Жди меня

– Добрый день, тётя Катя! – поздоровалась Снегирёва.

– Добрый, милая, добрый! – соседка поспешила за ней в подъезд: судя по всему, хотела поделиться важной новостью. – Ох, Кирочка… Если бы вы только видели… – сходу приступила она к объяснениям. – Ваша мама вчера здесь такое устроила! Санэпидстанцию вызвала! – и, понизив голос до шёпота, перешла к подробностям: – Заявила во всеуслышание, что её хотят отравить – дескать, везде в квартире понасыпали яду. Работники брали пробы из каждого угла, проверяли, нет ли чего. Под плинтусами даже смотрели. Меня привлекли в свидетели – ничего не нашли. Так она как раскричится – мол, вы все здесь подкупленные, я на вас жаловаться буду! Еле успокоилась. Но пообещала, что это дело так не оставит.

«А мне запретила вчера приезжать, – сопоставила факты Кира. – Сослалась на то, что мол, жаль ей меня без конца дёргать, хочет, чтобы я хоть денёк от неё отдохнула…»

– А кто, по её словам, отраву подсыпал? Говорила?

Тётя Катя помялась, затеребила иссушенными руками края кофты.

– Кажется, кого-то из вас подозревает… Особенно Глеба. – И встрепенулась: – Но я-то вижу, как вы за ней ухаживаете! Полные сумки продуктов носите! Весь холодильник едой забит! Я как-то попробовала ваши блины – ну это просто объеденье! – и добавила, осуждающе покачав головой: – Всем бы иметь таких дочерей!

«Теперь понятно, почему мама ничего не ест из того, что я ей готовлю!» – поразилась Кира неожиданному открытию. Раньше она только диву давалась: пища пропадает, а мать к ней и не притрагивается, просит принести из магазина ряженку да свежий хлебушек. Вот тебе и разгадка…

– Вы только Глебу ничего не говорите, – попросила она соседку. – Пожалуйста! И без того бурчит, что тёща уже совсем чокнулась…

– Не скажу, милая, не скажу.

В панельной «хрущёвке» лифта не было, и пришлось подниматься пешком, со всеми сумками, по бетонным ступенькам на четвёртый этаж. Мать не сразу открыла дверь, а предварительно заглянула в глазок, чтобы убедиться, кто пришёл. Встретила, как обычно, упрёками. Обрушила их в лицо, как шквалистый ветер сорванную листву, едва дочь переступила порог квартиры.

– Зачем ты разговаривала с незнакомыми людьми? Зачем сказала им, что я ещё жива? Сколько лет прошло! Сколько трудностей выпало на нашу долю! И вдруг на тебе – объявляется какой-то проходимец из Австралии!

От волнения Нине Сергеевне сделалось жарко, и она расстегнула верхнюю пуговицу байкового халата с цветочным рисунком, помахалась косынкой, чтобы согнать со лба испарину.

– Ты говорила с ним, мама?

– С кем?

– Да с Волковым! Это же тот самый дядя Женя! Ну, помнишь фотографию, где ты с папой, а он с тётей Лидой? – Кира решила идти напролом.

– Ещё чего не хватало! И не собираюсь этого делать! Где они все были, когда мы с тобой бедствовали, когда мне кормить тебя было нечем, дров для печки и то было не на что купить? Не знаю я никакого Волкова, и знать не хочу! Скорее всего, его детям ни кенгуру, ни страусы оказались не нужны, вот он и решил к нам пристроиться! На старости лет!

– А у него что, действительно есть какие-то права на это?

– Ничего у него нет! И не было!

– А почему же он заявил, что он мой родной отец?

– Да за ним, наверное, уход нужен, человек ведь немолодой, а сын не хочет сиделкой возле него быть, невестка тем более. Вот он и выдумал теперь, что где-то есть дочь! Только я тебя не для кого-то родила и растила, а для себя! Чтобы ты рядом была и могла мне помочь. И не вздумай с этим прохвостом общаться! Пусть сам свою кенгурятину ест!

