Антидипломатия: Модели, Формы, Методы, Примеры и Риски

Джон Оуэн считал, что в рамках теории объединения государств, в особенности говоря об экономической перспективе, вместо того, чтобы проходить через восемь исторических этапов (преференциальная область, зона свободной торговли, таможенный союз, общий рынок, единый рынок, экономический союз, валютный союз и полная интеграция), государства-члены ЕС могли сразу выйти на уровень «единой страны», где политическое объединение приводит к утрате дееспособности посольств и полному отсутствию необходимости в них. Предположение Д. Оуэна в некоторой степени дополняет исследовательскую модель Тео Гитириса и Хосе Валлеса,[124] в которой рассматриваются пять этапов, через которые, по их мнению, прошел Европейский союз, чтобы достичь своего нынешнего статуса. Среди них: зона свободной торговли, таможенный союз, общий рынок, экономический союз и полная экономическая интеграция. Но новизна идеи Д. Оуэна состоит в том, что в своей работе он опирается на опыт интеграции стран Латинской Америки, в ходе которой выделяет дополнительные предшествующие и последующие этапы, используя более широкие исторические временные рамки. К примеру, в процессе стремительного преобразования таких организаций, как Андское сообщество наций (исп. Comunidad Andina, CAN, или англ. Andean Community of Nations, ACN) и МЕРКОСУР (Mercosur, сокращение от исп. Mercado Comun del Sur, что переводят как Южноамериканский общий рынок), когда, с точки зрения консульского права, постепенно стирались границы государств, дипломатические структуры данных государств «неизбежно» стремились к объединению административных ценностей и принципов, которые, как и в случае ЕС, заменили бы государственные посольства «союзными посольствами». Д. Оуэн считал, что ЕС использует дипломатическое представительство для уменьшения числа собственных обязательств, чем объясняется постепенное вытеснение со своих позиций посла и государственного посольства и их замена должностными лицами института, более заинтересованными в делах ЕС. Например, в 1981 году данная тенденция была отмечена в консульских кругах ЕС, когда права и обязанности граждан стран-членов Евросоюза в вопросах национального консульства сменились на другие гражданские права и обязанности регионального консульского характера.[125] То же самое произошло и в Южной Америке, когда началось консульское регулирование в МЕРКОСУР в 1995 г. и в Андском сообществе наций в 2001 г. В каждом из случаев произошла гомогенизация консульской среды, что повлекло за собой сокращение консульских полномочий в каждом из государств-участников проекта интеграции. В целом эти изменения предполагают существование «глубинных сил»,[126] которые вытесняют традиционную дипломатическую практику и теперь подбираются к посольствам, а в особенности, к послам. В Европе данные процессы уже начали протекать, поскольку Евросоюз уже продемонстрировал новую модель дипломатического поведения, в котором нет единого участника, а присутствует сеть, отличающаяся расплывчатой структурой власти, которая, по словам Стеффена Бая Расмуссена,[127] выстраивает своего рода «Постгосударственную дипломатию».

Во-вторых, термин «постдипломатия» применяется относительно постепенной замены посольств и консульств национальными представительскими институтами. Основная идея связана с историческими процессами завоевания или колонизации одних государств другими, или же их объединения. В качестве примера можно взять эпоху английской, португальской, испанской и голландской колонизации. С XVI по XX век монархи упреждали появление международных институтов на завоеванных территориях и заменяли их институтами национального контроля. Аналогичным образом в 1989 году падение Берлинской стены ознаменовало не только окончание Холодной войны и распад СССР, но и исторический момент объединения двух немецких стран. Различия структур институтов Федеративной Республики Германия (ФРГ) и Германской Демократической Республики (ГДР) были связаны с различными экономическими, политическими и административными моделями, введенными политическими элитами. С одной стороны, институт ГДР строился на однопартийной системе социалистического лагеря, в то время как институт ФРГ основывался на парламентской системе капиталистического строя. Благодаря данным различиям процесс воссоединения не стоил больших политических затрат для Западной Германии в основном по причине того, что из-за упадка сил политических элит Восточной Германии они могли «практически беспрепятственно» ввести интеграционную политику на всей территории страны. Таким образом политические элиты ФРГ взяли в свои руки инициативу экономического, политического, торгового, финансового и военного объединения стран. Однако их деятельность в международной среде была, в первую очередь, направлена на низвержение авторитета всех посольств, консульств и представительских институтов ГДР в мире. В то же время они заморозили собственную внешнюю политику и уже установившиеся дипломатические связи с другими государствами для установления политического контроля над международными отношениями нового национального государства. Интересен сам факт того, как политические элиты ФРГ стали постепенно замещать внешнеполитические интересы ГДР новыми национальными интересами, а консульские службы – институтами национального характера.[128] Благодаря данному политическому объединению граждане ГДР приобрели новое гражданство и те же гражданские права и обязанности, что и другие жители страны и Евросоюза. То же произошло в 2014 году, когда к территории России присоединилась Автономная Республика Крым (бывшая территория Украины). В данном случае Россия начала массовую процедуру «замены гражданства» более двух миллионов жителей Крыма. И, как и в случае Германии, Россия предоставила гражданство, а также все гражданские права и свободы своим новым гражданам.

