Несколько историй из жизни отсутствующих

Когда я впервые узнал об этой затее, то первым делом подумал о том, что ни я, ни Израиль Иммануилович живыми из этой передряги уже не выйдем. Требовал ли культ Императора непременного нашего заклания, я не знал, но то, что два раза резавший мне палец жрец не откажет себе в таком удовольствии, я ничуть не сомневался.

Лежа на жестком тюфяке в кое-как освещенном тусклой лампочкой подвале, я мучился от боли в руке и от того, что никак не мог понять, одной ли случайностью объясняется мое пребывание здесь, или есть еще что-то, чего я до сих пор не знаю.

Израиль Иммануилович был прагматичным человеком, и объяснить такое быстрое его согласие одним лишь нашим добрым знакомством я не мог.

…

Над морем шел дождь. Он рваной пеленой свисал из медленно ползущих по небу облаков, окрашивая поверхность воды под ними в унылый серый цвет. В то же время здесь, на пристани, пока еще было сухо и светило солнце. Сильный порывистый ветер гнал волны к берегу, срывая с гребней пену, а сквозь шум прибоя время от времени прорывались пронзительные крики чаек.

Когда-то тут кипела жизнь, причаливали и отдавали швартовы промысловые суда, и словно цапли вытягивали свои металлические шеи краны, разгружавшие улов. Теперь повсюду царил упадок: пустыми глазницами окон смотрели по сторонам давно не беленые постройки с кое-где разобранными черепичными кровлями, догнивали на своей последней стоянке несколько ржавых посудин, а в щелях между бетонными плитами набережной вовсю росла трава.

В полном соответствии с законами жанра мы приехали сюда на большом черном автомобиле и, сидя внутри, ждали, когда прибудет «товар». В машине мы были втроем: мрачного вида шофер, не проронивший за всю поездку ни слова, мой религиозно подкованный экзекутор, облаченный в новую шляпу, и я. Впрочем, можно было не сомневаться, что где-то поблизости располагались люди, тщательно проинструктированные на предмет выбора цели и момента ее ликвидации.

Состояние мое было ужасным. В одну и ту же минуту я проходил внутри себя весь путь от надежды, что вот-вот произойдет чудесное мое освобождение, до полного отчаяния и осознания того, что я стою на ступеньках эшафота. Этот цикл повторялся снова и снова, с каждым разом оставляя мне все меньше сил.

– Смотри-ка! – воскликнул человек в новой шляпе, обращаясь к водителю. Он докуривал вторую сигарету и тлеющим ее концом ткнул куда-то в небо. – Умные твари! Чуют, где поживиться можно.

Там, куда он указывал, уже собралась стайка заинтересованных пернатых, она кружилась на небольшой высоте, приглядываясь к тому, что происходит у нас внизу.

А внизу джентльмены собирались играть «ривер»3, в котором на кону стояли головы, в том числе и моя. Возможно, это было проявлением малодушия, но сейчас мне хотелось только одного: быть как можно дальше от этих безумных фетишистов и смертоносного червячка в криогенном контейнере, и пусть они сами с собой разбираются. Мне было плевать на Последнюю Империю и ее императора, мне было плевать на органический антиквариат и все, что с ним связано, равно как и на то, какой национальности был Адам, и был ли он вообще. Я хотел забыть обо всем этом раз и навсегда и жить как прежде.

…

Израиль Иммануилович пришел пешком. Он появился из узкого прохода между двумя облупленными сараями, одетый во все черное, с шикарным кожаным саквояжем в руке. Всем своим видом он походил на гробовщика, желающего снять мерку с покойника, и только яркий рыжий цвет саквояжа разрушал целостность образа.

Такое его появление стало полной неожиданностью для человека в новой шляпе. И хотя выражение его лица при этом ничуть не изменилось, я заметил, как на мгновение он весь напрягся, а правая его рука непроизвольно потянулась к скрытому под одеждой оружию.

Израиль Иммануилович, не спеша, подошел поближе и, остановившись метрах в семи-восьми от нашей машины, стал ждать.

– Пора на выход, малыш! – человек в новой шляпе подарил мне полный боевого задора взгляд, обстоятельно похрустел суставами пальцев рук и, прежде чем открыть дверцу и выйти, предупредил: – Инструкции те же: шаг влево, шаг вправо – сам понимаешь…

Сердце бешено колотилось у меня в груди, и совсем не слушались ноги. Я чувствовал себя так, как будто мне нужно было выпрыгнуть из самолета без парашюта. С огромным трудом я выбрался наружу следом за ним и встал рядом с автомобилем, опираясь на капот, чтобы не упасть.

