Свидетель жизни

Дрожащим пальцем я нажал на левую кнопку мыши и проститутка услышала «Хорошо, вот деньги». Экран погас, через секунду картинка появилась снова, наш герой вместе с дамой переместились в небольшую захламленную комнату, в диалоге единственным вариантом была фраза а-ля «Понеслась!». От волнения пальцы почти не слушались, но мозг, требовавший разврата на экране, обуздал дрожь и заставил нажать на кнопку.

Помните электронную игру, в которой волк ловил яйца? Кто-то утверждал, что, набрав тысячу очков, можно было увидеть мультфильм. Наглая, жестокая ложь.

После нажатия «Понеслась!» экран погас секунд на пять, и вернулась та же комната с героем и путаной. Никакой порнографии, только горечь разочарования и потеря трех сотен. От досады, деньги мы решили вернуть воровством. Продажная женщина оказалась чуткой, потому сразу усекла попытку проникновения в свои карманы и моментально начала бой, вместе с ней на нас ополчился весь бар. Отдать все деньги, не увидеть желанную порнушку, отправиться в нокдаун от проститутки (шлюха знатно ввалила с правой) и бесславно сгинуть в безымянном баре в Дене. Еще одна разрушенная детская мечта.

Проходя игру в следующий раз, я уже понимал, как создавать персонажа и какие характеристики ему прокачивать. При нашей следующей встрече жрица любви готова была отдаться уже за двадцатку. Каким же внутриигровым уродом был тот, первый, персонаж, которому она зарядила в пятнадцать раз больше?

2000-е

Интересная жизнь была в конце девяностых – начале двухтысячных. Конечно, в двенадцать-тринадцать лет, в силу возраста, многое вокруг привлекает внимание, но мне этот период запомнился особенно.

Как-то раз, проводя настройку телевизора, а каналы, почему-то то и дело сбивались, на кнопке под номером три начал свое вещание MTV! Не в полном режиме, разумеется, с шести вечера до полуночи, насколько я помню, но и этого было достаточно. Для провинциального города, где на тот момент функционировали полтора кинотеатра, самым популярным носителем аудио были кассеты, а самым частым способом заработать для подростков была сдача стеклотары, событие едва ли не вселенского масштаба.

Комолов, Шелест, Тутта Ларсен, Стрельников… Боги электронно-лучевых трубок, круче них были только Бивис и Баттхед. Рисованные придурки породили армию своих подражателей среди неокрепших умами слоев населения. Уметь смеяться, как баклан и пельмень, было престижно. Не знаю, может быть, просто совпадение, но в более сознательном возрасте я обнаружил в себе предпочтение к аудиокнигам, озвученным Сергеем Чонишвили (он-то и наделил русскими голосами мультяшную парочку).

Но главное – клипы. Обилие, как модно сейчас говорить, качественного контента, просто взрывало сознание. Сравните «Зайку мою» и, скажем, «Earth song» Джексона. И то, и другое 1995-го.

Доступ в интернет стал еще одним знаковым моментом в моей жизни. Сейчас скорость передачи данных, даже используя сотовые сети, может достигать десятков мегабит.

Тогда, предупредив домашних, что телефон будет занят некоторое время (а единственным вариантом соединения был диал-ап, при котором задействовалась телефонная линия), прослушав все полагающиеся шипения и кряхтения модема (погуглите «звук модема»), можно было, при удачном раскладе, получить скорость в районе 56 килобит (загрузка песни в формате mp3, не самого лучшего качества, занимала не менее двадцати минут, чаще – гораздо больше). Ни о каких фильмах и сериалах речи быть не могло. Чаты, рефераты, коды, прохождения к играм и порно в картиночках. Но и это был целый мир!!!

Нагадить в чате металлистам, узнать, что есть IDDQD и IDKFA, полтора часа качать архив с голыми тетками, чтобы уставший от ожидания друг закрыл все в последний момент – бесценно.

Подумать только, у каждого уважающего себя подростка с компьютером была папка с приколами, куда сохранялись передаваемые из рук в руки флэш-ролики, короткие видео и анимированные GIFы. Источником всего этого добра были мажоры с пишущими приводами… Кто сейчас закатывает мемы на DVD? Эх, были времена.