– Мама, а помнишь, как ты меня била, когда я не захотела назвать дядю Женю папой? – не утерпела Кира, высказала давнюю обиду.

– Я? Тебя била? Да что ты говоришь, дочка? Если пару раз отшлёпала или ремешком щёлкнула по заднице, так это раньше и не считалось зазорным! Даже дворянских детей розгами секли! И знаешь, почему? Потому что дорожили ими и не хотели, чтобы дети росли неженками! Суровое воспитание закаляет душу и тело! Стойкие люди выдержат всё: пойдут на врага в штыковую атаку, не сломятся в плену, если вдруг там окажутся, и раны на них заживают быстрее. А неженки гибнут первыми… И запомни: Волков тебе никакой не папа! Может, ему жить негде, и он хочет, чтобы ты его к себе забрала! – она поджала губы, пытаясь утихомирить гнев, но не выдержала и двух секунд: – Умник нашёлся! Пусть к своим детям и жёнам идёт! На чёрта он нам нужен! И курятники его не нужны! Ишь, чего выдумал – папа! Видали мы таких пап!

– А с телепередачи «Жди меня» уже больше звонить не будут?

– Не будут. Я им сказала, чтобы не вмешивались в жизнь других людей, они на это не имеют никакого права. А позвонят ещё раз – я найду, куда пожаловаться. Слава Богу, сорок лет в органах прослужила. И ещё сказала редактору, чтобы передал Волкову, пусть нас больше не ищет и не беспокоит своими звонками. Нам с ним говорить не о чем.

Нина Сергеевна была жёсткой в решениях, резала по живому, не задумываясь об анестезии. Такой её сделала жизнь, в которой ей не раз приходилось отсекать куски своей собственной души и терпеть эту боль, а подобные раны не могут не сказаться на характере человека.

– Я тебе бульончик принесла и пирожки, – засуетилась дочь, вынимая из сумки еду.

– Напрасно беспокоилась. Ты же знаешь – пирожки вредны для печени.

– Так они же не жареные, а печёные в духовке. Три с курицей, и три с яблоками.

– Зачем мне с курицей? Их сейчас на гормонах растят! Да ещё химикатами кормят и обкалывают всякой гадостью. Ты что, хочешь меня раньше времени в гроб загнать?

– Мам, ну зачем ты так говоришь? – Кира с нежностью прижалась к ней. – Ведь я у тебя одна дочка, и ты у меня одна мама.

Нина Сергеевна взглянула на неё как-то недоверчиво, будто сомневалась в искренности сказанного, но промолчала.

– А курицу я купила у частников, на рынке. И яблоки свои, с нашей дачи, – продолжала дочь. Вспомнив про разговор с соседкой, добавила: – Я же и сама такие пирожки ем! И Вадик их ест. Вот, смотри – и надкусила один пирожок. Прожевала, проглотила. – Этот с яблоками. Вкусный. И не очень сладкий, чтобы у тебя диабет не развился. Хочешь?

– Я целый, пожалуй, не осилю. А вот твой доем, – схитрила мать, забирая из её руки пирожок.

«Неужели и вправду думает, что я хочу её отравить?!» – ужаснулась Кира.

– Это не у тебя ли телефон звонит? – вдруг насторожилась Нина Сергеевна. Из дамской сумочки, оставленной в прихожей, действительно раздавалась знакомая трель. «Надо же, а ещё жалуется, что плохо слышит, просит купить слуховой аппарат», – подивилась Снегирёва, только теперь расслышав звонок, и со всех ног бросилась к телефону.

– Мам, ты ещё у бабушки? – голос сына был вдохновлённо-приподнятый. Ему явно хотелось что-то сообщить матери, потому и не терпелось её увидеть. – Хочешь, я за тобой заеду? А то уже темнеет.

– И ты ещё спрашиваешь? Разумеется, приезжай! Буду ждать!

