Белый лебедь (сборник)

Виктор Добросоцкий

Белый лебедь (сборник)

© Добросоцкий В.И., 2016

© Вступительная статья. Шорохов А.А., 2016

© ИПО «У Никитских ворот», 2016

* * *

От автора

Пятнадцать лет творчества – это много или мало? Для меня это большая жизнь в мире миллионов родственных душ. Душ, читающих мои книги, душ, воспринимающих мои фильмы, спектакли, песни…

Это удивительное наслаждение виртуального, заочного и очного общения с миллионами незнакомых, но близких душ, которые живут в унисон с биением моего сердца, моих мыслей и жизненных ощущений.

Перед премьерой спектакля «Продавец игрушек» около служебного входа Театра им. Вахтангова ко мне подошла девушка и протянула мою книгу «Человек хочет стать морем, но…» для автографа. Она прилетела на премьеру специально из Татарстана и сияла счастьем встретить меня – совсем незнакомого, но, видимо, очень близкого по душевной природе человека.

Сколько таких счастливых минутных встреч происходит в моей жизни… Я безмерно благодарен всем, кто своими добрыми и искренними сердцами помогли и помогают мне реализовывать творческие проекты.

А все началось случайно, в 1998 году, со знакомства с удивительным, ярким человеком – Антоном Барщевским. Он своим пытливым взором случайно обнаружил на моем рабочем столе маленькую новеллу «Ностальгия по будущему», которую я написал просто из чувства долга – обещал академику Загарулько поведать эту удивительную историю миру… Антон сказал сразу: «Будем снимать!» – и как вихрь внес меня в мир Кино. К сожалению для авторов и к счастью для меня, написанные литературные сценарии не совпали с моими ощущениями, связанными с этой историей. Чтобы показать, как я вижу будущую картину, мне пришлось написать свой вариант сценария и отослать Антону. Ночью он перезвонил мне и с восхищением сказал, что сам Аркадий Инин благословил меня на литературный путь, произнеся: «Это не сценарий. Это роман. Этому человеку надо издаваться».

Так вышел первый роман, «Ностальгия по будущему», и великая поэтесса и человек Римма Казакова рекомендовала меня в Союз писателей Москвы. Так я стал через перо и киноленту передавать свои жизненные ощущения.

Мое стремление говорить с людьми своими переживаниями поддержало много поистине великих людей, которые сегодня с нами или ушли на другой виток своего путешествия по Вселенной, но остались с нами навсегда в памяти. Это Святейший Патриарх Алексий Второй, Антон Барщевский, Аркадий Вольский, Андрей Вознесенский, Михаил Козаков, Римма Казакова, Андрей Петров, Валентина Толкунова, Маргарита Эскина. И, конечно же, это мой отец Иван Добросоцкий, всегда трепетно гордившийся каждым малым моим успехом. Мне так его не хватает.

Я желаю здравствовать людям, которые в той или иной степени повлияли на мое творчество, став его участниками, соавторами, верными помощниками:

Владыка Иринарх, Виктор Баранов, Сергей Багиров, Андрей Бусыгин, Юрий Васильев, Рубен Варданян, Евгений Валериус, Николай Девяткин, Борис Диодоров, Ирина Герасимова, Нонна Гришаева, Александр Журбин, Сергей Зернов, Евгений Залешин, Дмитрий Кирпиченко, Кирилл Крастошевский, Евгений Князев, Ольга Кабо, Николай Нестеров, Виктор Озеров, Пьер Ришар, Николай Рыжков, Дмитрий Рыболовлев, Иван Сидорок, Юрий Соломин, Сергей Тарасов, Юрий Трутнев, Олег Толкачев, Александр Торшин, Карина Филиппова, Елена Цыплакова, Карен Шахназаров.

Отдельная моя благодарность издателю моих книг – моей жене Наталье Добросоцкой за любовь к красивой книге и детям Наталье, Ивану и Дарье, поддерживающим меня даже в актерском амплуа.

Здесь сотни недописанных имен людей, которые, может, и сами о том не подозревая, в какую-то минуту моей жизни ободрили, помогли советом, дали новые силы и оригинальные идеи незаметно, между прочим брошенными, но очень важными для меня словами. Возможно, очень скоро появится книга об этих удивительных людях, с которыми мне посчастливилось встретиться и чьим общением наслаждаться.