Почти все школьники экономили деньги, выдаваемые родителями на завтраки в школе, чтобы в конце недели чем-то себя побаловать (копить долго в таком возрасте могли единицы, наверное, эти сейчас эти магнаты уже на заводы накопили, со стольких-то несъеденных коржиков с чаем). Чаще всего в пятницу мы направлялись на улицу Почтовую, где во дворах был магазинчик с компьютерными играми. И за сорок «голодных» рублей переносили содержимое интересующего диска на обычную CD болванку (так было дешевле, обычный диск с игрой стоил восемьдесят). Иной раз можно было проследовать чуть дальше, почти до площади Ленина и на тот же сорокет обзавестись прекрасной шаурмой!

Летом 2000-го главным нашим увлечением стало катание на роликах. Поскольку настоящих агрессивных коньков ни у кого не имелось, приходилось прыгать и скользить по граням памятников (а именно там имелись подходящие покрытия вроде мрамора) в обычных «погремушках», дешевых китайских роликах, которые очень скоро после покупки начинали греметь подшипниками, отсюда и название. Подходящая грань, например, ступенька, промазывалась парафиновой свечкой, чтобы проносить напрыгнувшего ездока подобно ледяной дорожке зимой. Периодически находилась бабуля-блюститель общественного порядка, которая отгоняла нашу тусовку от архитектурных и исторических ценностей. Бабуля – не почетный караул, уходила быстро, и мы продолжали «издеваться» над благородными материалами сооружений. Самым излюбленным нашим местом была часовенка напротив школы, 4-го лицея.

Наверное, тогда же мы начали носить широкие штаны и слушать рэп. Это сейчас слово рэп ассоциируется с чем угодно, а тогда рэп – это только широкие штаны. Ширину штанины даже измеряли линейкой. Приемлемым значением было двадцать пять сантиметров, больше – круче. Однажды мой друг нашел в секонд-хенде джинсы, видимо, с американца весом в пару центнеров. Штанины в семьдесят два сантиметра позволяли нам обоим залезть в те портки. Талия, разумеется, была соответствующего обхвата. И лишь потребность в услугах портного, чтобы штаны эти все-таки носить, остановила товарища от покупки.

Самым популярным вопросом от решившего докопаться до тебя быдла был «Что слушаешь?». Предпочтение к музыке черных кварталов расценивалось, как личное оскорбление, потому шанс получить по шее был велик.

А в десятом классе, надеясь сражать девиц на пляже накаченным торсом, мы с друзьями начали ходить в тренажерный зал. Классическая качалка в подвале Дворца пионеров. Тренер, Стас, прикольный мужик из девяностых, следил за правильным музыкальным сопровождением при всевозможных перемещениях «железа» (Rammstein, AC/DC, Metallica) и периодически качался со своими друзьями из той же временной эпохи. Разумеется, греческими богами мы не стали, зато любовь ворочать металлом осталась на долгие годы (как говорится, хоть по подъездам не шарились).

Австрия

Культу́рный шок – эмоциональный или физический дискомфорт, дезориентация индивида, вызванная попаданием в иную культурную среду, столкновением с другой культурой, незнакомым местом. Подобный шок, в самом хорошем смысле, случился со мной в 2000-м. По программе обмена учениками, на пару недель мы отправились в Вену! Разумеется, до того момента за границей я никогда не был (если не считать транзита поезда через Украину), потому, когда самолет приземлился, было невозможно поверить, что воздух за иллюминатором можно вдыхать, что аккуратно одетые люди в аэропорте ни слова не понимают по-русски, а настоящая иностранная речь, которую можно было уловить только в рассинхроне дубляжа зарубежных фильмов, может просто так, обыденно, литься из радио… Всю дорогу я не мог отлипнуть от окна. И было абсолютно не важно, мелькала ли там чистая обочина загородного шоссе, или ухоженная набережная Дуная. Факт нахождения в другой стране полностью занял мое сознание.

Это была середина апреля, насколько я помню. Середина апреля в средней полосе России: непроглядно серое небо, пронизывающий ветер, пыль, абсолютное отсутствие зелени и проступающие из-под подтаявших сугробов следы выгула собак.

В середине апреля Вена была в цвету, к полудню солнце уверенно прогревало воздух и можно было гулять в футболках.