– К бабушке подняться, чтобы поздороваться?

– Поднимись, конечно. Она ведь скучает.

Кира скосила глаза на мать, но та с отрешённым видом жевала пирожок, не изъявляя особого желания встретиться с единственным внуком. Несмотря на возраст, Нина Сергеевна по-прежнему заботилась о своей внешности: пропитывала кремами кожу, красила волосы и брови, пользовалась духами. И даже спала на бигудях, чтобы придать причёске – а ля Мар-лен Дитрих или Любовь Орлова – нужную форму. А когда-то делала и косметические операции… Морщинки на её ухоженном лице были почти незаметны.

– К Вадику у меня претензий нет, – вдруг сказала она, задумчиво глядя в окно. – Я его не нянчила, и он мне ничем не обязан. А всё, что у меня лежит на сберегательной книжке, и эту квартиру я завещаю тебе, дочка. И ты это знаешь.

– Знаю, мама. Но лучше ты живи подольше. Ты мне очень и очень нужна. Хоть и ругаешься часто без всякого повода.

Кира хотела добавить: «И соседям напрасно жалуешься», но решила не сердить мать и не подводить тётю Катю.

– Давай я тебе полы помою, пока Вадик не приехал, – предложила она и пошла в ванную за тряпкой и ведром. Мать проследовала за ней. И потом наблюдала за процессом мойки, не отходя от дочери ни на шаг. «Смотрит, не подсыплю ли я чего-нибудь?» – кольнуло в грудь Киру и так уже и не отпустило: засела заноза в сердце. «Неужели и я такой же подозрительной стану в старости? Или у мамы это и впрямь издержки профессии?»

Но приехал сын, красивый, высокий, черноволосый, улыбнулся с порога:

– Привет, бабуль! Ну как ты тут поживаешь? Телевизор смотришь? – и повеяло от него таким позитивом, такой светлой радостью и почти детской непосредственностью, что Кира Борисовна воспрянула духом, заулыбалась тоже.

– А как же, внучок? – откликнулась на слова Вадика Нина Сергеевна. – Конечно, смотрю! А что мне ещё по вечерам делать?

– Ты бы компьютер лучше осваивала, как другие пенсионеры! Я когда на курсы дизайнеров ходил, знаешь, сколько там дедов и бабулек разных сидело? И все хотели стать активными пользователями Интернета! Теперь друг с другом информашкой перекидываются, фотки шлют, и довольны жизнью!

– Не надо меня учить, внучок. Они хотят быть у всех на виду – ну и бог с ними. А я считаю, что лучше держаться подальше от всех этих шпионских соцсетей. А то напишешь что-нибудь сегодня, а завтра твои слова против тебя же самого и используют, вырвав из контекста. Так или иначе, но время от времени идёт ломка мировоззрения. И то, что нынче считается хорошим, вскоре может стать плохим и постыдным, и даже уголовно наказуемым. Так что лучше не светиться нигде со своими мыслями, а держать их при себе. Потому что никто не знает, когда и за что кому-то захочется привлечь других к ответственности.

– Ну, ты, бабуль, даёшь! Я и не думал, что ты в таких тонкостях разбираешься!

– Так я же была начальником паспортного стола города! А это большая должность! Кое-что в жизни понимаю…

Кира Борисовна взглянула на часы.

– Ну, ладно, мама. Пожалуй, мы поедем домой. Что тебе завтра привезти? Как обычно, молочное? Или хочешь что-то ещё?

– Пока не знаю. Утром подумаю. Телефон же есть – позвоню.

Глава 3. Вот бы снять квартиру!

Едва они сели в свою «мазду» и та тронулась с места, как Вадик поставил Киру Борисовну перед фактом:

– Мам, не знаю, как тебе сказать… Ну, в общем, у нас с Маринкой всё было. Я предложил ей жить вместе, снять квартиру…

– Сынок, ты решил жениться?

