Операция «Пальма-два», или Большое плавание рыбаков

Егорыч улыбнулся и сел, спустив с кровати ноги. Он поискал ногами тапочки, которые всегда возил с собой, нащупал их, пошевелил пальцами ног и тяжело вздохнул. Когда забренчал телефон, Егорыч еще лениво плескался в душе. Мокрый, взлохмаченный, обернутый полотенцем, он прошлепал по полу к кровати, возле которой и стоял на тумбе телефонный аппарат.

– Алло! Слушаю, – произнес Егорыч неожиданно хриплым голосом.

– Это кто? – спросил аппарат голосом Власина.

– Это – я! Артур Егорович Петров. А там кто?

– Чего-то я тебя не узнаю, Егорыч! Ты что, охрип?

– Сашок, ты?

– А кто же еще? Де Голль, что ли?

– Ну, ты даешь! Тоже мне шуточки! Я это… не говорил давно. Со вчерашнего дня. Вот и осип немного.

– Ничего, сейчас поговоришь…

– Не понял.

Егорыч действительно не понял, с кем и о чем он сейчас должен поговорить, но шестым чувством уловил тревожную волну почти электромагнитного свойства, исходившую от последней Власинской фразы.

– В посольство тебя вызывают. Срочно! Заодно и меня.

– А ты где?

– Внизу, в гостинице. За тобой приехал.

– Так ты поднимайся!

– Лучше ты спускайся, и побыстрее.

– Я голый, Сашок!

– Одевайся, черт тебя побери!

– А чего случилось-то? Война, что ли?

– Узнаешь. В общем, жду.

Егорыч растерянно сел на кровать, держа в руках трубку телефона. Он медленно положил ее на рычаг и почесал затылок. Потом пожал плечами и зашлепал обратно в ванную комнату. Через семь с половиной минут он уже стоял перед Власиным в вестибюле гостиницы.

– Чего они, Сашок?

Власин взял его за рукав и подвел к стойке с ворохом свежих газет. Со всех первых полос на живого Егорыча смотрел Егорыч-портрет с широко разинутым ртом, взлохмаченной потной головой, со свернутым на сторону галстуком. В нижних углах газетных страниц жались небольшие фотографии Михаила Горбачева, Франсуа Миттерана и их супруг. Им всем досталось место во втором эшелоне, почти в «подвале». Первый эшелон победоносно занимал Егорыч.

– Вот это да! – радостно заорал он. – Я все куплю, все газеты! Домой! Подарю жене, детям, начальству! Скажи ему! – Он радостно подпрыгивал и показывал пальцем на улыбающегося служащего за гостиничной конторкой.

– Не волнуйся, Егорыч, – мрачно отозвался Власин. – Начальству и без тебя по экземпляру уже подарили. Ты в девяти газетах вышел, по двум телеканалам и шести радиостанциям. На подходе еще четыре журнала и два еженедельника. Всех затмил! Даже президентов с супругами! Тебе первая полоса, а им подвальчик! На всех один. Для того они тебя, должно быть, сюда и привезли!

Последнее замечание ударило Егорычу в лицо, будто горячий ветер из Сахары. Испарина выступила на лбу. Он сначала испуганно, а затем даже с укоризной посмотрел на Сашу.

– Так как же! Это ж ты все, Сашок! Сюрприз, сюрприз! Вот те и сюрприз!

– Кто ж мог подумать, Егорыч, что они так за это ухватятся!

– Но ведь ухватились же, мерзавцы!

В посольство ехали молча, уныло поглядывая по сторонам. Утро уже не казалось Егорычу таким свежим, а вчерашний день – ярким. Болела голова, как от обычной поздней пьянки, отвратительно тошнило, во рту сбивалась слюна, будто тяжелая соленая плазма, пот стекал с волос за воротник. Почему-то остро пахло рыбой…

Глава 10

– Ты кто? Ты кто такой? – орал толстый дядька в мятом сером костюме и колотил ладошкой по поверхности стола. – Кто дал тебе право? Червяк поганый! Не мог дождаться конца визита!