А учитывая тот факт, что, отправившись в Австрию, я избежал надвигающегося диктанта, это была не просто поездка, это был побег из Мордора.

Группа у нас была небольшая, человек двенадцать-пятнадцать учеников под предводительством Зои Петровны (учительницы немецкого и нашей классной). Помимо уже известных вам Вовы и Димы, из тех, кто эту книжку скорее всего прочитает, были еще Наташа, Олеся, Юля, Женёк и Андрей (вот так можно в книжке передать привет старым друзьям).

По прилету планировалось расселиться по австрийским семьям, так или иначе связанным с гимназией, с которой дружил наш лицей. И то ли я забоялся, то ли просто хотел жить с кем-то из друзей, но от девушки по имени Ивана Петрович, моего изначального хоста, я отказался в пользу учительницы из той же школы, которая приютила сразу двоих – Вову и меня (стыд мне и позор, но ее имени я не запомнил).

И вот, чемоданы в багажнике, мы в салоне, и машина, за рулем которой наша «австрийская мама», тронулась. Пышная, румяная и веселая, фрау сразу спросила: «Инглиш? Дойч?».

– Инглиш, – ответили мы хором.

– Ну что ребята, как долетели? Нравится Вена? – уже по-английски спросила она.

Никогда прежде с иностранцами я не общался. Нет, вопрос я понял, более того, лицейские знания английского (спасибо, Альвина Ивановна!) позволяли мне ответить развернуто, с подвыподвертом, так сказать. Но в тот момент я отчего-то впал в ступор. Увидев в зеркале заднего вида выражение полного отсутствия мыслительного процесса на наших с Вовой лицах, учительница только и смогла изречь «Упс…».

– Долетели хорошо, хотя было немного страшно – первый раз. Город невероятно красивый, а таких машин вживую я вообще не видел, – попытался исправить ситуацию я.

– Вы не беспокойтесь, мы знаем язык, просто пока не привыкли им пользоваться…

– Фух, супер! Я-то уж думала, что будут проблемы, – успокоилась фрау и мы проболтали всю дорогу.

В подарок европейцам родители снарядили нас тем, что везли за границу и деды, и прадеды: водкой и икрой (как еще соболиные шкурки и золотой песок не вручили). Как сейчас помню четкие указания мамы по распределению винно-водочной продукции: вот эта – Смирнов, супер-водка, очень хороший подарок. Вот эта – Шацкая, но проверенная, неплохая, а вот эта – как повезет.

Принимавшая нас учительница жила в собственном большом доме на склоне холма, откуда открывался шикарный вид на город. На участке, чуть ниже, был дом ее родителей. Почти сразу мы с Вовой отправились отметиться у них. Приятная пара, бабуля и дедуля, модные и ухоженные, как с рекламного буклета витаминов для престарелых, вручили нам по коробке Ферреро Роше и, упершись в языковой барьер, видимо, собирались распрощаться. Но тут мы достали рашн презентс – красную икру и ту самую, непроверенную, водку. Старички моментально оживились, радостно забегали, приговаривая «Зэр гуд!» и показывая поднятый вверх большой палец. Через пару минут мы получили еще по коробке конфет и хорошей толстовке.

К слову, тем же вечером, увидев характерный румянец на довольной физиономии деда, стало понятно, что с последней бутылкой все же повезло.

Иностранцы, в большинстве своем, очень странно пьют водку. Они берут большие стаканы, пригодные разве что для виски, наливают туда на два пальца и пытаются, абсолютно без закуски, смаковать свой напиток перед телевизором. Со временем водка становится теплой и крайне тошнотворной, но это никак не влияет на периодичность отхлебывания из бокала. Отец приютившего нас семейства, музыкант в Венском оркестре, пил именно так.

«Что русскому хорошо, то немцу – смерть», – гласит поговорка. Думаю, немногим русским стало бы хорошо от теплой Шацкой, что уж говорить об интеллигентном австрийце. В первый вечер, не просидев и часа, он удалился на боковую. И впредь эксперименты со спиртосодержащей жидкостью из Рязанской области проводил в компании с апельсиновым соком и закусками.