– Какая женитьба, мам… Сейчас все живут без загса, просто так, вся молодёжь! И это здорово! Гражданский брак. К нам ты, конечно, Маринку принять не согласишься, я знаю…

– И правильно сделаю, что не соглашусь, – осадила сына Кира Борисовна. – Знаешь, Вадик, впустить чужого человека в дом легко, а попробуй потом выставить его за дверь, если что-то пойдёт не так, как хотелось бы. К тому же молодым лучше всего жить отдельно, чтобы никого не стеснять и подстраиваться только друг под друга. Вам же захочется и друзей пригласить, и попеть под гитару, и танцевать до утра.

– Само собой! Когда же ещё танцевать и гулять? Именно теперь, пока молодые! Да Маринка и сама не хочет переезжать к нам сейчас, я уже спрашивал.

– В первую очередь ты должен был спросить у нас с отцом, а потом уже у неё, – сухо заметила мать.

Уловив подступающую напряжённость в разговоре, Вадик решил внести ясность, чтобы не было недопонимания.

– Марина хочет сначала загс и свадьбу, и только потом она согласна жить у нас. Поэтому я и предложил ей снять квартиру.

– И тем самым дал девушке понять, что о свадьбе речь не идёт?

– Во всяком случае, пока я на такой шаг не готов, – кивнул сын, переключая скорость и направляя автомобиль к главной дороге. – Сейчас она снимает комнату с подружкой. Так я думаю, что лучше бы нам самим, мне и Марине, снять отдельную квартиру! Пожили бы вместе, присмотрелись друг к другу… Вот только Маринка почему-то не соглашается. Может, ты с ней поговоришь?

– А что тут непонятного? Она же сказала: загс и свадьбу!

Потому и отказывается от съёмной квартиры.

– Но мне ещё рано жениться!

– Зато ей пора замуж! А ты перспективный жених. Через тебя она может получить и квартиру, и прописку, причём без всяких мучений и хлопот.

– Мам, она вовсе не такая, как ты думаешь.

– Почему?

– Да потому что она говорит, что лучше взять в банке кредит и купить свою собственную квартиру. Она готова даже пойти на работу, чтобы выплатить эти деньги!

– Очень интересно! – возмутилась Кира Борисовна. – А кто будет брать кредит? У неё же нет в Сочи прописки! Вся её семья – мать, отец, брат, да и она сама – прописаны в станице! Дом ветхий, оформлен на родителей. Кто ей даст кредит? Или она рассчитывает на то, что кредит возьмёшь ты? Но как потом его выплачивать? У нас с отцом только пенсия. У тебя скромная зарплата. А она студентка! И родители её нигде не работают! Я ещё удивляюсь, как они находят деньги на её учёбу! У матери инвалидная пенсия, отец горький пьяница, брат разбил две машины – свою и чужую. Долгов у них выше крыши… Помнишь, месяц назад приезжали к нам? Жаловались на плохую жизнь и денег попросили в долг? Мы им, конечно, денег дали, но когда вернут, неизвестно! О каком кредите может идти речь?! Сынок, дорогой, мы не сможем его осилить! При всей своей любви к тебе! И выходит, что её разговоры о собственной квартире – это хитрая уловка, чтобы ты считал, что она не такая, как все. А на самом деле уже всё твоей Мариночкой просчитано: перво-наперво загс и свадьба, после чего она соизволит въехать к нам в квартиру на правах твоей законной жены.

Поскольку сын молчал, кривя губы в явном несогласии с матерью, Кира Борисовна продолжила натиск:

– Ты пойми, Вадик, никто не предоставит ей такую высокооплачиваемую работу, чтобы она смогла погасить взятый кредит. Вот скажи мне, сынок, много ли ты сам получаешь денег за свой труд? Пятнадцать тысяч российских рублей. И это ещё притом, что мы устроили тебя по блату! А сколько зарабатывает её брат?

– Ой, мама, – Вадик досадливо поморщился. – Нигде толком устроиться не может. Поработает месяц-другой и уходит.

