Полная версия
Патрология. Период Древней Церкви. С хрестоматией
– как Образец в высшем смысле этого слова – Образец для подражания и самой жизни;
– как Основание, Дверь, Камень, Глава – как Источник нашего спасения и бытия Церкви;
– как подобный каждому из нас – совершенный Человек, и вместе с тем,
– как совершенно отличный от каждого из нас – пребывающий выше всех противоречий нашего земного мира – противоречий, которые в нас приобретают тем более острый характер, чем дальше мы от Христа.
5.5.3. Экклезиология
В этой теме, как в фокусе, сходятся все темы и все задачи мужей апостольских; в этом они очень близки к апостолам, и даже, возможно, превосходят их. Такого внимания к вопросам экклезиологии впоследствии в истории церковной мысли не будет уже вплоть до XX века!
Экклезиология мужей апостольских охватывает перспективу, простирающуюся от предвечного бытия Церкви в замысле Божием до эсхатологических тайн, от протологии до эсхатологии (см., например, п. 7.6.2.). В трудах этих древних богословов Церковь изображается как цель бытия мира, гармоническое и богоподобное целое, общество святых, организм любви, жертвенник, посвященный Богу, кафолическая полнота.
Церковь принимает, взращивает и усовершенствует своих членов через таинства:
– Крещения (особенно акцентировано в Дидахи);
– Покаяния (особенно акцентировано в «Пастыре» Ерма);
– и Евхаристии (особенно акцентировано у свщмч. Игнатия Антиохийского).
В рамках глобальной экклезиологической задачи мужи апостольские поднимают огромное множество вопросов и тем, приводят различные образы Церкви (башни, женщины, древа, хора, жертвенника и др.), развивают богословие единства и богоподобия Церкви, ее внутреннего устройства и иерархии и многое другое.
Тема 6
Дидахи
6.1. Цель написания и жанр
Одним из самых ярких примеров письменности эпохи мужей апостольских является Дидахи (или Дидахе) – древнейший в истории Церкви катехизис. Сама эпоха мужей апостольских имеет главной своей задачей катехизацию – начальное просвещение готовящихся ко крещению или недавно пришедших в Церковь людей. Закономерно, что в эти времена надлежало появиться и первому катехизису – произведению, катехизическому не только в широком смысле, то есть по своей общей направленности и духу, но и специально, целенаправленно предназначенному для дела начального церковного просвещения, своего рода учебному пособию для новопросвещаемых и их пастырей.
Само слово «катехизис» происходит от греческого «κατηχέω», что означает «оглашать», «наставлять»; этимология слова показывает основную ориентацию катехизисов на готовящихся к вступлению в Церковь Христову, то есть оглашенных. Можно дать следующее определение: катехизис есть письменное компактное изложение основ веры Христовой, предназначенное для наставления и научения приходящих в Церковь.
Древние катехизисы, начало которым было положено Дидахи, составляли особый жанр церковной письменности. Главной отличительной особенностью этого жанра, помимо собственно ориентации на наставление в основах веры, был состав катехизисов: по сути, они представляли изложение учения о церковных таинствах. Главное внимание уделялось таинству Крещения, и причины тому очевидны – именно к совершению этого таинства прежде всего готовились оглашенные. Подобный внутренний состав характерен для Дидахи – его основу составляет речь о таинствах Крещения, Евхаристии и священства (заметим, что здесь еще не употребителен сам термин «таинство», который не приобрел к тому времени своего догматического значения); прочие темы оказываются так или иначе привязаны к этому повествованию.
Внутренний состав катехизисов с течением времени изменился: он стал более многообразным, а тематика его расширилась; появились катехизисы, довольно сильно отличающиеся друг от друга согласно тем подходам, которые положены в основу их внутреннего строения (например, Символ веры, заповеди блаженств, энциклопедизм и др.).
6.2. Почему произведение называется Дидахи?
