Издательство приглашает поэтов и авторов короткой прозы к участию в конкурсе на публикацию в серии АЖЛ. Заявки принимаются по адресу skifiabook@mail.ru.

Подробности конкурса: издательский сайт www.skifiabook.ru.

При оформлении обложки использована работа Людмилы Костюковской

Все тексты печатаются в авторской редакции.

Дорогой читатель!

Этой книгой мы продолжаем поэтическую серию «Антология Живой Литературы» (АЖЛ). Серия называется так неспроста: ведь каждое литературное произведение, будь то рассказ, повесть или стихотворение, вмещает в себя бездну пережитых автором ощущений, событий и эмоций. Именно из этого на самом деле состоит жизнь, если отбросить все те бытовые мелочи, которые неизбежно присутствуют в каждом нашем дне, но отнюдь не являются тем, зачем мы вообще оказались на этом свете.

Стихотворение – это своего рода квинтэссенция пережитых эмоций, карта сплетения жизненных путей длиною, быть может, во много лет. В стихотворении, умещенном на одной странице, зачастую больше жизни, чем в иных годах человеческого существования.

Мы желаем каждому читателю найти под этой обложкой те самые стихотворения, которые помогут не забыть в трудную минуту о том, что в каждом из нас есть настоящие, сильные чувства, ради которых, быть может, мы и живем.

Редактор тома

Анна Теркель

P.S. Если у вас есть желание предложить свои произведения – мы будем рады. Просто вышлите свои работы вместе с небольшим рассказом о себе по электронному адресу нашего издательства: skifiabook@mail.ru с пометкой «заявка на участие в Антологии Живой Литературы». Мы обязательно рассмотрим ваше предложение и ответим вам.

Звериный язык

Евгения Бильченко. Украина, г. Киев

Об авторе:

Поэт, прозаик, переводчик. Философ, культуролог, религиовед. Профессор кафедры культурологии Института философского образования и науки Национального педагогического университета имени М. П. Драгоманова (Киев). Публиковалась в украинских и российских журналах, автор нескольких книг.

Победитель Всеукраинского литературного конкурса «Витоки» (Острог, 2009) в номинации «Поезія» (1-е место), Всеукраинского литературного фестиваля «Краснодонские горизонты» (Краснодон, 2009) в номинации «Рубленое мясо поэзии», литературного конкурса в рамках Всеукраинского литературного фестиваля «Пушкинское кольцо» (Черкассы, 2010; 3-е место), Турнира поэтов «Летающая крыша» в рамках Всеукраинского литературного фестиваля «Пушкинское кольцо» (Черкассы, 2010; 2-е место), Всеукраинского фестиваля поэзии «Підкова Пегаса» (Винница, 2012 – лауреатство; Винница, 2012 – гран-при), Международного литературного фестиваля имени Н. Хаткиной «Cambala» (Донецк, 2010; 1-е место), Всеукраинского литературного конкурса «Малахитовый носорог» (Винница, 2010; 3 место),

Международного литературного конкурса «Согласование времен» (Франкфурт-на-Майне, 2010) в номинации «Поэзия» (2 место и звание «Золотой автор»), слэма в рамках Всеукраинского поэтического фестиваля «Ан Т-Р-Акт: СЕРЕБРЯНОЕ ВЕКО» (Херсон, 2011; 1-е место), Всеукраинского открытого фестиваля поэзии «АВАЛгард» (Харьков, 2012; гран – при), Всеукраинского фестиваля поэзии «Ватерлиния» (Николаев, 2012; 2-е место).

Член жюри международных фестивалей поэзии: Гриновского фестиваля «Алые паруса» (Одесса, 2010), «Ан Т-Р-Акт» (Херсон, 2013), «Ветер поэзии» (Киев, 2012–2013), «АВАЛгард» (Харьков, 2013), «Одна маленькая свеча» (Киев, 2012–2013).

С целью сохранения творческой свободы сознательно отказалась от членства во всех государственных и общественных литературных организациях.