– Ну вот видишь. Ни ты, ни Марина, ни мы с отцом не сможем выплатить этот глупый кредит, если ты его возьмёшь. Кстати, не поленись и посчитай, сколько денег придётся отдавать банку ежемесячно. И учти, что та ставка, которая заявлена, обычно не отражает реальную картину. Тут же выясняется, что нужно платить, скажем, не двенадцать, а все двадцать процентов.

– Почему?

– Потому что банк учитывает все риски. И в первую очередь потребуют от заёмщика оплачивать еще и страховку за жизнь. Есть и другие статьи расходов, о которых ты узнаешь, только внимательно изучив документы. Обычно их пишут мелким шрифтом и так запутано, чтобы заёмщик ничего не понял. Зато потом за него возьмутся коллекторы и судебные приставы, чтобы вытрясти из него всё до копеечки, а попросту пустить по миру.

– С чего это вдруг?

– Да с того, дорогой сыночек, что ты не учитываешь инфляцию и непредсказуемую обстановку в стране. Вот упадёт цена на нефть – и всё. Твоя зарплата превратится в пшик. Работников начнут сокращать, в том числе это может коснуться и тебя! А то и вся фирма, где ты сейчас служишь, возьмёт да и накроется. Сгорит синим пламенем. А долги-то у тебя останутся! Ты не представляешь, сколько народу стали бомжами из-за своей глупости и беспечности! Даже при самом благоприятном варианте, если прикинуть, во что в итоге обойдётся тебе кредит, то получится, что на эти деньги ты смог бы купить не одну, а две или даже три квартиры. Поразмысли обо всём этом на досуге.

– Ну хорошо, с кредитом понятно. А ипотека?

– Это лучше, хотя тоже несладко. И все риски, о которых я говорила, остаются. Но ипотеку, насколько мне известно, дают только молодым семьям. А жениться тебе рано. И потом, не на первой же встречной! Надо быть уверенным, что нашёл именно то, что нужно. Тем более, взяв на себя суровые банковские обязательства. В общем, сынок, ты правильно решил: для начала лучше всего снять квартиру.

– Вот потому я тебя и прошу… Ну поговори с ней, мама.

Может, она тебя послушает? Согласится снять квартиру?

– Боюсь, что она будет гнуть своё. Ведь ей-то хочется замуж… – вконец расстроилась Кира Борисовна.

Потом, помолчав, решила дожать тему, уж коль у неё с сыном пошёл откровенный разговор.

– Вадик, – начала она издалека. – Ты ведь знаешь, что у Марины до тебя был жених. Сам мне рассказывал, как в станице тебе про него соседи все уши прожужжали. Вроде, и к свадьбе там дело шло.

– Ну, да. Было такое.

– И какие у нее были с женихом отношения? Тоже близкие, как сейчас у вас? Я к тому, сынок, что боюсь, как бы претензий каких со стороны её родителей к тебе не было! Мало ли… А то скажут потом, что испортил девку, а жениться не хочет.

– Мам, не надо. Я не хочу на эту тему говорить.

«Конечно, не хочет, – понимала сына Кира Борисовна. – Ведь он у меня глупыш-несмышлёныш. У него до Маринки еще и женщины-то не было, откуда ж ему знать, как должно быть, когда всё по-честному, без обмана…» Но мучить сына расспросами дальше не стала.

Зато ему не терпелось кое-что уяснить для себя.

– Мам, а давай всё-таки разберёмся до конца с вопросом прописки, – предложил он. – Ведь когда-то ты тоже привела папу в квартиру к своей матери, и вовсе не задумывалась о том, понравится ей это или нет. А у папы не было ни жилья, ни прописки в Сочи. Разве не так?

