Игра в обольщение

– Расскажите о Хантере нечто такое, чего не знает мир.

– И ничего общего с футболом?

– И ничего общего с футболом, – подтвердила она.

Он не мог понять ее равнодушного отношения к спорту. Всегда думал, как было бы прекрасно иметь отца-тренера. Его отцу были небезразличны только скот, земля… фамильное наследие. Но Хантер никогда этого не понимал.

– Почему вы не любите футбол? – спросил он.

Она пригубила вина и посмотрела на заходящее солнце. Он заметил медные отблески в ее темных волосах. Дул ветер, бросая пряди ей в лицо. Она поставила бокал и посмотрела на него. Ее синие глаза были серьезны и почти печальны.

– В глазах отца я никогда не могла состязаться с футболом или футболистами. Так что и не пыталась. Не то чтобы я не любила футбол. Просто…

– Вы его ненавидите.

– Это очень сильно сказано.

– Нет, если речь идет о страстной женщине. Я понял, поскольку испытываю то же самое к скоту. Моя семья владеет большим ранчо в Хилл-Кантри, и все мои братья любят работу на земле. По крайней мере большинство – один стал хирургом. Но черт возьми, я ненавидел ранчо с… по-моему, с рождения.

– Поэтому и играли в футбол?

– Итак, мэм, я из Техаса.

– Я так и поняла.

– Как насчет вас? Я совершенно уверен, что расслышал, что вы говорите немного в нос.

– Я преподаю в Техасском университете города Остин.

– Позвольте догадаться. Литература.

– Ошиблись. Я читаю лекции по психологии.

– Ошибся? Хорошо, что мы не заключили пари!

Она рассмеялась:

– Хорошо! Бьюсь об заклад, вы не привыкли проигрывать.

Прошлое тяжело давило на его плечи. Собственно говоря, он проиграл лишь однажды, но по-крупному. В тот момент, когда Стейшу убили, а его обвинили в убийстве.

– Никто не может привыкнуть к проигрышам, – сказал он.

Она положила на его руку свою и сжала пальцы. Эта девушка так отличалась от своего отца, который вечно твердил, что не стоит зацикливаться на неприятностях. Она умела сочувствовать, и какая-то часть его сознания подсказала, что он может сыграть на этом. Заставить дать то, чего он хочет. Другая часть сознания не хотела затевать с ней игры. Но он футболист. И всегда был футболистом, а значит, умеет играть.

– Простите, Хантер. Расскажите мне еще раз, почему вам нужно увидеть бумаги и вещи отца.

Он коснулся ее руки, потер большим пальцем костяшки пальцев, одновременно обдумывая, что сказать. Если он откроет правду, она замкнется. Ему нужно… нужно, чтобы она почувствовала свою значительность. Словно он здесь ради нее.

И это так, пока она имеет доступ к информации, которая нужна ему, чтобы обелить свое прошлое. Но ему почему-то было не по себе. Может, свидание было ошибкой, поскольку чем больше он узнавал Феррин, тем сильнее ощущал, как это неправильно – использовать ее.

– Я здесь, чтобы наконец раскрыть убийство, совершенное в общежитии. Я хочу раз и навсегда вернуть себе честное имя.

Она положила руки на колени и переплела пальцы. Она смотрела на человека, с которым обедала, и по спине ее полз ледяной озноб.

Убийца.

Слово эхом отдавалось в мозгу, но почему-то было трудно соотнести его с человеком, которого она успела немного узнать за этот вечер.

В горле пересохло, и она поняла, что нужно сказать ему что-то. Он пристально наблюдал за ней, но Феррин понятия не имела, как реагировать на то, что она только что услышала.

– Э-э…

– Да, понимаю, я сумел испортить вам настроение, – вздохнул он, – Сначала я подумал, что вы узнали мое имя, но потом стало ясно, что это не так.

– Нет, я же сказала, что не слишком увлекаюсь спортом и не знаю членов отцовских команд. Поэтому расскажите, что произошло.

– Хорошо. Правда, не знаю, с чего начать.

– Возможно, хорошая идея – начать сначала, – ответила она, все еще пытаясь свыкнуться с тем фактом, что он обвинялся в убийстве. Но он вовсе не казался ей угрожающим. – Вас арестовали?

– Да. Но нас освободили под подписку о невыезде, и обвинения так и не были предъявлены. Поэтому так важно взглянуть на документы вашего отца, – пояснил он.