Эта книга особая. В ней мне хотелось поделиться сокровенным. Это гимн любви и смыслам нашего земного полета: роман «Белый лебедь», а также мои удивления, восхищения, размышления в новых рассказах.

Жизнь продолжается, она сама дарит нам новые сказания, а писатель имеет маленькую честь остановить мгновение своим пером и вернуть читателя к тем главным эмоциям, потеряв которые, мы лишаемся возможности быть счастливыми. Ибо только эмоции удивления и смеха возвращают нас к новым и новым приятным мгновениям переживания наших чувств в прошлом, настоящем и будущем!

Ваш автор

Мерцание смыслов

о прозе Виктора Добросоцкого

Что отличает одаренного человека от того, кто только хотел бы им казаться? Простодушие. Моцарт был простодушен. Нынешние дельцы от искусства даже ставят Моцарту это в упрек. Сальери тоже ставил…

И, тем не менее: как сказал преподобный Амвросий Оптинский: «Где просто, там ангелов – до́ ста».

Просто все онтологические ценности «просты». Человек нагим приходит в этот мир. И туда он тоже уходит нагим. В какой бы дорогой костюм его ни обрядили…

Добро, как свидетельствуют святые отцы, – тоже просто. Не бывает «сложного добра».

К сожалению, эти простые истины миру постоянно приходится напоминать. Кто-то это делает с амвона храма, кто-то с монитора компьютера, кто-то со страниц книг и телеэкрана. Но мало напоминать – этим истинам нужно еще и соответствовать.

К последним, без сомнения, следует отнести Виктора Добросоцкого. Нисколько не претендуя на тонкое и даже сколько-нибудь подробное знание его жизни. Просто (опять же – просто!) нельзя творить такой простой материей, как добро, не соответствуя ей. Обязательно изорвется, повиснет лоскутами. Обнажит зияющие провалы в пустоту…

Позывной «Надежда»

Наибольшего единения автора и его «лирических героев» в общем смысловом поле добра Виктору Добросоцкому удается достигнуть в небольших рассказах, включенных в эту книгу. Не случайно они ее и замыкают – это, так сказать, торжество авторского высказывания и закрепление результата поисков.

Однако смысловым ядром книги, ее мировоззренческим реактором становится роман «Белый лебедь», который, как и положено форме эпической и объективной, погружает нас, читателей – в мир, где еще ничего не предрешено, ничего не закончено, даже напротив – все запущено и непоправимо настолько, насколько только это и возможно в современном нам мире и обществе. Да еще в постсоветской России. Да еще в Москве. Да еще в большом бизнесе…

И хотя действие «Белого лебедя» начинается в безмятежных швейцарских Альпах – дыхание большого, криминального, развращенного города ощущается буквально за спиной главного героя романа – Сергея Северова. Оно неотступно, как телохранитель Степа, следует за ним на всем протяжении романа, пока Сергей наконец не находит в себе силы сбежать. Пока к нему не приходит помощь…

Добросоцкий, запуская реактор смыслов, ставит своего героя в «пограничную ситуацию», как ее определяли экзистенциалисты и прежде всего Карл Ясперс. Ситуацию «вины» и «смерти». Ситуацию, в которой у человека появляется шанс (только шанс!) узнать о себе нечто самое важное – то, что он действительно есть на самом деле…

У автора нет простодушной уверенности Ганса Христиана Андерсена в том, что гадкий утенок сам по себе, просто в силу законов природы непременно станет белым лебедем. Наш мир – отнюдь не сказочный, да и времени у главного героя не остается. Поэтому Виктор Добросоцкий «торопит» его. «Вручает» (руками лечащего врача) Северову повестку – о том, что если он не изменит себя, свою жизнь, свой образ мыслей, то через несколько месяцев – всё. Белый лебедь не увидит своего отражения в зеркальной глади пруда, так и умрет, не расправив крылья – гадким, обиженным на весь мир и себя самого утенком.