– Верно, сынок, – не отрицала она. – Но не забывай главного: твой папа на тот момент уже окончил институт и показал себя чрезвычайно перспективным сотрудником, к тому же лидером. И в том, что всего в жизни он сможет добиться сам, не было никаких сомнений! И ещё очень существенная деталь. В советские годы было бережное отношение к молодым и талантливым специалистам, и была уверенность в будущем. Молодых людей энергично продвигали по службе. Государство, выучив и трудоустроив, обеспечивало их квартирами! В отдалённых местах – почти сразу, ближе к центру – ставило в отдельную очередь. И ждать приходилось не так уж и долго. Особенно, если работа молодого специалиста была связана с обороной страны. А мы с твоим отцом работали на оборонку, поэтому собственная квартира от государства для нас была вполне реальна, тем более что твоего отца ставили руководителем во всех проектах. И мы её получили! Как и машину! Твоему отцу хотели дать орден за доблестный труд, а он вместо ордена попросил «Жигули» шестой модели.

– Ты хочешь сказать, что ситуация сейчас совсем иная?

– Конечно. Это и так понятно. Нынешнее государство не несёт никакой ответственности за молодых специалистов. Да будь у тебя хоть семь пядей во лбу, а квартиру изволь купить сам, на свои денежки. И если я в свои двадцать два года могла привести мужа в квартиру своей матери и считала, что это нормально, поскольку ВРЕМЕННО, то теперь у меня иная точка зрения на эту проблему. – Кира Борисовна перевела дух, и завершила, почти упрашивая: – Пойми, Вадик. Сейчас жизнь другая, и жизненные ценности тоже другие. И каждый устраивается, как может. А порядочных людей вокруг раз, два – и обчёлся. Большинство так и норовит хапнуть чужое. Вот и не нужно устраивать самим себе тупиковых ситуаций.

Она уж не стала говорить сыну о нравственном аспекте современной жизни. Да и что говорить, когда повсюду навязывают свободную «любовь» со школьных лет и словно нарочно выставляют напоказ самые низменные чувства – подлость, зависть, обман, подстрекательство к ненависти и различным издевательствам, вместо того, чтобы прославлять чистоту отношений и уважение к человеческому достоинству.

С телеэкрана и с обложек модных журналов так и подзуживают: «Будь сексуальной!», «Оттянись со вкусом!»

Подобные лозунги и непристойности бьют в душу, и не просто бьют, а намеренно растлевают её! Как и реклама препаратов, усиливающих мужскую потенцию, презервативов, гигиенических прокладок… Впервые столкнувшись с таким, люди испытывают чувство неловкости и краснеют, возмущаясь вопиющей безнравственностью. Потом начинают привыкать и не стесняться окружающих, заслышав скабрёзную рекламу. А это уже первый шаг на пути к тому, чтобы исчезала естественная, природная стеснительность, дарованная Богом.

И что в итоге? Постепенно утрачивается не только стыдливость, но и вообще стыд! А там, где нет стыда, неминуемо исчезает и совесть. Исчезают благородство и порядочность. А это уже большая беда, грозящая всей стране!

Глава 4. Не так-то легко получить Сочи

Заперев за дочерью и внуком дверь, Нина Сергеевна прошла в комнату, села на диван. Квартирка у неё смехотворно маленькая – пятнадцать квадратных метров жилой площади. Но и такую на черноморском юге получить было неимоверно сложно. Как и сам перевод из сурового северного Казахстана в благополучный и сытый Краснодарский край. Помогли, конечно же, связи…

А началось всё с приезда в Кустанай московского чиновника высокого ранга. Шёл 1967 год. Нине Сергеевне уже минуло тридцать пять, но выглядела она значительно моложе своих лет. Работала заместителем начальника паспортного стола, жила с дочерью. От бывшего мужа, Бориса Кришевского, получала законные алименты. И вот в обычный трудовой день, когда до закрытия паспортной службы оставалось полтора часа, ей позвонили из управления и попросили принять участие в важном мероприятии, которое милицейские верха устраивали в честь приезда московского гостя. Она освежила причёску и маникюр в парикмахерской; переоделась, заехав домой, в нарядное платье вместо милицейской формы, после чего отвезла Киру в посёлок к бабушке, а сама отправилась на званый ужин, где и познакомилась с Григорием – тем самым столичным чиновником.