Такой расклад событий наводит на мысль о том, что дипломатические структуры Германии и России вышли на новый уровень, достигнув единства своей внешней политики и политической направленности присоединенных территорий, отказавшись от устаревших методов дипломатии. Подобные случаи исторического перехода получили название «единая власть» (исп. Poder Único) – своего рода всеохватывающая сила, концентрирующая политическую власть на легальных, военных и экономических основах, относящаяся к категории международных субъектов и замещающая бюрократический компонент дипломатии на территории. Данные дипломатические изменения свидетельствуют о приближении «постэпохи», то есть эпохи, следующей за ранее установившемся административно-дипломатическом статусе-кво, который уже прекратил свое существование, поскольку необходимость в нем отпала с появлением новой «единой власти». Искаженная парадигма приобретает новые коннотации в консульской среде, и если судить по опыту России и Германии, то консульство стало первой инстанцией в очереди «на вылет», поскольку в первую очередь консульства находились на пути «единой власти».

В отличие от министерств иностранных дел, посольств и дипломатического протокола, необходимость в консульствах начинает появляться в XVIII веке по мере того, как миграция стала угрожать безопасности, национальной самобытности и экономическому развитию государств. Поэтому бывшие королевства начинают внедрять механизмы разграничения прав и обязанностей граждан своей страны и иностранных граждан. Впоследствии консульства начинают приобретать репутацию наиболее значимого фактора, безошибочно демонстрирующего фактический суверенитет нации, а также независимость и автономию центрального правительства. По данному принципу можно было понять, почему политические элиты ФРГ и России моментально «позаботились» о консульствах на присоединенных территориях. Ведь если бы этого не произошло, то можно было бы утверждать, что ГДР и Крым уже обладали «суверенитетом». Таким образом, путь к «постэпохе» в дипломатии проходил в несколько этапов: 1) замена гражданских прав и свобод жителей присоединенных территорий новыми правами и свободами; и 2) предоставление нового гражданства – шаг для установления политического контроля и замены старой административно-дипломатической структуры в этих регионах.

В-третьих, термин «Постдипломатия» использовался в качестве синонима идеи «Конца дипломатии» (англ. End of Diplomacy), предложенной Полом Шарпом и Джо Кларком в 1997 году[129] в качестве провокационной фразы, описывающей то, как принцип «Территориальности» (англ. Territoriality)[130] утратил свою силу на международной арене. Появление новых участников международных отношений в середине XX века снизило и смягчило значение границ, суверенитета и отношений между центральными правительствами, нецентральными правительствами и другими «негосударственными» участниками.[131] В первую очередь эти новые участники заняли политическое пространство, ранее находившееся во власти таких дипломатических институтов, как министерство иностранных дел или посольство; и в своей дипломатической деятельности нередко на международной арене достигали той же политической значимости, что и государства. По словам Мануэля Дюрана,[132] данная тенденция свидетельствует о трансформации, адаптации и изменениях в международных отношениях. Более того, она привела к изменению восприятия «международного пространства и времени», поскольку мировая политика всячески старается проложить «Посттерриториальный» (англ. Post-Territorial) дипломатический путь[133] без границ.[134] Таким образом, дипломатическая деятельность также не осталась незатронутой, так как достаточная часть ее бюрократических структур строится по принципу «территориальности» как на «фундаменте», на основе которого можно действовать. Поэтому, чтобы сменить концепцию «территориальности» как основополагающего принципа международной политической и социальной жизни, дипломатическим институтам придется потрудиться, чтобы их бюрократические структуры отвечали требованиям нового «пост» сценария, оказавшегося перед ними; а также столкнуться с упадком национального государства[135] или его возможным исчезновением, вероятность которого становится все выше.[136] «Территориальность» и дипломатия уже не обладают той же ценностью, что раньше.[137] Дипломатия перебазировалась на новый «фундамент», более многогранный, с которого принцип «территориальности» был смещен другим, более старым принципом под названием «Детерриториализация» (англ. Deterritorialization). Данный термин был сформулирован французскими философами Жилем Делезом и Феликсом Гваттари в книге «Анти-Эдип» (“L'Anti-Œdipe”) в 1972 году.[138]

