушка. Оно действительно вызывает откровение.
– А виски – то же вино, дает откровение и смелость, – глупо пошутил Сергей.
– Каждый делает то, что диктует ему его душа, – произнесла девушка и отвернулась.
– Смотрите, как швейцарец на нас смотрит, – неожиданно сменил тему Степа.
На кресле с правой стороны на них действительно с удивлением, не отводя глаз, пристально смотрел пожилой мужчина в типичном для швейцарцев клетчатом пиджаке.
– Как объяснить тупым швейцарцам, что для нашего человека одна бутылка виски нормально, две много, а три мало? – засмеялся Степа.
Сергей заметил мимолетный взгляд девушки, брошенный в Степину сторону. Он почувствовал неожиданно ревность из-за взгляда, подаренного ею охраннику. Ему даже показалось, что это был взгляд женского интереса. «Опять Степка при новой красивой девчонке, а шеф на бобах. Девки, они философию не любят. Они любят простоту и конкретность. Наливай – люблю. Молодцы, девки. Мастерски девки мыслят и живут. Товар – деньги – товар. Недаром мне сын говорит, что у современных девушек женихи проходят тщательный кэш-контроль».
– Степан, вы не правы. Они не тупые. Они просто другие. Каждый человек красив по-своему, – возразила Вера, не оборачиваясь к мужчине.
– А я тоже красив? – спросил сухо Сергей.
– Я пока не вижу вашу красоту. Вы как гадкий утенок. Вы пока не стали белым лебедем, но обязательно должны стать, иначе… – девушка замялась.
– Что иначе, договаривай, – растерянно произнес бизнесмен и снова почувствовал дрожь по всему телу.
– Иначе вы умрете, – тихо произнесла девушка и замолчала.
– Ты че, Верка, от запаха виски уже аллергия в мозг стукнула? Нашла утенка! Шеф бессмертен! – агрессивно напал Степа.
– Помолчи. Говори, коль начала, – перебил охранника Сергей. Вера повернулась к Сергею, и их взгляды встретились.
– Красота – это гармония человека. Красота – это когда из человека потоком струится необыкновенная, только ему свойственная музыка любви. Ты ее не слышишь, но ощущаешь каждой клеточкой своего тела.
Северов снова провалился в океан ее голубых глаз. Он не мог ничего говорить.
– А из меня не льется музыка любви? – съязвил Степа.
– Нет, – сухо ответила девушка. Секунду о чем-то подумав, она продолжила: – Вы, Степан, пытаетесь быть сильным, а происходит наоборот. Вы слабы и пошлостью делаете себе больно. Вы скоро останетесь без души. Ее у вас мало осталось, – затем она внимательно посмотрела на Сергея и спросила: – Сергей, вы довольны поездкой в Швейцарию?
– Да нет, мы дедушку ездили хоронить, – зачем-то стал врать Сергей, глядя в пустой бокал. – Думал, что получу наследство, а оказался без денег. Я ведь сторожем на овощехранилище работаю. Летим с братом домой. Последние деньги на билеты истратили. Как жить, и не знаю, – Сергей чувствовал себя во власти девушки и врал из чувства сопротивления. Он хотел вырваться из плена: врать, юродствовать, но вырваться из странного подчинения этим глазам.
– Зачем, Сергей, вы все это говорите мне? – снисходительно заметила Вера.
– Стоп, – неожиданно перебил шефа Степа, – а откуда, шеф, она знает ваше имя?
Сергей не мог понять, что происходит с ним и откуда эта девушка имеет столько власти над ним.
– У вас такое молодое лицо, а вы седой. И глаза у вас красивые, голубые. Вы обязательно должны постараться стать белым лебедем, – произнесла Вера.
– Белым лебедем, говорите, должен стать? – Сергей о чем-то задумался и потом грустно произнес: – Гадкий утенок – это похоже на правду. Меня так мама часто шутя называла. Я игрушки по квартире разбрасывал и рисовать любил так, что все обои разрисовывал… Как вы узнали мое имя?
– Вам нужно стать белым лебедем, – повторила Вера и, улыбаясь, с иронией спросила: – Ну как же вы в Москве жить собираетесь без денег?
– Ума не приложу. Хоть вешайся… Придется пешком из аэропорта шлепать до Балашихи. Там мы живем в общежитии, – Сергей зачем-то сделал скорбное, жалкое лицо.
– Самоубийство – это грех. А вы этим занимаетесь многие годы, – девушка это произнесла с сожалением, без улыбки. У Сергея неожиданно закружилась голова.
– Я вот здесь сэкономила из своих командировочных немного… Возьмите, – девушка протянула Сергею сто франков. Глаза ее пристально смотрели в глаза бизнесмена, и ее властный взгляд стал проникать внутрь его души и блуждать там, больно освещая все ее темные, затаенные уголки.
