По кличке Рейнджер

– Не я. Фирма «Гянджа». Хорошие люди там. Честные. И районная администрация согласна. Никто лучше не сделает. Клянусь.

– Хлебом? – спросил Гопман.

– Что хлебом?

– Хлебом ваши клянутся.

Азербайджанец закивал, стараясь не смотреть в глаза хозяину кабинета, боясь выдать истинные чувства.

– Моя подпись нужна, да?

– Нужна, – потупился Амаров.

– Значит, рынок… Отношения, кстати, сейчас тоже рыночные.

– Мы согласны. Мы никого не обижаем.

– Короче, оглы, сколько?

– Сто пятьдесят.

– Рублей? – насмешливо спросил вице-губернатор.

– Тысяч.

– Карбованцев?

– Шекелей…

– Шутка… Мы не продаемся. Это тебе не твои горы, оглы. Это тебе Россия… В общем, решим.

– Братом будете.

– Родственничек, ха… Мне тещи хватает. Значит, сто семьдесят…

Вице-губернатор хапал открыто, не стесняясь. Нагл беспредельно. Из команды молодых. Нрав для своей нации он имел нетипичный – несдержанный, безоглядный, – тащил сколько мог, не слишком задумываясь о последствиях. Сейчас главная его задача – сбить аукционную цену на нефтеперерабатывающий завод на севере области. Тут он работал с губернатором на пару, и основная доля прибыли шла старшему по должности.

– Давай, оглы, – произнес вице-губернатор.

Амаров протянул папку с документами.

– Посмотрю на досуге.

– Ай, молодец, – закачал головой азербайджанец. – Президентом станете.

– Да уж, – махнул рукой вице-губернатор, но на миг призадумался. А почему бы и нет? Когда его пинали бэхээсэсники, мог он представить, что будет принимать людей в кабинете второго секретаря обкома? Ох, получить бы эту дерьмовую страну – вот бы развернулся. Динозавры от власти скоро передохнут. И настанет время «младореформаторов» – недаром об этом телевизионщики до хрипа визжат.

Пятясь задом и кланяясь, азербайджанец вышел из кабинета. Он остался доволен. Подпись вице-губернатора обеспечена. Да еще этот хлыщ Гопман крепко попадется на крючок. И появится у Амарова еще один рынок. Он станет плацдармом в Красноармейском районе. Можно потихоньку начать прибирать окрестности. Кровь прольется, стрельба начнется, но это не страшно. Там нет ни одной мало-мальски серьезной бригады, способной противостоять общине.

– Береги, дочка, своего начальника, – сказал на выходе Амаров секретарше. – Хороший человек… Полезный человек…

* * *

Медведь и Русич расположились в глубоких кожаных креслах перед экраном телевизора. Зеленел огонек на видеомагнитофоне.

Встреча происходила в просторном кабинете, заставленном старинной мебелью – красное дерево с золотом. Стены украшали многочисленные картины в тяжелых золотых рамах, на всех без исключения – звери, рыбки, цветочки. Не то чтобы хозяева этого заведения испытывали такую слабость к флоре и фауне. Просто это помещение принадлежало Всероссийскому экологическому фонду – невнятной организации, которая арендовала двухэтажный особняк на Каширском шоссе. На самом деле это была одна из наиболее засекреченных штаб-квартир «Пирамиды», куда допускались наиболее проверенные люди. Местечко это они прозвали «Зоопарком».

Фонд служил неплохой «крышей» для ряда операций. Его сотрудники могли шататься свободно по России и всему миру. Через него перекидывались «благотворительные» деньги…

Как ни странно, «крыша» эта оказалась надежной. Время от времени «Пирамида» теряла людей, позиции, базы. Особый ущерб был после прошлогодней бойни с «Синдикатом» и последовавшего за ним наступления по всему фронту со стороны силовых структур. Но Фонд остался неприкосновенным, никому не известным. Обычно здесь проводились наиболее важные встречи верхушки «Пирамиды». Чужим сюда дорога заказана.

– Он попал в наше поле зрения полгода назад, когда мы работали по чеченским взрывникам. Прошла информация, что он поставляет спецов высокого уровня бандюганам и террористам, – пояснил Медведь. – Находит бывших бойцов спецподразделений, сотрудников госбезопасности, оказавшихся не у дел, выброшенных на улицу. И пристраивает в хорошие руки. Эдакий благотворительный ветеранский фонд.

– Знакомое лицо… Дай вспомнить, – произнес Влад.

