Исмаил

Чем ближе к столу, тем многолюднее становилось. Тут уже стояли плечом к плечу, толкая друг друга. Те, кто положил себе еды, отходили и начинали есть. Торопливо глотали то, что запихивали в рот. Некоторые от усердного глотания покрылись потом. Исмаил так засмотрелся на это, что потерял Харири, тот тоже исчез. Теперь Исмаил был один и никого не знал вокруг. Все поглощали пищу, глядя по сторонам захмелевшими, немного влажными глазами. Лязг ложек и вилок наполнял зал. Ни Солеймани, ни Сафара также не было видно. Когда открылся подход к возвышению с едой, Исмаил взял себе тарелку и положил в нее немного салата. Сразу отошел в сторону. Нашел спокойный уголок и начал медленно есть. Запах еды смешивался с ароматом одеколона и с мягкой западной музыкой.

Шло время, и спадал шум вилок и ложек. Животы округлялись на глазах. Вместе с тем некоторые еще, ради забавы, хотя и уже пресытившись, продолжали двигать челюстями, бессмысленно глядя вокруг. В это время подошедший к микрофону человек пригласил гостей перейти в другую часть зала, где ровными рядами были расставлены кресла. Сотрудники банка потянулись туда. Появился и Харири. Его щеки расцвели, а глаза блестели. Он спросил Исмаила со смехом:

– Как, хорошо пришлось?

– Прекрасно!

Харири взял его под руку и потащил за собой.

– Пойдем, сядем на хорошее место.

Они нашли себе места и сели рядом. Исмаил спросил:

– Не видели господина Солеймани и Махраджа?

– Вон они, сидят перед председателем совета директоров.

Исмаил посмотрел туда, куда показал Харири. Увидел затылки обоих. Сафар, как всегда, сидел строго прямо. А голова Солеймани была вровень с его плечом. Он казался немного расплывшимся и приплюснутым. Харири низко опустился в своем кресле и пробормотал:

– Как они сдружились, а мы и не ведали…

В это время на трибуну вышел главноуправляющий. Все замолчали. Несколько мгновений он стоял, не говоря ни слова, и смотрел на сидящих. Кроме звуков кое-где передвигаемых стульев, ничего не было слышно, словно все задержали дыхание. Главноуправляющий откашлялся и медленно сказал:

– Вот уже недели и месяцы я, старик, жил в нетерпеливом и страстном ожидании этого дня. Я жаждал дня, когда большая и гордая семья нашего банка вот так тепло и искренне соберется под одной крышей, я на дрожащих ногах поднимусь на трибуну и своими ослабевшими глазами посмотрю на вас. И вот я смотрю тем взглядом, которым дедушка, постаревший и ослабевший, в последние годы жизни смотрит на своих потомков. Хотя сегодня я чувствовал недомогание и прибыть на встречу с вами мне было тяжело, все-таки я сказал себе: оставь больничную койку и приди на собрание дорогих людей – может быть, уже в следующем году ты не сможешь быть с ними. И вот я приехал, чтобы сказать: я люблю вас всем сердцем.

Он отошел от микрофона. Несколько раз кашлянул. Вытянул бумажную салфетку из коробки на столе и медленно вытер ею губы. Потом опять подошел к микрофону и, прижав руку к груди, сказал:

– В тот день, когда я закладывал первый камень в основание этого банка, я был так же молод, как вы сейчас, сердце мое было здорово. Сегодня я уже не таков, как был прежде, сердце больное, и говорить мне трудно, но я счастлив, что, хотя я отдал свое здоровье, взамен я вижу эту величественную картину. Теперь мы стали могучим деревом, наши ветви раскинулись далеко и широко, а корни глубоко внедрились в землю. Никакой ветер и буря не повалят нас. Буду ли я рядом с вами или нет, я спокоен. У меня есть к вам только одна маленькая просьба…

Он замолчал. Никто не произносил ни слова.

– Просьба старика-отца, который, возможно, не доживет до следующего года и которого уже не будет на следующем таком событии рядом с вами…

Опять все замолчали. Присутствующие задержали дыхание. Некоторые всхлипывали.