История донесла до нас несколько вариантов названия данного произведения: «Учение апостолов», «Учение двенадцати апостолов», «Учение Господа народам через двенадцать апостолов». Все они начинаются словом «учение» (греч. «δηδαχὴ»), по которому этот катехизис получил современное имя. Это именование выражает суть задачи данного произведения – наставление в учении Спасителя приходящих или же недавно пришедших к вере Христовой. Оно как нельзя лучше соответствует жанру произведения – жанру катехизиса.
6.3. Вопрос авторства и датировки
Автор Дидахи неизвестен. Однако, по единодушному мнению Церкви, автором является кто-то из учеников апостолов – мужей апостольских. В тексте автор изложил учение своих учителей апостолов (что и отражено в названии), а также передал реальности жизни ранней Церкви послеапостольского времени.
О датировке Дидахи высказывались различные точки зрения. Несомненно, по крайней мере, то, что датировка ограничивается временными границами самого периода мужей апостольских. Однако есть основания полагать, что Дидахи написано в I веке, и даже более того, в самом начале периода мужей апостольских: в 70-х годах I века. В поддержку этой точки зрения можно привести следующие аргументы: в самом начале II в. (107 г.) в посланиях свщмч. Игнатия Антиохийского многократно упоминается троическая иерархия священных чинов, которая не прослеживается в Дидахи; помимо этого, в Дидахи упоминаются пророки и странствующие апостолы – реалии церковной жизни лишь самого близкого к апостольскому времени.
Существует мнение (не более того) о возможности использования автором Дидахи какого-либо более раннего текста.
6.4. Церковный авторитет и значение для жизни Церкви
В первые века жизни Церкви Дидахи имело большой авторитет, вполне соответствующий той катехизической роли, которую оно исполняло. Предпринимались даже отдельные попытки включения Дидахи в канон Нового Завета; однако к моменту формирования канона, в IV веке, всякая церковная письменность, не принадлежащая лично апостолам, выводится за его пределы. К этому же времени Дидахи понемногу теряет свою практическую актуальность, вытесняясь новым поколением катехизической письменности (например, катехизическими поучениями свтт. Кирилла Иерусалимского и Иоанна Златоуста), отражающим новую историческую реальность церковной жизни.
Впоследствии, исполнив свою историческую задачу, Дидахи, как и многие другие произведения эпохи мужей апостольских, становится исторической редкостью, и даже на длительное время совершенно теряется из вида, настолько, что его полагали утраченным. Долгое время сохранялись лишь свидетельства о его существовании, пока в 1875 году митрополит Никомидийский Филофей Вриенний не обнаружил в одной из константинопольских библиотек текст этого замечательного произведения.
6.5. Особенности стиля, метода и языка
Структура Дидахи проста, логична и понятна, язык четкий и ясный. Само произведение очень короткое, в отличие, например, от «Пастыря» Ерма, и основное его содержание может быть без труда предано даже устно. Иначе говоря, Дидахи является практически идеальным катехизисом для Церкви, пребывающей в начале своего становления.
Содержание Дидахи всегда апеллирует к Священному Писанию: в общей сложности его текст имеет около 100 прямых или непрямых ссылок на Ветхий Завет и около 200 – на Новый Завет. Особенно заметно влияние на Дидахи Евангелия от Матфея. Несмотря на имеющиеся параллели с ветхозаветным богословием двух путей, Дидахи всецело проникнуто новозаветным духом, исполняющим и совершенствующим, а не отрицающим путь Ветхого Завета.
Некоторые фрагменты Дидахи представляют собой перифраз тематики Нагорной проповеди Спасителя. Однако в этих, как и в других, случаях следует отметить практический, нацеленный на конкретного человека характер рассмотрения в Дидахи тех или иных реалий церковной жизни: автор не ограничивается пересказом Евангелия, но дополняет его важными сведениями, исполняя специфические (катехизические и практические) задачи своего времени. Истины, проповеданные Христом Спасителем, служат здесь отправной точкою для раскрытия современной автору Дидахи практики Церкви.
