По кличке Рейнджер

– Капитально!

– Ленинский проспект. Помню этого чудика. Он уже однажды заказывал у нас. Светлана ездила.

– Ну и что?

– Псих какой-то, – произнес диспетчер скучающе.

– Садик? – заволновалась Натаха.

– Нет, не садист. Просто чокнутый.

– Это не страшно, – отмахнулась Натаха.

– Давай, Натаха, собирайся. И побыстрее. А то выговор получишь, – усмехнулся диспетчер.

История с Наташиным выговором служила предметом постоянных шуток. В прошлом году оперативники из УВД округа сняли Натаху прямо с клиента и отправились в «Медею» выяснять, какие это такие достопримечательности показывала сотрудница фирмы клиенту. Тогда и появился официальный приказ, в котором черным по белому было начертано: «За половое сношение с клиентом объявить экскурсоводу Н. Шавиной строгий выговор». Кстати, его так и не сняли, хотя работала Натаха ударно.

Вскоре со двора дома выехала белая «девятка». Рядом с водителем сидела Натаха – рабочая лошадка, на белом теле которой паразитировали все остальные. На заднем сиденье вальяжно разлегся охранник, в обязанности которого входило и получение денег, желательно вперед. Случалось, что крутые клиенты гнали охранника взашей и без денег, а девушку осваивали всю ночь во всех мыслимых и немыслимых позах. Для подобных инцидентов существовала «крыша» – крутые парни, готовые выбить деньги хоть из самого черта. Впрочем, черти бывают разные, случалось, и «крыша» не помогала – ее встречали с автоматами и в грубой форме обещали отпетушить. Тогда руководитель фирмы Гарик Айвазов набирался наглости и звонил в милицию – в такой-то квартире содержится заложница. И бойцы «серого» спецназа, как идиоты, штурмовали квартиру и освобождали шлюх. Пару раз такой номер прошел. А потом, разобравшись что к чему, «спецы» так отделали Гарика, что тот неделю пролежал дома, кряхтя и постанывая, – благо с ложки его кормили две свободные от работы проститутки.

Уже стемнело. Дневная жара отпустила. Часы показывали четверть одиннадцатого. Гаишник тормознул «Жигули» совсем недалеко от пункта назначения, сразу после празднично светящейся бензозаправки «ЛУКОЙЛа».

– Еханый бабай! – выругался шофер, прижимая машину к обочине и сдавая ее немножко назад. Опустил стекло.

Худощавый гаишник с сержантскими погонами резко козырнул, словно намереваясь рубануть ребром ладони по капоту, пригнулся:

– Сержант Москальков. Документы на машину. Права.

Натаха терпеть не могла милицию, боялась ее до дрожи. Она нервно заерзала на переднем сиденье.

Гаишник насмешливо посмотрел на нее.

В этот момент из «рафика», стоявшего в нескольких метрах позади «Жигулей», неторопливо выбрались трое лбов.

– Уголовный розыск, – крикнул один, распахивая дверцу «Жигулей». – Выйти из машины!

Он выдернул охранника и поставил лицом к машине, руки на крышу, ноги шире плеч. Двое оперативников занялись водителем.

– А чего, ребята, случилось? – нервно затараторила Натаха, глядя на пистолет Макарова в руке опера. – Мы в гости едем! Правда.

– Подождут гости, – сказал оперативник.

«Все, накрылись бабки! Не получит сегодня клиент женщину», – с горечью подумала Натаха.

И ошиблась. Клиент получил все, что заказывал. И даже больше.

* * *

Людмила взмахнула руками, бросая публике воздушный поцелуй, вильнула бедром, подхватила цветы и выпорхнула за кулисы.

Заметались разноцветные лучи, и на сцену козлом выпрыгнул кумир публики Иван Пенин – известный «голубой» с мужественной внешностью и мягким, воркующе-тоскующим голосом. Публика завизжала с новой силой.

– Василий. Все это – в машину. – Люда показала на цветы в углу гримерной.