– Не напрягайся. Побереги силы. Это Хорунжий Александр Михайлович. Подполковник госбезопасности в запасе. Работал в КГБ. Сначала в контрразведке. Потом в антитеррористической группе. Затем во внешней разведке. Три боевых ордена.

– Черт! Таджикистан! Караван с героином!

– Точно. Он был инициатором операции.

– Глянь, как жизнь разводит всех.

– По разным окопам… Опер был отличный. С несостоявшейся карьерой. С неутоленными амбициями.

– Результат – переход на сторону врага. – Влад вспомнил все разом. Рев «Шмеля». Пылающий героин – разлетались пылью миллионы долларов. И алчное сожаление в глазах подполковника внешней разведки… Скорее всего, все началось у него с вопроса: почему я должен отдавать все для государства, которое не отвечает мне взаимностью? Протяни руку – и вот они, «зеленые» счета с шестью нулями… Нужно только протянуть руку. Всего лишь протянуть руку. Только тогда уже не будет дороги назад. И ты становишься предателем, мразью…

– Это уже не тот человек, что раньше, – произнес Медведь. – Это его жалкое отражение в кривом зеркале. Подозрительный, боящийся своей тени, он скрывался по съемным квартирам. Сильно пил. Не расставался с пистолетом. Взять его – целая проблема.

– Но взяли.

– Не то что взяли. Изъяли – аккуратно и без шума. Мы поставили на прослушку его телефон. Засекли звонок в интимную контору, где он заказал проститутку. Сумели задержать машину с дамой легкого поведения. И подставили ему свою девушку.

– Твоя задумка?

– Не спорю, мое авторство… Теперь слушай внимательно.

Денисов нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и застывшие на экране фигуры пришли в движение. Пошла видеозапись допроса задержанного, который производил Медведь.

– Я думал, ты уже подох. Сколько мы не виделись? Семь лет? – скривился Хорунжий.

– Шесть, – сказал Денисов.

– Много. Такие психи, как ты, долго не живут.

– У меня дела есть на этой земле. Важные.

– Важные, – усмехнулся Хорунжий.

– Александр, ты считался приличным опером. Солдатом государевым. Ты взламывал моджахедские крепости. Москитов кормил в джунглях. Ты служил не за страх, а за совесть. И теперь превратился в трясущуюся мокрицу. И за бабки помогаешь убивать русских людей.

– Моджахеды, – усмехнулся Хорунжий. – Москиты… Помнишь Верещагина из «Белого солнца пустыни»? «Была у меня таможня, были контрабандисты». Было государство. Была служба. Все в прошлом. Нет страны. Твой любимый русский народ, о котором ты всю жизнь пекся, за засохшую жвачку ее загнал. Все наши военные секреты янки с фрицами расхватали, как горячие пирожки, – по пять копеек. И мы врагам жопы лижем. Нет, Денисов, командные игры во славу СССР в прошлом. В сегодняшней дьявольской игре каждый за себя.

– Или каждый за всех.

– Только не я, – покачал головой Хорунжий и потянулся к пластмассовой бутылке с кока-колой. – Ох, Денисов. Никогда бы ты меня не взял.

– Но взял же.

– Расслабился я на секунду. – Хорунжий жадно ополовинил пол-литровую бутылочку. – А ты все на государство работаешь? Из доблестного десанта ты выбыл. Куда приткнулся? К Федеральному агентству государственной безопасности – этой пуговице от ширинки КГБ!

– Угадал ведь, – соврал, не задумавшись, Денисов.

– От меня чего хотите? Шпионов боитесь беспокоить – у них у всех лапа волосатая в Кремле, так за бывших сотрудников взялись?

– Не прибедняйся, Сашок. Орлы, которых ты бандюкам поставляешь, по всей Руси мины ставят.

– У тебя и доказательства есть?

– Что я слышу, Саша? Кому в таких подвалах нужны доказательства? Ты не в следственном изоляторе. И ни по каким документам не проходишь. Ты отставной военный, который за пенсией уже год не заглядывает. Без родных и близких. Тебя никто не хватится. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься.

– Поэтому не томи. Рассказывай все благодарному слушателю.

– Нечего рассказывать.

– Саша, ты не в курсе, что есть способы развязать языки кому угодно? Не трать свое и чужое время. Все уже решено… Кроме того, сам же утверждаешь – каждый за себя.

– А потом что? Суд? И я – козел отпущения?

– Какой суд? Ты нам пригодишься.