– Ну, шеф, девка зажигает! – восхитился Степа.
Сергей усилием воли усмехнулся, небрежно взял купюру из Вериных рук и сунул ее в карман брюк. Его внезапно и еще сильнее охватил озноб. Он закрыл глаза и провалился в странный сон. Сергею снилась мать. Она вела его за руку по узкой горной тропе, а вокруг была равнина и пели райские птицы. Сергей чувствовал, что ему не более пяти лет, но он почему-то намного выше матери. Он дышал каким-то густым вкусным воздухом, и ему казалось, что если бы мама не держала его за руку, то он бы улетел на своих крыльях. Он их ощущал, но не видел. Он был уверен, что может летать. «Осторожнее иди по тропинке судьбы, сынок! Ты близок к обрыву». Тропинка становилась все уже и уже, а с двух сторон вместо равнины его стали окружать страшные ущелья, которые как будто сжимали тропинку. Наконец тропинка совсем исчезла. Дальше нужно было уже лететь или падать в пропасть. «А где мама?» – испугался Сергей. Ее не было рядом. Сергей боялся лететь, но он еще больше боялся упасть в пропасть. Неожиданно он полетел – откуда-то появились крылья. Но пролетел он немного: пошел сильный ливень. Крылья промокли. Сергей обернулся в поисках места, куда бы он мог опуститься, но ничего не нашел и стал стремительно падать в пропасть. Мамы не было, но вдруг он услышал ее пение из детства. И хотя тропинки он так и не нашел, спустя мгновение он понял, что, мокрый, но целый и невредимый, стоит прямо перед пропастью. «Это мама снова меня спасла», – подумал он.
Самолет шел на посадку. Северов открыл глаза и почувствовал, что рубашка его мокрая. «Неужели я так вспотел?» – подумал Сергей.
– Как спалось, Надежда? – спросила, улыбаясь, Вера. – Помните, вам необходимо стать белым лебедем, – снова настойчиво сказала она. Сергей никак не мог отойти от странного сна и молчал. Ему было очень холодно.
– Надежда всегда в России спит хорошо. Так спит, что ее никто не видит и не слышит. Нет Надежды в России, и Любви нет, и Веры не стало, – философствовал Степа. – А я все переживал за вас, шеф. Вы когда спали, то холод от вас шел такой, как будто вы, простите… умерли. И дышали так тихо… Я вас и пледом накрыл. Очень странно вы спали, шеф… – с испугом произнес Степа. – Вера, а вы мне свой мобильный оставьте. Я вам позвоню, – обратился он потом к девушке. Сергей заметил, что Степа перешел с девушкой на вы.
– А у меня нет мобильного телефона. Он мне не нужен.
– Как не нужен? – удивился Степа.
– Я всего лишь врач. Позвоните, когда приедете, дежурной санатория и спросите Водицыну Веру. Меня сразу найдут, – девушка протянула Степе записочку. Сергей сидел мокрый от пота, подавленный и молчал. Ему вдруг стало снова не по себе, страшно и холодно. «А может, я действительно мертвый?..» – с ужасом подумал он.
Глава 2
Утренняя Москва встречала Северова проливным осенним дождем. Водитель молча вел послушный «Мерседес» домой, на проспект Вернадского. На первом сиденье сидел довольный собой и жизнью Степа и важно командовал по рации охранниками из машины сопровождения.
– Первый, через сто метров уходим направо. Как слышишь?
«Странные типы эти охранники. Играют в войну, как дети, а если что посерьезнее, наверняка бросятся драпать врассыпную…» – подумал Сергей, зевая. Он решительно пытался забыть утренний полет, странную девушку, странный сон с мистической мокрой рубашкой. Было восемь часов утра, и, чтобы не будить домашних, Сергей открыл дверь своим ключом. Он на цыпочках прошел в свой кабинет, аккуратно снял еще слегка влажную рубашку, раскрыл чемодан, достал подарки, купленные всем членам семьи, и вновь почувствовал какой-то странный холод в груди. Сергей принял горячий душ, чтобы согреться и расслабиться. Надев домашний теплый халат, он зашел в парадный зал, украшенный коллекцией картин Рериха. Как долго его здесь не было! Здесь, в его доме, все было до мелочей и до боли знакомо, но почему-то все казалось чужим. Даже любимый рояль встречал хозяина холодно и молча, с достоинством сверкая бежевым лаком и элегантностью короля инструментов. Сергей зашел в спальню. На кровати, свернувшись по-детски калачиком, спала его жена Тамара. Сергей посмотрел на Тамару отчужденно, как на незнакомого человека. Даже во сне, без макияжа она была очень красива. Несмотря на свои сорок лет, она выглядела на тридцать, и это была победа либо мировой косметологии, либо хорошей генетики, либо того и другого. О возрасте могла говорить лишь небольшая полнота фигуры, но и она придавала женщине особое очарование. Ее правильные черты лица слегка портили лишь узкие губы, но именно они в полной мере отражали волевой и жесткий характер Тамары. «Сейчас я поцелую ее, как прежде, утону в жарких объятиях, как это было в юности, и холод уйдет из души», – подумал Сергей и чмокнул жену в щеку. Неприятный, жуткий холод обжег его губы.