Самое забавное, что по первой своей, «горячей» профессии Сергей Северов должен бы и не очень бояться смерти. В прошлом – офицер ГРУ, прошедший Афган и другие «горячие точки», Северов не раз смотрел ей в лицо, да и потом – в его стремительном восхождении на вершины бизнеса, как и у всех его коллег по скоропостижной частной собственности, было много смертельно опасного, ежедневного риска. Но тогда – и на службе и в обогащении – была цель: вот достигну перевала, уведу группу из-под огня – и отдохну; вот заработаю денег столько, чтобы на всю жизнь – и будет счастье…

Только вот и группы его с задания уже все вернулись, и денег – за целую жизнь не потратишь. А счастья, даже того маленького, домашнего, которое было когда-то у уволившегося в запас офицера – с любимой женой и малышами-детьми – даже этого счастья нет. Дети предельно далеки, жена тихо и деятельно ненавидит. Главное же, некого винить, кроме себя, в том, что нет его, счастья.

А нет счастья – и жизни нет. Нет ее уже по самой ее сути, да и формально, как сказал врач – скоро не будет.

И в этой ситуации герой Виктора Добросоцкого получает вторую «повестку», и хотя выглядит она как простая стофранковая купюра, важно не это, важно – кто ее вручил.

Сам носитель «говорящей» фамилии Добросоцкий и своим героям дает «говорящие» имена и фамилии. Поэтому перед Северовым возникает не просто девушка: к нему обращается Вера. Задолго до того, как стать его Верой, она становится его верой в жизнь, последним, что его связывает с этой жизнью, но связывает настолько крепко, что перерубить эту связь не в силах ни нанятые убийцы, ни специально подготовленные агенты спецслужб.

Здесь, хранимый и вдохновляемый Верой, бывший боец ГРУ Сергей Северов и вступает в последнюю свою схватку – даже не за собственную биологическую жизнь, а за жизнь в единственном осмысленном значении этого слова. И если внешние силы, вставшие на его пути, благодаря тренированному телу и тренированному уму разведчика, удается достаточно безболезненно вывести из игры, то схватка с самим собой, прежним, уже до неразличимости стершимся от ежедневной лжи, разврата, бессмыслицы жизни – схватка с самим собой оказывается самой беспощадной. И в этой схватке Сергей получает позывной «Надежда». Он не одинок в своей борьбе – тот, кто решительно двинулся навстречу сказке, не будет оставлен без помощи. Поэтому вместе с Верой в его жизнь приходит забытое в бетонных джунглях мегаполиса, утраченное, казалось бы, навсегда чувство гармонии – гармонии с природой, с самим собой, с движением собственной судьбы.

Оно не приходит внезапно, гармонии терпеливо и ласково обучает Северова прабабушка Веры, когда, раненый и едва живой, обдираясь о собственное прошлое и настоящее, Сергей словно бы проваливается в лесную сказку, где цветы радуются человеку, а звери внимают человечьему слову. Здесь, во врачующей темноте лесной пущи, совершается таинство исцеления – телесного и духовного…

Сюжет «Белого лебедя» таит в себе детективную напряженность, пересказывать и даже намекать на многочисленные его перипетии не считаю нужным, но, думаю, не будет большим преступлением перед автором и читателем сказать, что человек, который еще совсем недавно всерьез даже не задавался вопросом: зачем он живет на этом свете? – этот же самый человек, получив позывной «Надежда», спустя всего сто страниц повествования и девять решающих месяцев собственной судьбы, будет пеленать своими огрубелыми руками маленькую Любовь, открывая в ней и в своей Вере все новые и новые, бесконечные смыслы.

Собственно, на этом можно было бы и завершить наш небольшой разговор о романе Виктора Добросоцкого «Белый лебедь», если бы не одно «но». Автору показалось недостаточным наполнить собственное произведение философскими и смыслообразующими контекстами. В какой-то момент в нем шевельнулось хорошо знакомое для романтической традиции нашей культуры недоверие к логическому, рациональному… И он ввел в ткань повествования то, что я для себя назвал «лирическими навершиями» его прозы. Прием, кстати, очень характерный для традиции Русского символизма (например, у Андрея Белого). Как бы опасаясь, что рациональное не сможет в полной мере передать чуда человеческой судьбы (а Сергей Северов здесь взят как обобщенный образ человека нашего времени) – Добросоцкий добавил в самые драматичные эпизоды повествования предельно ритмизованные отрывки – в которых как бы мелькает, как бы отражается то, что образцовым языком прозы передать невозможно: мерцание смыслов.