– Ага. – Пленный задумался…

Денисов включил перемотку и сказал Владу:

– Дальше – минуты горького раздумья. Конечно, он раскололся. Понял, что чудить нечего.

Лента вращалась. На панели видеомагнитофона мелькали цифры.

– Там он рассказывает о том, куда и каких спецов отправлял. Память у него отличная. Список длинный. На три часа хватило его… Вот то, что нам нужно.

На экране все те же – Медведь и пленник.

Каждое движение, каждый вздох Хорунжего контролировался датчиками стресса – попросту детектора лжи. Комната для допросов была напичкана аппаратурой. Она незаметно считывала электромагнитные составляющие биополя подконтрольного объекта, инфракрасные излучения, идущие от него, другие характеристики. Даже в стулья установлены датчики, реагирующие на вибрацию тела человека, которая тоже отражает эмоциональное состояние. Стандартный детектор лжи считывает только реакцию человека на прямой вопрос. Сложная система, которую заполучила «Пирамида» в одном закрытом, оставшемся без финансирования ВНИИ, оценивала эмоциональное состояние объекта в процессе обычной беседы. Программа позволяла почти со стопроцентной вероятностью ответить на вопрос: можно ли доверять человеку? Такого в мире не мог сделать никто. Американцы, считающиеся признанными лидерами в этой области, только подбирались к подобным методикам и нащупывали тропинки. Эта система позволила выявить нескольких агентов, которых пытались внедрить в «Пирамиду». В верхней части экрана телевизора изображение сопровождал красный график, позволявший определить реакции допрашиваемого на вопросы.

– Последний заказ еще не выполнил, – сказал Хорунжий. – Должен направить человека на днях.

– Что за заказ?

– От вора в законе Бандеры.

– Бандера, – прищелкнул пальцами Медведь. – Где он сейчас?

– В Болотникове.

– Это где?

– Семиозерская область.

– Чего он там делает?

– Команду крутую собирает.

– Воевать собрался?

– Похоже на то.

Денисов выключил видеомагнитофон и повернулся к Владу.

– Ну чего, Русич?

– Занятная история.

– Обратил внимание – Семиозерск.

– Никогда не был.

– Побываешь, – многообещающе произнес Медведь. – Интересные дела там начинаются…

– Что, заброска в тыл противника? – посмотрел на него выжидательно Влад.

– А ты против? – хмыкнул Медведь и изрек очередную десантную мудрость, он был их кладезем: – Десантник – человек свободный. Куда пошлют, туда он и захочет.

* * *

Большие бронзовые антикварные часы на стене стучали так, будто жадно клацали железными зубами. И на улице невероятно шумно.

Люда Кош приоткрыла глаза, и по ним резанул свет. Она скосила взгляд. Рядом расположилось нечто большое, противное, от чего исходила дурная энергия. Весь мир казался каким-то не таким, неуютным. В нем стало тесно и опасно.

Все здесь ополчилось против нее – звуки, запахи, свет!

Она застонала. Приподнялась. Встряхнула головой. И начала быстро возвращаться на круги своя. Все приходило в норму. Голова была ясной и пустой. На душе полегчало.

Рядом лежал Жиган. Давно и хорошо знакомая цыганская морда, а не какое-то выброшенное на берег морское чудовище, как показалось сначала.

Это все его таблетки. Чудо, а не таблетки. После марихуаны чувствуешь себя опустошенной. После кокаина на душе так бермудно, что жить не хочется. А тут – пара минут, чтобы прийти в себя, и ты как новенькая.

– Вставай, мальчишечка. – Она весело ткнула Жигана в бок.

Тот замычал и заворочался.

– Вставай, Жиган. – Она потерлась обнаженными грудями о его спину.

– Что? – пробурчал он, не открывая глаз. – Сколько времени?

– Седьмой час.

– У тебя крыша съехала? До трех же кувыркались!

Она прикрыла глаза. Точно, до трех часов ночи они предавались любовным утехам. Это было непередаваемо. Она обитала одной ногой в этом мире, где ею овладевал Жиган, а другой ногой в тех загадочных пространствах, куда забросили ее таблетки.

– Жиган, ты мужик или кто?

– Или кто, – пробурчал он.

– Уж не из тех ли? Не цветной?

Жиган разогнулся как пружина. Резко потянулся к ней, цепкими пальцами сжал ее горло.

– Ты, шлюха! Еще такое вякнешь – твою башку тупую в унитаз спущу!

Люда захрипела, пытаясь оторвать руки Жигана.

Он отпустил ее. Она закашлялась.