Каждый день с утра мы собирались в школе, где проходили какие-то уроки (ну какие это уроки, так, посидели, посмеялись), а потом начиналось самое интересное – выход в город на различные экскурсии и прогулки. Нами сразу была облюбована Марияхильферштрассе – пешеходная улица в центре. Даже бесцельное шатание по ней доставляло немало удовольствия. А, учитывая что большие Принглз продавали всего за один евро, а перекус в Макдаке оценивался в три-четыре (напомню, евро стоил около 26 рублей), домой можно было приходить только вечером, с голоду не умирали.

В первую же неделю нас сводили в Пратер – огромный парк развлечений. По сравнению с аттракционами приезжих Луна-парков, эти были, как реактивный истребитель по сравнению с кукурузником. Тогда с Вованом, не боясь быть понятыми, мы проорались от души. Матом. На всю ивановскую (Вену). А на обратной дороге, из-за спасовавшего вестибулярного аппарата, я «позеленел» и приуныл, чем обломал Вове предложенное хостами мороженное.

Дома мы много играли в баскетболо-подобные игры с дочками фрау учительницы, гуляли по окрестностям, или, устроившись на травке, точили подаренные конфеты.

Вообще, Вова слабо соглашался на авантюры, а мое шило только и требовало, что обойти весь город. Потому, когда приютившая нас семья собралась в отпуск, Вова переехал к Диме, а я стал жить с Андреем у другой учительницы, главной в той программе по обмену.

С Дроном мы разошлись не на шутку. Сорваться в десять вечера поглазеть на УНО-Сити (притом, что метро работает до двенадцати) – легко! Без карты протопать до Штефансплатц? Раз плюнуть! Весь город вдоль и поперек, на трамваях, метро и пешком, времени мы даром не теряли. Разок чуть не промахнулись с вагоном, а так – посмотрели бы Мюнхен…

Мы болтали с иностранцами, слушали музыку, или просто трескали картошку фри на каком-нибудь монументе, оккупированном молодежью. И все это в атмосфере абсолютной свободы и безопасности. Не жизнь – малина!

Да, фрау Мазль, у который мы квартировались, переживала по поводу нашего отсутствия. А Зоя Петровна, прознавшая про это, обещала произвести нам форменный капут. Но, есть и положительные моменты! Так, благодаря этим длительным прогулкам, учительница начала общаться с бывшим мужем, даже поужинали пару раз. Вот так! Андрей и Ваня. Connecting people.

Отдельного упоминания стоит культурная программа нашего пребывания в столице Австрии. До этого любая школьная экскурсия, или массовый поход в театр – скука смертная. А строгие тетки-смотрители в наших музеях, то и дело норовящие шикнуть, или погрозить пальцем, напрочь отбивают желание туда возвращаться.

Кроме шуток, музей современного искусства в Вене —единственный на моей памяти, из которого не хотелось уходить. Оказаться в комнате с зеркальными стенами, границ которых визуально не найти, или заглянуть в гигантскую сферу, изнутри усеянную множеством огней, подобно вселенной, для меня-подростка, было сильнейшим впечатлением.

Мы застали «Поцелуй» Климта, пока он еще не покинул Австрию, видели полотна Моне, ходили на симфонический концерт и даже посетили Венский бал!

Посчастливилось даже посмотреть мюзикл – «Волосы». Поначалу привычно скептически настроенные, через несколько минут оторваться от действа на сцене мы уже не могли. Мощная живая музыка и вокал, костюмы и декорации, «зацепило» сразу все. А после еще долго обсуждали одного из главных героев – женоподобного азиата (половину постановки думали, что это женщина, но, когда перед антрактом все действующие лица предстали на сцене абсолютно голыми, оказалось – мужик).

Я уж не говорю про венскую архитектуру. Любуясь на Штефансдом (опять же, без шуток, это строение по-настоящему завораживает), можно было шею свернуть!

Определенно, все увиденное – отличная «прививка прекрасного».

Стоит ли говорить, что улетать абсолютно не хотелось. Родина встретила все еще запаздывающей весной и все-таки настигнувшим диктантом…

Программа обмена подразумевала, что через некоторое время австрийцы приедут в Рязань с ответным визитом (Вена и Рязань, неравноценный обмен, правда?).

Так и произошло. В начале следующего учебного года у меня в комнате поселилась девушка по имени Верена.

Сначала я думал, что будет уныло, по Рязани так спокойно и безопасно в то время не погуляешь. Но я был неправ, принимать «заморских» гостей оказалось едва ли не веселее, чем самим разгуливать по чужбине.