– О практических условиях Крещения: «крестите во имя Отца и Сына и Святого Духа в живой (проточной) воде. Если же нет живой воды, окрести в иной воде, а если не можешь в холодной, – в теплой. Если же нет ни той, ни другой, то возлей воду на голову трижды во имя Отца и Сына и Святого Духа. А пред крещением пусть постятся крещающий и крещаемый и, если могут, некоторые другие, крещаемому же повели поститься наперед один или два дня» (7:1–4. Хрестоматия, с. 243–244).
– О посте в среду и пятницу (8:1. Хрестоматия, с. 244).
– О совершении молитвы Господней три раза в день (8:3. Хрестоматия, с. 244).
И т. д.
– О совершении Евхаристии, о трех евхаристических молитвах (о Чаше, о Хлебе, о благодарении по причастии), которые являются прообразом будущего евхаристического канона (9:1–10:6. Хрестоматия, с. 244–245).
– О таинстве священства: «Рукополагайте себе епископов и диаконов, достойных Господа, мужей кротких и несребролюбивых, и истинных, и испытанных» (15:1. Хрестоматия, с. 247).
В патрологической науке, а именно у некоторых протестантских авторов, можно встретить неосновательное мнение о принадлежности автора Дидахи ереси эвионитов (иудействующих). В таком духе трактуется акцент произведения на совершение добрых дел, подкрепленный образами Ветхого Завета и богословием Нагорной Проповеди, искусственно противопоставленный богословию апостола Павла о спасении верою. Очевидно, что такое мнение происходит из общего характера заблуждений протестантского самосознания.
6.6. Структура произведения
В наиболее общем плане Дидахи имеет в своем составе две части, которые могут быть названы, по подобию некоторых позднейших катехизических произведений, огласительной и тайноводственной.
Первая (гл. 1–6) из них обращена непосредственно к оглашаемому («Чадо мое…», 3:1, 4:1. Хрестоматия, c. 242), и посвящена крещальной тематике двух путей (см. подробнее об этом в п. 5.2.).
Путь жизни есть путь Христов, путь учения Христова, путь исполнения Его заповедей. Этот путь будет изображен у свщмч. Игнатия Антиохийского как путь подражания Христу, путь богоношения (см. ниже, п. 8.2). На этот путь становится крещаемый, отрекаясь от диавола и от его пути смерти. Два полюса стоят ориентирами этих двух путей: совершенство (к которому призывает Господь; 1:4, 6.2. Хрестоматия, с. 241, 243) и всегрешность (5.2. Хрестоматия, с. 243). Крещаемый не призывается однако сразу к непременному духовному совершенству. В Дидахи утверждается понятие духовной меры.
«Есть два пути: один – жизни и один – смерти, но между обоими путями большое различие» (1:1. Хрестоматия, с. 241);
«Не оставляй заповедей Господа, но храни то, что принял, не прибавляя и не убавляя <…> Этот путь есть путь жизни» (4:13–14. Хрестоматия, с. 243);
«Смотри, чтобы кто не совратил тебя с этого пути учения <…> Если ты сможешь понести все иго Господне, то будешь совершен, а если не можешь, то делай то, что можешь» (6:2. Хрестоматия, с. 243).
Вторая часть (гл. 7–16) обращена прежде всего к пастырям («Крестите так: преподав наперед все это вышесказанное…», «Благодарите так…», 7:1, 9:1. Хрестоматия, с. 243, 244 и др.), в основе своей она представляет руководство по совершению таинств, по аскетической и литургической жизни Церкви и имеет в своем составе следующие разделы:
– Литургический (где повествуется о Крещении, посте, молитве и Евхаристии);
– Дисциплинарный (где повествуется о древних церковных служениях, праздновании дня Господня, рукоположении священных чинов и об устроении церковного суда);
– Эсхатологический (где повествуется о последних временах и постоянной готовности христианина к личной эсхатологической встрече со Христом).