Ее личный шофер, мускулистый молодой парень с бугристой нездоровой кожей на лице, сграбастал букеты в охапку.

– Осторожно, идиот! – взвизгнула Люда. – Помнешь, твою мать!

– Не помну, – не особенно любезно буркнул шофер.

– Ты чего трындишь? Тебе кто деньги платит? – презрительно кинула Людмила.

– Ты.

– Вот и не возникай! Затрахал, как матрос шлюху!

Шофер решил больше не возникать. Осторожно взял цветы и потащил их в «Вольво», припаркованный на стоянке у киноконцертного комплекса.

Когда шофер удалился, в гримерную вошел смуглый, крепко сколоченный мужчина лет тридцати от роду. Черты его смазливого лица от рождения хранили выражение неизгладимого нахальства. Он неустанно обнажал в широкой улыбке ровные белые зубы. В одной руке он сжимал «дипломат». В другой – букет роз.

– От меня, – поклонился он.

– Жиганчик, ты, – всплеснула руками Людмила.

– А ты кого ждала?

– Ну не тебя.

– А дождалась меня. Не рада?

– Нет, почему? Я от тебя балдею, мальчишечка. – Она погладила его по щеке и чмокнула в губы. Букет между их телами зашуршал и спрессовался.

– Розы помнешь.

– А, этой травы у меня полна тачка… Ой, укололась!

– Шипы.

– У, бля… – заскулила Людмила, отскакивая и разглядывая пораненную руку.

Она была среднего роста, с хорошей фигурой, с большими, немного грустными голубыми глазами. Ее светлые волосы служили предметом всеобщей зависти. Злые языки утверждали, будто волосы крашеные. Другие долдонили, что это парик. Но правда состояла в том, что это были ее натуральные волосы.

– У тебя еще выход? – спросил Жиган.

– Не-а, – покачала она головой. – Отпела. Ты скажи, классно я пела? Нет, ты скажи как на духу, Жиганчик. Я хочу правду.

– Правду?

– Ага.

– Разливалась соловьем, – не моргнув глазом соврал Жиган. – Прекрасно.

– Во. А то эти козлы в «Полисе» написали, что я пищу, как котенок. Ну не животные?

– Животные.

– Завидуют. – Людмила встряхнула головой, так что волосы рассыпались по плечам, и всхлипнула. – Все завидуют. – Она открыла сумочку, вытащила сигарету и закурила. – Жиганчик, поставил бы ты их на уши!

– Как?

– Ну взорвал бы! За одно место подвесил бы! А чего они ко мне, козлы, пристали! А? Ну не плачу я им бабки. Так что, такое малявить надо?

– Гиены пера.

– Вот это ты образно сказал! – Она глубоко затянулась. По гримерной поплыл запах марихуаны.

– Все травкой балуешься? – спросил Жиган.

– А че? А кто мне чего? Менты, что ли? Да в жопу их! – махнула рукой Люда и плюхнулась на стул, закинув ногу на ногу, – короткая юбка подчеркивала их возбуждающую длину.

– Не горячись.

– Как там пипл на педика откликается?

– Ликует.

– Ага. Пенину за этот концерт бабок в два раза против моего отстегнули. Ну не животные?

– Животные.

– Жиганчик, пристрелил бы ты их.

– Что ты заладила? Откуда такая кровожадность, любовь моя?.. Поехали.

– Ща, докурю.

– Брось. – Он взял из ее пальцев сигарету, раздавил и выбросил.

– Ты чего, Жиган?! Это же моя заначка!

– Не бойся. – Он обхватил свой «дипломат». – Жиган ребенка не обидит. Пошли.

Они прошли пустыми служебными коридорами. Спустились по ступеням киноконцертного комплекса «Столица». На стенах висели афиши с перечнем артистов, принимавших участие в сегодняшнем концерте. Люда Кош стояла там на третьем месте, что ее крайне возмущало.