Началось все с борща. Почти для любого европейца фиолетовый суп – нечто крайне необычное. Думаю, всем австрийцам тогда приготовили вышеуказанное первое блюдо.

Увидев перед собой тарелку с жижей характерного цвета, Верена спросила, как его едят.

– Да это обычный суп, не бойся. Попробуй, с белым хлебом и чесноком очень вкусно! – объяснил я по-английски.

– А что такое чеснок?

– Ну, чеснок… Его еще вампиры не любят. Острый такой, попробуй, только аккуратно.

– Почему это аккуратно? – возмутилась Верена.

– Может оказаться очень острым, прямо до слез.

Девушка усмехнулась и откусила половину зубчика. Честь страны в очередной раз была поставлена на кон, и я сделал то, что должен был: через секунду зажевал целый зубчик чеснока.

Верена, уже осознающая надвигающийся Армагеддон во рту, отступать не хотела и закинула в рот вторую половину зубца.

И вот сидим мы, два дурака, льем слезы из всех возможных мест и пережевываем. Чеснок еще, зараза, ядреный попался. В итоге решили, что победила дружба и накинулись на суп. Думаю, вкус борща она не оценила. Зато, когда мы вернули в школу, послеобеденный амбре не оставил равнодушным никого из группы.

Потом, классика общения русских с иностранцами, мы учили их правильно пить водку и материться на великом и могучем.

А на выходных отправились к Диме в деревню, с ночевкой. Помимо стандартных шашлыков, было классно отправиться к заброшенному дому на окраине, чтобы на лавочке травить анекдоты почти до рассвета. И ведь умудрялись не растерять юмор при переводе, вот что интересно. Даже про маленькую-маленькую мышку, которая везла за собой маленькую-маленькую тележку, в которой лежало маленькое-маленькое зернышко, и довольная пела «Еду я домой, напи*дила зерна!».

Уезжая, австрийцы плакали (девицы, что с них взять), хотя, признаться, мне тоже пару раз хотелось носом шмыгнуть… Настроения не было около недели, но потом все вернулось на круги своя.

И снова, блин, диктант!

Институт

Неожиданно для окружающих после окончания десятого класса я объявил, что собираюсь поступать в театральный институт. Решение довольно странное, ибо ВУЗами этой направленности я не интересовался, с порядком вступительных испытаний был знаком лишь по фильмам и, самое главное, каких-либо значимых предпосылок к актерской деятельности, вроде декламирования стихов, или участия в театрализованных школьных представлениях за мной не значилось. Так, единичные выступления исключительно комедийной направленности (логичнее было бы думать о цирковом училище, кто знает, вдруг во мне новый Олег Попов умер).

Скажу честно, сцена, роли и проблемы востребованности в профессии актера меня интересовали мало, если вообще интересовали. Хотелось славы, денег и женщин (в основном, конечно, женщин), да так, чтобы поступил, пять лет отмучился – и получи-распишись: вот афиши с твоим лицом по всей России, вот стройные шеренги красоток, каждая с мешком денег для тебя.

Разумеется, я помнил о детской мечте стать хирургом (который круче Шварценеггера), но в пятнадцать лет ассоциативный ряд слава-бабки-тёлки- хирургом уже не заканчивался. К тому же, проходя обучение в классе с правовой направленностью, чтобы поступить в медвуз требовались репетиторы по химии и биологии (переходить в другую школу в десятом классе я наотрез отказался, несмотря на все угрозы и уговоры мамы), а тратить свободное время после учебы на что угодно кроме компьютера казалось недопустимым.

С момента объявления мной о предстоящем отъезде в Москву, а поступать я планировал в столичные институты, мама начала действовать. С завидной периодичностью родительница вспоминала мне отсутствие самостоятельности, бытовую беспомощность и полное отсутствие воли. В красках описывалась жизнь в актерском общежитии, где проживали исключительно наркодилеры больные всеми возможными венерическими заболеваниями. Но самое главное, постоянно подчеркивалась необходимость однополой любви. Едва ли не вахтер на входе в Щукинское должен был поиметь меня в задницу, я уж не говорю про пробы, постановки и прочее, хочешь роль – готовь пятую точку.

