Обнимая пустоту

Меня зовут Генри Фокс. Мне семнадцать лет, и я студент второго курса в достаточно приличном университете. Каждое утро я хожу одной и той же дорогой, останавливаюсь в одном и том же месте, чтобы взглянуть на небо. Каждое утро кто-нибудь непременно толкнет меня или наступит на ногу. Но меня это не волнует. Я окидываю своим взором ветви деревьев, длинные стволы, похожие на тонкие талии гигантов. Зимой они кажутся совсем одинокими. Рассматриваю здания и рекламные вывески. Изучаю проплывающих мимо людей. Все они разные. Но никто почему-то не замечает этого. Никого не интересуют вещи, которые окружают нас. Такие мелочи не приковывают внимание и взгляды. Ведь это мелочи. Они не заставят нас остановиться морозным утром, рискуя быть затоптанными, и насладиться моментом, секундой или минутой, которые мы проживаем прямо сейчас.

Меня как обычно разбудил будильник. Это было примерно полтора часа назад. Я проснулся на своей кровати в комнате студенческого общежития. Посмотрев на кровать в дальнем углу, я убедился, что сосед крепко спит, и мой будильник его не потревожил. Я не люблю понапрасну беспокоить людей. Душ я привык принимать сразу после пробуждения, поэтому, включив чайник, я взял все необходимое и приступил к утренним процедурам. После душа я пью чай или кофе – зависит от моего настроения, и выхожу на учебу. С первым глотком некрепкого кофе я понял, что день будет трудным, а возможно, сулит принести какие-то неприятности – я обжог язык и небо, а это случается достаточно редко. Вспомните ли вы, когда последний раз обжигались о кипяток? Кому-то может показаться, что я суеверный, но спешу вас уверить – это не так. Я привык доверять своим чувствам, а в этот момент мой поврежденный язык говорил мне, что стоит готовиться к трудностям. Конечно, я мог бы никуда не пойти и остаться в комнате, вернуться в еще не остывшую постель, но горячий кофе вряд ли сойдет за достойную причину для прогула. И вот я иду по холодной улице, выдыхая пар изо рта, смотрю на спешащих людей и рассуждаю в своей голове, не стал ли я одним из них. Я перестал думать обо всем этом, когда услышал крик – то кричала женщина, стоявшая на перекрестке. Для меня время будто остановилось, хотя все случилось за секунду. Ее крик, удар, боль и темнота. Все было мгновенно, должно было быть, но я словно застыл во времени. Успел обернуться на ее крик. Она стояла на перекрестке. Рядом висел светофор, а на нем, будто красная тряпка для быка, горел такой же красный сигнал, запрещающий движение пешеходам. Погрузившись в свои мысли, я совсем забыл про светофоры и машины. И вот я вышел на середину дороги на красный свет. Позади кричала женщина, во рту болели язык и небо, а справа неслась легковушка. Для окружающих все было молниеносно, для меня – немного иначе, но все, что я ощутил потом, были: крик, удар, боль и темнота».

Страница закончилась, и Пеппер собиралась ее перевернуть, чтобы узнать, что было дальше, но услышала, как дверь в ванной комнате открылась. Она быстро вставила блокнот обратно, подумав, что дочитает потом. Ей не хотелось, чтобы Генри видел, как она без спроса взяла его личные вещи. Она бы и не открыла блокнот, если бы на нем была надпись, например, «личный дневник». Но теперь, когда она начала его читать, ее захватило любопытство. Оказывается, Генри чуть не погиб. Пеппер хотела расспросить его обо всем подробно, но не решалась, «еще будет время», – подумала она.

В комнату вошел Генри, держа в руках две чашки с чаем. Они сели на пол и укрылись пледом. За окном шел дождь. И им так не хотелось никуда уходить из этой маленькой квартиры. Они молчали и смотрели друг другу в глаза. Тишина и волшебная атмосфера обволакивали. Они не заметили, как плавно приблизились их головы, и вот они нежно целуются. Тепло ее тела, вкус его шеи. И вечер, который уносит их в бесконечность.