Егорыч, вытянувшись, стоял перед дядькой, бледный и испуганный. В углу кабинета, обитого дорогой древесиной, кожей и застеленного темными коврами, стоял другой дядька, вроде поспокойнее, помягче. Он смотрел в окно и сокрушенно вздыхал.

Горячившийся был дипломатом, ответственным за информационное обеспечение визита Горбачева и супруги. Тот, что стоял у окна, прилетел с президентом и отвечал за то же самое.

– Собирай манатки, рыбачок! Тебя дома ждут, телезвезда хренова!

Егорыч сглотнул слюну.

– Это… товарищ… так я ни при чем, товарищ!

– А кто при чем! Пушкин?!

– И Пушкин ни при чем. Сашок говорит, «сюрприз». Вот и вышло!

– Что за Сашок? – спросил мужчина от окна.

– Власин. Александр Васильевич, так сказать…

Толстяк в сером костюме приуныл и буркнул:

– Приданные силы… резидентура. Разберемся сами!

– Разбирайтесь! – тяжело вздохнул мужчина около окна и, зло взглянув на толстяка и Егорыча, быстрым шагом вышел из кабинета.

– Видал? Разбирайтесь! – будто за поддержкой обратился толстяк к Егорычу.

Егорыч понимающе закивал и тяжело вздохнул.

– Чего вздыхаешь-то? Кто тебя просил выступать сейчас?

– Так ведь дружба… перестройка… Мы же о чем… о связи, так сказать, народов и… это… партии…

– Какая связь! Какая партия! Тебе сейчас такую перестройку устроят, своих не узнаешь! Убирайся с глаз моих. А с Власиным пусть его командование разбирается. Они нам не подчинены, дипломаты плаща и кинжала, мать их!

– Куда мне теперь?

– Сиди пока в гостинице, носа не высовывай. Визит закончится, отправим вместе со всеми в Москву. Там пусть тебя твое начальство… любит страстно! Газетки не забудь захватить, рыбачок.

– Зачем? – глупо спросил Егорыч.

– Подстелешь, когда любить будут, идиот!

Егорыч выкатился из кабинета, серый от страха. Хотелось пить. В приемной стоял высокий молодой мужчина с сизыми пустыми глазами. Егорыч понял: это за ним.

– Я пить хочу! – сказал он тихо, с хрипотцой.

Мужчина подошел к небольшому серванту в углу комнаты, налил из графина, который стоял за стеклом витрины, стакан воды и молча протянул Егорычу. Тот схватил стакан и быстрыми глотками влил его в себя. Но словно ничего не выпил – во рту было так же сухо и противно. Он сам взялся за графин и дрожащими руками налил еще один стакан, расплескав воду. Выпил и растеряно кивнул.

– Поехали, – сказал мужчина с пустыми глазами.

– Куда? – спросил Егорыч.

– В гостиницу. Я теперь с вами буду.

– В номере?

– Внизу. Потом меня сменят.

Егорыч кивнул и поплелся следом за своим надсмотрщиком. В гостинице тот буркнул:

– Никуда не выходить. Обед закажите в номер. Скажете, заболел. Отъезд завтра, утром, со всеми. Никуда не звонить, ни с кем не общаться! Все ясно?

– Так точно! – кивнул Егорыч и пошел к себе в номер.

Он лег прямо в одежде на кровать, уставился влажными глазами в потолок. Через десять минут в дверь постучали. Егорыч поднялся и, не приглаживая поднявшийся за затылке хохолок, отпер дверь. В проеме стояла горничная, держа в руках газету с изображением Егорыча. Она что-то стала быстро говорить, улыбаться. Егорыч, ничего не понимая, пожимал плечами и печально смотрел на женщину. Но она втолкнула Егорыча в номер и достала из-за пазухи шариковую ручку. Егорыч догадался, что от него требуют автограф, и стал энергично крутить головой, отказываясь от подписи.

