Тень, ведомая Богом

После полуночи зазвонил телефон.

– Доброй ночи, Мадлен, – тихим и немного взволнованным голосом сказал Билл Клинтон.

– И тебе, Билл, доброй.

– Скажи мне, ты уверена, что мы делаем все правильно?

– Уверена, – твердо ответила Олбрайт.

– Это все не скоро закончится, и наверняка будут последствия…

– Что бы там ни притаилось впереди, Билл, мы с этим справимся. Кроме того, это еще и отличная возможность устранить Россию с Балкан, ослабить и без того почти дохлого медведя.

– И то верно.

– Мы просто избавляем мир от еще одного тирана и показываем ему, кто здесь главный.

– Да… думаю, мы все правильно делаем, – помолчав немного, согласился президент Клинтон. – Я уже связался с Хавьером, тот отдаст приказ Кларку начать операцию сразу, как только самолет Холбрука будет в безопасности.

– Отлично, – кивнула Мадлен, выключая телевизор: все самое интересное покажут завтра. – Спокойной ночи, Билл. – Она повесила трубку. В тишине и темноте она еще долго сидела неподвижно, будто боясь спугнуть удачу, которую она поймала за хвост. И только холодный свет уличных фонарей струился через окна ее дома, пытаясь лучами дотянуться до ее холодного и безжалостного сердца…

Приштина, 23 марта 1999 года

Милош не собирался задерживаться в больнице, хотя на этом и настаивали врачи. После того как Радко рассказал ему об увиденном в Рачаке, сидеть сложа руки было нельзя. Друг встретил его на машине на выходе из больницы.

– Плохи дела, да? – спросил Радко у друга.

– Опять война, – сказал Милош, сев в машину. – И уже ничего не изменить.

– Что будем делать?

– Я вернусь в Обилич, нужно увести семью оттуда.

– Куда?

– Подальше отсюда, туда, где нечего бомбить.

– А потом что делать? – не унимался Радко.

– Потом, брат, придется снова умирать за Косово, которое будут выдирать из наших тел. – Лазарь молча сосредоточенно смотрел вперед. Одному Богу было известно, что за мысли носились сейчас в его голове. – Поехали домой.

Ночью следующего дня Югославия погрузилась во тьму, и в огне уже не было видно синего неба, которое всегда дарило надежду на спасение.

А для сербов давно не тайна, что война эта началась именно с приездом Уильяма Уокера в Косово. И каждый, кто помнит, хотел бы плюнуть на его могилу…

Глава IV

Мария Лазарь не спеша подошла к расположившемуся на кожаной кушетке Кристоферу Мерфи и села в кресло у изголовья. В руках она сжимала часы на цепочке, выполненные под старину. Отчего-то доктору Зеву нравилось использовать именно такие атрибуты в своей работе. Он полагал, что они придают ему больше таинственности.

– Знаете, Мария, никогда раньше не находился под гипнозом, – улыбнулся Мерфи, явно нервничая перед чем-то неизвестным. – Это ведь не больно?

– Конечно, нет, – успокоила его Мария. – Вы же это делаете для себя, для облегчения ваших же мучений.

– Расскажите мне про процедуру, Мария. Как она будет проходить?

Лазарь не спеша начала рассказывать. Крис заметил, что голос помощницы Зева немного изменился, стал тише и поменял тональность. Чем больше он вслушивался, тем больше ему казалось, что ее голос заполняет его голову.

Она замолчала, будто собираясь с духом, сжала часы в кулак и поднялась с кресла.

– Начнем, пожалуй. – Лазарь небрежно бросила часы на кресло и села на кушетку. Мерфи удивленно посмотрел на нее. – Не бойтесь, мистер Кристофер Мерфи, вы все равно ничего не вспомните. – Она сидела боком, он мог видеть только ее профиль.

– Я вас не понимаю, – мотнул он головой, напрягаясь всем телом, будто почуяв что-то неладное.

– Боишься? – Она хмыкнула и передернула плечами, затем повернулась к нему лицом, поднося руки к его голове. Мерфи впился глазами в ее глаза, смотрел в них как завороженный.

– Но как такое возможно? – только и успел он спросить, прежде чем Мария взяла его голову руками и заставила его смотреть ей в глаза.

– …Тебя больше нет, Кристофер Мерфи, есть только мой голос… – сделав небольшую паузу, прошептала Мария, пристально, не моргая глядя ему в глаза.