Сказка

«Я тебе не говорил,

но когда мы идем рядом,

и наши руки почти соприкасаются,

мне становится очень хорошо»

Генри проснулся раньше Пеппер и как можно аккуратнее вылез из постели. Тихими шагами он отправился на кухню и включил медленный огонь на плите. Затем плеснул на сковородку масло и поставил ее сверху. Первый раз он будет готовить кому-то завтрак в постель, да еще свою фирменную яичницу с кусочками бекона. У каждого мужчины есть своя фирменная яичница. Пока на сковороде жарились яйца, Генри заварил две чашки ароматного чая, разложил пару вафель на тарелке и полил их медом. Незаметно для себя, он начал напевать слова одного стихотворения, которое сочинил еще в университете:

Время бежит, растворяясь в ночи,

Не замедлить времени бег.

Смотрю на тебя, ты просто молчишь,

А с неба все падает снег.

Свет от луны покажет изгибы.

Желание вспыхнет во мне.

Время бежит, уходят приливы,

Но я не один в темноте.

Яичница была готова, и он, разместив все на подносе, вернулся в комнату. В окно проникали теплые лучи утреннего солнца. Пеппер открыла глаза и улыбнулась.

– Ммм, как вкусно пахнет, – она мило потянулась в постели.

– Представляю вашему вниманию блюдо от шеф-повара! – Генри поставил поднос перед Пеппер, наклонился к ней и поцеловал, – ты вся сияешь.

– Я, кажется, счастлива.

– Поешь, пока не остыло.

После еды они сидели в кровати и пили малиновый чай. Генри вспомнил о книге, которую Пеппер прижимала к груди вчера вечером, и спросил:

– Кстати о той сказке, прочитаешь?

– Это сборник сказок, который написал дорогой моему сердцу человек. Мы с ним выросли вместе. Я прочту мою любимую, ты не против? – Генри качнул головой, и она начала, – «Далеко-далеко, много веков назад, жил на свете могущественный Дракон, нагоняющий страх и ужас на людей по всему миру. А быть может, и не жил, сами решайте, верить легендам или же нет. Появлялся Дракон один раз в год в случайном селении и сжигал его дотла. Множество лет прошло, множество селений было уничтожено прежде, чем люди собрали огромное войско и решили выступить против Дракона».

– Значит, любишь драконов? – прервал ее Генри.

– Да, обожаю их с детства. Столько прочитала историй про них. Слушай дальше. «Они шли днями и ночами по Земле, пытаясь найти его логово. Когда же им удалось достичь горы, в которой обитал Дракон, они разбили лагерь возле входа в пещеру и стали обсуждать стратегию нападения. Спорили великие полководцы, как лучше поступить, выманить Дракона или же пробраться внутрь. Спорили, спорили и решили, что нужно послать в пещеру разведчика. Но кто же захочет так рисковать, да и каждый воин на счету? Было решено, что в пещеру отправится девушка, она и проворнее, и незаметнее, чем любой мужчина. Но в войске не было женщин, поэтому полководцы выслали отряд в ближайшую деревушку. Гонцы вернулись на следующий день вместе с девушкой. Ее вывели перед всем войском, она сняла капюшон. Мужчины застыли в изумлении. Такой чистейшей красоты не видел этот свет. Ее волосы развевались на ветру, а сама она гордо смотрела на весь легион, которому не было края. Полководцы дали ей наставления и впустили девушку внутрь пещеры. Она оказалась совсем одна в полной темноте. Подождав некоторое время, чтобы привыкли глаза, она зашагала вглубь горы. В самом ее центре спал Дракон. Девушка сразу ощутила могущественную ауру, пропитывающую все вокруг. Ей стало жаль Дракона, которого люди могут убить во сне. Он был таким притягательным, таким живым. Она приблизилась к нему, вытянула руку, чтобы погладить, как вдруг он открыл глаза и взмахнул крыльями. Дракон выпрямился во весь рост и пристально посмотрел на девушку. Она, в свою очередь, смотрела на него.

– Кто ты, и что привело тебя сюда? – спросил Дракон.

– Меня зовут Прекрасной Еленой, – ответила девушка, – люди сейчас снаружи, их огромное войско, и они пришли убить тебя.

Дракон разразился смехом, своды пещеры затрясло от мощного баса Дракона.

– Люди? Люди слишком слабы, чтобы выступить против меня. Ни одна стрела и ни одно копье не пронзит моей кожи. Мое пламя сожжет всех людей.

– Люди всей Земли объединились, у них есть шанс, и они в это верят.

– А ты веришь?

Елена чувствовала эту великую ауру и осознавала всю мощь Дракона.

– Я не хочу, чтобы пролилась чья-то кровь, их или твоя. Забери мою жизнь, но не причиняй людям зла.