В какую-то уже вовсе родовую прапамять отправляет нас автор, взбираясь наверх по корням русских слов в своих лирических навершиях. И это отнюдь не спонтанно возникшее ухищрение – у Добросоцкого есть целая книга, собравшая такие малые поэтические формы: «Фаятония». Потому как сами эти малые лирические отрывки получили у него обозначение «Фая» – от испанского праздника огня. Огонь, вспышка, мерцание смыслов. В нашем случае, в романе «Белый лебедь», эти лирические навершия венчают самые важные главы романа и дают дополнительный объем произведению, в том числе – и смысловой.

Папа Ганс и другие

Завершают книгу, как уже и отмечалось, рассказы. В рассказах более отчетливо проступает образ самого автора. Разумеется, Виктор Добросоцкий сохраняет известную дистанцию между собой и своим «лирическим героем», однако здесь мы видим гораздо более утонченную линейку инструментов повествования. Создается ощущение, что автор, устав от сдержанности «большого стиля», присущего роману, наконец-то вырывается на лирический простор малых прозаических форм, где возможны и ирония по отношению к героям, и даже самоирония; где есть возможность сказать интонацией гораздо больше, чем логически выверенными сюжетными ходами.

Мне кажется, что среди рассказов Добросоцкого особое место занимает рассказ «Папа Ганс». Название, прямо скажем, провокационное. Еще более провокационным оно становится, когда мы узнаём, что герой рассказа, старенький Ганс – и вправду когда-то воевал на Восточном фронте. Для русских – тема, безусловно, больная. И это неудивительно для народа, заплатившего цену в 27 миллионов жизней за Победу над фашизмом.

К тому же – в последние десятилетия мы уже неоднократно становились свидетелями «переписывания истории», когда нацистских извергов и убийц пытались объявить чуть ли не «спасителями Европы от большевизма».

Поэтому читать рассказ с таким названием начинаешь с пристрастием. И чувствуешь, как понемногу «отпускает», как начинаешь погружаться в мягкую, почти семейную (неслучайно же – папа Ганс) атмосферу этой удивительной человеческой истории. И нам открываются перипетии судьбы этого странного старичка, который в молодости служил заправщиком самолетов в Люфтваффе, попал в плен и навсегда сохранил благодарность русской докторше, пожалевшей худенького болезного паренька и отпустившей его восвояси. И тот ужас, который встретил его на родине, то, до чего Германию довел фашизм. И то, как он спустя много лет в свою очередь практически усыновляет русского юношу и пытается помочь ему и новой России, оказавшейся у разбитого корыта после «перестройки» и развала Советского Союза.

В этой тихой истории с еще более тихой концовкой на самом деле есть что-то оглушающее – чего не достичь криками, надрывом и другими нарочитыми приемами. Какое-то чудо «очеловечивания» совершается здесь, что-то сокровенное из общих всем земнородным глубин рождения и смерти открывается нам и возвращает чувство такой хрупкой сегодня человеческой общности. Чуть не сказал – христианской…

И об этом – хотелось бы поподробнее. Виктор Добросоцкий нигде сознательно не высказывается на тему веры и ее постулатов, но его герои ищут – ищут ответы на последние вопросы, они делают это как бы на ощупь – самими своими жизнями – мучительно нащупывая контуры добра в этом мире. И автор не навязывает им никаких выводов. Вполне возможно, они сами и сделают эти выводы, но это будет – уже в других книгах.

Однако и в этой книге есть рассказ, о котором нельзя промолчать. Потому что он возвращает нас к началу нашего разговора о прозе Виктора Добросоцкого: откуда автор берет силы работать и не отчаиваться в сложнейшем, напряженном, не очень-то (признаем это) и нужном современному миру – смысловом поле добра?

На этот вопрос отвечает героиня рассказа «Миллионерша», киргизская женщина, после случившегося с ней чуда принявшая Православие:

«Ваш Бог – самый лучший!» – заканчивает свой рассказ она.

Что ж, подводит итог автор: теперь это наш общий Бог.

Не обязательно принимать это на веру – просто стучитесь, ищите добра, и вы никогда не останетесь в темноте…

Алексей Шорохов

Белый лебедь

Чтобы поверить в добро, надо начать его делать.