Гэбриэл Зев вышел из полицейского участка со своим племянником. Зев был в крайне плохом настроении, разговаривать с парнем не было никакого желания. Вместе они дошли до машины.

– Домой я тебя, Питер, не повезу. Добирайся сам. Отцу я, конечно, ничего не скажу, у него и так сердце слабое, но ты бы уже взялся за ум и перестал бы свои комплексы всей семье демонстрировать.

– Может, дядя, это не комплексы, а я, который просто вас всех не устраивает? – буркнул двадцатилетний племянничек.

– О! Я тоже был бунтарем в твоем возрасте, но это не стоило моим родным ни копейки. Знаешь, что я тебе скажу, Питер, хочешь нарушать закон – пожалуйста, только никогда не забывай о последствиях. Более того, знание закона позволит тебе обходить его. Понял? – подмигнул парню доктор Зев. – А для этого нужно сначала хорошо учиться в своем дорогущем университете.

– Ладно… подумаю, – махнул рукой Питер.

– Подумай, подумай, если есть чем. – Гэбриэл посмотрел на часы: прошло уже сорок минут с момента, как он покинул офис. – Так, все. Мне пора ехать! – Он махнул рукой и сел в машину.

Еще через пятнадцать минут он был в офисе. Когда он вошел в свой кабинет, Мария была на кухне и заваривала чай.

– А вот и я! – снимая пальто, сказал Зев, посмотрев на кушетку. Мерфи сидел на ней и попивал кофе.

– Удивительная пунктуальность, доктор! – улыбнулся ему Кристофер. – А мы вот только закончили.

– Как все прошло? – Зев сел в кресло рядом с гостем. – Как колено?

– Вы не поверите, но пока ощущения, что как новое. Спасибо Марии.

Лазарь вернулась в комнату и подала чашку чая Гэбриэлу.

– Спасибо, дорогая. – Он придвинулся чуть ближе к Крису. – Что ж, для закрепления эффекта, думаю, тебе стоит посетить нас еще раз.

– Разумеется! – охотно согласился Мерфи, глядя на Марию. – К сожалению, мне пора идти, встреча с Уильямом.

– Да-да, – закивал Зев, – Уокер не любит, когда опаздывают. Да, и советую начистить ботинки перед визитом.

– И где только я умудрился?! – черные туфли Мерфи были все в пыли. – Да, конечно, все сделаю. Мой секретарь свяжется с вами по поводу оплаты и следующего сеанса. – Лазарь забрала чашку у пациента, с немного натянутой улыбкой глядя на него.

– Будем ждать. – Гэбриэл поднялся с кресла и пожал руку гостю. – Передавай привет Уильяму!

– Обязательно!

– Хорошего тебе дня, Крис, – улыбнулась Мария.

Спустя пять минут машина Мерфи отъехала от офиса доктора Зева. Гэбриэл проводил машину взглядом.

– Отличная работа, Мария, – похвалил он свою помощницу. – В чем там была проблема, что за глубинные переживания откопала?

– В пятилетнем возрасте он должен был играть в спектакле, но перед выходом на сцену так перенервничал, что едва ли смотрел под ноги. В итоге споткнулся и упал. С тех самых пор любое публичное выступление ассоциировалось с той болью.

– Скучно, – резюмировал Зев. – Что сделали?

– Пережили ситуацию еще раз без падения, с хорошим выступлением, – отрапортовала Лазарь.

– Эх, и где же они, интересные случаи?.. Сплошная банальщина, – выдохнув, резюмировал он. – Так, на сегодня у нас больше записей нет, так что можно отправляться по домам. Как ты на это смотришь?

– Положительно, – улыбнулась Лазарь.

– Вот и отличненько. Завтра в девять увидимся.

Гэбриэл собрался быстрей всех и, попрощавшись, сбежал из душного офиса. Ему хотелось поскорей добраться до дома, потому что сегодня была очередная игра в шахматы с соседкой Магдой. Он уже целую неделю не мог обыграть эту дерзкую женщину.

Мария покинула офис последней, идти домой так рано не было никакого желания. Она решила купить что-нибудь перекусить и отдохнуть в Центральном парке. Погода, конечно, не радовала теплом, но и не отпугивала холодом. Купив в парке, в первом попавшемся киоске, парочку сэндвичей и воды, она направилась к статуе Алисы в Стране Чудес. Благо идти было недалеко, да и в такое время народу практически не было – все скамейки были свободны. Мария села напротив памятника. Причудливая бронзовая композиция – Алиса сидит на большом грибе в окружении других персонажей. Развернув первый сэндвич, Лазарь приступила к своему скромному обеду. Только сейчас она обратила внимание, что у нее дрожат руки, дрожат от нервного перевозбуждения. Она тряхнула левой рукой, будто пытаясь скинуть с нее дрожь.