Звериный язык

Я поэт, но мечтаю, чтобы язык исчез,Потому что на самом деле слова – заслон.Пусть тебе на заре приснится гренландский лес,Где у самки оленя вырос индийский слон.Потому что на самом деле не надо стен,Чтобы сердце в конце пути обрело приют.Видишь, как розовеет сакура в стиле дзен,А над ней по-славянски колокола поют?Вне широт и меридианов меня несетПо какой-то другой системе координат.С языком я умею делать, ей-богу, все:Только Истина все равно остается над.И поэтому надо сбросить горбатый груз,Чтобы шли пилигримы с воздухом в рюкзаке,А прохожие кошки пели собачий блюзНа старинном зверином ангельском языке.

Чужая зима

Зима. Как половники в каше рисовой,Из снега таращатся новостройки.А наша химичка Нинель БорисовнаСегодня не в духе и ставит двойки.Вот в класс она входит, свирепо фыркая.Вот мел проверяет с улыбкой монстра…И мы наклоняемся над пробирками,В кулак зажимая остатки мозга.Отличницы парятся, клуши клушами:Потеют ладошки, дрожат коленки.А мне – фиолетово. Я подслушивалВ учительской комнате возле стенки:Уткнувшись подруге в жакетик плисовый,Она причитала у самой двери.Я знаю, что муж у Нинель Борисовны —Известный художник и ей не верен.Что пишет в эстетике сюр пейзажи он,Что год уже спит с поэтессой-сукой;Что скоро ее похоронят заживоПод газовой плиткой с кастрюлькой супа!Потом, выходя отвечать задачку ейВ безвыходной ауре общей комы,Я крикнул, чернильной тоской испачканный:«Решали бы лучше проблемы дома!»Девчонка прищелкнула ногтем лаковым.Проснулся придурок с последней парты.Нинель покачнулась и вдруг заплакала,Забыв о приличиях и стандартах…Шли годы, как пошлый сюжет блокбастера.По жизни скакали козлы и козы.Художник тот спился. А Муза МастераСкончалась в притоне от передоза.Но зимы красивы у нас немыслимо,И так же морозы крепки и стойки!Седая, как вьюга, Нинель БорисовнаСчитает снежинки и ставит двойки.

Мной

Светятся звезды во мгле кипарисовой,Тычась лучами в лопатки палаток, —Поговори со мной, поговори со мной:Мне от молчания хочется плакать.Лето закончится, как революция, —Будет октябрь пламенеть диктатурой, —Поговори со мной, друг мой возлюбленный,Выпрямив речь, как хребет у сутулых.Вместе с поэтом уходит традицияНа Берковцы, Новодевичье, Волчье, —Поговори со мной, брат мой единственный:Там, под землей, – колокольчики звонче.Здесь же у власти – асфальтные демоны —Мелкие бесы пластмассовой музы, —Поговори со мной, сын недоделанный,Между арт-клубом, общагой и вузом.Наши пути до Кронштадта не пройдены,Не пережиты казанские ночи, —Поговори со мной, девочка Родина:Ты же – не сука, а глупый щеночек,Правое не отличивший от левогоНа чертежах мирового порядка…Поговори со мной, Мама Вселенная,Сжавшись в размерах до детской площадки.Космос пропах абрикосовой вечностью.Спрятан покой в метафизике бунта.Поговори со мной, Бог человеческий,На языке Терешковой и Будды.Мне – с парусами в распахнутых форточках,С крымской Ассолью у летних калиток —«Поговори со мной» кажется формулойСамой священной на свете молитвы.Вспенится в облаке каплей игристогоПросьба, что старше китайского риса:«Поговори со мной, поговори со мной,Поговори со мной, поговори со мной,Поговори со…»Мной.