Лев Толстой

Глава 1

Судьба – божественное слово.Судьба – неведомый полет.Полет в стране неожиданных снов,Снов длиною в жизнь.«Судьбу не выбирают», – говорят фаталисты.«Судьбу творят», – отвечают прагматики.Прагматики придумали слово «Судьба»,Придумали, положив в основу страшное слово «Суд»,Нелепое слово «Суд».Суд над полетом любви,Суд над таинством ошибок,Ошибок чувств,Ошибок ума,Ошибок провидения…Суд над полетом жизни – удел не людей.Не люди придумали крылья полета,Не людям оценивать полет жизни.Жизнь – это не судьба,Жизнь – это сладкий поцелуй Всевышнего.Не бойся придуманного суда людей:Страх сжигает крылья.Гордись подаренным тебе счастьем праведно жить!Праведно жить по сложным законам никому не ведомой траекторииТвоего земного полета.

Сергей Северов мчался на велосипеде легко и радостно, преодолевая крутые виражи швейцарских горных тропинок. Дух его захватывало от внезапно открывающихся величественных пейзажей заливных альпийских лугов. Сергей неожиданно вспомнил городскую жизнь. «В Москве кажется, что, кроме автомобильных пробок, другой жизни не существует. И бредешь ты часами на «Мерседесе» со скоростью старого плешивого ослика и радуешься, что ты хозяин жизни с неограниченными возможностями. Ан нет, вранье. Ты всего лишь ряженный в крутые аксессуары смешной раб цивилизации. Ни влево, ни вправо. Плетись по течению дорожной реки. Работай, жри, пей, спи, чванливый клоун. А глотка горного воздуха тебе в Москве не купить ни за какие деньги. Восход солнца в горах тоже не купить. Дурацкую радость от утреннего пения птиц, беспричинный смех от пьянящего ароматами луговых трав воздуха – тоже фигушки. Бабок нет таких, чтобы миг счастья купить. Все покупается в Москве, а счастье – нет…»

За Северовым, еле успевая, недовольно морщась и бурча что-то себе под нос, крутил педали мужчина лет сорока, уже изрядно полноватый, но сохраняющий остатки былого атлетического телосложения. Это был Степа. Его лицо было простым и незаметным, как у профессионального разведчика. Крупные черты лица и небольшие, хитроватые, слегка мутные зеленые глаза выдавали в нем крестьянское происхождение.

Сергей обернулся и, заметив комичность Степиного выражения лица, невольно улыбнулся: «Сколько лет мы вместе… пять? семь? Да нет! Пожалуй, больше десяти. Интересная должность – хранитель чужого тела… Жить, чтобы хранить чужое тело. Значит, твоя жизнь ничего не значит. Получается, ты родился всего лишь для того, чтобы охранять жизнь другого человека. Ну нет! Степа, конечно, для меня больше, чем телохранитель. Степа – это преданность и мужская любовь… Чушь! Ни мужской, ни женской любви не бывает. И Степка, Степушка, Степашка предаст меня при первой же возможности. А может, и не предаст? Нет, предаст! Все измеряется деньгами. Плачу Степушке бабла много – вот и любит. Перестану платить – как и любой другой, сдаст за милую душу. Все люди либо ленивые кретины, либо продажные твари. Притворяются благородными. А на самом деле все хотят только денег… Никому верить нельзя. Даже себе… Вот и профессор Клаус… Вчера пригласил меня на выступление самодеятельного мужского хора из чокнутых швейцарцев. Да еще меня просил спеть. Обещал, что что-то там во мне откроется… Пусть скажет спасибо, что пошел слушать эту богадельню. Действительно, а зачем я пошел? Да пообещал сдуру – вот и пошел. Я слово свое всегда держу, да и любопытно увидеть, как пять миллионеров, дворник, водитель, массажист, садовник и повар вместе песни поют. Спрашиваю профессора: «Вы всемирное светило. Вы богатый человек. Зачем вам петь, да еще с этими недоносками стоять рядом?» А он давай втирать мне: «Пение – это разговор с Богом, а перед Богом все равны. Пение исцеляет души…» Сумасшедшие люди. Конечно, профессор столько от меня бабла скачал, что ему петь от счастья хочется, с Богом общаться. А Бог-то, получается, – это я».

– Шеф, вам надо на гонках выступать, – прервал размышления Степа. – Я не могу, шеф, так быстро. Я ведь по другой части у вас работаю. Я самбист, а не велосипедист. Завтра вы на дельтаплане полетите, и мне за вами? Контрактом смертельные риски от экстрима не оговорены.