Синий «Вольво» уже вырулил со стоянки и стоял рядом с гранитными ступенями.

Жиган, поклонившись, открыл заднюю дверцу.

– Мерси, – кивнула Люда Кош, плюхнулась на сиденье и завизжала: – Ты, придурок, все-таки помял цветы!

– Такие были. Ничего я не мял! – возмутился шофер.

– Помял, бля, животное!

Жиган сел на заднее сиденье. Машина плавно тронулась с места.

– Жиган, он постоянно цветы мои мнет. И еще отнекивается.

Жиган полуобнял ее.

– Знаешь, – попросила Люда, – пристрели его к е… матери! Достал уже!

– Чего ты развоевалась?

– Да потому, что остое…ло все! Все животные! А этот – особенно. Цветы мнет! Не могу. – Она заплакала. – Не могу! Не могу!

– Успокойся. – Он погладил ее по плечам.

– Жиган, ты же бандит. Пристрели, говорю, Ваську. Обнаглел вконец!

Было видно в зеркальце заднего вида, как шофер Василий закатил глаза и покачал головой. Жиган улыбнулся и подмигнул ему в ответ.

Четырехкомнатная просторная квартира располагалась на пятом этаже кирпичного дома в арбатском переулке. Раньше в нем проживали цековские шишки, а теперь селились деньги. Жилище Люде отделали по ее вкусу, который, поговаривают, отсутствовал вовсе. Здесь имелись джакузи, гидромассажная ванна, сортир с зеркалами, мебель с гнутыми ножками и климатконтроль, который работал неустанно, разгоняя уже ставшую привычной за последние годы в Москве жару.

Люда прямо в искрящемся в свете люстр концертном платье плюхнулась в спальне на широченную белую кровать, на которой мог расположиться целый взвод. Сбросила туфлю. Расстегнула вторую и взмахнула ногой, так что туфля пролетела и стукнулась о подставленную руку Василия.

– Пшел вон, – кинула она шоферу.

Василий пожал плечами и удалился.

– Надоели они все! – заскулила Люда, приподнялась и начала стаскивать с себя платье. Осталась в одних трусиках. – Животные!

Она улеглась на спину и уставилась в зеркальный потолок.

Жиган присел рядом с ней.

– Сколько от тебя, Людка, шуму. Ты все-таки мешком с песком пришибленная, – покачал он головой.

– На себя посмотри, – с вызовом бросила она. – Ты вообще чего приперся? Сигарету с травкой выбросил. Где мой порошок? Ты обещал, зараза!

– Я же тебе привозил.

– Кончился! У меня же гости бывают. Мне что, одной?.. С кокаинчиком трах идет куда лучше!

– Ты слишком увлеклась им.

– Нет. Уже слезать начинаю. Ну, принес порошок?

– Нет.

– Ой, Жиган, – заскулила она и заколотила кулачками по своей объемистой голой груди. – И ты животное!

– Во дура, – хмыкнул он. Потом полез в «дипломат». Отодвинул железную планку. И выудил из тайника серо-зеленую таблетку.

– Это чего, аспирин? – подозрительно посмотрела она на таблетку.

– Кое-чего получше.

– Говно какое-то зеленое… И чего с ней делать?

– Проглоти.

– Отравишь, Жиган!

– Чего ты метешь?

– Ладно. Моя смерть на твоей совести будет. – Она кинула в рот таблетку. Скривившись, проглотила. Растянулась на кровати, раскинув руки. Пролежала так минуты три.

Жиган все это время сидел в кресле в углу и с интересом разглядывал ее, как естествоиспытатель, проводящий опыты на белых мышах.

– Жиган, хреновина какая-то! Прихода нет!

– Будет.

Еще через минуту Люда вдруг застонала, выгнулась и заерзала на кровати. Лицо ее перекосила гримаса.

Дозы хватило на несколько часов.

– В такую даль я никогда не улетала, Жиганчик, – призналась Люда утром. – Дай еще!