– Привет. Я еще посплю? – сквозь сон дружелюбно прошептала Тамара.
– Спи, – тихо сказал Сергей и прошел на кухню. Душ и махровый халат не смогли согреть его тело. Захотелось немедленно выпить коньяку. Может, старый добрый коньяк обдаст теплом душу, и, как прежде, этот дом оживет смехом детей, радостью встречи с возвратившимся с лечения отцом. Сергей медленно выпил половину бокала ароматного напитка, подождал,когда тепло начнет мягко струиться по кровеносным сосудам, заел лимоном с кожурой и тихонько, на цыпочках, вошел в комнату старшего сына. «Коля такой взрослый в свои двадцать и такой еще ребенок по восприятию мира», – подумал Сергей. Сын спал спокойно, чуть посапывая, широко раскинув свои длинные тощие руки. Вещи в комнате были, как всегда, разбросаны с вызывающей небрежностью. Неопрятность всегда раздражала Сергея в людях. Он всегда был уверен, что успех личности начинается с порядка. Этому его научили в военном училище, этому он старался следовать всю жизнь и требовал этого от подчиненных. Но в детях этого воспитать не удалось. Служба безопасности компании докладывала ему о богемной жизни сына в последние годы. Ночные клубы, девушки, покупка экзаменов и зачетов – все это вызывало протест у Сергея, но Тамара была убеждена, что виновато сегодняшнее время, а дети лишь приспосабливаются к его вызовам. Переносить же свои старомодные принципы и привычки на современную молодежь, считала она, просто пошло. Проблема воспитания детей в последнее время была причиной их частых семейных конфликтов, и Сергей со своей жесткой позицией всегда оказывался в одиночестве. Он знал, что дети обижаются на него из-за его бережливости, педантичности и за глаза зло называют жмотом. Сергей же с упорством быка продолжал навязывать им свою жизненную позицию, часто повторяя: «Кто покупает лишнее, тот в конце концов продает необходимое». Тамара, напротив, щедро распахивала двери бутиков для детей и использовала все свои силы, чтобы создать для них рай на земле. Главным чувством, движущим этой женщиной, была всепоглощающая, слепая материнская любовь. Победить эту любовь и привить такие понятия, как «прагматизм», «мотивация», «справедливость», «заслуги» было невозможно. Борьба закончилась полной капитуляцией, Сергей смиренно опустил руки и с тех пор воспринимал все происходящее с женой и детьми как данность.
Сергей вышел из спальни, прошел в гостиную и включил телевизор. Мир политики и лжи голосом диктора заструился из телевизионного эфира. «Боже! Что происходит? Я сплю? Или я умер, как сказала эта девушка в самолете?» Он почему-то неожиданно вспомнил ее глаза, и дрожь охватила его тело.
– Что ты так громко телевизор включил! Позже не мог рейс поставить, чтоб других не будить?! – раздраженно выговорила супругу Тамара, войдя в гостиную в халате, и демонстративно властно выключила телевизор.
– Прости, я на рейсовом прилетел, – спокойно, немного рассеянно произнес Сергей.
– Снова приступ патологической скупости? Совсем рехнулся. Уже на себе, дорогом, стал экономить? На тот свет бабло свое не заберешь. В гробу карманов нет.
– Не заберу, – спокойно подтвердил Сергей. – Все тебе оставлю.
– Да я сдохну раньше тебя. Я эмбрионы ягненка себе не вкалываю, до трехсот лет, как ты, жить не собираюсь. Всю жизнь в нищете прозябаем из-за твоей жадности. Детей пожалел бы! Тебе лишь бы денежные знаки собирать, а им пожить хочется, пока молодые. Ладно, я по сравнению с подругами одеваюсь, как сирота казанская: ни одного бриллианта свыше трех каратов за всю жизнь не подарил, самому должно быть стыдно. А я тебе двоих детей родила! Они из меня все соки выжали: мне зубы каждый год протезируют! В сорок лет меня в старуху превратил, на ходу разваливаюсь! Мне каждые три месяца в санаторий надо ездить здоровье поддерживать, а я здесь как проклятая на хозяйстве: то квартира, то загородный дом, одной прислуги восемь человек на мне, и каждому надо задание дать, проследить, как выполнили. Как раба, вкалываю…
Сергей не мог дальше слушать жену. Он по привычке отключился от ее слов и задумался. Этот бред лился на него в последние годы все чаще и чаще… Жизнь в семикомнатной квартире в элитном доме на проспекте Вернадского и в трехэтажном загородном доме на Рублевке, водители, охрана, исполнение малейших капризов – все это действительно рождало нищету. Нищету не материальную, а духовную. Тамара постоянно приводила безумные примеры благополучия ее подруг из высшего общества, рассказывала с восторгом и завистью, какие бриллианты дарят им мужья – чиновники-взяточники… Но так было не всегда… Сергей вспомнил, как познакомился с Тамарой.