«О контракте вспомнил. Как бабло получать ни за что на отдыхе в Швейцарии, так контракт не вспоминает, а как на велосипеде прокатиться с шефом, уже перенапрягся», – зло подумал Сергей.

Они подъехали к обрыву и остановились. Прямо перед собой Северов неожиданно увидел завораживающий рисунок природы, написанный гениальной кистью Всевышнего. Через ущелье, в ярко освещенном осенним солнцем пейзаже, сияло все великолепие непередаваемой палитры осенних красок десятков видов деревьев и кустарников – от ярко-красного цвета до настоящего золотого перелива. Дети леса были расположены в такой стройной гармонии, что казалось: кто-то специально разместил их на этом природном полотне, чтобы показать всему человечеству, что такое земная красота.

Внезапно сильнейший порыв ветра сорвал в один момент с тысяч деревьев миллион листьев и, подняв их в небо, заслонил этим пестрым полотном солнце. Это был миг сказочного озарения осени, ее прощания и подготовки природы к новому этапу своего земного цикла – к зиме.

– Ладно, Степа, сворачиваем к клинике, – скомандовал Сергей, невольно вдохнув всей грудью чистый горный воздух, и улыбнулся от внезапно пережитых ярких эмоций общения с таинством природного явления.

Велосипедисты весело помчались вниз с горы по узкой тропинке, по золотому ковру из листьев к красивому, похожему на средневековый замок трехэтажному особняку с окошками, весело наряженными цветниками, и ярко-красной черепичной крышей…

– Шеф, а шеф, вас сопроводить? – вяло спросил Степа, услужливо открывая дверь в клинику перед Сергеем.

– У входа жди. Расслабься! И не изображай из себя Рэмбо. Я денег никому не должен, так что жизнь моя в полной безопасности… – Сергей зачем-то остановился и внимательно посмотрел в мутные глаза охранника.

– А хулиганы, шеф? Опасности надо бояться, пока она не пришла.

– Это мудро, – согласился с улыбкой Сергей.

– Согласно статистике, опасны обыкновенные подонки и отморозки. Но вы, шеф, сами кого угодно с первого удара, – оправдывался телохранитель, мгновенно меняя выражение лица с грозного на смиренное.

– Степа, все хулиганы здесь – только больные швейцарские пенсионеры и еще два опасных придурка, – Сергей театрально посмотрел по сторонам.

– Что за придурки? – напрягся, оглядываясь, Степа.

– Мы с тобой, Степа. Так что не парься. Стой здесь и не выслуживайся. Зарплату все равно не подниму, – Сергей дружелюбно улыбнулся и хлопнул по плечу телохранителя так сильно, что тот, не удержав равновесия, пошатнулся…

– Я и не надеюсь, шеф. Для меня главное не деньги, а ваша безопасность, – делая обиженное лицо, произнес охранник.

– Ты, Степа, хохол, и для тебя деньги главное. Поэтому я тебе и доверяю. Плачу и доверяю. Знаешь историю, как два хохла поспорили на десять долларов, кто дольше пробудет под водой?

– И что? – с живым интересом спросил Степа.

– Да ничего. Оба утонули.

Только спустя два часа Сергей вышел от врача. Он был бледен и от этого выглядел как-то по-особому торжественным и даже помолодевшим.

– Все в порядке, шеф? – осторожно поинтересовался Степа.

– Все в полном порядке, Степа. Начинаем жизнь заново.

– Значит, вы здоровы? – уточнил охранник.

– А как же! Лучше десять раз тяжело заболеть, чем один раз легко умереть, Степушка. Не зря я столько капусты здесь оставил. Говорили мне, что эта клиника – самая правильная в мире. Все в этой жизни решают, брат, деньги. Деньги и Бог. Но Бога за деньги тоже можно уговорить грехи скостить. Церквушку деревянную в селе Верхние Пятки построил – и ты снова святой. Можно дальше с девчонками зажигать…

– Я анекдот знаю, – неожиданно перебил шефа Степа. – Новый русский попал в ад и говорит: «Апостол Петр! Вы перепутали. Я бабла кучу отдал на два детских дома, на пять храмов, а вы меня в ад. Это ошибка!» Достали распорядители небесной канцелярии записи и говорят: «Всё правильно. Два детских дома построил, пять храмов восстановил. Все правда. Деньги мы вам вернем, но, к сожалению, вам в ад».