Онкология: Зеленая балерина

Незнакомке

На Родине Грига (точнее, Грина),Где иволги ивам кудряшки чешут,Танцует зеленая балерина,Порхая на кончиках хрупких чешек.А здесь в полный обморок жрут лекарства,Спастись по которым мечтали все бы;Ворона за окнами, глухо каркнув,Уносит к пророкам сырое небо.Пусть день ото дня тяжелей вериги,Но каждый уверен: вдали, незрима,На Родине Грина (точнее, Грига)Танцует зеленая балерина.Она прилетит – не сейчас, а черезДесятки столетий на крыльях лета…И прячет девчонка под лысый черепСмертельный билет своего балета.Мы с ней очутились в звериной яме,Где хуже насилия – только жалость.И те, кто когда-то звались друзьями,Сегодня предательски разбежалисьУчаствовать в жизненных хит-парадах,Жевать из бездомных собачек булки…Танцуй, моя радость, пока я рядомСтою, опираясь лицом о бункер.Мы вместе прорвемся из тряской тиныНа красном коне колокольной конки:На Родине Грига (точнее, Грина)Нас ждут одногрудые амазонки.Я стану Памеллой, а ты – Мореллой:С нас варвары будут писать эстампы.Мы ловко натянем тугие стрелыИ пустим по свету амуров ампул.Поэт я. И жизнь у меня – разбита.Кому как не мне погибать на минах,Взрывая планеты? Но ты-то, ты-то…Прости мне, зеленая балерина.

Casual Story

У старой собаки Жучки – всего два друга:Кот Васька и мальчик Глеб из квартиры пять.Когда она воет, перебудив округу,Кот деру дает, а мальчик орет: «Лежать!»Но Жучка жила так долго, как только в сказкеКрылатые псы и волки еще живут.Ей снились старик Джек Лондон, Сибирь, Аляска,А если совсем хреново – то Голливуд.Теперь ее сны пусты, как бумажник хиппи.Поэтому ей так важно, что есть сейчас:Крикливый подросток Глеб в гнойничковой сыпиИ Васька, который метит когтями в глаз.Столичная осень… Двор заболел простудой.По небу текут пивные барашки стай.Но Жучка глядит на солнце – и видит Будду,И Будда ей обещает собачий рай.В такие минуты жить веселей и жутче,Как будто успел, как будто попал в струю…И кажется ей, паршивой дворняге Жучке,Что стала она принцессой в чужом раю.Зимой обрастает осень. Вторые суткиГулять не выходит юный соседский шпиц.На встречном пути не Будды стоят, а будки,И лица теряют лики в потоке лиц.На Жучке линяют шрамы ее проплешин.Тем временем Будда космос ведет к весне…Кот Васька за хвост садистами был повешен,А Глеб в девятнадцать с лишним погиб в Чечне.

Вождя заказали

Меня заказали.

Андрей МакаревичТолпа напряглась, с трудом подавляя ропот.Какая-то баба сзади чихнула сладко.И вдруг по рядам пронесся пугливый шепот:«Смотрите! Смотрите!Вождь не попал в десятку!»О нем говорили: вместо зрачков – алмазы.Он мифом прослыл от Африки до Алтая…Сенсация века: лучший стрелок промазалИ больше не годен быть заводилой стаи.Как лидера крайних левых перед хоккеем,Как дряхлого принца где-нибудь на Самоа,Вождя заказали собственные лакеи…Позвольте им cмыться, let those people go!Им стригли «под бобик» совесть в совковых дурках.Из них вычищали вечность банальной хлоркой.Вождя похоронят в урне из бронзы урки.За гимн о вожде получат писцы пятерки.И, день ото дня в своей суете смелея,Они себя постепенно сочтут вождями;Отпразднуют «вечер памяти» к юбилею,С которым и рядом в поле не сядет память.В душе у вождя – не дактили, не хореи:В душе у вождя – Чернобыль и Хиросима.Вождя заказали… Хоть бы уже скорее!Водить этой жизнью стало – невыносимо:Храня непорочность Мышкина в «Идиоте»,Лелея коварство опытного индейца, —Быть первым, быть вечно первым, на самом взлете,Когда от падений некуда больше деться!А может быть, все – мираж, и вождя надули?Как пьяницу, что шатается на вокзалеИ, путая синяки со следами пули,Истошно вопит: «Они меня заказали!»?Вождю отвечают: «Надо бы попуститься.Запомни, не ты один на планете гений».Но в облаке над ЧАЭС пролетают птицы,Поэзией облученные, как рентгеном;И цель на табло мигает в вокзальном зале:Пора выбывать из шумных житейских скачек.Такие дела… Вождя уже заказали…И вождь этот – я.Но главное: я – заказчик.