6.7. Важные особенности богословия
Катехизическая тематика человеческого труда, синергийно с действием Божиим содевающего спасение человека, является главной в богословии Дидахи; она представлена здесь весьма многообразно. Прежде всего тема человеческого труда заключена в идее крещальной метанойи, изменения человеческого духа, призванного отвратиться от пути смерти и обратиться на путь жизни, путь учения Христова. Подобный же акцент имеет учение Дидахи о посте и молитве (в том числе о посте как подготовке ко Крещению), и, наконец, – о Евхаристии.
Подготовка человека, а вместе с тем и всего евхаристического собрания, изображается в Дидахи обязательным условием совершения евхаристической жертвы. Святость членов церковных, приступающих ко Христу в Таинстве, есть реальный опыт богообщения, обязательный для каждого причастника. Грех человека оскверняет его жертву Богу, синергийно необходимую для его участия в евхаристической жертве Христовой.
«Если кто свят, да приступает, если кто нет, пусть покается» (10:5. Хрестоматия, с. 245). Ср.: «Святая святым» (Возглас на литургии);
«В день Господень собравшись вместе, преломите хлеб и благодарите, исповедавши прежде грехи ваши, дабы чиста была ваша жертва. Всякий же, имеющий распрю с другом своим, да не приходит вместе с вами, пока они не примирятся, чтобы не осквернилась жертва ваша» (14:1 Хрестоматия, с. 246).
Более того, первостепенное значение имеет именно соборный характер этого опыта. Следующие замечательные строчки станут на многие века характерным экклезиологическим образом святоотеческого богословия.
«Как сей преломляемый хлеб был рассеян по горам и, собранный вместе, стал един, так и Церковь Твоя от концов земли да соберется в царствие Твое» (9:4. Хрестоматия, с. 244);
«Как многие зерна, вместе собранные, смолотые и замешенные, образуют один хлеб, так точно образуют одно и то же тело многие верующие, соединяясь во Христе – сем Небесном Хлебе» (свщмч. Киприан Карфагенский. Письмо к Цецилию о таинстве Чаши Господней);
«Как хлеб сей, лежащий на трапезе, некогда состоявший в различных зернах, будучи совокуплен, сделался един, так да соберется Церковь Твоя от концов земли в царствие Твое» (свт. Афанасий Великий. Наставления деве).
Межипостасное единство христиан, членов Церкви, единый ум и единое сердце, заключенные в них, оказываются подобны единству преломляемого евхаристического Хлеба; оно образно воспринимается и ощущается как единство собранных, измолотых, замешенных и испеченных зерен, в глубине же онтологической реальности есть ничто иное как единство Христа Спасителя, чье Тело предлагается для вкушения верным. Лишь становясь подобными Христу, едиными, как едино и Его Тело, соединяясь в единомыслии и любви, христиане могут соединиться со Христом в Таинстве Евхаристии как подобное с Подобным.
Этот евхаристический образ заключает в себе сразу три смысловых плана:
– Пресвятой Богородицы, соединившей в Себе разорванность природы человека, приготовившей и принесшей эту природу в дар Богу для обожения этой природы в родившемся от Нее Сыне Божием;
– Евхаристической просфоры, соединенной из разрозненных прежде хлебных зерен, из которой на проскомидии изымается Агнец, символически изображая рождение Сына Божия от Пресвятой Богородицы;
– Евхаристического собрания верных, соединенных друг с другом, преодолевших в этом соединении прежнюю ипостасную разрозненность человеков; это соединение, совершаемое в образ внутриипостасного единения природных сил Пресвятой Богородицы и в подражание Христу и исполнение Его заповедей, делает возможным последующее соединение собрания верных с Самим Христом в таинстве Евхаристии (или, как скажут некоторые святые отцы позже: зачатие или рождение Христа в душах верных (см. ниже, п.п. 19.3; 23.3.3)).