– Получи таблетку, Людочка… А дальше – как будешь себя вести.

* * *

– Заказ, – развязно воскликнула блондинка на «кто там?», донесшееся из-за двери.

– Сколько ждать можно? – послышался недовольный мужской голос.

– ГАИ тормознула.

Дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке. Заказчик, широкоплечий, лысый как колено, с проницательными злыми глазами, слегка пьяный мужчина лет сорока пяти недоброжелательно оглядел проститутку и охранника. Через полуоткрытую дверь на цепочке протянул девушке шесть пятидесятидолларовых бумажек.

– Передай ему, – потребовал он у проститутки.

Та, удивленная таким обхождением, передала сопровождавшему деньги.

– Пускай бугай валит, – прорычал клиент.

Охранник улыбнулся, просмотрел бумажки на свет, кивнул:

– Спасибо.

И направился вниз.

Хозяин квартиры закрыл дверь. Звякнул цепочкой. Потом открыл. Резким движением вдернул девушку в прихожую и захлопнул дверь.

– Да осторожнее, – вскрикнула она.

Хватка у клиента оказалась медвежья. В руке он держал пистолет. Девушка испуганно посмотрела на оружие.

– Стой тихо, – прошипел клиент.

Он засунул пистолет за пояс джинсов – единственной одежды на нем. Пробежал руками по платью проститутки. Вырвал сумочку из ее рук. Вытряхнул содержимое на столик в прихожей. Прощупал сумку. Отбросил. С облегчением вздохнул.

– Львенок, а у тебя все дома? – переведя дыхание, спросила гостья. – Как с головой-то?

– Ты работать приехала? Или баллон катить?

– Фи, – поджала губки проститутка.

Уже спокойно, без эмоций хозяин квартиры оглядел ее с ног до головы. И остался доволен.

– Проходи.

Она сгребла разбросанное содержимое в сумочку. Прошла в комнату. Плюхнулась с размаху на диван.

– Львенок, дай девушке выпить, – капризно произнесла она.

– Какой я тебе львенок?

– А ты мне нравишься. Все, кто мне нравится, – это львята.

– Кончай балабонить!

– Ну и ладно.

Она встала. Стянула платье. Бюстгальтер на ней отсутствовал. Большие груди выглядели очень аппетитно.

– Так-то лучше. – Он сел рядом с ней на диван.

Она потянулась за сумочкой. Вытащила зеркальце и помаду.

– Сейчас. – Она быстро подвела губы.

Он потянулся к ней. Провел рукой по груди. Помял, задышав чаще, набухшие соски.

– Сейчас, – прошептала она. – Дай положу.

Она встала. Положила сумочку на стол.

– Секунду.

Она обернулась к хозяину квартиры, в пальцах сжимая футляр от помады.

Мужчина все понял. Он попытался дернуться, бросился вперед.

И в лицо ударила струя. Футляр был не чем иным, как однозарядным газовым баллончиком.

– Ах ты. – Он встал, шагнул ей навстречу.

И рухнул на колени.

– Дурак ты, а не львенок, – усмехнулась женщина, натягивая платье.

Она подошла к хозяину квартиры, пнула его ногой.

Мужчина не терял сознания. Его спрыснули качественной дрянью. Такую не купишь ни за какие деньги. Тело стало бесчувственным и не подчинялось приказам. Это как паралич.

Девушка два раза включила и выключила свет. И направилась к дверям.

Вскоре в квартире возникли трое. Двухметровый, угрожающего вида, но не лишенный привлекательности верзила и двое парней с ним.

– Ну что, Александр Михайлович Хорунжий, – улыбнулся старший, нагибаясь над распростертым телом и не ожидая ответа.

Медведь, он же подполковник милиции Олег Денисов, поглядел в глаза пленника, жившие своей жизнью. В них плескался страх.

– Вот и встретились… Забирайте, ребята, – кинул он своим помощникам.

Парни сноровисто одели тело. Подняли его, как пьяного.