Дракон долго смотрел на Елену. По ее щеке стекала слеза. Дракон был тронут добротой, смелостью и необычайной красотой Прекрасной Елены.

– Я принимаю твое предложение.

Елена зажмурилась и приготовилась умереть.

– Ты теперь моя, а я теперь твой, – прогремел Дракон.

Елена открыла глаза, и перед ней стоял Юноша. Дракона нигде не было.

– Что случилось, где Дракон?

– Я и есть Дракон.

Нападения на деревни больше не повторялись. Но Прекрасная Елена из пещеры так и не вышла».

Пеппер закрыла книгу и сделала глоток из кружки.

– Красивая история, – только и смог ответить Генри, – и что случилось с Еленой, неизвестно?

– Это же сказка.

– Да, это лишь сказка.

Они молча смотрели друг на друга какое-то время. Молчание не было сковывающим или напряженным, наоборот, оно подчеркивало установившуюся связь между ними двумя. Это был тот случай, когда пауза становится продолжением разговора, когда она соединяет души невидимой нитью.

– Кто бы ее ни придумал, он делал это специально для тебя.

– С чего ты это решил?

– Ты сама сказала, что любишь драконов, а еще то, что этот человек дорог тебе.

– Как я уже сказала, мы вместе выросли. В приюте. Но сейчас мы уже не так близки, – Пеппер опустила глаза.

– Что произошло? – продолжил Генри после незначительной паузы.

– Знаешь, как это бывает, мы росли как брат и сестра. По крайней мере, я всегда так считала. Но постепенно, я даже не могу вспомнить, в какой момент, наша связь, которая бывает у брата и сестры, начала перерастать во что-то большее. Но только для него. Для меня он всегда оставался братом. Я не хочу, чтобы он страдал. Сейчас мы отдалились. Я переживаю за него и хочу вернуть нашу дружбу, чистую и всеобъемлющую… Но он этого не хочет.

Генри не мог подобрать ни слова, чтобы хоть как-то успокоить Пеппер.

– Как его зовут? – спросил он.

– Его зовут Уилл.

– Ты никогда не рассказывала про приют.

– А что тут рассказывать? Завтрак, обед и ужин, а в перерывах бесконечное ожидание, что кто-то придет забрать тебя. Что ты окажешься кому-нибудь нужен. Хоть кем-то любим. Будешь выполнять всю работу по дому, чтобы на тебя смотрели с благодарностью. Семейные ужины и прогулки. А может быть тебе подарят собаку. Хотя ты будешь счастлив и от обычного взъерошивания волос на голове… По мере взросления, ты осознаешь, что этого не будет, и никто не придет. Тогда коротаешь дни по-другому. Для меня спасением стали книги. Особенно сказки. В них мир добрее. Тогда он и подарил мне эту, – Пеппер снова прижала книгу к груди.

Генри подвинулся ближе и обнял ее. Затем взглянул сверху вниз и поцеловал в лоб. Пеппер улыбнулась.

– А знаешь, как мы познакомились?

Генри с ожиданием взглянул ей в глаза.

– Как?

– Я пришла в столовую на обед. Расположилась, как обычно, за первым столиком. Детей было много, поэтому в столовой царила суета. Я слышала о Уилле раньше, но лично мы не были знакомы. Говорили, что он умный, но высокомерный. Никто не хотел с ним дружить. Он всегда сидел за самым крайним столом абсолютно один. В этот день давали тыквенный суп-пюре и какой-то салат с куриной котлетой. Выглядело не очень аппетитно, поэтому я практически не притронулась к еде. Внезапно я услышала шум около выхода, как раз там, где сидел Уилл. Но из-за спин детей я ничего не видела. Они толпились вокруг его стола, заслоняя весь обзор. Тогда я встала и начала пробираться вглубь, пока не достигла места действия. Я увидела ужасную картину: несколько мальчиков избивают лежащего на земле Уилла. И я закричала, чтобы они остановились. Там была целая толпа других детей, но все только глазели, и никто не думал их останавливать. Какими жестокими порой бывают дети. Когда они разошлись, я помогла ему встать. У него шла кровь, и я отдала свой любимый платок. Белоснежный. Он остался мне от мамы. С тех пор мы всегда были вместе. Заботились друг о друге. Он хранит этот платок как напоминание о том дне, – закончила она.

– Пеппер, – тихо прошептал Генри.

– Да?

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Их лбы соединились, и они улыбнулись.

– Ну, моя очередь, хочешь, я расскажу кое-что о себе? – начал Генри после длительного молчания.