– Думаете, он имеет что-то общее с убийствами?

Хантер пожал плечами:

– Нет. Не думаю. Но нам не хватает видеозаписей из тренажерного зала, где напали на Стейшу. Думаю, они в коробках с документами вашего отца. Он хранил все.

– Это верно. Пока я живу здесь, он каждую ночь просматривает записи. Что заставляет вас думать, будто у него есть записи из тренажерного зала? Я помню, что видела записи тренировок на поле, – ответила Феррин, пытаясь понять, что же хочет найти Хантер.

– На следующий день после тренировок в тренажерном зале он всегда делал нам замечания. Говорил, что я не работаю с тяжестями в полную силу. Поэтому я понял, что он просматривает и записи из тренажерного зала.

– Это дает пищу для размышлений, – сказала она наконец.

Ей хотелось помочь Хантеру, но, если ее отец сказал «нет», она не станет раскачивать лодку их отношений, действуя за его спиной. Это не в ее натуре.

– Хотите погулять? – спросил Хантер. – Если только чувствуете себя со мной в безопасности.

Она оглядела его, увидела нерешительность в глазах, и ее сердце дрогнуло. В средней школе ее однажды обвинили в обмане. Заявили, что на экзамене она воспользовалась шпаргалкой. Она ничего такого не делала, и мать заставила преподавателя изменить оценку, но остальные ученики поверили в ее виновность. Хотя с положением Хантера не сравнить, она помнила, каково это: когда она приходила на собрания почетного общества, люди глазели на нее так, словно ей там было не место.

– С вами я чувствую себя в безопасности, – призналась она.

Хантер заплатил по счету, и они пошли на пляж. Для человека, которого когда-то обвинили в убийстве, Хантер был удивительно обаятельным и обладал способностью к самоиронии. Феррин отметила все это, пока они гуляли по берегу. Ветер развевал ее волосы, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был шум прибоя. Ему нужна информация, хранившаяся у ее отца, и если учесть, насколько ей были безразличны подобные вещи, она едва не поддалась искушению отдать все ему. Но это наследие Гейнеров. Это все хранил отец, и в коробках с записями тренировок и игр и старых документах было что-то такое, чего он боялся.

Она сомневалась, что записи помогут Хантеру. Что отец мог знать о смерти студентки и не рассказать полицейским? Но… ей нравился Хантер. Было в нем что-то отличавшее его от всех ее знакомых мужчин.

Он был спортсменом, но не похожим на других. Один из любимых названых сыновей отца. Но он не смотрел на нее сверху вниз. Не заставлял чувствовать себя книжным червем, не способным привлечь его внимание. Возможно, дело в том, что он красив и ухаживает за ней. Невозможно этого не замечать. Пусть она серьезна и делает вид, будто умудрена жизнью, но она не сухарь и не синий чулок.

– О чем вы думаете? Вы постоянно поглядываете на меня краем глаза, – заметил Хантер, останавливаясь около скалистого утеса.

– Ни о чем.

Как же, ни о чем! Словно она не раздумывает, стоит ли сказать, что речь идет о его привлекательности.

– Милая, знаю, что вы считаете меня тупым спортсменом.

– Никогда. В вас нет ничего тупого, Хантер, – заверила она, глядя на волны, набегавшие на берег, и сознавая, что в этом и есть ее проблема. Будь он похож на любого игрока в команде отца, она бы сказала: «Спасибо за ужин, мне пора». Но он не таков.

– А, ерунда, мэм.

– Бросьте, Карутерс. Сами знаете силу своего обаяния. Вы разыгрываете эту карту, когда считаете, что подобный ход вам выгоден.

– И срабатывает?

– Может быть. Я еще не решила, – улыбнулась она.

Он повернулся так, что оказался совсем близко. И хотя не касался ее, было нетрудно представить его руки на ее плечах, притягивающие ее к мужской груди… Уф. Она нуждалась в нем. Нуждалась в том, чтобы он помог ей оказаться в мире ее отца, восстановить с ним отношения. А Хантер хотел чего-то от нее. Почему бы ей не воспользоваться этим?

Она подняла руку, погладила его бородку, мягкую и шелковистую. Ветерок окутывал их прохладой, но жар его кожи почувствовали ее пальцы, отчего их стало покалывать.

– Что происходит в твоей прелестной головке? – тихо спросил он.