Пасха

Вчера я был убит. Сегодня яОчнулся под землей и ткнулся лбомО бархат крышки, изломав хребетВ попытке встать хотя б в неполный рост…С небес я слышал щебет соловья,Рев Боингов и тихий рокот бомб.Вдали все так же бронзовел Тибет.В норе все так же шевелился крот.Я был убит. О Господи, за что?Я обстоятельств действа не засекИ не увидел главного лица,За пять минут до гибели устав…Палач был тих. Палач носил пальто.Палач негромко кашлял – это все,Что я заметил. Сказку до конца —Досматривать нельзя: таков устав.Теперь мой пульс спокоен, как удав.Я рою грунт со слабостью сохи.Участок мой не ведают: ни Google,Ни справочник, ни Книга Берейшит…Прозрение приходит, как удар:Я был убит, конечно, за стихи.Вернее, так: за то, что я могуСказать стихами то, что их страшит.Я помню казнь: мой лучший друг сказал,Что я – «поэт гражданских кабаков».Передо мной кривлялся мелкий бес.И отпевал меня схизматик-поп…Потом мой друг уехал на вокзал.Бес выдохся. Поп спать ушел в альков.Я пролежал Субботу – и Воскрес.Пришла Мария и открыла гроб.

Закрыть глаза

Закрыть глаза – и спать, и спать, и спать,Не видя снов.Всю жизнь – до самой смерти.Будильник сел.Будить его не смейте.Добро и Зло отмечены как спам.Закрыть глаза – родных не встретив глаз(Того, вернее, что от них осталось).Так бабушки, когда приходит старость,Ложатся в рай, забыв на кухне газ.Закрыть глаза – так раковый больной,Навеки веки под рукой сестричекСмежает,Улетая к БеатричеИ обретая дантовский покой.В полнейшей тьме ты весь как будто «над»:Не только тьмой, – но даже белым светом,Что греет чернокожую планету…Закрыть глаза —И Африки не знать.Закрыть глаза – не видеть в них тебя(Читай: себя) – и весь народ йоруба.… А женщины, которых любит Рубенс,Готовят фарш для пышных кулебяк.

Будда и червячок

(Сутра о своевременности)

Мне рассказали… Я бы неСмог написать ни ямба сам:Будда сидел под яблоней.Будде хотелось яблока.«Будде хотелось»?! – Опаньки!Факт вопреки пророчеству.Это в какой же опереБудде чего-то хочется?!Страсти давно похерены,Но не об этом песенка:Яблоко было – зелено,Будде не дали лесенку.Будда стоял растерянно.Будда тянул кота за хвост.Лезть мудрецу на дерево —Вроде бы не по статусу.Вышло светило яркое —Выжгло сады по осени:Спелые чудо-яблониСами плоды и сбросили.Будду при виде яблокаРадость постигла дикая…Вдруг червячок из ядрышкаЙогу сказал: «Иди-ка ты!Мне и без будд здесь нравится.Гажу я здесь и юркаю!» —В общем, согласно правилам:Будда – не пара Ньютону.