– Хочу, – ответила Пеппер.

Генри утвердительно кивнул и начал: "Сначала небольшая предыстория. Мне неловко об этом говорить, но я никогда не пользовался вниманием со стороны девушек и всегда завидовал таким парням, которые могут запросто общаться с ними, веселить их или соблазнять. Для меня это всю жизнь было настоящим испытанием. Но когда я встретил тебя, все изменилось". Все это время Генри смотрел куда-то вниз, опустив глаза, потому что стеснялся говорить об этом с кем-то бы то ни было, но, заканчивая фразу, поднял голову и встретился взглядом с Пеппер, которая внимательно его слушала. Он продолжил: "Нет, я могу поддержать разговор и даже не выглядеть отсталым, но так, как это делают они, я не умею. Мало того, что я всегда начинаю волноваться, так из головы вылетают все умные мысли, которые там обязаны быть. И мне остается отыскивать в пустоте своего мозга невнятные обрывки фраз, которые похоронят мои шансы на успех под веселые мелодии Брамса". Пеппер хихикнула. "Но я не об этом, это для того, чтобы ты меня поняла. Хочу рассказать случай, который никак не уходит из моей головы, может быть, рассказав о нем, меня перестанет мучить совесть. Это случилось в выпускном классе старшей школы. Занятия закончились, и мы небольшой группой шли на автобусную остановку. Я шел с одной девушкой вдвоем на несколько метров впереди остальных. Она взяла меня под руку, что заставило меня сильно волноваться, ведь близость с противоположным полом вызывала у меня панику. Наверное, я покраснел, но либо она не заметила, либо не придала этому значения. Действительно, почему парень в свои 16 лет должен смущаться прогулки с девушкой? Мы о чем-то болтали, вернее, я пытался найти нужную тему. Задача была не из легких: в то же самое время я старался не подавать виду, что ужасно волнуюсь. Со стороны мы, должно быть, выглядели парой, и отставшие от нас одноклассники несколько раз выкрикнули какие-то фразы, смыслом своим похожие на “жених и невеста”. Это, несомненно, только усилило мое волнение.

– Они так и правда подумают, что мы вместе, – сказала староста.

– Тогда мы будем обязаны поцеловаться, – ответил я. Она улыбнулась. Зачем я это ляпнул, не представляю.

Мои ладони были мокрыми, сердце было готово вырваться из груди. Зрачки бегали из стороны в сторону, но внешне я выглядел вполне уверенно. А, вот еще что, забыл сказать. В то время я ни разу в жизни не целовался. Каким-то чудом мы дошли до остановки, хотя наш путь, казалось, длился целую вечность. Мы остановились, она смотрела на меня, а я смотрел на нее. В моей голове звучала моя фраза насчет поцелуя. Возможно, она ждала, что я это сделаю. Возможно, она хотела, чтобы я это сделал. Этого я уже никогда не узнаю. В тот момент мне было так страшно и одиноко, словно я намеревался прыгнуть в воды бушующего океана, не умея плавать. И я не прыгнул.

– Ну, тогда до завтра? – все, что я смог вымолвить.

– Да, до завтра, – сказала она.

Я сел на первый автобус и скрылся, больше мы к этой теме не возвращались". Вот такой позор, который почему-то вцепился в меня и не отпускает.

– И всего-то? Я сначала подумала, что ты убил кого-то, – засмеялась Пеппер, – Не волнуйся, сейчас ты совсем не такой, хотя я не говорю, что быть столь стеснительным и трусливым – плохо, но я про то, что ты вовсе не трус. Не знаю, что должно было произойти, чтобы ты изменился, но ночью все было прекрасно, да и не только ночью. Поэтому мне трудно сопоставить образ трусливого мальчика с тем, какой ты сейчас. И ничего позорного в этом нет, мы взрослеем, меняемся, и все проходят через это. Кто-то раньше, а кто-то позже, – Пеппер прижалась к его плечу.

Генри провел рукой по ее щеке, завел волосы за ушко, повернул ее лицо в свою сторону и поцеловал. Их губы были соединены короткое мгновение. Сердца начинали биться чаще. А счастье пронизывало каждый сантиметр их молодых тел.

Вечером Генри пригласил Пеппер в хороший ресторан. На улице быстро стемнело. Они сидели возле окна и могли видеть, как за стеклом горели огни, проносились люди, приезжали и уезжали такси. Официант принес вино и налил его в бокалы, затем забрал освободившуюся посуду. Пеппер пригубила напиток и многозначительно посмотрела на Генри, явно намереваясь начать разговор.