Она закрыла глаза, словно пытаясь принять «мудрое решение». Но ее гормоны и внутренний голос подсказывали, что уже слишком поздно. Поздно было уже в тот момент, когда он попытался прервать свидание из-за того, что скажут окружающие о женщине, готовой ужинать с таким, как он.

Она открыла глаза и едва не вздрогнула, заметив, что он наблюдает за ней. Что его зеленые глаза устремлены на нее. И смотрит он выжидающе.

Его слишком много осуждали за эти годы. Она поняла это по настороженности в его взгляде и напрягшемуся телу. Он ждал, что она отвергнет его, уйдет навсегда. Но при этом не трусил и спокойно ждал приговора.

– Как вам это удается? – спросила она неожиданно.

– Что именно?

– Жить с этим. Жить с нежелательным вниманием и не сойти с ума.

– Трудно. Но если честно, помогает сознание того, что я невиновен. Именно это дает силы пройти через все испытания. Это и Кингсли. Мы оба знаем правду о той ночи.

Она кивнула.

– Я еще не уверена, стоит ли позволять вам рыться в документах отца, – сказала она. – Но не хочу, чтобы вы ушли из моей жизни. По крайней мере, пока не хочу.

Уголок его рта поднялся в легкой улыбке.

– Я слушаю.

– Я хочу… это звучит так эгоистично, верно?

– Вовсе нет. Я сказал вам, чего хочу. Почему бы вам не получить желаемое? – заметил он.

Голос был бархатно-вкрадчивым. Она подумала, что такой голос должен быть у самого дьявола, который ведет бедную грешницу к погибели. Но ведь она не грешница и ей не грозит гибель. Она не испытывала тревоги, скорее предвкушение. Словно впервые за много лет Феррин чувствовала себя живой. Наконец она живет, а не просто существует.

И это было слишком соблазнительно, чтобы отказаться.

– Я хочу узнать вас. Но если вы здесь только из-за отца, так и скажите. Думаю, между нами проскочила искра. Хочу посмотреть, к чему это приведет, но не желаю, чтобы меня подкупали, назначая свидания. Я не стану держать перед вашим носом документы отца.

Мгновенное влечение, любовь с первого взгляда… она слишком практична, чтобы верить в подобные вещи, но сейчас, когда над их головами висел полумесяц, казалось, в воздухе разлито волшебство.

Он сжал ее лицо ладонями, большими и удивительно мягкими. Слегка откинул ее голову, так что их глаза встретились. Взгляд его был таким пристальным, что она вздрогнула. Чего он ищет?

– Никакого подкупа не потребуется, – прошептал он, наклоняясь к ней и целуя.

От нее пахло сладкими цветочными духами и морем. Ужин прошел интересно. И неожиданно изменил что-то такое, чего он вовсе не предполагал. А она такая милая. Выложила все, что требуется для того, чтобы он получил желаемое.

«Только будь спокойным и льсти ей больше», – подумал он. Но тут же словно услышал голос своей помощницы Эйши: «Не будь кретином».

Он погладил большим пальцем нижнюю губу Феррин. Она затрепетала, но, если бы он не касался ее, стоя так близко, ничего бы не заметил.

Она снова превратилась в застенчивую скромницу, которую он встретил в доме тренера. Не сварливую особу, которая смело согласилась на ужин в компании футболиста с запятнанным именем. Именно эти противоречия в ее характере привлекали его. Он это знал.

Но ненавидел откладывать что-то в долгий ящик.

– Так вы целуете меня или нет? – спросила она.

Он рассмеялся:

– Конечно… просто не хочу сделать неверный шаг. Моя совесть…

– Мне казалось, что вы игрок. Бьюсь об заклад, вы меняете женщин как одноразовые носовые платки.

– Но вы не одноразовый платок, верно? – спросил он, твердо зная, что она другая. – Вы только что изменили отношения между нами. Не хотите, чтобы я действовал подкупом, а мне нужно убедиться, что я точно не пошел легким путем. Именно из-за этого я тогда попал в беду.

Она попятилась от него и направилась к машине. Он знал, что все испортил. У него поистине дар все портить!

Хантер шагнул к ней и поймал в объятия, нежно, осторожно, словно мяч, который готовился перепасовать. Закружил и оторвал от земли.

– Что вы делаете?

– Исправляю ошибку, – сообщил он.