Время

Памяти Иосифа Бродского

Ты приедешь ко мне – я не брошусь с порога встречать:Как тогда, полупьяным, – с блевотой и счастьем в обнимку.Я теперь выхожу не в кабак, не на площадь, – а в чат.Аватар, согласись, не украсишь рентгеновским снимком.И пишу я теперь (даже стыдно!), как глупый кадетВ эмиграции, – приторный, пафосный вальс в стиле ретро.А по улицам ходят молекулы в виде людей.Ганс читает спецкурс по фрейдизму.А бедная ГретаДоедает в «Макдональдсе» свой двухэтажный хот-дог,Опуская глаза перед взглядом бездомной собаки.Ты приедешь все тот же —Высокий. Усталый. Худой.В очень модной подаренной мной (или кем-то) рубахе.Было время, ты помнишь, чужих я боялся вещей?Я снимал их с тебя, как с Маруси казак – коромысло.Но сейчас, кто что носит, поверь, не несет вообщеНикакого – ни личного, ни социального – смысла.Ты приедешь в мой дом – он покажется страшно чужим.У него по весне отрастут стометровые башни,И на каждой из них будет маленький призрачный джиннВыпускать из бутылки смешные мечты о вчерашнем.Ты, конечно, захочешь узнать, что случилось в конце:Где хозяин?Где старая кухня с прокуренным газом?Но в ответ только хрипло затявкает, дергая цепь,Внук той сучки, что стала котлетой для девочки Ганса.

Попытка Сэлинджера

Наташе Антоновой

Выйди, Сестренка.Прятаться – больше негде:Светит, как солнце, твой пацифистский нимб.Наши мужья – Поэты – тусят на небе.Мы – непонятным раком – сидим под ним.Дай закурить.Забей сигарету праной.Верю в Тебя,Как дети – в советский фильм.Видишь, как щедро хлещет нектар из крана? —Только не вздумай ставить проклятый фильтр.В каждом прохожем —Прячутся херувимы.В каждом дерьме —Вместилище чистоты.Мы беззащитны так, что неуязвимы:Нам непонятно, кто изобрел щиты.Это, конечно, глупо —Дышать эфиром.Всей внутривенной пропастью – падать в рожь.Кто-то Большой на жизнь не поставил фильтра:Так и кури, Сестренка, —Авось, умрешь.

Синдром фатальной обреченности

Анна Юннис. г. Санкт-Петербург

От автора:

Детство я провела на Северном Кавказе (в одном из тех городков, где Печорин наделал много шуму), позже переехала в Петербург и обвенчалась с его колоннадами, крышами и каналами на долгие пятнадцать лет.

Окончила факультет политологии СПбГУ, затем вступила в ряды членов-корреспондентов АРСИИ им. Г.Р. Державина. Сейчас изучаю психоанализ, отчего пришлось изменить ставшему родным Питеру с господином Фрейдом и углубиться в тайны человеческой души.

Собираю фигурки сов и Пьеро. Пою, когда хорошо. Рисую, когда еще лучше. Пишу. Всегда. И порой обрабатываю материал до года. Разгильдяйка, но совестливая. Перманентно влюбленная. Апологет чистоты поэтической крови похлеще семейства Малфоев. Про влюбленную я пошутила.

В 2007 году вышла моя первая книга «Эстафета», после родилась и вторая «По ту сторону тумана». Если говорить о стихах, как о детях, то я, пожалуй, многодетная мать (правда, не в меру строгая); а если все-таки возвести их в ранг продуктов сублимации… Нет, совершенно не хочется связывать свободный акт творения по рукам и ногам, предоставляя науке право о нем судить. Эта привилегия все-таки остается за читателем.

Только я не лечусь…

Мостовые сверкают от влаги дождя – по субботам —Ренуар пишет «Танцы», приметив твой синий пиджак.Вместо счетницы мне принесли наше общее фото,Где на нем еще (помнишь?) ты бисерно вывел «всех благ».Формалиновый привкус у чая – в день прошлой разлуки —Ты размешивал сахар не ложкой, а дужкой очков.Я сейчас понимаю, насколько холодные рукиПо ночам грели сердце. И полон твоих двойниковЭтот город теперь – меморандум дистантных желаний:Не коснуться, не взять, не проверить согласие чувств.Среди сотен полученных (вроде случайных) посланийЯ всего ничего – твое «здравствуй» услышать хочу.Подожду до зимы, измеряя шагами пространствоМежду пыльных перронов – по рельсам отчаянный звон.Ты когда-то сказал, что сильнейшее в мире лекарствоОт любви – это время. И, кажется, что-то про сон…Только я не лечусь.