– Я не скажу «враги», но скажу – «конкуренты» – их у вас много, и они хотят обойти нас. Так сделайте все, чтобы не сдаться и не отступить. Это завещание вам вашего старого отца. Достаточно сказать, что, если бы я имел прежнее здоровье, я бы выпил за ваше здоровье. Увы, врачи мне запрещают, но вы – выпейте. Веселитесь и радуйтесь. Радуйтесь – и пусть так будет всегда…

В этот миг в переднем ряду встал один из молодых сотрудников банка, покачиваясь, подошел к главноуправляющему и жадно, страстно начал целовать его руки. Растерявшись, главноуправляющий отнял руки и спрятал их за спину. Тогда сотрудник бросился ему в ноги и стал тереться лицом о сверкающие туфли главноуправляющего, и плакать, и реветь, словно ребенок. Многие встали с мест, чтобы видеть эту неожиданную сцену. Один из служителей подбежал к трибуне, чтобы остановить молодого сотрудника. Но главноуправляющий поднял руки и сказал:

– Нет, не вмешивайтесь, отойдите! – потом он нагнулся и, взяв сотрудника за плечи, поднял его с пола. – Что ты, что ты, мальчик мой? Зачем ты целуешь мне руки и ноги? Это я должен целовать твои руки за то, что ты трудишься.

И он быстро поцеловал его руку. Молодой сотрудник, не ожидавший этого, рыдал, всхлипывая. Видя это, некоторые также начали плакать. Главноуправляющий, держа руки молодого человека в своих руках, подошел к микрофону и сказал:

– Я не согласен, чтобы праздничный пир превратился в траурную церемонию. Пейте за здравие и веселитесь.

Он поцеловал молодого сотрудника и быстро отошел в другую часть зала, туда, где собралось и ждало его общее руководство и региональные руководители.

После того, как отошел в сторону главноуправляющий, рассыпались по залу и другие, и настал черед веселья и развлечений. Люди не знали меры и потребляли горячительного больше, чем могли вместить. Неизбежно многих стало рвать – и в передней части зала, и в задней, и в туалетах. В этой части программы Исмаил не участвовал и вскоре собирался уходить. Его выбором стал желтый лимонад, который напоминал ему о кофейном заведении Али-Индуса: там, когда его мучила жажда, он часто шел к холодильнику, брал желтый лимонад и тут же, на месте, пил. А иногда шел в подсобку, снимал обувь, садился, прислоняясь к стене, смотрел на индийскую киноактрису и мелкими глотками пил желтый лимонад, охлаждался.

Кто-то сильно ударил его по спине. Он повернулся. Это был Сафар, с разрумянившимся щеками и горящими глазами.

– Ну как, парень из квартала, хорошо идет?

А потом, когда увидел в руках Исмаила стакан с желтым лимонадом, отпрянул, нахмурился и с тягучим акцентом спросил:

– Деревенщина, тут все есть, а ты лимонад пьешь? Боишься хлебнуть?

– Нет, парень. Но я столько налил, что сверх этого мне и не выпить.

– Ага. Лентяй, значит.

…Харири ждал его около двери. Они вместе с Исмаилом вышли на улицу. Навстречу им поспешил ночной ветер с гор и завладел их обонянием. Харири вытер платком пот со лба и глубоко вздохнул:

– Вай, вай! Какой воздух, мертвеца оживит!

Исмаил посмотрел на небо. Между ветвями и густой листвой чинары звезды сияли безжалостно. Ветерок мягко толкал ветки, и единственная горлинка душераздирающе печально пела свою песенку. Они подошли к машине. Вокруг нее крутился Хедаяти. Харири спросил:

– Что ты делаешь, Хедаяти?

– Дверца куда делась? Нету!

– Как нету, есть! Сейчас открою, один момент подожди!

Он открыл ключом дверь водителя. Сел. Потом открыл дверь с пассажирской стороны, потом заднюю, и дал знак Хедаяти садиться в машину. Хедаяти сел медленно и тяжело. Сел и Исмаил. Харири завел двигатель, и они поехали. Хедаяти вполголоса напевал. Исмаил сказал:

– Вроде как все прошло очень хорошо, правда?

Хедаяти повернулся и горящим взглядом посмотрел на него.

– Еще бы не правда, еще бы не хорошо, мои ноги как будто не по земле шли, а по небу. Знаешь, чего моя душа сейчас желает?

– Чего желает?

– Душа моя желает прямо сейчас, если б была тут большая река, раздеться догола, только в трусиках остаться, и прыгнуть в воду. Ай, хорошо как!.. Когда, помню, жил в деревне, все время купался, но никогда не раздевался совсем. Боялся мальков рыб. Они тебе все причинное место обгрызут, защекочут. Всегда нырял в трусиках и плавал.

И он начал движениями рук и рывками ног показывать, как плывет в реке. Потом представил, будто рыбки заплыли между его ног и начали его щекотать. Он громко, раскатисто захохотал, потом запел, потом заговорил:

– Нет, нет! Нет, не так. Девочки молоденькие, отпустите меня, черт, пальчиками не щекочитесь!..