Ему нужно перестать думать. Разве не тренер утверждал, что единственный способ улучшить манеру игры – прислушаться к инстинктам?

Он коснулся ее губ своими губами. Легко, потому что самоконтроль еще оставался, и ощутил вкус кофе, который она пила после ужина.

Феррин приоткрыла рот, обняла его за шею и склонила голову набок. Почему-то он вдруг перестал волноваться из-за опасения совершить ошибку и не стал спрашивать себя, почему он ее целует.

Он не мог не поцеловать Феррин. Она являла собой то, чего он хотел, пусть и не мог позволить себе иметь. Впервые после гибели Стейши… он почувствовал что-то к женщине. Может, дело в том, что Кингсли живет с Габи де ла Круз и стал семейным человеком или… Он просто был близок к тому, чтобы узнать, что в действительности случилось со Стейшей.

Вероятно, это его обычная потребность побеждать или, может, что-то большее. Только время покажет.

Сейчас ему нужно только знать, как мягки и прохладны пальцы Феррин на его щеке. Как бережно она проводит пальцем по его короткой бородке, отчего по шее и груди идут мурашки… прямо в пах. Как она прижалась к нему, когда поцелуй стал крепче.

Он откинул голову и взглянул на нее. Губы чуть раздвинуты, глаза полузакрыты, а белоснежная кожа слегка порозовела.

Хантер мог зайти немного дальше. Им сейчас ничего не стоит вместе отправиться в постель, но он хотел больше чем одну ночь. Он знал, что игры выигрываются терпением. Шаг за шагом. Десять ярдов за раз. Иногда одурачить команду противника – это способ продвинуться еще на несколько ярдов.

Он поставил ее на песок. Зарылся руками в ее роскошные волосы и снова поцеловал, хотя решил не делать этого. Но какой человек мог устоять перед ней, перед этими припухшими губами и милым лицом? Она так смотрела на него, словно хотела… но он тоже этого хотел.

Черт!

Ситуация усложняется.

В ее присутствии он терял самообладание.

Какого дьявола тут происходит? Он всегда умел держать себя в руках. Но с Феррин…

Он отступил, повернулся к ней спиной, уперся руками в бедра и стал смотреть на море. Прошло долгих полгода с тех пор, как у него была любовница… может, дело в этом.

Пожалуйста, Господи, пусть дело будет в этом. Пусть это будет причиной, по которой он почти не может ей противиться. Едва сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, отнести в укромное местечко и сделать все, чтобы выражение этих глаз не изменилось.

Но он не мог. Шаг за шагом.

Черт!

Это очень трудно.

– Хантер?

– Я просто не хочу быть тем парнем.

– Каким парнем? – спросила она, шагнув к нему.

Он заметил, что прядь ее волос коснулась губ. Ему захотелось дотронуться до нее. Но он знал, что, если сделает это, не сможет остановиться.

– Тем, которым вы меня считаете, – пояснил он. – Плохишом-игроком НФЛ, меняющим женщин каждую неделю. Я хочу быть чем-то большим.

– Ну, этот футболист, плохой парень, возможно, не был бы здесь со мной. Все изме нилось. Должно быть, вам трудно поднять забрало…

– Трудно. И я хочу кое-что от вас, Феррин. Несмотря на деньги моей семьи и то обстоятельство, что я родился с серебряной ложкой во рту, я не из тех, кто гнушается использовать любые средства для достижения цели. Но я не уверен, что могу устоять против такого искушения, как вы.

– Я искушение?

– Черт возьми, женщина!

– Простите, я не собираюсь извиняться за это. Я не из тех женщин, которые искушают мужчину и вызывают в нем желание стать лучше.

– Мне трудно в это поверить.

– Я незаметная, Хантер!

– Неправда!

Глава 3

Хантер проснулся при ярком дневном свете один в своей кровати и пожалел, что не привел Феррин с собой прошлой ночью. С досадой повернулся, ударил кулаком по лежавшей рядом подушке и заставил себя встать.

Он составлял план в уме. Но прежде всего Хантер лег на пол и сделал пятьдесят отжиманий. Отец говорил, что оставаться целеустремленным – единственный способ пережить трагедию. Именно так семья отзывалась на смерть Стейши. Он знал, что родные желают ему только добра.

Они считали, что Хантер и Кинг должны оставить все это в прошлом. Но друзья знали, что не могут.