Аусвайс

Провианта точно не хватит. Пусть.Я – в дорогу. К солнцу, не за тобой.Мой стакан всегда вожделенно пуст,И в гортани жадно скребет огонь.На повестке дня – диалект чужих,Непонятных, странных, мне в самый раз,И учиться жизни у них всю жизнь,Чтоб не в бровь, а в глаз, непременно в глаз.Ты смеешься: «Путь твой нацелен в ад,Развезло от кофе, как колею.И сама как черт, на цыганский лад.Я тебя, такую, не полюблю».Не дрожит в ночи карабина ствол,Прядь волос скрывает берсеркский взгляд.Выдыхаю перечной мглой ментол:«Ну, тогда до встречи, мой недобрат».…У него глаза от сурьмы темны,Реверс головы стрижен под G.I.Я его прокуренный смех взаймыЗабираю пропуском прямо в рай.

Двенадцать

Двенадцать месяцев пролетело; она сказала, что будет жить,В Господне лето вернула тело (одни картонные муляжи).Ей сон не в руку, и час не ровен(как штрих на подписи – кошкин хвост).Она хотела болеть любовью,носить туникой во весь свой ростЕе, улыбкой сияя – солнцем,на крышах мелом писать «люблю!».Сухой асфальт прозвенел червонцемв ушах и вырезал на корню(Как ту деревню холера) счастье.Мольба сирены, бесплатный цирк:Пьеро с носилками из медчасти и карты ейнеизвестной масти, и (ржавый) Стинг.Двенадцать месяцев пролетело;дедлайном выделив ровно год,Она взрослела или старела…и выла выпью в тени вольера, драла живот.Одной затяжкой курила Марли,читала Мартина вслух сестре.И из-под (с кожей сращенной) марли ее тепло отдалось весне.Недавно, в парке кормя собаку,я взглядом в небе поймал (на треть)Упрямый профиль дракона Хакуи рядом ту, что смогла взлететь.

За пять шагов до Луны

А мне не надо твоих авансов.Я так привыкла: больной, убогой.Питаюсь страстью. Не странно разве,Что изначально не той дорогойСтремглав иду, распустив по плечиГоргоньих змей золотую лаву?К тебе недолго: всего лишь вечер,За пять шагов до Луны – направо…

Докажи

Докажи, что правила все просты:у любой планеты есть север; дом —там, где мама или, возможно, ты(если хочешь). Дышится здесь с трудом,на орбите черной дыры. Отсекс кораблем в трофей превратился дна.Я брожу по снам, я кружу во сне,я схожу с ума.Я схожу с ума от боязни житьв камуфляже сером из волчьих шкур.Ты проверил стропы и крепежи,ты надел скафандр. И по щелчкукарабинов сумрак меняет лик(что дурак, что гений – родство дорог).Докажи. И внутренний твой двойникне взведет курок.Обещай вернуться, пусть на словах.«Даже в бездне скрыт отголосок звезд.Я тебя… ты знаешь…» – и астронавтперерезал трос.

Нукке

Есть пиджак на выход и два лакея,Фляжка спирту, конь и большой шатер.Ты ко мне придешь непременно, фея.Я – наглец, я – падальщик, я – актер.Я зело хитер (мой чванливый зрительСыт по горло сказками о добре):Он с надеждой входит в мою обитель,Он желает сдаться моей игре.На цилиндре – туз, под цилиндром – безднаДуш продажных: зал откровенных сцен.И тебя здесь также свое ждет местоПо одной из самых завидных цен.Зубоскалит влага на коже смуглой.Мезальянсом тянет из-за кулис.Ты рискуешь стать моей лучшей куклой.Ты уже шагаешь со мной на бис…

Рецидив

Рак точил ее тело, рубил концы,Герметично задраивал люки сна:«Ровно трижды споют по тебе скворцы,И придет весна.От тебя не останется ничего,Кроме стопочки (писем ли, коньяку).В невесомости пусто и так легко,Расскажи ему.Как томограф похож изнутри на гроб,Как за стенкой в ночи тихо стонет мать.Бога нет (и де-факто лишь мизантропМог тебя создать,Чтобы корчилась в жиже печальных думОт тринадцати до… сколько б ни жилось).Он увидит, как в твой боевой костюмЗабивают гвоздь.Расскажи ему. Вновь обагрил закатСерый камень, застрявший в твоей груди».И она рассказала ему, что ад —Это рецидив.