– Еще ничего неизвестно, я вполне себе могла и потерять такую дивную способность… – Она снова откусила кусок от теплой булки с ветчиной и листьями салата. – Завтра покажет. – Лазарь окинула взглядом площадку и посмотрела в серое небо. Пахло дождем. – А что еще я могу сделать?.. – спросила она неизвестно кого.

Сенатор Мерфи довольно быстро добрался до Нижнего Манхэттена. Наконец он подъехал к нужному дому. Машина Кристофера Мерфи остановилась у старого красного здания 1900 года постройки. Улица Нассау была крайне узкой, да еще на ней велись строительные работы. К большому удивлению Мерфи, он смог припарковаться прямо у входа в дом. Он все сидел и никак не решался выйти из машины. Снова посмотрел на свои ботинки и вспомнил, что так и не протер их. Из бардачка достал губку и начал начищать обувь. Руки его дрожали так сильно, что он выронил губку.

– Да что со мной?.. – вслух спросил он, подбирая губку. – Всего лишь встреча, просто разговор. Я же у него не денег просить буду, а делиться своим опытом, – будто оправдывался он.

Закончив с обувью, он посмотрел в зеркало заднего вида. Ему вдруг почудилось, что он не отражается в зеркале, глаза казались ему чужими.

– Так, все, достаточно. Пора идти.

Он взял портфель с заднего сиденья и вышел из машины. Посмотрел вверх. Кузина Уилла Уокера жила на шестом этаже. Несмотря на всевозможные рекомендации врачей перебраться в более чистый и экологичный район, она предпочла остаться здесь, в доме, где родилась и где собиралась умереть. Кристофер подошел к домофону и набрал цифры «73». Спустя несколько секунд ему ответил женский голос.

– Кто там? – спросила женщина.

– Миссис Уокер, это Кристофер Мерфи, мистер Уильям назначил мне встречу… – не успел он договорить, как входная дверь открылась.

– Шестой этаж, мистер Мерфи.

Сенатор зашел в холл, к его удивлению, консьержа не было на месте. Быстрым шагом Мерфи дошел до лифта и нажал на кнопку вызова. Еще через пару минут он был на шестом этаже. Дверь в семьдесят третью квартиру была открыта – миссис Уокер собиралась уходить.

– Уильям, я вернусь часа через два, не раньше.

– Хорошо! – ответил ей кузен.

– Не забудь поесть! Ох, вы уже здесь, сенатор, – улыбнулась она Мерфи. – Проходите, Уильям вас как раз ждет. Хорошего вам разговора. – Она решила не ехать на лифте, а предпочла спуститься по лестнице.

Кристофер вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Уильям Уокер вышел из своего кабинета.

– Здравствуй, Кристофер! – Они пожали друг другу руки. – А ты такой же, как и на своих плакатах, не спутаешь, – хмыкнул старик (в этом году ему исполнялось восемьдесят лет). – Проходи, не стесняйся. Не желаешь чего-нибудь выпить? Ты какой-то встревоженный.

– Я давно мечтал о встрече с вами, сэр, – заискивающе ответил Крис. – Не отказался бы от крепкого кофе, если можно.

– Кофе? Оставим кофе на другой случай. Как насчет виски, хорошего и старого, как я? – Он улыбнулся. – Сейчас организую, а ты присаживайся, чувствуй себя как дома.

Сенатор сел в глубокое кресло и продолжал с восторгом рассматривать кабинет старого цээрушника. На полках стояли собрания сочинений разных авторов в шикарных коллекционных переплетах. Еще больше Криса заинтересовали фотографии, стоявшие на широком деревянном комоде у окна в несколько рядов. На них был запечатлен Уокер с разными видными деятелями. На широком письменном столе лежала разная оберточная бумага и ленточки. Уильям упаковывал для кого-то подарки ко дню рождения.

– Итак, чем я могу быть полезен молодому поколению? – Уокер поставил поднос с открытой бутылкой шотландского виски и двумя стаканами на письменный стол. Стаканы были наполнены практически до краев. Мерфи еще отметил про себя, что даже из уважения столько не выпьет – станет плохо.

– Мистер Уокер… – начал он, беря стакан с виски в руку.