Израиль Иммануилович молча поставил саквояж на землю и сделал два шага назад.

Его визави пружинистой походкой приблизился к заветной цели, однако прежде чем встать на колено и заглянуть внутрь, не забыл чинно, с легким поклоном приподнять в приветствии свою новую белую шляпу.

Осмотром содержимого он, судя по всему, остался доволен. Защелкнув замок, он поднялся.

Наступала развязка, и чей-то торжественно-печальный голос в моей голове произнес: «Ну вот и все!»

…

Предложение Израиля Иммануиловича было коротким и простым: свою часть договора он выполнил, я остаюсь с ним, а человек в белой шляпе забирает саквояж и уезжает, куда ему угодно. Тон, которым оно было озвучено, более подходил для ультиматума и очевидной целью имел продемонстрировать его уверенность в том, что он в достаточной степени контролирует ситуацию, что на любой выстрел последует ответный и счет 2:2 гарантирован.

Такой счет меня лично не устраивал, но, честно говоря, никакого другого исхода я не видел. Стрельба диктовалась логикой момента, а еще точнее, тем обстоятельством, что для того чтобы разойтись без крови, нужно было доверить свою жизнь тому, кого ты во что бы то ни стало хочешь уничтожить и кто полностью взаимен в своих желаниях по отношению к тебе.

Вот и получалось, что, направляясь сюда для того, чтобы меня спасти, Израиль Иммануилович мог рассчитывать только на чудо.

…

Человек в белой шляпе уже целую минуту разглядывал Израиля Иммануиловича. Вероятно, он пытался понять, блефует хозяин магазина подержанных членов или нет, а заодно прикидывал варианты развития событий и возможные свои действия. Только все это было зря.

Самоуверенный кретин! Никакого выбора уже не существовало. Оставалась неясной только одна деталь: чей выстрел будет последним.

– Ты не Авраам, старик, а щенок, который тебе почему-то так дорог, – не Исаак. Чудес не жди! – сказал он весело и некрасиво сплюнул в сторону.

Верный слуга великого дела, без сомнения, был смел. К жизни своей он относился как к игре, как к кинофильму без дублей, и, видимо, поэтому был весьма склонен к мелодраматическим эффектам.

…

Я так и не понял, что послужило триггером для старта апофеоза. Может быть, у кого-то сдали нервы, а может быть, это был какой-то условный сигнал или что-то еще, чего я не заметил, но только вдруг в воздухе возникло гудение пули крупного калибра, и в тот же момент боковым зрением я увидел, как водителю машины оторвало голову.

Рухнув инстинктивно на землю, я сразу понял, насколько мне повезло с тем, что я не успел отойти от автомобиля и что оказался с той его стороны, которая была обращена к морю, – здесь я был укрыт от огня.

Впрочем, война случилась предельно короткая: сначала раздались три или четыре выстрела – точное количество я не запомнил, а немного позже, с небольшими интервалами, еще несколько. И хотя я непроизвольно жмурился и вжимался в нагретую солнцем железобетонную плиту после каждого, ни один из них не был произведен по мне.

Потом все стихло, и снова остались только шум ветра, плеск волн и раздраженные вопли потревоженных птиц.

…

Я лежал без движения, ожидая, что вот-вот все начнется снова, однако время шло и ничего не происходило.

Я приподнял голову и посмотрел вперед.

Там они и лежали оба: Израиль Иммануилович и человек в белой шляпе.

Можно было долго думать о том, кто, зачем и почему, но сейчас только один факт имел значение: я был все еще жив, а человек, который по сути спас меня, – нет.

Я снова уткнул нос в шероховатую от дождей и ветра бетонную поверхность причала и заплакал. В один момент пронеслись у меня в голове картины наших с ним встреч, разговоров и посиделок за чаем. Вспомнился ром и то, что теперь я никогда уже не узнаю, как к нему пришла идея открыть свой магазин. Где-то внутри меня образовалась гулкая пустота, обещавшая остаться со мной навсегда, с невеселой, правда, оговоркой, что это самое «навсегда» может быть совсем недолгим.

После того как мысль моя коснулась темы человеческих запчастей, она тут же пошла дальше: там, в нескольких шагах от меня, в рыжем саквояже находился источник невероятного зла. Даже своим трехдюймовым кончиком Последний Император все еще сеял смерть, хотя и очистил от себя мир уже невесть когда, и с этим нужно было что-то делать.