Эсхатологическое ожидание грядущей встречи со Христом, изображаемое в Дидахи, имеет два измерения: личной встречи человека и конца истории всецелой Церкви. Эти планы переплетены, взаимопроникают друг в друга, что характерно для раннехристианской письменности. Впоследствии они будут детерминированы, разделены: учение о духовном усовершении человека, с одной стороны, и эсхатологическая тематика исполнения полноты Церкви Христовой в истории, с другой стороны, станут двумя параллельными и самостоятельными планами.
«Бодрствуйте относительно жизни вашей; светильники ваши да не будут погашены, и чресла ваши не препоясаны, но будьте готовыми, ибо вы не знаете часа, в который Господь ваш приидет. Вы должны часто собираться вместе, исследуя, что потребно душам вашим, ибо не принесет вам пользы все время вашей веры, если не сделаетесь совершенными в последний час. Ибо в последние дни умножатся лжепророки и губители, и овцы превратятся в волков, и любовь превратится в ненависть <…> и многие соблазнятся и погибнут, а устоявшие в вере своей спасутся от проклятия его» (16:1–3,5. Хрестоматия, с. 247)
Пожелав быть с Богом и намерившись идти по «Пути Жизни», человек отрицается зла и попадает в таинственный мир Церкви. Но мало принять Крещение. Вознамерившись соединиться со Христом, человек настраивает себя на постоянную борьбу со своими страстями. Восходит на Голгофу, уподобляясь своему Спасителю Богу. Хранит в себе Дары Святого Духа, получаемые в таинствах Крещения, Евхаристии, других таинствах Церкви. А если теряет, то, со слезами покаяния, снова обретает. К этому призывает автор Дидахи в конце своего повествования.
Тема 7
«Пастырь» Ерма
7.1. Сведения об авторе
Доподлинно неизвестно, кем был автор «Пастыря», сам именующий себя Ермом, и от лица которого написано это произведение. Известны лишь некоторые скудные, не проясняющие вопрос авторства сведения о его жизни, почерпнутые из самого текста «Пастыря». В конечном счете, это не так и важно; для нас первостепенна не личность автора, а значение этой книги для Церкви.
Уже в древности, например, у таких христианских авторов, как св. Ириней Лионский и Климент Александрийский, не возникало сомнений в принадлежности «Пастыря» эпохе мужей апостольских. Зачастую автор «Пастыря» предположительно отождествлялся с тем Ермом, о котором упоминает св. апостол Павел (Рим 16:14) – об этом высказывается ряд отцов и учителей Церкви, начиная с Оригена. Все это, а также некоторые сведения из самого произведения, указывают на его примерную датировку – начало II века. Местом написания единодушно признается Рим.
Однако существует взгляд, основанный на древнем (конца II века) тексте, так называемом «Мураториевом фрагменте», согласно которому автором «Пастыря» был Ерм – брат римского епископа Пия (о чем прямо говорит «Мураториев фрагмент»), а само произведение написано около 140 года. Несмотря на историческое свидетельство, такой взгляд имеет под собой мало оснований; неприемлем он прежде всего тем, что выводит «Пастыря» за пределы письменности мужей апостольских и помещает в эпоху письменности апологетов с ее уже совершенно иными историческими и богословскими задачами и способами их решения. Характер «Пастыря», его тематика и проблематика (богословие таинств и человеческого труда, тематика двух путей, экклезиология) с необходимостью свидетельствуют о принадлежности этого древнего текста периоду катехизических задач мужей апостольских. Исторические свидетельства, как и человек, могут ошибаться, и тому имеется немало примеров!