Идея детерриториализации предполагает, что принцип «территориальности» теряет свою значимость в государственных и международных политических делах. «Детерриториализация»[139] предполагает разрыв связи между местом событий и историей: «территориальную амнезию, которая ведет к странностям и деструктуризации». Дипломатия в таком случае приобретает новое значение, поскольку традиционные дипломатические методы не могут остаться прежними и должны коренным образом измениться, чтобы работать в «мире без границ»[140] и без послов. Например, Джордж Кеннан[141] считает, что усилия, направленные на изменение сути дипломатии, всего лишь предоставили миру возможность взглянуть на «рассвет» дипломатии «без дипломатов». Тем временем Пол Шарп[142] ответил то же самое, когда его спросили: «А для чего вообще сейчас нужны дипломаты?» Кеннан и Шарп фактически подтвердили, что преобразования внутри дипломатии обходятся недешево, поскольку в процессе изменений некоторые составляющие дипломатии уходят в прошлое и перестают быть востребованными. Их точку зрения поддержали научные сообщества США в конце 90-х годов ХХ века, воодушевленные стремительно возрастающей ролью Интернета как средства массового распространения неправительственных организаций во всем мире. Опасения и тревоги относительно будущего дипломатии впоследствии перестали беспокоить, хотя остались те, кто подозревает, что у дипломатических институтов присутствуют «серьезные проблемы», поскольку долгие годы они основывались на идеях представительства и территориальности, которые на сегодняшний день представляют собой нечто совершенно новое.

В-четвертых, и в продолжение предыдущих рассуждений, термин «постдипломатия» используют, говоря о периоде времени, в который дипломатия, отличавшаяся ведущей ролью национальных государств, сменилась следующим этапом – «постдипломатией», ознаменовавшейся зарождением новых дипломатических взаимосвязей и, как результат, появлением новых участников международных отношений. Первым начал рассматривать проблему с данного ракурса Иньяки Агирре в 1999 году в своей работе «В чем смысл парадипломатии? Исследование между строк в поисках определения» (англ. Making sense of Paradiplomacy? An intertextual enquiry about a concept in search of a definition).[143] В данной работе Агирре заметил, что во второй половине ХХ века нецентральные правительства развернули международную деятельность, которая не только развивалась параллельно с дипломатией государств, к которым они принадлежали, но и продемонстрировала, что традиционные международные отношения претерпели серьезные изменения. На первый взгляд традиционная деятельность нецентральных правительств демонстрировала разрыв исторической линии дипломатии. Дело в том, что на сегодняшний день такие государства, как США, Канада и Испания обязаны вести внешнюю политику на международной арене, в то время как их субъекты и города действуют абсолютно независимо на той же арене, преследуя собственные региональные интересы. Допустим, у штата Техас (США), провинции Квебек (Канада) и Каталонии (Испания) имелись собственные международные интересы, которым они следовали, не согласовав свои действия с министерствами иностранных дел своих стран. Таким образом эти страны сообщали миру, что существует официальная государственная дипломатия и дипломатия регионов, что говорит о двойственности, которая идет вразрез с наиболее ортодоксальными постулатами дипломатии. Поэтому предполагается, что дипломатия перешла на новый уровень, который, по словам Агирре, может называться «постдипломатия». На этом новом уровне была оставлена позади логика традиционной дипломатии, где главными действующими лицами были государства. В соответствии с новой логикой нецентральное правительство развивает собственную дипломатию параллельно со своим государством благодаря необходимости интернационализировать региональную политику и необходимости принять региональную политику других нецентральных правительств, располагающихся в других государствах.[144]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

По словам Висенте Торрихоса, вместо утраченного идеологического радикализма и стратегической биполярности, действовавших во времена Холодной войны, сейчас, более чем когда-либо, государства и другие участники международных отношений находятся в поиске сотрудничества, контрибуции, признания и возможности урвать место в эпицентре международных отношений, что позволит им с особой легкостью маневрировать на благо своих целей, в отличие от ситуации, существовавшей несколько лет назад. См. TORRIJOS, Vicente. 2000. Política Exterior y Relaciones Internacionales. Universidad del Rosario. Argentina. С. 126.