– Оставим формальности, пусть будет просто Уилл и просто Крис, – принял деловой вид Уокер.

– Не так давно я возглавил экспертную комиссию по Балканам, объездил их. Я считаю, что США должны снова вернуться в регион, потому что там опять нарастает влияние России. Мы не можем этого допустить.

– Балканы сыграли свою роль в мировой политике, сынок. Их время прошло. Война 1999 года сделала то, что было выгодно США, – ослабила ОБСЕ и, следовательно, влияние России, – ответил Уокер, делая глоток и причмокивая от удовольствия. – Но это так, официальная версия, – хмыкнул старик. – В наших интересах поддерживать там накаляющуюся обстановку, что мы и делаем.

– А не думаете ли вы, что пора перейти к более прямым действиям?

– О чем ты, Крис? – глаза Уокера хитро сверкнули.

– Я был там, эти люди – они хотят независимости, которую мы им обещали.

– В Косово? – спросил Уокер, улыбаясь. Он обратил внимание на то, как изменился в лице Мерфи. Ему показалось, что его взгляд остекленел. – Мы много чего обещали, но цель была отнять его у Сербии и оставить регион на растерзание бандитам и преступникам. Как оно и получилось. Ты себя хорошо чувствуешь, сынок? Плохо выглядишь. – Он понюхал виски. – Испортился, что ли?..

– Вы когда-нибудь задумывались о том, что рано или поздно за свои поступки придется платить? – не своим, а каким-то ледяным голосом спросил сенатор, закинув ногу на ногу.

– Хм, мои поступки отражают мою суть. Таким меня создал Бог, – развел он руками, – значит, ему было угодно, что я делал то, что считал правильным.

– Тебя не Бог создал, а дьявол. Он по тебе соскучился и ждет тебя в аду, – прошипел сквозь зубы Кристофер, чувствуя, как руки наливаются кровью.

Дальше все произошло слишком быстро, чтобы старик Уокер успел среагировать. Сенатор Мерфи резко вскочил с кресла и схватил ножницы для бумаги, лежавшие перед Уильямом. Затем он со всей силы воткнул ножницы в горло старика, выдернул и снова воткнул. И так шесть раз. Уильям был крепким орешком, он не умер сразу, еще с минуту он хрипел и хватал себя за шею, пытаясь остановить кровь. Мерфи сделал шаг назад, брезгливо бросил ножницы на стол. Серый костюм сенатора был весь в крови, кровь старика была на его лице, на волосах, но его это не волновало. С чувством выполненного долга он спокойно выдохнул и только сейчас заметил, что руки его больше не дрожат. Одернув окровавленный пиджак, Кристофер вышел из квартиры. Прикрыл за собой дверь и пошел вниз по лестнице. Он видел все как в тумане, ноги едва его слушались, но он продолжал идти. Окровавленной рукой он открыл входную дверь и вышел на улицу. В эту же секунду начался сильный дождь. Мерфи не стал садиться в машину, а просто пошел вперед по узкому тротуару. Он держался за стену, и от входной двери теперь тянулся длинный кровавый след. Кристофер дошел до перекрестка и вышел на середину. Рядом не было ни души, лишь холодный дождь обжигал лицо, смывая с него кровь. Сигнал приближавшейся на высокой скорости машины казался нереальным и идущим откуда-то издалека. В следующую секунду, когда сенатор посмотрел налево, он увидел приближающийся мусоровоз. Он видел, как водитель пытается затормозить, как отчаянно жмет педаль тормоза, а машина его не слушается.

– О боже! – вдруг очнулся из своего дурмана Мерфи, но было уже слишком поздно. От удара о бампер тяжелой машины его отбросило на тротуар. Он буквально врезался в стену здания, а дальше изувеченное тело сенатора Мерфи упало на мокрый грязный асфальт. Ручейки его крови и крови Уокера стекались в один и устремлялись вниз по дороге.