– Нет, нет, – говорил он, – это ошибка. Это не я! Это – Власин!

Но горничная не понимала и только умоляюще складывала руки на груди. Егорыч вздохнул в отчаянии и подписал фотографию в газете куцей закорючкой, лишь очень отдаленно напоминающей его подпись. Горничная радостно взвизгнула, подпрыгнула и исчезла с газетой и ручкой за дверью. Егорыч не успел вернуться на кровать, как в дверь опять несмело постучали. Он нажал на ручку и потянул на себя. В комнату решительно вошли трое молодых людей, один в мундире гостиничного боя, с круглой шапочкой на голове. Все трое держали в руках различные выпуски газет, с первых страницах которых разевал рот Егорыч.

Он махнул рукой, схватил первую же протянутую ему ручку и быстро расписался на своих портретах. Все трое, улыбаясь, закивали и вышли. Егорыч выглянул в коридор. К его номеру приближались несколько девушек и высокий парень с фотоаппаратом. Егорыч попытался захлопнуть дверь, но был ослеплен вспышкой и откинут в сторону крупной девушкой, шедшей впереди всех. Егорыча схватили за руки и втащили в комнату. Девушки силой усадили его на застеленную постель и с ногами забрались в нее. Одна из них обхватила Егорыче за шею, вторая прижалась к его груди, а толстуха тяжело присела на худенькое Егорычево колено.

Фотограф несколько раз щелкнул объективом, продолжая ослеплять героя фоторепортажа яркими вспышками. Толстуха впилась губами в серую мятую Егорычеву щеку, фотоаппарат вновь щелкнул. Егорыч пытался отбиваться, но его зажали со всех сторон крепко. Вдруг толстуха взяла фотоаппарат, а Егорыча обнял фотограф. Это было уже слишком, и Егорыч заорал:

– Пошли вон! Сволочи! Полицию позову! Посла сюда! Помогите!

Но фотоаппарат все щелкал и щелкал. Когда все так же быстро удалились, как и появились, Егорыч почувствовал себя опустошенным, почти изнасилованным. В дверь опять постучали, властно и требовательно. Егорыч схватил в руки одежную щетку, рывком открыл дверь и что есть силы влепил щеткой по ближайшему лбу. Лоб принадлежал тому самому мужчине с сизыми пустыми глазами, что призван был наблюдать за Егорычем в гостинице. Тот от неожиданности открыл рот, отступил назад и рухнул на пол. Второй мужчина, которого Егорыч раньше не видел, отскочил в сторону и изготовился к обороне. Лицо его было напряжено, движения пластичные, хищные. Егорыч схватился за голову.

– Черт! Черт! Я не хотел! Думал… репортеры, хулиганы! Они меня достали, сволочи!

Тот, что сел на пол от удара щеткой, очумело крутил головой. В сизых глазах появилась некая мысль – растерянность, сменяемая злобой и болью.

– Ты даешь, мужик!

– Извини, брат! – нагнулся над ним Егорыч. – Ошибочка вышла!

– Ты больше так не ошибайся! – попросил с угрозой в голосе сидевший на полу. Он поднялся и примирительно махнул рукой второму мужчине. – Я своего коллегу привел тебе представить. Меня обратно вызывают, а внизу он будет.

– Да вы заходите, ребята! Выпьем чего-нибудь. Русские же люди!

Но мужчины как-то совсем одинаково ухмыльнулись: они вновь стали похожи друг на друга – серые, с пустыми глазами, со спесивыми ухмылками.

– Из номера не выходить, дверь никому не открывать! – распорядился новый надсмотрщик. Он втолкнул Егорыча в номер и закрыл дверь, потянув ее на себя.

Егорыч опять остался один. Он подошел к окну и посмотрел вниз. На противоположной стороне стояли несколько фотографов и одна телекамера. Увидев в окне Егорыча, они защелками фотоаппаратами, а камера засветилась красным огоньком. Егорыч устало махнул рукой и отошел от окна.