2

VILLEPIN, Dominique. 2003. In: DELO. Ljubljana, Slovenia. 25–10–2003. (07–04–2004). http://www.diplomatie.gouv.fr/actu/bulletin.es.asp?liste=20031028.es.html&submit.x=12&sub mit.y=2

3

Марсель Мерлие определяет «участника международных отношений» так: это «любой представитель власти, организация, группа (…) или любой дееспособный индивид… на международной арене». Для него участники международных отношений подразделяются на общественные, частные, государственные, периферийные, муниципальные, национальные, местные, межправительственные группы и частных лиц, которые не представляют интересов государства и выполняют важную роль в международных отношениях, неправительственные организации, многонациональные компании, международные политические и церковные организации, высокопоставленные лица, преступные группировки, предпринимательские и потребительские сети, религиозные лидеры и общественное мнение. См. MERLE, Marcel. 1991. Sociología de las Relaciones Internacionales. Editorial Alianza. Spain. С. 334.

4

STEMPEL, Jhon. 1995. Recasting Diplomacy. Escuela de Diploma y Comercio Internacional Patterson. Conferencia preparada para la 36 Convención Anual de la Asociación Internacional de Estudios. США. См. PLISCHKE, Elmer. 1979. Modern Diplomacy: the Art and the Artisans. Editorial: American Enterprise Institute for Public Policy Research. США.

5

LÓPEZ, Ernesto. 2001. La agenda de seguridad humana: el caso del MERCOSUR. In: Seguridad humana, prevención de conflictos y paz América Latina y el Caribe. Compilación de la Reunión de Expertos. Facultad Latinoamericana de Ciencias Sociales. Chile. 26–27 November.

6

MARSHALL, Peter. 1997. Positive diplomacy. Basingstoke: Macmillan Press. США. С. 7.

7

В действительности, часть данной работы не была оформлена по стандартам США, поэтому там она может быть предана «анафеме».

8

По большей части выходцев из политической социологии, критической криминологии, политической географии, политической антропологии и теории политики.

9

BIGO, Didier. 2011. Pierre Bourdieu and International Relations: Power of Practices, Practices of Power. In: International Political Sociology. Vol. 5. No. 3. Перевод: Lucrecia Rubio Grundell. С. 225–258.

10

В классической теории дипломатические стратегии подразделяются на тактики, а тактики – на методы. В таком случае наиболее наглядными тактиками в дипломатии являются: посредничество, согласование, арбитраж и президентское посредничество или посредничество главы государства. Методы, в свою очередь, различаются по скорости и интенсивности их применения.

11

Или субординацию.

12

Посольства и консульства приобретают квоты суверенитета от государства. В отличие от дипломатов, эти организации получают изрядное количество квот суверенитета таким образом, что другие государства легко могут узнать, кто пользуется особой неприкосновенностью в соответствии со статьей 21 Венской конвенции о дипломатических сношениях и Венской конвенции о консульских сношениях.

13

Важно отметить, что в испанском языке понятие «дипломатическая гарантия» никак не связано с понятием «дипломатическое обязательство» (англ. Diplomatic Assurances). «Дипломатическое обязательство» скорее относится к правам и обязанностям беженцев, эмигрантов и депортированных. Если последние стали объектами гонения, пыток, либо подозреваются в совершении преступления, то об этом они должны сообщить государству или наднациональным организациям. Тем не менее, данный принцип не является обязательным для исполнения, гласным, публичным или значимым. В английском же языке оба понятия применяются стихийно для описания различных ситуаций.

См. YOUNG-GWAN, Lee. 2012. South Korean Economic Miracle and Its Reflections in Los Angeles Times and New York Times, 1975–1979. (24–01–2015). http://ccsenet.org/journal/index.php/ass/article/viewFile/17608/11791

См. COMISIÓN DE DERECHO HUMANOS DE LA ONU. 2005. Reporte E/CN.4/2006/6. December, 16. Parágrafo 31.

14

HARTWIG, Matthias. 2004. The German Federal Constitutional Court and the Extradition of Alledged Terrorists to the United States. German Law Journal. Vol. 5. No. 3. США. С. 192.