Харири со смехом сказал:

– Ну ты даешь, старина, сейчас сворачиваю налево, чуть спокойнее, пожалуйста.

– Харири, душа моя, не понимаешь ты. Я тут не виноват. Это они ко мне в штаны залезли!

– Очень хорошо, постепенно освобождайся от них!

Тот помолчал. Машина неслась по пустынным улицам на предгорном севере Тегерана, спускалась к центру города. Сквозь открытые окна налетал ветер и бешено вихрился в кабине. Хедаяти вскинул руки и ослабил узел своего галстука.

– Я заткнулся. Черт, словно осла взнуздали. Нет, нет, осел – это хорошо, мамочка моя нежная, я умру за осла. Теперь за здоровье ослов громкими голосами поревите!

И он начал низким голосом, а потом высоким голосом издавать протяжный рев, и громкий, и долгий. Харири так смеялся, что слезы выступили, потом сказал:

– Хедаяти, ты с таким голосом должен был оперным певцом стать. Жаль, что тебя не открыли!

Хедаяти, замолчав, откинулся на подголовник сиденья. Исмаил смотрел на его голову, большую и бесформенную. Она напоминала тыкву – была с каштановыми редкими волосами и с кожей в пятнышках, шишечках и с капельками пота, выступившими на ней. От Хедаяти шел запах, резкий и тошнотворный. Исмаил, передвинувшись, сел позади кресла водителя и в зеркале нашел лицо Харири, внимательно следящего за дорогой. Он быстро гнал машину. Хедаяти проснулся от сильного ветра. Протяжно зевнул.

– Харири, душа моя, далеко еще ехать?

– Уже недалеко.

– У меня есть время спеть одну песню?

– Пой, дорогой Хедаяти, пой столько песен, сколько душе твоей угодно!

Хедаяти начал петь. Тут было все, от новомодных шлягеров до старинных песен. Он из каждой выхватывал одну строку или куплет, потом бросал. Пел он кое-как и без всякого смысла. Харири через зеркало посмотрел на Исмаила и засмеялся. Прошло несколько минут. Хедаяти замолк.

– Харири, душа моя, еще не приехали?

– Нет, еще не приехали.

– А-а-ах! До чего длинная эта дорога – как подштанники моей бабушки, сколько ни тяни, еще столько же останется. От того конца до этого – ух, растянули!.. – потом он обернулся на Исмаила и сказал: – Ага, а я и забыл. Ну-ка иди сюда, работа есть тебе.

– Какая работа?

– У меня бабушка вдова – женись на ней. Ни приданого не возьмет, ни калыма не надо, ни расходов на свадьбу. Все для тебя абсолютно бесплатно, прямо завтра идем и оформим все. И в добрый час! Если согласен, то по рукам! – и он протянул свою белую мясистую руку. – Соглашайся – не пожалеешь. Расходы на регистрацию тоже за мной, не хочу, чтобы ты бросал деньги на ветер.

Исмаил рассмеялся и пожал ему руку.

– Господин Хедаяти, так дела не делают, вы меня врасплох застали. Да что там, потрясли. Разрешите, я подумаю и позже отвечу.

– А о чем тут думать? Брачный договор подписывай – и вперед. Вон посмотри на Харири: тощий, как жердь, не поймешь, в чем душа держится, и с такими мощами взял себе двух жен. Одну ночь с одной, другую с другой. Я последнее время опасаюсь, что они ничего от него не оставят. Но выкладывается он изо всех сил. А ты боишься с одной старушкой не совладать. Эх, паренек, доколе будешь спать один? И красавец ты, и положительный, профессия есть и кусок хлеба – значит, все у тебя есть. Так чего ждешь? Подписывай – и работай себе.

Харири, хмурясь, спросил:

– Речь уважаемого подошла к концу?

– Как видишь, подошла!

– Твои расчеты какое отношение имеют к моей семье? Если есть желание, сам возьми еще жену. Если на то пошло, вместо одной трех возьми, а зачем, если уж мне позволено будет высказаться, тыкать мне в глаза моей семьей?

– Я не хотел, Харири, душа моя, ты ведь все по шариату делаешь. Да нарастет мясо на костях твоих. Теперь скажи мне, далеко еще ехать?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Разновидность растительного масла, распространенная в Иране.

2

По принятым в шахском Иране нормам городского строительства улицы классифицировались по ширине как «восьмиметровые», «десятиметровые» и т. д. В данном случае имеется в виду, что семья Исмаила живет в небогатой части стандартной застройки.

3

См. предыдущее примечание.

4

Кран – иранская монета, равная 1 риалу.

5

Шамиран – район на севере Тегерана.