До горизонта и обратно

Не бойсяи отринь эту малую печаль,мы же не дети.И все ж таки моя нежностьхотела бы уснуть под черной бузиной.чтобы поймал меняодин день из моего детства.Не бойсяи отринь эту малую печаль,потому как мы давно уже муж и жена.Мы ночь и день, и луна нашей ночипадает, как срезанная роза.Не бойся, когда буду под твоим боком засыпать,проваливаться назад под черной бузиной,чтобы меня удержалодин день моего детства,чтоб я вернулсяи в руке держал розу,только бы ты встретила меня вновь мечтательного.Не бойся, это простоприказ человека, жест Бетховена,с которым солдаты прикладывают скрипки к щеке,и с неба падает срезанная роза.И падает с неба чистый, ясный дождьна человеческие сердца, немного закопченные,и ты огорчаешься,что мы не дети,что я муж и что ты жена.

Бабье лето

Вчера летел по ветру первый белый волос.Он позвонил,когда медленно упал на землю —и словажесткие, непокорные словазастряли в горле как рыбья кость.Лето мое,ты уже тоже седеешь?Такпридет завтра и осень.Вновь все деревья облетят,вновь будем спрашивать,куда или к кому пойти.И тишина, убогая как полевая мышь,нам пискнет за спиной.Лето мое,и ты уже тоже седеешь?

Юзеф Баран (род. 1947), польский поэт

Письмо

темнота бросила на береглучи светадалекой планетызасушенные незабудкипотухшего дняпоставленныев вазу с водойначинают оживатьи вот пахнет твоим днемво всей комнатеи ты возникаешьиз раскрывшихся лепестковчаши пространствая поднимаю к губам теплую облатку тела

Страх

ночью незрячейв космическое путешествиеотправитьсяна ощупьбез билетабез телана лазерной снежинке души

Сквозь мир идущим зов

полюби ты меняя откликнусь ответнопрорастем мы в себячуть дыша и безмерноя сокроюсь в тебеты исчезнешь во мнесмерть разыскивать насбудет по миру тщетно

Вновь…

вновь меня выбрасываетрассвет на берегсловно раковинуиз клубящегося океанав голове моей как в раковиневсю ночь гуделоВечностью и Снамивсе смешалось со всеми все были всемии не было еще нарочитого разделенияна живых и мертвых

Потихоньку…

Потихонькураскрылисьставни снасо всех сторонполетела тоскана подоконниксел белый ворон бессонницыне ты ли подумала обо мне во снев по́лночи

Ах сердце…

ах сердценочная бабочка безумнаяпокинутая в темных долинаху подножия разуматрепещешьопаленными крыльямив погоне за темчто велико и яркоа все жемогла бы вспорхнуть вышечтобы как на ладони увидетькакое малоетрухой светящеесяэто твоевоображаемое солнце

Солнце движется…

солнце движется в паникедень ото дняубывает его сила и все раньшетрепещет в окне тьма ночиземля склоняется к осениибо заволакивает туманом зеркало небав этом зеркале словно брошенный хламотражаемся мы в уменьшенииибо отцвели в нас душистые метафорыи в ладони насыпана горсть пеплавсех вдохновений майскихибо грохочут в нас поля маковыекак размышляющие над тщетою мирафилософов засушенные головы

Влюбленный открыватель

один изобрел колесодругой построил судно на подводных крыльяхтретий сделал три первых шага на Марсеа я открыл Тебяна этой удивительной планетеЗемляи с тех порна заременя будит радостнаякак щегленок мысльчто ты действительносуществуешь…

Школьная фотография

Охватываем взглядом пору и времямы миллионеры временисмерть не осенила еще крыломфон фотографиимы разбрасываем времяполными горстямив кармане бренчит связка ключейот ста незнакомых воротжизнь светит нам прямо в лицосказкой из тысячи и одной ночимир еще существуети всебуквально всеможет случиться

Бог так одинок

Бог так одинок в предутренней раничто играет на скрипке грустьв завешенных паутиною стенахлюбовники пробудились от сназатаили дыханье слушают скрипкурастет в них безмолвно отдельность(в стеклах старых зеркал отражается тьмав ней белую смерть прядут пауки)затаили дыханье нарастает ноктюрнопадают ночи пустые рукикогда болен одиночеством Богвсе слова стали не нужнытолько свечу на ощупь зажечьи сжигать в той свече две сплетенные тенипока Бог облегченно не выпустит скрипку из руки ввысь упорхнет над ветшающим домом