– Ох…л? – выдавила она.

– Я предупредил.

– Я пошутила. А ты…

– Ладно. Пока проехали.

– Крутой ты, Жиган. Я балдею от таких. – Она потянулась к нему. Атаковала с пугающим неистовством, так что итальянская широкая кровать грозила рухнуть от разрушительной энергии бурно сплетающихся тел.

Когда все закончилось, Люда не могла успокоиться. Энергия ее так и не нашла до конца выхода.

Не одеваясь, она отправилась на кухню. И провозилась там несколько минут.

– Завтрак. – Она извлекла из микроволновки готовые полуфабрикаты. Сегодня она разрешила не приходить хохлушке, работавшей у нее прислугой. Так что пришлось самой лезть в холодильник и в печку.

Жиган без особого аппетита съел завтрак – прямо в постели. Выпил чашку кофе.

– Завтра уезжаю, – уведомил он, кладя поднос на столик на колесиках.

– Куда?

– К себе. В Семиозерск.

– С хрена ли?

– Дела.

– Дела, дела. Зае…ли все эти дела. У меня тоже дела. Перед пиплом сегодня придется под фанеру всю ночь в «Распутине» корячиться.

– А чего, не нравится?

– Я же актриса.

– Еще скажи, что живешь для публики.

– Я актриса! – хлопнула ладошкой по постели Люда Кош.

– Актриса, актриса.

– И нечего здесь.

– Чего раскудахталась?

– Может, из-за того, что ты уезжаешь.

– Из-за меня? Или из-за «елочки»?

– Ну ты же оставишь мне ее?

– Вот. – Он потянулся к «дипломату», стоявшему рядом с кроватью. Вытащил из тайника несколько таблеток.

– Это что? – возмутилась Люда. – Мало!

– Хватит. Излишества – враг здоровья, Лю-дочка.

– Жиганчик, ты же ничего не понимаешь. Это не как наркотик. Это как успокаивающее. Я же хорошо себя чувствую. Это же не героин сраный.

– Хватит тебе. Через недельку прилечу снова. А потом у тебя гастроли в Семиозерске.

– Ну да. В вашем сраном Семиозерске. На хрена мне ваша дыра?

– У тебя там масса поклонников. «Эти милые кудряшки снятся по ночам». Ломовой хит. Все тинейджеры прутся!

– Правда так думаешь? – Она погладила его ладонью по щеке.

– Правда, – нахально соврал он.

– Ну дай еще таблеточек, Жиганчик! Пожалуйста!

– Закрути вентиль. А то вообще ничего не получишь!

– Ах ты… – Она хотела выругаться, но наступила на свои разболтанные нервы острым каблуком. Ничего, когда-нибудь она сочтется с Жиганом. За кого он ее принимает, бандит с большой дороги?! Она – актриса! А у него – как он сам сказал – институт имени Воровского, факультет карманной тяги…

* * *

– «За прошедшие сутки в столкновениях с боевиками на территории Чеченской Республики погибло четверо военнослужащих федеральных войск. Уничтожено более двадцати боевиков. Продолжается освобождение горных территорий республики от бандформирований», – зачитал теледиктор сводку с южного фронта.

Влад завороженно смотрел на экран, по которому в пыли ползли боевые машины пехоты, а вдали виднелись хорошо знакомые развалины трижды проклятого города, собравшего обильную кровавую жатву с русского народа. Каждая улица там знакома. Каждое название саднит ранами в его душе. Площадь Секунда – там снайпер ранил капитана внутренних войск, а потом начал методично отстреливать бросившихся к командиру на помощь солдатиков – ловля на живца, любимый бандитский прием. Каким-то чудом Влад поймал силуэт в оптику эсвэдэшки и нажал на спуск, отправив черную душу моджахеда в ад. А вон пошли кадры – центр города, так и не восстановленный до конца. Здесь в здании Федерального агентства госбезопасности Влад и несколько офицеров со скудным боекомплектом ждали штурма осенью девяносто шестого, понимая отлично, что бой будет неравным – на них перла орда обкуренных зверей… Улица Ленина – там по их боевой машине десанта жахнули с крыши разрушенной пятиэтажки из гранатомета. Хорошо, все бойцы успели соскочить с брони и рассредоточиться. Уйти боевику не удалось… Пыль на зубах. Духота. Или холод южной полузимы-полуосени, которая продирает похлеще российских морозов. Вот что такое Чечня. А еще – запах горелого мяса. Бесформенные, похожие на тюки трупы. И тучи стервятников в голубом небе – спутники жарких боев в горах…

Какое-то странное состояние испытывал Влад, глядя на эти кадры. Когда после фантастического предательства властей русские солдаты бежали из Чечни, Влад обмолвился – мы вернемся… Он оказался прав. Чеченский котел взорвался. Бандитам было тесно в границах мятежной республики. Они двинули дальше, еще не понимая, что власть в России уже не та. И просчитались. Просчитались жестоко, бесповоротно.