Глава 11

Генерал Андрей Сергеевич Сергеев сидел в своей «рубке» на борту посольской «субмарины» и задумчиво вертел в руках карандаш с обломанным грифелем. Из Центра только что пришла шифровка с распоряжением «упаковать» полковника Власина и доставить в Москву с надежным сопровождением. Первоначально следовало отправить туда жену, а полковника запереть в посольстве. Потом, по всем правилам, надо было бы принять у него дела, отобрать паспорт и привезти в аэропорт. На «аэрофлотовском» рейсе ему и сопровождающим его «гориллам» в первом салоне необходимо отвести места.

Не хотелось резиденту выполнять указание Центра. И не потому, что ему нравился Саша Власин, и не потому, что некому было работать, так сказать, «в поле», а потому, что на освободившееся место непременно должны были прислать некеого Заболоцкого, племянника председателя их Организации. А этот самый Заболоцкий, молодой полковник, явно направлялся не столько на место Власина, сколько на замену самого резидента. Значит, быть ему и молодым генералом! В Центре давно ожидали провала хотя бы одного из старших офицеров резидентуры, чтобы произвести инъекцию этим самым Заболоцким в самое мягкое место службы.

И вот, на тебе! Какой-то там рыбак, черт бы его побрал, вдруг вспомнил, и, видимо, не без помощи полковника Власина, о своих заслугах в сфере советско-французских отношений. Вылез, идиот, на все первые полосы и оставил далеко в арьергарде нынешние события! Горбачев, получается, мелкий политический интриган эпохи рыбачка Артура Петрова. Прямо, анекдот какой-то! А Власин-то, Власин-то каков! Надо же, учудил! И как такое в голову пришло!?

Но отправлять его в Москву не хотелось! Нельзя отправлять, потому что следом за ним поедет он, старый волк внешней разведки. И тогда – тупик. Быстрая пенсия, скромная дачка в Подмосковье, квартирка на Вернадского и ржавый «Жигуленок» в гараже. В лучшем случае «Волга»! Невыездной ветеран! Адью, Париж! Адью, валюта! Адью, уютная квартирка на бульваре Сен-Жермен, белый «Ситроен», посольская вилла в предместьях города, отпуск на Женевском озере или на Лазурном берегу! Адью, Франция!

Ни за что! Катитесь вы со своим Центром к чертовой большевистской бабушке! Кланяйтесь своим богам сами! Облизывайте собственных святых! А мы еще подержимся! Еще повоюем!

Генерал Сергеев встал, подошел к железному ящику, набрал шифр на замке и потянул на себя тяжелую дверку. С верхней полки взял толстую красную папку, в правом верхнем углу которой было начертано: «Совершенно Секретно», под верхним обрезом: «КГБ СССР», а под ним: «Личное дело – полковник А. В. Власин». В центре – герб в виде щита и меча и большая звезда с серпом и молотом.

Сергеев запер сейф, подошел к столу и вновь сел в кресло. Он положил папку перед собой, задумчиво разгладил обложку и потянул за концы тесемки, скреплявшей папку. Первым же документом оказался рапорт полковника Власина о провале работы с агентом «Бальзак». В рапорте было сказано, что дело агента надлежит сдать в архив и отправить в Центр.

Генерал вдруг просветлел лицом. Он резко поднялся, подошел к сейфу, вновь набрал кодовый номер и распахнул дверцу. На нижней полке лежало дело агента «Бальзак» с прикрепленным к обложке «постановлением о передаче дела в архив». Не доставало лишь подписи самого генерала, утверждавшей решение полковника Власина.

– Ее и не будет! Не будет подписи! Франция будет! И никаких тебе Заболоцких! Ишь, в Париж ему захотелось! Пусть в Лондон летит, или в Вашингтон, Нью-Йорк, Мадрид, Рим! Да мало ли куда! Пусть убирается туда, где нет… суперагента «Бальзака»!