– Спасибо, Вика. Отлично сработала, – кивнул Денисов девушке.

– Понадоблюсь – обращайтесь, – усмехнулась она.

В это время Натаха, настоящая работница фирмы «Медея», вместе с сопровождающими безуспешно пыталась втолковать что-то прилипчивым ментам, которые в «рафике» задавали идиотские вопросы. Она уже поняла, что триста долларов, из которых она получила бы треть, накрылись медным тазом и о них пора забыть.

А ее несостоявшегося клиента Хорунжего тем временем бойцы «Пирамиды» усадили в машину. И повезли на неприятное свидание с собственным прошлым…

Наконец, в «рафик» заглянул гаишник и сказал:

– Все нормально. Машина в розыске не зна-чится.

– Ладно. – Прилипчивый оперативник угрозыска протянул Натахе паспорт. – Возвращаю. Без извинений.

Она схватила паспорт.

– И чтоб я тебя больше не видел. Катись в свое родное Иваново.

– Обязательно. – Она как ошпаренная выскочила из «рафика».

До заказчика на Ленинский проспект они все-таки добрались. Но на звонок никто не ответил.

– Не дождались нас! – разочарованно произнес охранник.

– Менты клятые, чтоб им на портупее повеситься! – с чувством воскликнула Натаха.

* * *

Влад прижался головой к Настиному плечу и прикрыл глаза. В окно светило ласковое солнце. Такая квартира – солнце появляется в окне по утрам и не дает выспаться. От него плохо защищают тонкие шторы. Хорошо бы, конечно, купить тяжелые портьеры, но они смешно смотрелись бы в малогабаритной двухкомнатной квартирке.

Настя пошевелилась и приоткрыла глаза. Она повернулась к Владу. Поцеловала его в губы.

– Сколько времени? – прошептала она.

– Одиннадцатый час.

– Это просто кошмар, – без всякого раскаяния произнесла она.

– Распустились, – согласился он. – Ложимся в три. Встаем в двенадцать.

– Как «новые русские».

– Как бандиты. Это у них жизнь по ночам.

– В кабаках.

– В стриптиз-барах.

– Значит, нам стриптиз-баров не хватает… Это никуда не годится. – Она притянула к себе голову Влада. Их губы вновь соединились.

И все куда-то поплыло. Стало незначительным. Все в мире сошлось в одной точке, в которой переплелись их тела.

– Я тебя люблю, – наконец прошептал Влад.

– Я тебя люблю, – прошептала Настя.

– Все это ерунда, – покачал головой Влад. – Слова – чего они стоят? Как ими выразить все?

– И не надо. Мы же все понимаем.

Владу хотелось и плакать, и смеяться. Мир для него играл всеми красками. Он весь сиял радостью. Он был наполнен Настей, с которой полгода назад обвенчались, как положено православным, в церкви. Полгода пролетели как один миг. Их чувства нисколько не поблекли. Не потускнели. Только стали глубже. Серьезнее. И чище.

Влад был счастлив. И он заслужил это счастье. Оплатил его всей своей жизнью – годами войны, штурмом Грозного, когда над городом плыл страшный запах горелого мяса и жженого машинного масла, рейдами в Таджикистан и засадами в Афгане. Он прошел сквозь огонь, воду и медные трубы, чтобы вызволить Настю из беды. Почти год минул с того момента, как ее похитили преступники, работавшие на мощную мрачную структуру «Синдикат», в которой слились в едином порыве олигархические, властные и преступные силы России. Настю держали в тюрьме для тех, у кого изымали внутренние органы. И Влад со своими друзьями тараном врывался в логово врага, переворачивал все вверх дном. И достиг того, что дается в жизни немногим, – спас свою любимую женщину. Великое счастье настоящего мужчины.