«Береги честь с молоду», – гласит эпиграф Капитанской дочки. Александр Сергеевич ерунды бы не написал, потому сохранение чести (как следствие – дистального отдела прямой кишки), было у меня в приоритете. Потому, с каждым новым упоминанием мамы о предстоящей нежеланной половой жизни, намерение быть актером слабело…

К сентябрю я почти смирился и пошел к репетиторам. Все надежды, возлагавшиеся на актерскую деятельность, были переложены на карьеру КВНщика. Получалась элегантная схема, при которой довольны все: и мама, ожидающая «светило мировой хирургии», и я, сохранивший девственными все физиологические отверстия, оказывался на одной сцене с Масляковым, а там уже до девиц и денег недалеко! Весь учебный год был посвящен тычинкам-пестикам, скрещиванию морщинистого и гладкого сортов гороха (в задачах по генетике), молям, граммам и литрам. Все для того, чтобы сдать три вступительных экзамена: русский язык (сочинение), биологию и химию.

Три полученные четверки гарантировали мое зачисление на первый курс, потому мозг моментально стер все знания по химии и все лето радовался грядущей студенческой жизни с вечеринками и безудержным весельем.

Радость серого вещества была прервана первого сентября 2004-го на предмете Общая химия. Казалось, я в первый раз видел химические формулы, а все вокруг, преподаватель и одногруппники, общались на иностранном языке.

Химия мне не нравилась, зато удалось осуществить давнюю мечту – смешать максимально возможное количество соединений (благо, на лабораторных по качественным реакциям на определенные элементы выдавали гору всевозможных скляночек с растворами всех цветов, было где разойтись). Скажу сразу, получается вонючая коричневая жидкость с нерастворимым осадком.

Я был одним из последних, кто получил зачет по общей химии, преподаватель даже предлагала мне бросить мед и пойти, скажем, в сельхоз на ветфак. Было очень обидно слышать, хоть и иносказательно, что ты дурачок, неспособный осилить программу… Все из-за окислительно-восстановительных реакций – это химические уравнения, в которых сложно расставлялись коэффициенты. Видимо, в момент разбора этой темы мозг был занят более важными делами, из-за чего расстановка цифр перед формулами соединений стала для меня сродни проектированию адронного коллайдера.

Ведомый злостью, к экзамену я знал все возможные уравнения наизусть. Сдал на отлично. И лишь ожидание повышенной стипендии и возможные проблемы с деканатом остановили меня от фразы «Выкуси!» и предъявления зачетки преподавателю…

Ни одной развеселой студенческой вечеринки на первом курсе я не посетил, в КВНе не участвовал. Даже на посвящении в студенты я был только на официальной части. Ботан, одним словом. Учеба отнимала почти все мое время. Объем домашней работы в мединституте колоссальный. Никакая школа рядом не стояла. Анатомия, гистология, биоорганическая химия – перечислите эти дисциплины вслух рядом с врачом и где-то в глубине души он неприятно съежится от воспоминаний. Первый курс буквально сшит из коллоквиумов и отработок.

Разумеется, самым популярным вопросом со стороны друзей и знакомых к студенту-медику в первый год обучения навсегда останется, видел/резал/трогал/нюхал ли уже последний трупов/крыс/кроликов. Видят, нюхают и трогают трупов все и почти сразу, крыс в течение первого года не так много, сильнее сокращается поголовье лягушек. Расцвет геноцида зеленых приходится на курс нормальной физиологии (второй год обучения, по крайне мере, когда учился я), но и первакам перепадает задушегубить пару квакушек. Кролика лично я видел единожды, на втором курсе.

Учебный год прошел с перманентным чувством голода, недосыпанием и ощущением потери лучших лет. Зачастую, после очередной непонятной лекции, я садился в троллейбус и выходил на несколько остановок раньше своей. Ноги сами несли к Вове (с которым мы впоследствии копали ямы). Друг заботливо меня кормил, после чего я падал на диван и, как психоаналитику, начинал плакаться, что учеба невыносимо трудная, я ни шиша не понимаю и радости в жизни нет больше места. Бывало, что на пике нытья наступал сон. Счастливые деньки, понимаю я сейчас: после нудной лекции навернуть горячего супца с другом под Гриффинов, а после придавить на удобном диванчике! Повторить такое в тридцать лет вряд ли получится.