Она приятно удивилась его молодости, элегантным манерам и броской красоте, достойной киноэкранной знаменитости. Плюс к тому он отличался начитанностью и остроумием. Нина Сергеевна по образованию была гуманитарием, сразу же после восьмилетки окончила педагогическое училище и до работы в паспортном столе преподавала русский язык и литературу в школе. Григорий сыпал цитаты из произведений классиков – Тютчева, Маяковского, Пушкина – удивительно легко, как семена в благодатную почву, и каждый раз останавливал пристальный взор на Ниночке, чтобы уловить в её глазах восхищение и ответный порыв души. И Ниночка завелась с пол-оборота – умело выбивала чечётку своими изящными ножками, подхватывала на лету едва начатую песню и читала наизусть стихи. Вечеринка удалась на славу – с песнями и танцами, обильной выпивкой и угощением.

А потом Григорий повёз её домой на служебной машине, выделенной ему начальником управления. Надо ли говорить, что шофёру пришлось дожидаться московского гостя аж до самого утра, поставив «Волгу» возле подъезда Нины Сергеевны. И закрутился у неё со столичным начальником роман… Помимо прочих достоинств, у Григория оказался роскошный баритон, и он с придыханием, припадая на правое колено, пел ей о любви, обжигая чувственным огнём своих чёрных глаз и аккомпанируя себе под гитару:

И светила им ласково из окнаЛуна, луна…Ля-ля, ля-ля-я… ля-ля-ля-ля-я…Луна, луна.

Нина Сергеевна таяла от щедрого внимания к ней, от магнитящего взора, который заставлял трепетать её душу, как пойманную в сачок бабочку, от слов, проникающих в глубину истосковавшегося по большой любви сердца… Любви, как в «Алых парусах» Грина!

О романе Ниночки с московским гостем тотчас же узнало всё управление, но галантно помалкивало, делая вид, что ничего не происходит. Нина Сергеевна взяла больничный лист на три дня – как раз на срок его командировки в Кустанай, – плюс выходной, – все эти четыре дня и продолжалась их любовь, яркая и незабываемая, как праздничный фейерверк. Именно о такой любви она и мечтала, осознав, что с Волковым ей семейный очаг не светит; ждала при встрече с каждым новым мужчиной. Женское счастье было целью её жизни, её главным предназначением, данным свыше, ведь она родилась под созвездием Скорпиона. И, кроме любви, ей не надо было ничего.

– Я люблю тебя, Ниночка, люблю… – с жаром нашёптывал ей Григорий в их последний день, день прощания, и тискал, ласкал, прижимал к себе, целуя то в шею, то в губы, то где-то за ушком. – Не хочу с тобой расставаться… Не хочу! Ведь это так несправедливо – расставаться с той, которую любишь.

– Но я приеду к тебе! – искренне заверяла она его, с трудом отрывая губы от томительного поцелуя. – Обязательно приеду! Ведь мне без тебя теперь не жить…

И в самом деле, за эти четыре дня она всё обдумала, всё для себя решила. Григорий – это её судьба! Другого такого подарка уже не будет.

Через несколько дней после отъезда любимого, измаявшись от одиночества и внезапной пустоты, которая обрушилась на неё, как смерч в пустыне, она взяла отпуск без содержания и рванула в Москву – с чемоданом, куда уложила самое необходимое из вещей, чтобы хватило на первое время. Всё остальное привезёт потом! Это неважно! Главное – быть с ним. Киру оставила у бабушки, села в поезд и приготовилась к новой жизни, наполненной счастьем и радостью. Ниночка не знала его адреса – у неё был только номер телефона, и послать телеграмму, чтобы встретил, было некуда – не посылать же в главк!