Генерал выдрал «постановление» и подошел к резаку, что стоял на тумбе в углу комнаты. Тот хищно зарычал и в мгновение ока переварил белый лист в тонкую лапшу. Сергеев поднял трубку внутренней связи и коротко бросил дежурному:

– Власина ко мне! Живо!

Власин появился секунд через двадцать, словно стоял под дверью.

– Быстро ты! Ждал, что ли?

– Так точно, товарищ генерал. У себя был, рядышком.

– Молодец, полковник. Ты обедал?

Власин растерянно пожал плечами – такой заботы о нем резидент еще никогда не проявлял.

– Вот и славненько, вот и славненько! – заулыбался генерал, взял дело Власина и «Бальзака» и торопливо сунул их в сейф.

– Тут одно местечко есть. Тихонькое такое. Составь компанию, полковник.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

– Да что мы все, как чужие. Забыл, как меня звать?

– Никак нет, товарищ генерал…

– Ну, вот опять!

– Виноват… э… э… Андрей Сергеевич.

– Ну, наконец, вспомнил. Пойдем, Саша, перекусим чего-нибудь туземного. А то мне наша посольская столовка вот уже где! – Резидент провел ребром ладони по горлу. – Скажешь, непатриотично?

– Не скажу.

– И правильно сделаешь.

Местечко с туземной кухней оказался скромным ресторанчиком в ближнем пригороде Дефанса, на узкой улочке, с одной стороны которой был местный рынок, а с другой начинался деловой центр с небоскребами. Власину этот район был хорошо знаком, потому что именно в этих местах он чаще всего встречался с агентами, в том числе с «Бальзаком».

В основном здесь жили эмигранты из Северной Африки. Попадались, правда, и русские, и поляки. Десятки дешевых гостиниц, кафе, ресторанчиков и закусочных ютились в тупичках и переулочках. Маленькие автомобили теснились на обочинах улиц, упираясь друг в друга бамперами. Иной раз Власин с любопытством наблюдал, как кто-нибудь втискивал свою машину в узкую щель между двумя другими автомобилями. Машины расталкивались бамперами взад и вперед, вдавливались в щель, царапая крылья и кроша подфарники. Это никого не беспокоило. Страховые общества за такие раны на железных телах автомобилей ответственности не несли.

Андрей Сергеевич поступил так же: он толкнул передним бампером старенький «Рено», а потом боднул задним горбатый «Фольксваген».

– Порядок, – сказал он, и, выходя, осмотрел результат своей работы, словно скульптор.

По лицу было видно, что ему понравилось. Он улыбнулся и подхватил Власина под руку.

Ресторанчиком управлял месье Андрэ.

– Привет, тезка! – крикнул ему генерал.

Тот выскочил из-за конторки и, кланяясь, стал жать резиденту руку.

– Давно вас не было, мсье. Я уж думал, вы уехали…

– Не дождетесь! – засмеялся генерал.

Резидент и Власин уселись за дальний столик, друг напротив друга. Андрэ обвел глазами зал и виновато сказал:

– Посетителей нет. Не сезон, мсье. Вы сегодня первый.

– Это с утра-то?

Андрэ тяжело вздохнул.

– Ваши дела идут неважно, Андрэ.

– Такие времена. Кризис. Но я уже переживал нечто подобное… лет пятнадцать назад. И это переживем. Закажете аперитив?

– А как же! Давай «пастис», двойной. Лед отдельно, Андрэ! А то напихаете в стакан!

– Я помню, мсье, вы русский! Лед отдельно!

– Умница. На горячее что-нибудь по вашему усмотрению.

– Хорошо, мсье. Индейка подойдет? Фирменное блюдо нашего повара, мсье Салье.

– Пусть будет фирменное. Фромаж на десерт. Как обычно. И вино! То самое… Ваше.

– О да, мсье! Только белое сухое. Вы правы. Тут одна русская приходила… красавица. Просто картинка! А к мясу заказала десертное сладкое. У мсье Салье случился сердечный припадок. Но дама настаивала. Прямо скандал!