Он закончил отжиматься. Оделся для пробежки и набрал номер Кинга, когда спускался вниз.

– Приятель, что-то ты рано!

– Но я знаю, что Коннор уже поднял тебя.

Сыну Кинга было два года, поэтому он вставал на рассвете. Иногда он будил даже Хантера, имевшего честь быть его крестным. Кингсли много путешествовал, поэтому Коннор научился набирать на айпаде номер Хантера и считал, что может звонить ему в любое время, чтобы рассказать, какую историю ему прочитали на ночь и какую штуку он видел в ночном небе.

– Так и есть. Именно поэтому я жалуюсь. Только сейчас сплавил его к товарищу по играм и мы с Габи наконец остались одни.

– Прости, старина, – рассмеялся Хантер. – Буду краток. У тренера было два сердечных приступа и удар. Он почти не говорил со мной и не дал разрешения порыться в его вещах. Я зашел с другой стороны.

– Какой именно?

– Я о дочери тренера.

– У тренера есть дочь?

– Да. Умная и забавная.

– Хорошенькая?

– Хорошенькая?! У нее глаза цвета воды вокруг Арубы, помнишь старую калошу, в которой мы отправлялись, чтобы заняться дайвингом?

– Да.

– Так вот, как я уже сказал, у нее глаза цвета воды вокруг Арубы.

– Дьявол, Хантер, ты лопочешь как…

– Идиот, – закончил он. – Знаю. Но она другая, Кинг. Не то, что я ожидал.

– Так ты обхаживаешь ее, чтобы добраться до записей?

Так ли это? У него был план. Соблазнить ее и получить желаемое. Прошлой ночью план провалился, потому что она бросила окружающим вызов, согласившись поужинать с ним под их взглядами. Но сегодня утром он был полон решимости следовать намеченному пути.

– Да. Но это сложно.

– С женщинами всегда все сложно. Хочешь, я поговорю с ней? И тебе не придется…

– Нет, я сам все сделаю. Когда я просил тебя сделать что-то за меня?

– Никогда. Каждый несет свой груз, но мы – одна команда. Мы как братья, Хантер. Я всегда рядом, если понадоблюсь тебе.

– Спасибо, Кинг. Взаимно. Я все понял. Иду на пробежку, а потом… не хочешь пригласить меня и Феррин к ужину?

– Зачем?

– Я хочу, чтобы она лучше нас узнала. Поняла, что мы просим разрешения взглянуть на документы только потому, что хотим обелить свои имена.

– Хорошо. Посоветуюсь с Габи и дам тебе знать, когда приехать.

Хантер закончил разговор и отправился на пробежку. Горные дорожки, по которым он бегал в Калифорнии, очень отличались от техасских холмов, рядом с которыми он вырос. Дома эти холмы были скорее пригорками, и он никогда не утомлялся на пробежке, взбираясь на них.

Закончив пробежку, он помчался к двери своего дома мимо незнакомой машины. И остановился на нижней ступеньке крыльца. Его дизайнер интерьеров обставил патио двумя большими калифорнийскими садовыми креслами из кедра.

В одном сидела Феррин. В руке пластиковая чашка, очки подняты на макушку, ноги изящно скрещены. На ней были выцветшие джинсы, такие поношенные, что выглядели мягкими, и шлепанцы. Ногти на ногах были покрыты темно-красным лаком.

– Привет.

– Доброе утро, – ответила она. – Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы провести день вместе?

Он мысленно перебрал дела на сегодня. Утром у него встреча с помощницей, днем брифинг по сбору средств для членов команды местного городка, которую он спонсировал. Они нуждались в новой форме.

– У меня пара встреч, но в остальном я свободен. Хотите зайти? Мы все обдумаем.

– Вы работаете?

Он оглянулся на нее:

– Отец не согласился бы с вами, потому что в его понятии работать можно только на ранчо. Но да, я работаю.

– Чем вы занимаетесь?

– Управляю фондом, который поощряет детей заниматься спортом, и нахожу средства для спортивных групп в районах с низким доходом. Пытаюсь, так сказать, выровнять футбольное поле.

– Вот это да! Я и понятия не имела!

– Знаю. Мое участие в фонде не афишируется. Люди легче отдают деньги, если мое имя не ассоциируется с фондом.

– Но это несправедливо. С вас еще в колледже были сняты подозрения. Я считаю, что имя бывшего игрока НФЛ поможет известности фонда.

