Мой друг Карлос Шакал. Революционер, ставший героем голливудских фильмов «Шакал» и «Карлос»

– Я помню один случай, когда мне было 13 или 14 лет и Ильич взял меня с собой в кинотеатр на мой самый первый фильм. Это было про жизнь генерала Паттона. В то время я начал покуривать, и однажды наш брат Ленин нашел у меня пачку сигарет и хотел рассказать все матери. Но вдруг пришел Ильич и спросил, что происходит. Ленин объяснил, что нашел сигареты. Он отвел меня в сторону и усадил меня с ним. Он закурил сигарету и сказал мне курить. Я начал кашлять, тогда он дал мне виски и велел выпить. Конечно, это был первый напиток, который я попробовал, и мне сделалось дурно. Тогда Ильич сказал мне: «Посмотрите, вы не знаете, как курить, и не знаете, как пить, если в следующий раз, когда я увижу коробку сигарет или когда от вас будет пахнуть спиртным, а вы не научились пить, я дам вам взбучку, сударь, вы будете наказаны. Но если вы научились курить и пить, мы пойдем на вечеринку вместе.

Потом британские журналисты попытаются представить двух братьев настоящими прирожденными убийцами, которые исправно тренировались в стрельбе в Кенсингтонском элитном клубе. Ну как иначе, ведь еще в детский манеж им святая Эльба подкладывала советские гранаты! Конечно, юноши должны были много стрелять! Вот только в журнале регистраций этого клуба нет ни Санчесов, ни Рамиресов, ни других охочих до оружия венесуэльцев.

На самом деле в короткий лондонский период Ильич все свободное время посвящал светским и интеллектуальным мероприятиям, а не стрельбе. Эльбу нужно было сопровождать на регулярные вечера, устраиваемые венесуэльским посольством. Уже там он мог демонстрировать свою утонченность и светскость: одетый в сногсшибательный даже по английским меркам костюм, Ильич вальяжно вел светские беседы с дипломатами и большими шишками, приглашенными послом. В этом образе он выглядел значительно старше своих лет. Есть фотография, на которой запечатлен один из таких приемов: Ильич стоит позади своей матери, слегка поддерживая за руку молодую брюнетку. Он усмехается.

Ильич привык жить в комфорте. Сам он замечал, что живет как в последний день:

– Если ты революционер, то твоя жизнь может оборваться в любую минуту. Поэтому я люблю, когда есть хорошая выпивка, вкусная еда и дорогие сигары. Нет ничего плохого в мягкой постели или танцах. Или, может быть, кому-то станет плохо от того, что я люблю играть в карточные игры? Не смешите меня.

Кстати, другой революционер, мой близкий товарищ Эдуард Лимонов имеет точно такие же представления о так называемой революционной аскезе («Книга мертвых – 2»):

«Я не родился с одной темой в голове. Я родился сложным. Мне близок и “острый галльский смысл”, и “сумрачный германский гений”. Мне близки и тюрьма, и ресторан. И ложе любви. В последние годы в Интернете всякие недочеловеки высказывают свое тусклое непонимание, почему я – человек протеста, “революционер”, как они меня называют, появляюсь на “гламурных”, как они такие вечера называют, сборищах. По простой причине, о унтерменши, что, помимо войны и разрушенных городов, я люблю и устрицы с шампанским (вкус отточил за четырнадцать лет жизни в Paris), и люблю лицезреть красивых девушек, и все это потому, что противоположный конец шкалы человеческой жизни, где унижения, тюрьма, война, смерть, мною хорошо разведан. Я впадаю в восторг от предельной удаленности устриц с шампанским от блюда, которым нас кормили в перерыв в Саратовском областном суде: суп с головами и хвостами килек – блюдо называлось “аквариум”. Отвратительная гадость, я вам доложу. Я всю жизнь с пятнадцати лет и по сей день, то есть на протяжении пятидесяти лет (полустолетия!), пишу стихи. Их признают если не наилучшими, то из лучших стихов последнего полустолетия. То есть у меня есть вкус, стиль, и так случилось, что диапазон моего литературного и эстетического вкуса широк: от вонючего пойла с головами килек до устриц и “Вев Клико” хотя бы.

Я понимал и понимаю рафинированное и изящное, и если удается ополоснуть палату рта глотком Шато Лафит-Ротшильд, то я простенько радуюсь, а не мучаюсь противоречием между моими радикальными политическими взглядами и глотком Шато Лафит-Ротшильд. Видимо, образ “революционера” у среднего обитателя Интернета связан с голодом и тюрьмой, лохмотьями на плечах и унылым выражением лица. Такое понимание “революционера” никогда не соответствовало действительности. Боевая организация эсэров, к примеру, вовсе не вела пуританский образ жизни, но даже на свои заговоры собиралась по преимуществу в дорогих ресторанах и трактирах. Конечно, эсэров и убивали, и казнили, но они не отказывались до совершения подвигов и от “красивой жизни”, если она была возможна. До подвига. Или в перерывах между подвигами. Тот, кому завтра умирать, должен жить хорошо».

Под каждым словом мог бы подписаться Ильич, умевший по-настоящему ценить жизнь.

В британской столице он сразу же пытается участвовать в политическом движении, посещая митинги и демонстрации. Уже через несколько месяцев Ильич пробует организовать международный союз студентов. Это событие было сразу удостоено внимания полиции, которая заинтересовалась молодым иностранцем. Почувствовав неладное, он быстро исчез из ее поля зрения, однако в скором времени начал с нуля создавать ревмол Венесуэлы, который должен был иметь свои ячейки во всех странах Восточного блока. Куратором Ильича тогда стал полевой командир и революционер-боевик Хуан де Диос Монкада Видал, человек скрытный и не любящий шума.