Прошлогодняя война с «Синдикатом» стала первым делом Влада Абросимова в «Пирамиде». Там же ему вернули забытый позывной, который носил капитан воздушно-десантных войск Абросимов. Он снова стал Русичем. После этого ему приходилось участвовать еще в двух силовых акциях. И жить странной жизнью, не принадлежать себе. Менять имена. Квартиры. Ежесекундно ждать выстрела снайпера или взрыва.

– Давай вообще не будем вставать, – улыбнулся Влад. – Так и останемся в постели…

– Пока не умрем с голоду, – поддакнула Настя.

– Вот ты все принижаешь.

– Почему принижаю? Я тут испанское блюдо освоила…

Самое неприятное, что Настю сдернули с места. Ей тоже пришлось менять фамилии, паспорта. Считалось – и не без оснований, – что осколки «Синдиката» действуют по сию пору. И бандиты попытаются через Настю выйти на Влада, а затем и на «Пирамиду». Так что вместе с мужем она, блестящий математик, светлая голова, начинающий ученый, должна вести непонятную, потустороннюю жизнь, жертвовать любимой работой.

Впрочем, в углу стоял мощный компьютер, с помощью которого она продиралась через темные дебри математических абстракций. Остальное время, пока Влад бывал в отлучках, она занимала себя тщательным, постепенным, по страницам и главам осваиванием кулинарной книги. Настя принадлежала к тем, у кого получается в жизни все, и лишь на оценку «отлично». Такие люди имеют врожденное чувство гармонии и приводят окружающую среду в соответствие с этим чувством. И готовила она прекрасно.

– Разжирею, стану тучным, противным, ни на что не годным, – притворно горько вздохнул Влад.

– Ну да. По три часа в день гимнастикой заниматься – не разжиреешь.

– Твоя правда… Но сначала я хочу съесть тебя. – Он зарычал и утонул лицом в ее пышных волосах.

Все грозило начаться снова. И тут на столе затренькал сотовый телефон.

– В окно его, – потребовала Настя.

– В окно! – кивнул Влад.

– И не доставать.

– И не доставать! – кивнул он. – Я бы рад. Но…

Она погрустнела. Отпустила его. Она все понимала.

Влад вынырнул из-под одеяла. Повел резко руками, так что заиграли рельефные мускулы. Когда-то он отрастил бороду и походил на эдакого русского витязя, высокого, мощного, но вместе с тем быстрого и грациозного в движениях. С бородой пришлось расстаться.

Он подошел к столу. Взял телефон. Нажал на кнопку.

– Слушаю…

– Цех? – послышался голос. – Передай Семенову, что в шестом трубу прорвало. Ключ – девять на двенадцать.

– Друг, – возмутился Влад. – Ты научись сперва номер нормально набирать.

– А чего?

– Это квартира.

– Квартира, – недовольно пробурчали на другом конце. – А мне цех нужен…

Отбой.

– Что? – спросила Настя.

– Надо ехать.

– Позавтракать успеешь?

– Да. Полчаса на сборы.

– Встаем. – Она откинула одеяло и поднялась – прекрасная, изящная, щемяще светлая.

Та галиматья, которую наговорили по телефону, на самом деле имела смысл. Звонил связник. И шифр означал, что Русичу необходимо явиться в «Зоопарк». Это учреждение не имело клеток и вольеров. Оно было предназначено для другого.

* * *

Секретарша была молодая, длинная, красивая, холодная как лед. Она печатала что-то одним пальцем на пишущей машинке «Оливетти», подолгу ища нужные буквы. Чувствовалось, что владеет она машинописью не намного лучше, чем, к примеру, искусством кораблевождения.

Амаров прекрасно знал, для чего служат такие секретарши. Уж, конечно, не для печатания приказов и организации совещаний. У них одно предназначение – быть у хозяина под рукой. Достаточно боссу нажать пальцем с бриллиантовой печаткой на кнопку, и через минуту можно раскладывать девицу – хоть на начальственном столе, хоть на диванчике в комнате отдыха – это уж дело вкуса. А может и обслужить прямо в кресле, встав на колени, чтобы не отрывать от телефонных разговоров и работы на компьютере.