– Расскажи о себе, откуда ты родом, где учился, вырос, хочу знать о тебе все, все, все, – начала она.

Генри взял свой бокал в правую руку и тоже сделал глоток.

– Родился я в Японии. Родители эмигрировали в Америку, когда мне было около четырех. Даже в начальную школу не успел пойти3. Здесь я и вырос, окончил школу и университет…

– И встретил меня, – перебила его улыбающаяся Пеппер.

– Да, и встретил тебя, – ответил Генри, глядя в ее чистые, большие глаза.

– Имя у тебя не Японское. Скучаешь по родине?

– Не особо, моя родина здесь. А что насчет имени, я не спрашивал у родителей, как они его выбирали. Имя как имя.

– На каком языке ты думаешь?

– На английском, естественно, а что?

– Родина там, где говорят на языке, на котором ты думаешь.

– Японию я мало помню, собственно, как и родителей, – он сделал еще один глоток вина и посмотрел в окно.

Пеппер положила свою руку на стол поверх его руки и аккуратно сжала, давая понять, что он не один.

– Пойдем, отведу тебя в свое тайное место, – он достал кошелек, положил несколько бумажек на стол и, не отпуская ее руки, повел к выходу.

Уже было совсем темно, но их это ничуть не заботило. Сначала они были увлечены беседой, затем игрой в салки, они смеялись и флиртовали, и им обоим это нравилось. Так они прошли несколько кварталов и приблизились к семиэтажному зданию. На первом этаже находился ресторан итальянской кухни, в котором работали мексиканцы, притворяющиеся итальянцами.

– Мы пришли? – спросила Пеппер.

– Почти, надо обойти.

Они зашли в переулок и обошли здание, подойдя к заднему выходу. Он вел на кухню ресторана. Генри постучал несколько раз, дверь открыл невысокий мужчина с пухлыми губами и добрым взглядом. Он был в белой форме, которую носят все работники кухни.

– Привет, Джесси, мы поднимемся?

– Генри, куда пропал, друг, я уж начал скучать, конечно, заходите.

Генри сунул ему купюру и повел Пеппер прямо через кухню. Никогда она еще не была в «святая-святых» любого ресторана – кухне. Перед ее глазами раскинулись несколько рядов столов, плит, вытяжек и всех необходимых приборов. Люди сновали туда и сюда, но каждый точно знал свое дело. Кто-то жарил стейки, рассказывая молодому мальчику о разных степенях прожарки. Кто-то варил лобстеров, кто-то готовил пасту. Две женщины, видимо, отвечали за салаты. Мужчина, похожий на гангстера, посыпал первоклассное пирожное шоколадной стружкой. Тарелки с разнообразной пищей проносились перед ними с удивительной скоростью. Как жаль, что ей нельзя задержаться здесь на более длительное время, чтобы насладиться великолепным зрелищем мастеров кулинарного мира. Они вышли из кухни и оказались в просторном коридоре. В нескольких шагах находился грузовой лифт.

– Нам сюда, – указал Генри.

Он отодвинул металлическую решетку и пропустил Пеппер вперед. Они зашли в лифт, внутри он был весь потертым. «Им пользуются рабочие», – объяснил Генри. Пеппер встала в дальний угол, он закрыл металлическую решетку и нажал кнопку. Лифт слегка заскрипел и двинулся вверх. Генри смотрел на Пеппер, а ее взгляд был устремлен на него. Странно, еще утром она не знала, чем закончится ее день. Как часто люди борются с искушением? Он хотел впиться в ее нежные губы. Все, чего хотела она – чтобы он сделал шаг и поцеловал ее. Лифт подозрительно дернулся и остановился. Генри отодвинул решетку, и свежий воздух ворвался в тесное помещение. Он сделал шаг на крышу, повернулся к ней и протянул руку. В его глазах она увидела сожаление, не сожаление о том, что сейчас они вместе, он словно извинялся за то, что не решился ее поцеловать. Она взяла его руку, но споткнулась о порог лифта и повисла на Генри. Подняв голову вверх и глядя на него, она улыбнулась. Он так и держал ее.

– Обожаю крыши, – сказала Пеппер, отпуская плечи Генри.

– Правда?

– Даа, с детства выбиралась на них втайне от взрослых. Здесь так уютно, и нет никого, хорошее место, чтобы привести мысли в порядок.