Генерал засмеялся и похлопал Андрэ по плечу. Тот печально улыбнулся и исчез.

– Вот таковы местные нравы, Саша! Собственно, тебе это не хуже меня известно. Привык, небось?

– Привык.

– Придется отвыкать.

Это было сказано хмуро и веско. Генерал поднял голову и посмотрел Власину прямо в глаза. Полковник сощурился и немного побледнел.

– Скандал с рыбой? – спросил он сдавленным голосом.

– Это лишь повод. Не было бы рыбы, был бы слон.

– Какой слон?

– Все равно какой! Сам знаешь…

– Дело во мне?

– Нет. Во мне.

Власин удивленно дернул бровью. В этот момент Андрэ принес поднос с пастисом и льдом. Он быстро все расставил. Русские сидели молча, ожидая, когда француз отойдет.

– Выпьем? – предложил Андрей Сергеевич и приподнял свой стакан с коричневым напитком, пряно попахивающим анисом.

– Выпьем, – выдохнул Власин.

Они чокнулись и отпили ровно по половине. Генерал удовлетворенно причмокнул, примеряясь, посмотрел на свой стакан и крикнул Андрэ:

– Дружище, приготовьте еще по порции, пожалуйста! Так вот, дело во мне. Тебе такой тип Заболоцкий известен?

– Слышал. Племянник, вроде бы, председателя.

– Не «вроде бы», а самый что ни на есть племянник. И собираются этого Заболоцкого прислать на твое место, а потом и меня подвинуть. Эдак месяца через три. Устраивает такой поворот дела?

Власин пожал плечами и опустил глаза. Он никогда не был откровенен с резидентом, побаивался его. И не без оснований. Поговаривали, что генеральские погоны легли на его широкие плечи каким-то весьма деликатным образом: «подсидел» кого-то то ли в Женеве, в нашей миссии при ООН, то ли в Нью-Йорке, в такой же миссии. Во всяком случае, оперативники рядом с ним подолгу не задерживались: чуть что – и в Москву, в сопровождении «горилл». Мастер провокаций!

– Ты не дергайся, полковник. Вернемся, я тебе документик один покажу. А сейчас поверь на слово – тебя приказано «упаковать» и вернуть в Центр. Черным по белому! Это знаю только я и шифровальщик. Пока.

– Что делать! Приказано – пакуйте.

– А как же! И упакуем! Жене твоей на сборы сутки. И все, брат! Слыхал о сокращении?

– Слыхал.

– А ты еще чего-нибудь, кроме… этого… умеешь делать?

– Кроме чего?

– Шпионить! – генерал сказал это зло, твердо.

Власин рефлекторно заоглядывался. Но в ресторанчике по-прежнему никого не было. Только издалека к столику шел Андрэ с очередным подносом.

– Давай выпьем, Саша. А то для новой порции на столе места не останется, – предложил Андрей Сергеевич.

Андрэ ловко заменил стаканы и исчез за конторкой.

– Знаю, какие обо мне слухи ходят, – продолжил резидент. – И верно ходят. У меня мышь не проскочит. Так что ты на меня в этом деле положись. Хочешь не хочешь, мы с тобой сейчас союзники. Посуди сам: на кой черт мне надо твою шкуру спасать!?

– Вот именно…

– Соображаешь? Просто мы с тобой нынче как сиамские близнецы. Куда тебя, туда и меня!

Власин кивнул и уставился в тарелку. Ему подумалось, что один раз он уже был в таком положении. Тогда, в Томске, когда везли эту треклятую рыбу, полковник Смолянский, должно быть, так же комбинировал. И почему все это достается ему, Власину? Чем это он заслужил?