Амаров презирал все это. Он вообще с пренебрежением относился к хозяевам подобных кабинетов, а вместе с ними и к хозяевам всей этой заложенной задарма, проданной по дешевке страны. Эти люди привыкли мешать все – личное и деловое, чужой карман и свой. Это и хорошо, ему, Амарову, легче. Но все равно противно.

– Вас ждут, – отодвигая от себя ненавистную пишущую машинку, неживым голосом произнесла секретарша.

– Ай спасибо, дочка, – закивал азербайджанец, улыбаясь доброжелательно и немного суетливо.

Морщинистое приятное, доброе лицо, быстрые движения, широкая улыбка, легкий акцент в речи – Амаров делал все, чтобы выглядеть немножко примитивным, недалеким, обаятельным, не лишенным юмора, безвредным мужчиной с Кавказа. Эдакая душа нараспашку. Последнюю рубаху готов отдать ради показухи. «Мой дом – твой дом… ты теперь мне как брат…» – и прочее. Срабатывало безотказно. Многие и считали его таким, каким он хотел казаться. Те, кто сталкивался с ним ближе, знали и цену всем этим маскам, которые он менял, как ему заблагорассудится.

– На, красавица. Мужа тебе хорошего. Чтобы ты в норке и на «Мерседесе» ездила. Ай, хорошая, – покачал он головой и протянул девушке французские духи.

Секретарша наконец расплылась в улыбке. Она разбиралась в дорогих духах. И этот человек ей понравился, хотя, сидя в приемной, за полгода она уже научилась воспринимать людей как никчемных просителей, существ куда ниже, чем она сама и ее шеф.

Амаров вошел в длинный, просторный, обшитый дубом кабинет. Когда-то в нем работал второй секретарь обкома КПСС. Здесь все подчеркивало магию власти. Еще в те времена в первый раз Амаров побывал в этом кабинете. Ту власть можно было не любить, относиться к ней как угодно, но это действительно была власть. Она возвышалась над окружающими, как снежный горный пик. Ее атрибуты все воспринимали с должной серьезностью – и машины с флажками, и старомодную массивную мебель, и тяжелые портьеры, и телефоны с гербами, и депутатские значки в лацканах дорогих пиджаков, и многое другое. Теперь в кресле важно восседал сопливый очкарик с хитрой физиономией, из тех, кого в прошлые времена Амаров не пустил бы дальше прихожей – в доме его много серебра, а после таких гостей вилок недосчитаешься. И надо же – вице-губернатор!

Азербайджанец подавил нахлынувшее раздражение и придал лицу еще более доброжелательное, слегка приниженное выражение. Он поклонился.

– Здравствуйте, Яков Абрамович.

Вице-губернатор Яков Гопман, не вставая с места, мазанул по посетителю рассеянным взглядом и небрежно кивнул на стул.

– Ну, чего там? – осведомился он, не отвечая на приветствие.

– С просьбой нижайшей, Яков Абрамович. – Амаров скромно примостился на краешек стула, на колени положил потертую папку из натуральной кожи.

– Ясное дело, не с бананами. У всех просьбы. – Гопман поправил модный галстук. Этому худощавому дерганому человеку едва стукнул тридцатник, и все в нем выдавало натуру прохиндейскую.

– В Красноармейском районе города колхозный рынок реконструировать пора. Когда уже собирались – и что сделано?

– Ну…

– О народе надо позаботиться. Чтобы картошка была. Зелень-мелень продавали. Салат-малат. Людям хорошо будет. Всем хорошо.

– Ясно. Ты его и собираешься открывать. – Вице-губернатор напрягся. Уж в чем в чем, а в рынках он знал толк. Недаром в молодости имел одиннадцать приводов за мелкую спекуляцию. Впрочем, ныне это не возбраняется. Его добрый приятель, известный курчавый молодой реформатор и вице-премьер Неменов, имел не меньше приводов за карточные игры, и хуже ему от этого не стало.