7.2. Церковный авторитет и значение для жизни Церкви
«Пастырь» имел огромный авторитет в древней Церкви. Некоторые отцы и учителя Церкви первых веков даже включали это произведение в канон Священного Писания Нового Завета, а по свидетельству церковного историка Евсевия Кесарийского, «Пастырь» читался во время христианского богослужения. Впоследствии, когда в IV веке происходит окончательное формирование канона, водоразделом принадлежности к нему полагается формальный признак – в канон включаются тексты, написанные апостолами или со слов апостолов; все же, принадлежащее их ученикам, то есть мужам апостольским, остается за пределами канона, составляя объем и наследие Предания Церкви, но не ее Писания.
Некоторые патрологи относят «Пастырь» к апокрифической литературе; такое утверждение глубоко ошибочно. Апокрифами являются тексты, выдаваемые за христианские (и обычно надписанные именами апостолов или святых), которые, однако, чужды Церкви и ее учению. «Пастырь», напротив, имел большое значение в церковной жизни эпохи мужей апостольских, исполняя ее катехизические задачи, вполне согласуясь, как по характеру своего учения, так и по целям, с остальной церковной письменностью данного времени. Апокифы чужды Преданию Церкви, а «Пастырь» согласен с Преданием – такой критерий определяет наше отношение к этой книге.
7.3. Цель произведения
«Пастырь» целиком посвящен одной сквозной теме – покаянию.
Тема покаяния здесь экклезиологична. Фактически покаяние изображается Ермом как таинство (не терминологически, а по смыслу), формирующее Церковь, абсолютно необходимое для ее исторического бытия. Покаяние спасительно, оно соделывает человека Церковью и членом Церкви Христовой. Призыв к непрестанному покаянию обращен Ермом к каждому человеку – члену Церкви.
7.4. Жанр произведения
С этой центральной мыслью «Пастыря» внутренне связан и его литературный жанр – жанр апокалипсиса, то есть откровения. Подобно древним пророкам, призывавшим народ к покаянию, Ерм предстает нашему взору как получивший откровение пророк, слово которого способно найти отклик в сердцах людей; этот призыв остается действенным до тех пор, пока не совершилась кончина мира.
Как жанр, так и тематика роднит «Пастырь» с другой знаменитой книгою, вошедшей в канон Священного Писания Нового Завета – с «Откровением» апостола Иоанна Богослова. Эти книги имеют много общих черт, задач, образов и тем. Приведем для сравнения некоторые из них:
– Призыв к покаянию
– О будущем гонении на христиан зверя-антихриста
– О вере святых, которую не в силах победить диавол
– О служении ангелов в домостроительстве истории
– О Христе Спасителе, Альфе и Омеге истории
– О Церкви как башне – Небесном Граде, об эсхатологическом окончании ее строительства.
Важное богословское различие «Пастыря» с Апокалипсисом ап. Иоанна Богослова проистекает из разницы характеров самих исторических периодов – апостольского и мужей апостольских (см. об этом выше, п. 5.3): призыв к покаянию и внутреннему очищению у ап. Иоанна обращен к поместным Церквам, тогда как у Ерма он обращен к каждому конкретному человеку; подобным образом созидание Церкви и эсхатологическая встреча со Христом изображаются в «Пастыре» именно в контексте жизни отдельного человека.
7.5. Структура произведения
Композиционно книга делится на 3 части: видения, заповеди и подобия.
Все три части наполнены откровениями, подаваемыми в образах или в слове. Первая часть представляет собой беседы Ерма с Церковью, являющейся ему в образе женщины, а вторая и третья части – беседы Ерма с ангелом покаяния, являющемся ему в образе пастыря словесных овец, откуда и происходит название самого произведения – «Пастырь».
Каждая из трех частей своим особенным образом раскрывает тему покаяния.
– Видения представляют жизнь Церкви как целого и покаяние как средство вхождения человека в эту жизнь;
– Заповеди выступают как обращенные к человеку от Бога основания для истинного покаяния;
– Подобия изображают в образах то, как конкретный человек осуществляет или не осуществляет эти основания в своей духовной жизни.