– Твои взгляды, Саша, – продолжал генерал, – на жизнь, так сказать, мне доподлинно известны. Думаешь, там, в Центре, в отношении тебя питают иллюзии? Они ведь как думают? Если разведчик, прослуживший за рубежом десяток лет, талдычит то же самое, что и до отъезда в командировку, значит, он или круглый идиот или подлец последней марки. Если идиот – это еще куда ни шло, а если подлец – жди беды! Вот и держат этот главный вопрос на крайний случай. Как ни ответь, все плохо! А твое время, Власин, как раз поспело.

– И ваше?

– О чем я и толкую тебе, сиамский мой близнец.

– Что вы предлагаете? – Власин напрягся и решительно посмотрел генералу в лицо.

– Не то, что ты подумал, полковник, – засмеялся Андрей Сергеевич. – Родину предавать я тебя не вербую. Это всегда в одиночку делается. На кой черт ты мне сдался! Что, у тебя есть секреты, которых я не знаю?

Власин покачал головой.

– Впрочем, был один, – улыбнулся генерал. – Про рыбную карьеру мне в самом деле ничего известно не было. Если бы не твой Петров, как его там…

– Артур Егорович.

– Во-во, Егорыч этот, я так бы и остался в неведении.

– И что же теперь?

– Мысль одна есть. Пикантная.

К столику подошел Андрэ с огромным подносом с двумя тарелками, на которых захлебывались паром жирные куски индейки.

– Давай-ка, брат, сначала с пернатыми разберемся, а потом к нашим делам приступим. Уж очень я голоден! А когда я голоден, на дороге не стой…

Глава 12

Егорыч сидел в автобусе мрачный и трезвый. Репортеры, погрузившие свои вещи, будто назло ему, балагурили и весело шумели рядом. У выхода стоял суровый тип из посольства. Он строго поглядывал на всех, останавливая тяжелый взгляд на Егорыче. Журналистов и операторов везли в аэропорт – должны были устроить на борту специального рейса и всех вместе вернуть в Москву. Егорыч, в отличие от коллег, летел в неизвестность. Скорее всего, его ждало увольнение или, в лучшем случае, перевод на «невыездную» работу и постепенное забвение. Так подступала старость, дыша в лицо тоской и одиночеством.

В последний момент на ступеньку автобуса вскочил Власин, запыхавшийся и порозовевший от быстрой ходьбы. Он окинул всех взглядом и, увидев Егорыча, призывно махнул ему рукой. Егорыч встал и, ненароком задевая всех, до кого сумел дотянуться, стал пробираться к выходу. Перед ним вырос сопровождающий тип из посольства и выпятил мощную грудь. Егорыч попытался нырнуть под руку, оттолкнуть молодого «дипломата», но тот, готовый к агрессивным поступкам вероятных «невозвращенцев», выстоял. Причем ни один мускул не шевельнулся на его сухом лице, словно ничего не происходило.

Но в дело вмешался Саша Власин. Он дернул за рукав сопровождающего и что-то зашептал ему прямо в ухо. Тот слегка покраснел от нерешительности, вызванной, видимо, противоречивыми указаниями в отношении Артура Петрова. Поколебавшись пару секунд, он все же сообразил, что все распоряжения и приказы теряют силу перед последним.

Егорыч проскользнул мимо мощной груди и плоского живота сопровождающего и спрыгнул со ступенек на асфальт, где его ждал Власин. Тот подцепил Егорыча за рукав и потащил в сторону.

– Ты, брат, не паникуй! – зашептал Саша. – Не волнуйся, то есть! У тебя все будет в порядке!

– Как же в порядке, Сашок! – заволновался Егорыч. – Уволят же к чертовой бабушке! Под зад коленом и…

– Слушай, что я тебе говорю! – рассердился Власин. – Когда тебя начальство спросит, почему ты позволил себе пресс-конференцию во время государственного визита, скрои загадочную рожу и пробурчи что-нибудь вроде «так надо было!», и все.

– А они спросят, кому…

– Что кому?

– Кому надо!

– Говори: надо, мол, и все тут. Главное, солидности побольше! И уверенности в себе. Напусти дыму…

– А дальше что?

– Жди. Награда найдет героя!