Это было около двадцати лет назад в Москве, на вечеринке его друга в аспирантском общежитии. Тамара была из простой рабочей семьи из уральского городка Красновишерска. Отец и мать трудились в поте лица на алмазных приисках, чтобы хоть как-то прокормить семью и дать детям образование. Тамара мечтала стать учительницей и заканчивала педагогический институт, а Сергей учился в аспирантуре института военных переводчиков и через год должен был защититься и стать кандидатом филологических наук. Скромность, даже некоторая неуверенность в себе делали девушку трогательной и притягательной. Сергею хотелось стать защитником Тамары и оберегать ее хрупкий мир от бурь житейских невзгод. Тем более, он видел себя всегда русским офицером, защитником Отечества. Пусть даже если это служба за границей, в логове врагов. Сергей влюбился без памяти. Это были самые счастливые дни их романтической истории. Они встречались недолго – не более двух месяцев. Сергей хоть и был влюблен, но достаточно трезво и прагматично оценил моральные качества девушки, ее предрасположенность к семейной жизни и сделал ей предложение. Ему долгое время было хорошо рядом с Тамарой. Она боготворила Сергея за его научные достижения, гордилась каждой его маленькой победой, с фанатизмом молодой мамы воспитывала детей. Потом произошел неожиданный изгиб его судьбы: уход в спецслужбу, два года в Афганистане, секретные командировки в горячие точки мира. Там Сергей увидел реальную мировую власть – власть денег – и ничтожную цену жизни. Сознание его перевернулось, и романтика подвига стала вытесняться прагматизмом выгоды получения жизненных благ. Сергей оказался тем человеком, кто притягивает успех, притягивает деньги, имея на них особое, звериное чутье.
Семейное счастье длилось до тех пор, пока в семье не поселилось искушение по имени Богатство. Приватизацию Сергей встретил после волевого ухода со службы как подарок судьбы. Он почувствовал, что пришло время прагматизма, и это было его время. Они создали с товарищами по институту инвестиционный фонд и стали скупать ваучеры у нищего населения страны за копейки, а чаще за дешевую левую водку, а на ваучеры лихо скупать акции бывших государственных предприятий. Сергей шел к своей цели – богатству – разрушая все на своем пути. Люди, судьбы – все пролетали перед его взором, как маленькие разменные пешки в великой битве за могущество власти денег. Тамара была всегда рядом и поддерживала его в этой борьбе. Азарт накопительства охватывал и ее с особой силой, и эту разрушительную для души силу Сергей был не в состоянии сдержать. Тамара радовалась новой роскошной жизни, как ребенок, изучая мир элиты, ее законы поведения. Природная способность быстро адаптироваться к новой жизни помогла Тамаре завести знакомства среди жен политиков и бизнесменов. Она знакомилась с влиятельными особами в бутиках и СПА-салонах и умела скреплять и поддерживать эти контакты, превращая их в дружбу. Тамара стремительно организовывала свою жизнь по-новому, вычеркивая из нее всё и всех: ничто не должно было напоминать о прошлой жизни вне достатка. Шальные деньги за короткий срок превратили нежную, наивную женщину в бездуховную, самодовольную, уверенную в себе высокомерную мещанку. Тамара самоутверждалась в новом мире, даря дорогие подарки новым друзьям из высшего общества, демонстрируя свою состоятельность, а порой и превосходство над ними. Она часами рассказывала своим новым подругам об отдыхе на Бали, о своих влиятельных друзьях в политике. Незаметно для себя Тамара стала относиться к Сергею, как к своему личному кошельку, самовоспроизводящему золотые монеты и обязанному делать это все больше и больше. Она не замечала, как резко стала обращаться с прислугой и даже допускать развязное хамство по отношению к самому Сергею. Сергей же бежал вперед, порой не замечая изменений, происходящих в жене, не замечая, как растут его дети, не замечая, как меняется сам. Он не хотел ничего замечать и видеть, кроме огней огромного жизненного казино под названием «Богатство». Сначала он мечтал о самой дорогой машине, о самой дорогой квартире, загородном доме, яхте, самолете, а потом о положении великого политика. Сергей воспринимал политику как управление общественными делами ради выгоды частного лица. Этим частным лицом Сергей видел исключительно себя. Но восхождение к политике прервала болезнь.