Я вытер с лица слезы и подумал о том, что работа у снайперов тяжелая: тихо приди, забейся в какую-нибудь дыру, сиди или лежи в ней час, день, и так далее. Ни поесть, ни погадить толком. А после того как вышибешь у мишени мозги, все то же самое: снова сиди, лежи, пока не смоешься по-тихому. Сколько их, бедняжек, сейчас мается вот так вокруг? Судя по тому, что до сих пор никто не рискнул выйти и прихватить саквояж, такие еще были.

Удивительно, но страх, который мучил меня все последнее время, исчез. Я не смог бы сказать точно, когда это произошло: то ли после того, как я подумал, что в некоторых ситуациях нужны не таблетки от запора, а таблетки для запора, то ли после того, как вспомнил сцену из одного древнего фильма, где во время войны солдаты яростно сражаются за мост, потому что он очень нужен генералам для реализации их гениальных стратегий, а сами при этом больше всего на свете мечтают о том, чтобы пришел кто-нибудь посторонний и взорвал его.

Ужасно захотелось покурить. И выпить.

Любитель цитировать Матфея все время напирал на то, что Бог на его стороне. Настал момент проверить, прав он был или нет.

…

Израиль Иммануилович лежал в луже крови лицом вверх и смотрел в небо. Одна из пуль попала ему в шею и перебила артерию. Смерть его была ужасной, но лицо осталось удивительно спокойным.

Не было никаких тайн. Он просто пришел сюда, чтобы подарить мне шанс, пусть один из миллиона. Это все, что он мог сделать, и он сделал это.

Я снова почувствовал, как подкатывает комок к горлу и просятся наружу слезы. Кое-как сдержавшись, я нагнулся и осторожно закрыл его потускневшие глаза.

Потом я подошел к саквояжу, открыл его и извлек оттуда контейнер с пенисом.

Идеи движут людьми. С ними люди живут, за них они умирают. Глядя на этот кусочек плоти, я, как ни старался, не мог себе представить, какую такую замечательную идею могло воплощать это синюшное дерьмо, утащившее в могилу столько людей.

Решение пришло само собой: я размахнулся и изо всех сил подбросил блестящий медицинской сталью сосуд вверх.

Описав в воздухе дугу, он упал на бетон набережной метрах в двадцати от меня, стекло разбилось, поднялся клубочек сизого дыма, и драгоценное содержимое выкатилось наружу.

Я стоял и ждал, чувствуя, как чьи-то глаза смотрят на меня через окуляры прицелов.

Нахальная чайка спикировала вниз, подхватила все, что осталось от человека, мановением пальца двигавшего когда-то в атаку танки, самолеты, боевые корабли и подводные лодки, и, неспешно взмахивая крыльями, улетела вдаль.

Дождь приближался – природа хотела смыть следы человеческого безумия.

…

Сказано было: «И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую».

Человек в шляпе не учел одного: если перевернуть систему отсчета с ног на голову, то стороны эти меняются местами.

–

–

–

–

Восемь стихов от Макса

–

Я знал, что Макс не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме Хелен, присутствовал на его похоронах. Он не единожды высказывался на эту тему вполне определенно. Поэтому, когда Хелен позвонила мне и сообщила время и место, где я мог бы с ним попрощаться, «если, конечно, захочу», я понял, что она в отчаянии, и пообещал приехать.

Честно говоря, я и сам в последние дни пребывал в исключительно гадком расположении духа. В груди моей будто горела куча пожухлых прошлогодних листьев, то тоскливо тлеющих, то вспыхивающих вдруг яркой обидой на слепую жестокость судьбы, то почти потухших и источающих клубы удушливой горечи.

Последний раз я видел Макса недели две назад: он был привычно сдержан и саркастичен и «Дикой индейки»4 выпил не больше, чем обычно.

…

В наших взаимоотношениях с Максом Хелен присутствовала всегда. С нее начало быть все то, что начало быть, и я, сколько ни старался, не мог представить себе, что бы получилось и получилось бы вообще что-нибудь, если бы ее не было.

Вспоминая о Максе, я неизбежно вспоминал и о ней, а думая о Хелен, заканчивал все равно Максом.

Она нас познакомила. Она спала с нами обоими. Она пила наравне с нами и точно так же никогда ни о чем не спрашивала.

Она была такая же пропащая, как и мы.

…

Вдруг выяснилось, что идти на мероприятие мне решительно не в чем.

Из вещей траурных расцветок имелись только темно-серые брюки и две черные футболки: одна – с компиляцией из голов веселых финских лосей, а другая – с копией этикетки Old № 75

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.