– Чего смотришь с тоской в глазах, братушка? – спросил Медведь-Денисов, ставя на стол чашку с кофе. Вытащил из бара коньяк. Здесь всегда держали хороший коньяк на случай приезда Гермеса – генерала госбезопасности Богданова, отца-основателя «Пирамиды». Гермес не мог без небольших доз коньяка. Для него маленькие глоточки божественного напитка из серебряной рюмки – это ритуал.

– Вспоминаю, как мы уходили оттуда. И как мне хотелось вернуться, – произнес Влад.

– Теперь это не наша война. У нас другой фронт, – сказал Медведь.

– Не наша… И не нашего полка…

Действительно, прошлую чеченскую кампанию вытянул родной полк специального назначения ВДВ. На их плечи легло все – диверсионная работа, разведка вплоть до батальонной, сопровождение колонн. А когда доведенная до полной разрухи за последние годы пехота замирала перед наводненными боевиками населенными пунктами, на прорыв шли десантники и спецназ внутренних войск, порой вопреки всем нормативам, перли на находящегося в укреплениях противника, имея не научно обоснованный трехкратный перевес в живой силе, а, наоборот, уступая боевикам… И проходили там, где пройти невозможно, глушили хваленых, прославленных российскими журналистами бандитов, как рыбу в проруби. И гибли, хотя благодаря отличной выучке потери были куда меньше, чем у других частей, когда по пьяному делу палят друг в друга, а не во врага.

Но вторая война уже не была войной десантников. Спецполк ВДВ был практически выведен из игры и разгромлен еще до начала боевых действий в результате многоходовой комбинации турецкой разведки – руководство полка и самых боеспособных офицеров обвинили в убийстве журналиста «Молодежной газеты», кинули в тюрьму, после чего полк перестал существовать как полноценная боевая единица.

Новая война велась куда более разумно, без былого шапкозакидательства и докладов о взятии населенных пунктов ко дню рождения президента. Не было колонн бронетехники, прущейся в миллионный город с укрепрайонами без разведки и боевого охранения. Не было молоденьких солдатиков, выстреливших по разу за службу и кинутых сразу в прорыв. Не было штурмов, когда в атаку шли по трупам. Было то, чего так не хватало в первую войну: мощная, неторопливая, убийственная работа бога войны – артиллерии, когда стопятидесятидвухмиллиметровые снаряды сносили с дорог чеченскую бронетехнику и долбили укрепленные доты. И все с любовью приготовленные чеченцами укрепления трещали по швам, пехота приходила, чтобы добить тех, кто еще шевелился, или взять в плен… И опять была битва за Грозный – на сей раз федералы брали город неторопливо, очищая квартал за кварталом, и под конец обманом вытянули основные силы боевиков на минное поле под видом предоставления за взятку коридора. Там Бес Ислама, главный ичкерский террорист, потерял обе ноги. Его тащили самые верные боевики, идя следом за воинами Аллаха и видя, как они подрываются на их глазах. Шли по этим кровавым следам. И вынесли гада!

Снова Грозный взят. Взяты населенные пункты. В них действуют комендатуры. Бои в горах продолжаются. Но зато теперь ясно – русский солдат оттуда не уйдет. Русский солдат вернулся туда на веки вечные.

– Включись, Влад, – хмыкнул Денисов. Он капнул в кофе граммов десять коньяка. – Вот теперь нормально. Будешь?

– Нет. – Влад старался не употреблять алкоголь ни в каком виде. На тренировках Мастер научил его ощущать токи и течения силы в организме. После алкоголя по каналам струилась не чистая энергия, а мутная жидкость.

– Вернемся к нашим делам… Тема у нас не такая масштабная, как Чечня, но не менее интересная… В общем, как тебе уже понятно из допроса, некий вор в законе Бандера собирает боевую группу. – Медведь выключил видеомагнитофон и телевизор.

– И что?

– Бандера обитает сейчас даже не в Семиозерске, а в городе областного подчинения – Болотникове.

– Кто он вообще такой?