– Да, – Генри уставился на Пеппер.

– Что? – привела она его в чувства.

– Ничего, прости, просто ты очень красивая, и я засмотрелся.

– И завис, – засмеялась она.

Он тоже засмеялся. После чего сделал несколько шагов к ней и страстно поцеловал. Звуки города заглушались, ветер насвистывал свою мелодию. Это был один из лучших дней, проведенных вместе.

Полеты на Марс

«И вот оно – блаженство. Растекается молочком по телу, покалыванием на кончиках пальцев, ознобом. Теперь мне будет хорошо»

Генри открыл дверь своей квартиры, зашел внутрь, разделся и залез в душ. Живот все еще болел после удара проповедника, но мысли были чисты.

Он улыбнулся и вспомнил первый раз, когда в его крови стал растворяться наркотик. В тот момент он сидел в неудобном кресле в какой-то комнате. Выдавив содержимое шприца, он закрыл глаза и откинулся на спинку.

Генри очнулся посреди огромной пустыни. В ней не песок, а засохшая и потрескавшаяся земля цвета глины, ровная как обеденный стол. Она раскинулась на километры во все направления, и ничего вокруг. Он стоит посреди пустыни в лучах черного солнца. Не слышно ни звука. Он пробует что-нибудь сказать, но голос его подводит, тишина не нарушена. Генри тянет руку, пытаясь схватить время и заставить его остановиться, но оно просачивается сквозь пальцы и падает в темную бездну. Он падает вслед за ним. Вход за его спиной затягивает холодная пустота. Пути назад больше нет. А мимо него проносятся секунды, минуты, часы. Они пролетают мимо так быстро, что он не успевает разглядеть их значения. Глаза не могут привыкнуть к этой тьме. Генри перестает различать что-либо вокруг. Слышит крик впереди. Начинает царапать глаза, пытаясь заставить их видеть. Кровь, вытекающая из них, не может согреть своим теплом. И он кричит что есть сил, но не от боли, а потому что хочет услышать свой голос, но не слышит. Лишь темнота вокруг. И он падает в эту бездну, всем сердцем желая, чтобы она оказалась не вечной.

Генри смыл шампунь с головы, закрыл воду и засмеялся.

– Черт, я так долго искал свою смерть, что уже и забыл, что значит жить. Прости меня, Пеппер, я зря тратил время. Мое драгоценное время, а мог столько всего сделать, – Генри огорченно вздохнул, но не переставал улыбаться.

Он побрился и стал собираться. Сегодня ровно год, как ее не стало. Генри оделся и отправился проведать Пеппер.

Финал

«А в самом ядре – начало, корень всего, точка отсчета, неприкосновения»

Генри добрался до кладбища и прошел сквозь железные ворота. Но, не успев сделать и десятка шагов, остановился. Шок парализовал и сковал его движения. Дыхание на секунду сбилось, но Генри быстро подавил этот порыв слабости. Он увидел Уилла, стоящего возле могилы Пеппер. Гнев начал заполнять все естество Генри, беря под контроль тело и разум. Он сорвался с места и понесся к находящемуся в таком же недоумении Уиллу. Тот хотел что-то сказать и даже открыл рот для этого, но был сбит резким ударом, словно попал под машину – Генри врезался в него всем весом, повалив на землю. Они сделали несколько кульбитов, сместившись в сторону от могилы Пеппер. От куртки, в которой находился Уилл, отлетело несколько верхних пуговиц. Генри оказался сверху и начал яростно наносить удары по лицу. С каждой секундой силы покидали Уилла. Собрав всю свою волю в кулак, он подтянул Генри к себе за грудки, ограничив возможность наносить удары, и перевернулся вместе с ним. Теперь Уилл был сверху и стал отвечать Генри тем же самым. Второй, третий, четвертый удар прямо по челюсти Генри. Уилл сделал еще несколько ударов. Генри лежал, опустив руки, и практически не двигался. Уилл поднял руку для нанесения удара, который мог стать последним, но внезапно взгляд его упал на аккуратное надгробие Пеппер. Вдруг он увидел ее перед собой. Она развела руки в стороны и шла к нему, намереваясь обнять. Выстрел. Уши заложило пронзительным писком. Уилл почувствовал жгучую боль в груди. Пеппер растворилась в воздухе, превращаясь в дым – то был дым, исходящий из дула пистолета, который держал Генри.