Впрочем, из этого ничего получиться не могло: неожиданно в Лондон прилетел отец. Рамирес Навас отвез старшего и среднего сыновей в Париж, чтобы подготовить к поступлению в знаменитую Сорбонну… Все бы так и шло, если бы Ильич вдруг не заявил, что хочет ехать в Советский Союз. Сказать, что все были потрясены, – это ничего не сказать: Ильичу уже выписали стипендию в самом престижном учебном заведении мира – в Сорбонне, и тут он очертя голову едет на родину Великой Октябрьской социалистической революции.

Решение о создании в СССР интернационального Университета дружбы народов было требованием времени. Необходимо было оказать помощь странам, получившим свободу от колониальной зависимости в период 1950–1960-х годов. Одной из задач УДН стала подготовка высококвалифицированных кадров для стран Азии, Африки и Латинской Америки, воспитанных в идеалах интернационализма. Но не все измеряется политикой – все-таки основной целью университета было предоставить возможность получить высшее образование молодежи из малообеспеченных семей.

Прием студентов осуществлялся через общественные организации и правительственные учреждения, в последующем – через посольства и консульства СССР. И снова над нашей историей нависает зловещая тень КГБ; в разных иностранных биографиях Ильича указано, что его поступление в УДН выхлопотал сотрудник КГБ при советском посольстве в Лондоне. Якобы этот секретный сотрудник помог получить визу и достать билет в Советский Союз, несмотря на то что у юного венесуэльца не было даже гранта на обучение. Этим еще объясняется и вольготная, непринужденная жизнь студента в столице красной России.

На самом же деле в 1968 году 18-летний Ильич получил грант на обучение от Общества советско-венесуэльской дружбы, а деньги за билет он заплатил сам, выбрав для путешествия британские авиалинии. Наконец, сам он во время допроса рассмеялся следователю в лицо, когда тот с упорством пытался вменить ему вербовку КГБ в лондонском посольстве.

– Мне было всего 18 лет, – смеется Ильич. – Все было гораздо проще.

Многие молодые люди, среди которых были Ильич и Ленин, мечтали поехать в Москву, чтобы своими глазами увидеть могущественную империю Советов. Ильич вспоминает:

– Я прибыл в Москву в 1968 году, за несколько дней до своего дня рождения 12 октября. Мне вот-вот должно было исполниться 19 лет. Я поступил в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. То была пора революционного брожения: движения в поддержку Че Гевары, Мао, Вьетнама, антиколониальные, антисионистские и антиимпериалистические выступления, суровые кризисы биполярного равновесия, от которых выигрывали прежде всего простые люди, а также вспышки подрывной деятельности в странах «реального» социализма.

Я приехал в Москву молодым коммунистом и коммунистом же покинул ее 20 июля 1970 года. За это время я стал яснее понимать те внутренние противоречия, которые 20 годами позже привели к краху СССР и развалу социалистического лагеря – посмертному торжеству Лаврентия Берии…

О Михаиле Горбачеве справедливо говорят, что он отец гласности и перестройки. Обе эти меры были необходимы, чтобы довести до логического завершения культурное преобразование одряхлевшего «реального социализма». Однако при этом, к сожалению, забывают о том, что Горбачев был первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС, то есть возглавлял русскую колониализацию Северного Кавказа. На этот пост его выдвинул Юрий Андропов, вернейший последователь Берии, не извращенец-психопат, а убежденный антикоммунист. Тот самый Андропов, который в 1956 году яростно воспротивился захвату власти в Венгрии Яношем Кадаром и его товарищами, истинными коммунистами, героями Сопротивления первому в истории фашистскому режиму.

Юрий Андропов регулярно ездил охотиться под Ессентуки. Останавливался он у отца Наташи Наймуншиной, актрисы, владеющей многими иностранными языками, моего хорошего друга. Наташа родилась в Берлине во время Великой Отечественной войны. Ее родители были заброшены в Германию в качестве разведчиков. Отец, Герой Советского Союза, всю войну прослужил офицером генштаба Третьего рейха. Летом 1969 года Наташа пригласила меня на каникулы в горы, на дачу, куда наезжали сливки советской партноменклатуры. Там я познакомился с Соней, своей первой большой любовью…

Из доверительных бесед я мало-помалу уяснил, что кризис системы неминуем. На то были экономические причины (провидческий доклад Аганбегяна), идеологические (я штудировал ленинские секретные архивы в Библиотеке имени Ленина), политические (доклады ЦК относительно партий стран – участниц Варшавского договора), военные (полная неразбериха в отделе ВВС, ведавшем разработкой реактивных двигателей) и стратегические (взрывоопасная ситуация на Уссурийском «фронте», отчуждение армий, размещенных на территории братских республик)…

Все это должно было как-то укладываться в голове деятельного подростка, который в полной мере наслаждался dolce vita под «Подмосковные вечера», но параллельно должен был выполнять «спецзадание» венесуэльской герильи.

– КГБ и ГРУ вовсю шерстили элиту молодежи, отбирая тех, кому предстояло стать либо лучшими, либо худшими гражданами своих стран, кто негласно способствовал победе дела Берии. Эта победа обернулась катастрофой не только для народов Советского Союза, ибо лишила их общего социалистического имущества, но и для остального человечества – оно было брошено на произвол хищной гегемонии янки. Мир впервые обрел выраженную однополярность, – пишет Ильич.

Итак, приступив к изучению марксистской теории по-советски, Ильич не упускал возможности влиться в богемную жизнь. Он был не стеснен в средствах и мог их спокойно тратить в валютных магазинах, доступных далеко не всем советским гражданам. Конечно, такой студент имел большую популярность как в студенческой среде, так и среди молодых советских литераторов и поэтов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.