Звездочет

Везде тебя искал. И зажигал лампаду,Чтоб, видя свет в окне, ко мне вернулась ты.И часовые-львы над петербургским адомНам выстроили мост из перистой тафты.Закатный долгий день в тринадцать поколений.И в рукаве огонь, и демон за плечом.А мне бы лбом припасть к углам твоих коленей,Но я почти никто: бродяга-звездочет,Скиталец меж миров в плаще иссиня-черном,Как ворон сам, кружу над водами Невы.И все, что я хочу, – по крошкам хлебным, зернамИ желтым кирпичам проникнуть в твои сны.Ты где-то на Земле, но будто в легкой дреме.И Вечность на тебя глядит из темноты.А я спалил добро в своем казенном доме,Чтоб, видя свет в окне, ко мне вернулась ты.

Антидот

Самое неземное из чувств —То, что щекоткой внизу животаБегает. Я к тебе лечу,Селезнем в черном плаще кричу:«Ну-ка, проклятые, от винта!»Мне уступают, боясь огня,Дружно богини твоих суббот.Я ведь – дитя колдовского дня,Ну, подойди же, прими меняКапля за каплей, как антидот.Есть чем похвастаться, смысла – нет,И мне в обратный пора бы путь.Ты снова прячешь в трюмо билет.Бедный мой, бедный земной поэт,Хватит меня принимать на грудь…

Теряя вечность в твоем лице…

Не спит Чудовище. Все прядет.Витки соломы сплетает в нить.Потертый обод скрипит, и сводЧертогов мрачных готов пленитьВолшбою сон твой, дитя, и смех,Набрать мозаикой витражи:Ты сердце робко вручаешь тьме.Ты здесь сама согласилась жить,Шепча тихонько стальное «да»,Судьбу вверяя чужой руке.И то, что ты ему можешь дать,Вминая тень в дорогой паркет,Вдыхая розы певучий звук,Шурша подолом вдоль галерей,Поверь, ценнее любых наук,Страшней подаренных им смертей.Колдун, со взглядом хромого пса,Плавник фаянса хранит в ларце —Ты видишь, кем он с тобою стал,Теряя вечность в твоем лице,Не знавший ласки столетний зверь?И в поцелуе, как во хмелю,Забыться дай человеку, Белль,Разрушив чары простым «люблю»…

Шифротекст. Мама звонит в «03»

Март – это ад, возведенный за ночь сплошной стеной.Скачет давление. Мама звонит в «03».Будто бы слышит ссутулившейся спинойМой сардонический, самый последний хрип.Где твое место, немая моя война?Я, безоружная, крылья в зубах несу.Мама, пожалуй, права была, что веснаПолностью мне посвятит свой земной досуг.Как бы дожить до апреля и майских гроз,Первой грозы… И сбежать босиком домой.Благовест в сердце сменил лейтмотив на «sos»,Раненно брызжет красной строкой в ладонь.Вот что криптографам перепадет в архив —Черным акрилом исписанные бинты.Если кому-то сгодятся мои стихи,Пусть это будешь ты.Непременно – ты.

Лето – самое время начать летать

Солнце бьет через прорезь стальных решеток,Позументно теснится сквозь цепи дней.Если втемную выбрать из всех высоток,То одна непременно взойдет твоей:Облака, что плывут по стеклу отрядом,Отраженные звезды на глади шихтИ цветущие вечно японским садомНа чужом подоконнике лапы пихт.Наблюдать твою жизнь по сигналам света:Ты пришел, ты умер, расстроив мать,Ты опять закурил (не дождавшись лета;Лето – самое время начать летать).И когда надоест тебе чтить балконы,Мельтешить черной тенью за тем окном,Выбирай самый долгий, спокойный сон мой:Сон, в котором мы общий построим дом.

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2

Полная версия

Книга осенних голосов

Другие книги автора