Дождь застал Марию прогуливающейся по узким улочкам старого Гарлема, где старые дома соседствовали с дорогими тематическими ресторанами. Отчего-то на улице было немноголюдно, видимо, дождь и серое небо всех распугали. Лазарь смотрела по сторонам на старые, повидавшие многое дома и ловила себя на том, что они так похожи на здания после бомбежек. На некоторых улицах складывалось впечатление, что война и не заканчивалась вовсе. В некоторых пустых домах, где окна были еще целы, виднелись огоньки ламп. Мария вслушивалась в музыку дождя, когда до ее обостренного слуха донеслись гулкие отзвуки ударов и противный сдавленный смех нескольких людей. Она смело пошла на звук. С каждым шагом к переулку, из которого доносился шум, она все лучше понимала, что она там увидит. Лазарь свернула за угол и увидела, как группа из четверых чернокожих ребят избивает мужчину, одетого в рабочую одежду. Он лежал на земле и, кажется, не подавал признаков жизни. Мария подобрала валявшийся на мокрой земле кусок окровавленной арматуры. Молодые и незаконопослушные не слышали ее приближения и продолжали издеваться над мужчиной. Подойдя достаточно близко, она свистнула им.

– Эй! – крикнула она, все четверо обернулись. – Проваливайтека подобру-поздорову, – спокойно сказала она, крепче сжимая арматуру.

– Иди своей дорогой, цыпочка! – заулыбались чернокожие.

– А то и тебе достанется, – сказал самый высокий из них, чуть приподняв куртку, показывая, что у него под ней припрятан пистолет.

– Убирайтесь отсюда, обезьяны, – прошипела Лазарь.

– Какого черта ты сказала, Белоснежка? – трое направились к ней, характерно для африканцев размахивая руками. – Проблем захотела? Так они у тебя сейчас будут!

Только чернокожий полез за пистолетом, как кусок арматуры прилетел ему прямо в голову. Ударив по ней, окропленное новой кровью оружие отлетело в сторону. Он сразу же осел на дорогу с широко открытыми глазами.

– Бен! – присели рядом с ним его друзья. – Бен, ты нас слышишь?!

– Нет, идиоты, он, наверное, умер, – ответила женщина с накинутым на голову капюшоном, они не могли разглядеть ее лица. – Но, может быть, у него еще есть шанс. Зависит от того, как быстро вы донесете его до больницы.

Они не стали больше ничего говорить. Похватав свои вещи и взяв под руки Бена, они поспешили прочь.

– Не успеете, – прошептала им вслед Мария. – Оно и к лучшему, одной тварью меньше. – Она выдохнула. – Как это негуманно, Мария, это ведь не наш метод…

Она подошла к мужчине, лежащему на земле. Опустилась перед ним на одно колено.

– Живой.

Незнакомец был сильно избит, к удивлению Лазарь, он оказался индейцем. Он с трудом открыл глаза, когда увидел, что незнакомая женщина взяла его телефон и набрала 911.

– Не волнуйтесь, сэр, скорая уже в пути.

Он хотел было ей что-то сказать, но снова провалился в темноту.

Придя домой, Мария первым делом пошла под горячий душ, а потом, укрывшись под теплым одеялом, она еще долго лежала и выискивала в своей душе чувство вины, какие-то эмоции. Однако ничего не находила, ее «Я» молчало. После двух часов ночи она провалилась в глубокий сон без сновидений. Утром она, как всегда, отправилась на работу. В офисе она была первой. Как всегда. Джулия отчего-то задерживалась. Зато доктор Зев пришел на пятнадцать минут раньше обычного. Вид у него был разбитый и в то же время озабоченный, движения выглядели суетливыми.

Лазарь стояла у окна рядом со столом Джулии и курила, когда Гэбриэл наконец ее заметил.

– О, Мария… ты… ты уже знаешь? – чуть дрожащим голосом спросил он.

– О чем? – не поворачивая головы, спросила она.

– Крис Мерфи… он… он вчера убил Уокера… ножницами для бумаги… – голос доктора садился, переходил на шепот. Он действительно потерял дорогого друга. – А потом сам, – он шумно сглотнул, – бросился под грузовик… представляешь? Господи, какой ужас… – он закрыл рот ладонью и сел на стул у стены.

– …М-да, какая неприятность, – ответила Мария, выпуская клубок дыма и глядя на свое отражение в стекле.

С самого утра работа в офисе не задалась. Доктор Зев отменил все записи на сегодня. Он заперся в своем кабинете и, лежа на кушетке, молча разглядывал потолок. Гэбриэл пытался осознать глубинные причины поступка сенатора Мерфи. С одной стороны, он казнил себя за то, что не разглядел какого-то маниакального желания в поведении Мерфи. С другой, понимал, что у Мерфи не было никаких объективных причин так поступать.