– Но мир видит это в другом свете, – вздохнул он, отпирая дверь.

Все же его работа с фондом делает жизнь немного менее пустой, после всего, что происходило вокруг смерти Стейши.

– Зайдете? Можете подождать на заднем крыльце или в кухне, пока я наскоро приму душ.

– Я подожду на заднем крыльце. Мне нравится быть на свежем воздухе. Нам не обязательно проводить вместе день именно сегодня.

– Но мне хочется быть с вами. Это именно то, в чем мы нуждаемся.

– Мы?

– Да, чтобы вы знали: я не собираюсь ничем повредить вашему отцу. И чтобы я смог вспомнить, каким человеком был когда-то.

Он побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, а в душе пытался сделать вид, что ее присутствие в доме входит в план. Но на самом деле она выбила его из равновесия. Она была полузащитником, которого он не заметил по пути к воротам. И хотя она казалась вполне легковесной, все же явно была способна подставить ему ножку, прежде чем он достиг зоны защиты.

Феррин не имела особых целей, когда решила приехать к Хантеру. Она хотела попытаться понять, стоит ли давать Хантеру доступ к документам отца. Позволить ему получить ответы.

По крайней мере, именно это она себе твердила.

Это вовсе не из-за того поцелуя, который всю ночь преследовал ее во сне. Не из-за того, что ей впервые казалось, будто ее одолевает похоть. Настоящая похоть. Не того рода, который можно объяснить инстинктом продолжения рода или биологическими часами. Она хочет именно Хантера. В этом не было логики. Только раскаленная добела похоть. У них нет ничего общего. Все дело в его внешности. В его большом мускулистом теле, том внимании, которое он уделял ей. Жаль, что она не может с этим справиться.

Она привыкла подолгу обдумывать свои поступки и мотивы. Ее никогда не влекло к игрокам команды отца… по крайней мере, с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать и она стала жить самостоятельно. Она гордилась тем, что была выше животных инстинктов, но один ужин с Хантером заставил ее усомниться в этом.

Один ужин.

Почему она здесь?

– Выглядите слишком серьезно для такого прекрасного солнечного утра, – сказал Хантер, выходя на крыльцо.

Он переоделся из спортивной одежды в белый льняной летний костюм и пастельного цвета рубашку. На ком-то другом все это воспринималось бы как стремление выделиться, но Хантер выглядел абсолютно гармонично. Его волосы были гладко причесаны, бородка аккуратно подстрижена. От него пахло свежестью.

– Не все привыкли идти по жизни смеясь.

– А значит, сегодня вас терзают сожаления.

– С чего бы? Вчера мы ничего такого не сделали.

– В этом и есть проблема? – спросил он, садясь рядом с ней во второе кресло.

– Не знаю. – Честность была одним из принципов в ее жизни. – Может быть.

– Я тоже не знаю, – признался он. – Но мы всегда можем это исправить. Вот если бы мы чересчур поспешили вчера, сегодня нас одолевали бы сожаления. Не хотите позавтракать со мной? Или вы уже поели?

– Завтрак? Было бы здорово. Что можете предложить? – спросила она, поднимаясь.

В своей голове она уже составила проверочный список вопросов. В точности так, как она проводила психологическую оценку на работе. Мать не раз говорила ей, что никакие отношения не продержатся долго, если она будет во всем основываться на теориях, но у нее не было другого способа узнать, чем дышит Хантер.

– Я встречаюсь с помощницей в маленькой закусочной недалеко от Файва. Она работает в моем главном офисе в Малибу и приедет, чтобы дать мне кое-какие бумаги на подпись и документы. Езды отсюда сорок пять минут.

– Звучит неплохо. Отец ожидает меня только к вечеру.

– Вы ничего не решили насчет его документов? – спросил Хантер.

– Решила, конечно. Поэтому и приехала.

– А я думал, что вы приехали из-за жаркого поцелуя прошлой ночью.

– О, что касается поцелуя, то меня, пожалуй, разбирает любопытство, – кивнула она и тут же поняла, что, возможно, показалась ему идиоткой.

Он молча наблюдал за ней. У нее возникло неловкое ощущение того, что с ней играют. Может, стоит отказать ему в доступе к документам и посмотреть, что будет дальше?

Он покачал головой:

– Простите, но, когда я вижу то, что хочу, случается, иду напролом.

– Ничего страшного.