15

PAZO PINEDA, Oscar Andrés. 2012. Garantías diplomáticas y Constitución: El derecho fundamental a la vida en los procesos de extradición. (15–01–2015). http://www.ius360.com/publico/constitucional/garantias-diplomaticas-y-constitucion-el-derecho-fundamental-a-la-vida-en-los-procesos-de-extradicion/

16

В целом, «дипломатическая гарантия» делится на два типа. С одной стороны, гарантия на выполнение установленных обязательств, которую предоставляет государство. С другой – «залог», который государство оставляет на случай невыполнения договоренностей.

17

PAZO PINEDA: 2012. Op. Cit.

18

Швеция приняла данное решение в качестве репрессивной меры в отношении правительства Саудовской Аравии, предположительно совершившего преступление против прав человека.

19

MARTENS, Charles de. 1886. La Guía Diplomática.

20

SATOW, Ernes. 1947. A Guide to Diplomatic Practice. University of Toronto. Toronto, Canada.

21

BERRIDGE, Geoffrey. 2002. Diplomacy: Theory and Practice. Palgrave. UK.

22

COHEN, Raymond. 1999. Reflections on the new global diplomacy: Statecraft 2500 BC to 2000 AD. In: MELISSEN, Jan. Innovation in diplomatic practice. Macmillan. Basingstoke. США. С. 1–18.

23

U. S. DEPARTMENT OF STATE (USD). 1987. Dictionary of International Relations Terms. США. С. 85.

24

ROSECRANCE, Richard. 1974. Diplomacia. Enciclopedia Internacional de Ciencias Sociales. Editorial Aguilar. Vol. 3. Spain. С. 24.

25

CANTILO, José María. 1993. La profesionalidad del diplomático. GEL. Argentina.

26

CAHIER, Phillippe. 1965. Derecho diplomático contemporáneo. Spain.

27

DER DERIAN, James. 1987. On diplomacy: a genealogy of western estrangement. Universidad de Oxford. Editorial Blackwell. США.

См. CONSTANTINOU, Costa. 1996. On way to Diplomacy. University of Minnesota Press. США. С. 110.

28

Термин «Дипломатия» имеет различные коннотации. Важно отличать понятие «Дипломатология» (англ. Diplomatology), возможно, взявшее начало в трудах румынского философа Богдана Петричейку Хашдеу (1838–1907) и использующееся для обозначения научных исследований в области дипломатии и внешней политики. Таким образом, корректнее говорить о науке «Дипломатологии», чем о науке «Дипломатии». Несмотря на это, данный термин используется для описания научной деятельности и систематизации античных дипломатических свитков.

См. MERCA, Oana. 2013. Începuturile publicistic hasdeene. In: Revista Nouă. Año 10. No. 3. 76. Apare la Câmpina, România. Romania. С. 25.

См. GUERRA, A. R., 2003. Os diplomas privados em Portugal dos séculas IX a XII-Gestos e atitudes de rotina dos seus autores materiais. Centro de História da Universidade de Lisboa. Lisboa, Portugal. С. 28.

См. EVANGELISTA MARQUES, André. Para um inventário da documentac, diplomática anterior a 1101 conservada em arquivos portugueses. In: ARÍZAGA BOLUMBURU, Beatriz; y otros. Mundos Medievales Espacios, Sociedades y Poder. Editorial de la Universidad de Cantabria. Spain. С. 709.

29

К примеру, стоит вспомнить классическое определение «Дипломатии» Гарольда Николсона. Если тщательно разобраться, то для Николсона «Дипломатия» – вовсе не результат выполнения ряда условий, а как раз наоборот, «Дипломатия» – это «ведение международных отношений посредством переговоров; метод, при помощи которого эти отношения регулируются и ведутся послами и посланниками; работа или искусство дипломата». Это означает, что дипломатия является вполне конкретным «общественным явлением» без привязки к прошлому или будущему.

См. NICOLSON, Harold. 1955. La Diplomacia. Fondo de Cultura Económica. Mexico. С. 14.

30

Вступила в силу 24 апреля 1964 г.

31

Вступила в силу 19 марта 1967 г.

32

Вступила в силу 27 января 1980 г.

33

См. главу: Антисистемная дипломатия.

34

См. главу: «Препарадипломатия» (англ. Pre-paradiplomacy) и «Протодипломатия» (англ. Protodiplomacy).

35

BURT, Ronald. 1992. Structural holes: the social structure of competition. Harvard University Press. С. 57–91.

36

В дидактических целях в данной книге было решено предоставлять оригинальную терминологию, использованную исследователями, обнаружившими или изучавшими различные типы дипломатических и анти-дипломатических стратегий.