– Бандера – это Михаил Николаевич Чупенко, сорока пяти годков от роду. Еще в застой ворочал огромными деньгами. И всегда оставался незаметным. Китайчик, Сильвер – о них уже все газеты писали. А Бандера в тени. И ворочает капиталами. И людей своих во власть проталкивает.

– Занятный субъект.

– Верно. И в такой дыре ему делать нечего. И таких высокооплачиваемых спецов по убийствам там собирать незачем.

– Но собирает.

– Значит, затевает там большие дела.

– Может, решил включиться в борьбу за нефтеперегонные заводы в области?

– Нет. Проверено. За заводы крупные московские финансовые группы бьются. Воров туда не пустили.

– Тогда что?

– Неделю назад мой агент в Семиозерске, сотрудник Управления по борьбе с бандитизмом, запросил срочную встречу. Он копал материал на Бандеру. Но не суждено…

– Что с ним стряслось?

– Застрелили на моих глазах. В центре города.

– Тебя не засекли?

– Нет…

– Что еще по Бандере?

– Есть прикидки. Его главное хобби – наркотики. Притом наркотики тяжелые. И есть намеки, что он приложил руку и к «елочке».

– «Елочке»?

– Не слышал? Новый наркотик. «Хит» года, если не десятилетия. Первое время нет ломки. Во время приема – эйфория. Подсевшие на него долгое время живут нормальной жизнью, не выпадают из общества. Но они быстро теряют волю и попадают от «елочки» в зависимость, перебороть которую практически невозможно.

– Синтетик?

– Да. Синтетик. Сверхсложное соединение. Главное удобство – в употреблении. Никаких шприцев, никакого едкого дыма марихуаны. Небольшая серая таблетка. Просто. Доступно.

– Как широко распространен?

– Пока незначительно. Такое ощущение, что поставщики приглядываются к будущему рынку. Среди наркоманов ходят неясные слухи, фантастические рассказы о «елочке». Но пробовали ее очень немногие. Хотя недавно была выброшена на рынок приличная партия.

– Значит, тут рука Бандеры?

– Пока это только предположение. Тебе разбираться – так это или не так.

– Жду объяснений.

– Объяснение одно – мы уже работаем по программе «Провинциалы». И ты – в ее центре.

– Новая программа?

– Считай, началась только что. Гермес утвердил план.

– У Гермеса нюх на самые актуальные темы.

– Он колдун, Влад.

Генерал в отставке Богданов, он же основатель и главный оперативный координатор «Пирамиды», еще во время службы в ГРУ слыл магом. Аналитик экстра-класса, он собирал вокруг себя людей, которые могли дать тысячу очков вперед любому астрологу. Они видели направления течений и ветров, движущих российский корабль, строили прогнозы развития событий, обладавшие жутковатой особенностью сбываться. Жутковатой – поскольку прогнозы эти звучали чересчур мрачно. Тем более из всех вариантов Россия упорно выбирала худшие.

В восемьдесят девятом аналитики Богданова расписали довольно точный сценарий на ближайшие несколько лет. Все шло к краху Советского Союза и раздроблению его на полтора десятка стран латиноамериканского типа, с разваленной экономикой и обороной. В докладе на имя министра обороны и председателя КГБ СССР предлагался ряд мер, которые могли бы стабилизировать обстановку. Из-за их жесткости приняты они не были, и шанс предотвратить большую беду оказался упущен. Впрочем, кое-что в доклад не вошло. Например, выводы, что эти самые предложения в любом случае не будут приняты, никто не возьмет на себя смелость сделать шаг и сдержать лавину, надеясь на русское авось и успокаивая себя словами «ученые эти еще и не то напридумывают».

Но все-таки кое-какие решения удалось протащить. Например, о создании на случай неблагоприятного развития событий собственных теневых политических, экономических и боевых структур. Так возник особо секретный проект «Олимп», его реализацию поручили Богданову. Он подбирал людей. Создавал базы. Внедрял агентов в государственные и коммерческие организации. И чувствовал, что не успевает. Что ситуация гораздо быстрее выходит из-под контроля. ГКЧП пришел почти на год раньше, чем предполагалось в докладе. Зато закончили его лидеры в точном соответствии с прогнозами. А дальше все пошло как по писаному – распад СССР, взрыв межнациональных конфликтов, развал Вооруженных Сил и органов государственной безопасности, крах промышленности и науки, распоясавшаяся оргпреступность и утерявшее всякую чуру коррумпированное чиновничество, длинная вереница алчных, убогих и вредных политических болванчиков.