Мария и Джулия не беспокоили доктора, а занимались своими делами. Верней сказать, Джулия смотрела очередной сериал, а Мария, закончив составление отчетов для Зева, читала журналы для посетителей. Прочитав один, она тянулась за другим. Тут в руки попался журнал National Geographic от 2009 года. Пролистав с десяток страниц с разными фотографиями, она вдруг остановилась на одной статье. Статья была о Сербии в целом и о Косово в частности. Читать ее ей не хотелось, но она принялась разглядывать фотографии. Среди всех прочих картинок была одна из города Врнячка Баня. Мария провела пальцем по картинке, будто хотела почувствовать горную прохладу и тепло горячих источников…

Сербия, Врнячка Баня, 26 марта 1941 года

Новости из бушующего Белграда, объятого протестами против присоединения к Тройственному пакту, предложенному Гитлером, шли одна за другой. Телеграф с трудом справлялся с объемами. Хозяин единственного работающего в городе книжного магазина Жарко Попичич вышел из здания почты взволнованным. Осмотревшись по сторонам, он спрятал поглубже во внутренний карман пиджака полученное письмо. Он старался не спешить, но ноги сами несли его скорей домой. В его голове с бешеной скоростью метались мысли, он обдумывал, как лучше поступить. Наконец, добравшись до дома, он снова достал письмо и дважды перечитал его. К нему вышла его жена Милица. В свои сорок она выглядела на двадцать пять, отчего вызывала неимоверную зависть у всех их знакомых. Милица была мудрой женщиной и по одному выражению глаз своего мужа поняла, что их семью ждут большие перемены.

– Я получил письмо от Йозефа Кербела… – выдохнул Жарко, снимая кепку и аккуратно вешая ее на крючок. – Он пишет, что в Белграде готовят переворот. И, скорей всего, Германия нам его не простит и для нас начнется война – война, к которой мы не готовы.

– Что еще он пишет? – Милица дышала спокойствием.

– Пишет, что на евреев опять начались гонения со стороны дружественных фашистам структур. Он с семьей не может покинуть Сербию. Милая, мы должны им помочь. Я давно его знаю, он хороший человек.

– Настолько хороший, что отказал тебе в помощи, когда ты просил, – нахмурилась женщина, убирая выбившуюся прядь черных волос за ухо. – Он неблагодарный, как весь их род.

– Мой отец учил меня помогать тем, кого однажды назвал другом, – виновато ответил мужчина, стараясь не смотреть в глаза жене. – Я помню, что он отказался нам помочь, хотя это и было в его силах. Но я не он, я помогаю людям, когда меня просят.

– Это-то нас и погубит. – Она сложила руки на груди. – Как ты собираешься ему помочь? Отправить за границу ты его не сможешь. Да и куда? Война повсюду…

– Они будут жить у нас, мы спрячем их от фашистов. – Брови Милицы взлетели вверх. – Будут прикидываться местными, пока не найдем способа вывести их в безопасное место.

– Я люблю тебя, Жарко, и я до конца с тобой, но мне от этой затеи не по себе. Пообещай мне, что наши дети эту войну переживут, что мы ее переживем и увидим восход солнца над свободным миром.

– …Я обещаю сделать все, чтобы так оно и было, – немного помолчав, ответил Жарко, а затем подошел и обнял Милицу.

– Нужно рассказать об этом Обиличу. Он должен знать, – прошептала его жена. – Так он сможет помочь, если что.

– Да-да, сегодня же поговорю с ним.

Радован Обилич был старинным другом Жарко, еще мальчишками они подружились, когда родители Попичича жили в Косово, в небольшом городке Обилич. Вместе ходили в одну школу, да и когда жизнь отправила их по разным дорожкам, связи они не теряли. На радость Жарко Радован на некоторое время переехал в их маленький городок. Жена Радована проходила курс лечения в одном из санаториев города. Друг к идее Жарко отнесся крайне скептически, но понимал, что доброе сердце друга не сломить разговорами…

Уже через месяц не стало Югославии. Разорвав ее на части, фашистская Германия продолжила свои завоевания. В одном из старинных особняков города Врнячка Баня расположился штаб гестапо. С первых дней капитуляции Югославии немцы стали устанавливать свои порядки, в частности направленные на евреев. Опасно для них было во всех городах и селах.

Жарко поселил семью Кербела в одной из частей своего дома с отдельным выходом, где и ему, и его жене, и их двоим малолетним детям было комфортно. Чтобы не бояться проверок, Попичич придумал легенду для Йозефа – они прикидывались родственниками, благо внешность позволяла сойти за местных. А детей не особо разглядывали, они бегали все в старой потрепанной одежде и перемазанные неизвестно чем.