Полет

Даже не ведаю когдабыл запакован в белую капсулуперетащен с кроватичерез взлетную полосубольничного коридоранадут наркозомразогнанзапущенлечупикируюнаподобие ракетыв космос в небытие в черт знает чтосо вскрытым животомв котором грифы-скальпелив белых кителях инопланетянвыклевывают внутренностилечупикируювокруг ни Богани чертаничегорежут меняхотя нет меняна землена небени одной звездычасдватрирежут меняразве это еще яразве это еще меняждет внизу Земляи несколько любимых лицчтобы по возвращении стащить за ногина посадочную площадку жизни?

Баллада об эмигрантах

1просыпаются среди ночиотсеченные от пуповины своей страныс замкнутыми устамине чуя землипод ногамив течение минутысмутно угадывают в нихзатонувшие титаники детства2уже после трансплантации языкадлится трансплантация мозгатолько пересадка сердцавсе никак не удаетсяи хотя старое слишком большоепохоже придется с ним умереть3опадает с глаз шелухаи постигают оничто подлинная судьбав непрерывном изгнаниис мест поочередно освоенныхначиная с зачарованныхгоризонтов детстваи созревают до мысличто смерть тоже эмиграцияза последнюю границу тела

Пьеса дом

поднимается занавесь дверипапа одетый под молодого панапереносит через порог мамукрасивую как лилиясзади публика веселые гостиоркестр играет маршзанавесь опускаетсязанавес поднимаетсявваливаются крышки гробовисчезает дедушка наряженный в костюмкак камень в воду падает в вечный сон бабушказанавес опускаетсяподнимаетсякрик сестры в колыбелизанавесподнимаетсябрат с ручекзанавесоткрываются мои глазазанавес поднимаетсясо стула отец переодетыйпод старого мужчинублагословляет молодую пару кланяетсяуходит с подмостковзанавесдеревья на одной ноге заглядывают из садав окно аплодируя листьями– это всебыло вчера —упирается мама

Казимеж Швегодский (род. 1943), польский поэт, литературный критик, философ

Вещи

Даже эти самые низкие вещи выросли надо мной,облегали меня и душили.Святой Августин, Con. VII, 7Стол меня выслушал – замер,Не подчинился, в древесине застрял.Только пол пошел на́верхУпорно, как жар.Над головой еще потолок зависв ожидании знака,пока вчетверо стены сожмутсяв обозначенье конца света.И оказался я в центре сущности —вещь особая.Стол от меня отрекался, потолок отрицал.Верное слово!Так что разгомонились стихиии надо мнойвстали разом все столы,древесиной полны.И был я сам, как та стихия,которой тело, —что в собственных берегах не может длиться, —на мир летело.И возник на свете большой хаос,и вещей последний крик,потому что я, как Бог, в этот мир врастал,а он на моих глазах исчезал.

Ян Вагнер (род. 1971), немецкий писатель и переводчик

Вариации на тему бочки с дождевом водой[2]

<…>поднимем доскуи посмотрим в огромныйзрачок черного дрозда.<…>под сливой сзадиза домом – спокойная иневозмутимая, как дзен-мастер.<…>это противоположныйвид печи; не дымила,глотала облака.<…>когда кто-нибудь ее пинал,только булькала, ноничего не выдавала.<…>словно через неевозвращались загробные миры, чтобынас подслушать.<…>серебряная дудкаорга́нов, труба отливаскверной погоды.<…>в течение всего летатихая; потом во время грозыдаже пенится.<…>продолжай, сказалатемнота, лицо распускаетсякак кусочек сахара.<…>старый, как садпахнет как лесное озерцо,бочонок стикса.<…>приподнимаю доскуи быстро отступаюпение дрозда меркнет.<…>осенью полна,текут из нее сотни черныхночных улиток.<…>помню ещеидеально круглуюмедаль с крысой.<…>последняя капляпадает с дерева в тишитихий звук гонга.<…>мысли без конца,а в зимний период просветлениякак слой льда.

Ян Твардовский (1915–2006), польский священник, поэт; сам себя называл «ксендзом, который пишет стихи». Участник кровопролитного Варшавского восстания 1944 года

Предостережение

Пунктуальная земляника всегда в середине июняопытный грач улетает на западорхидеи венерин башмачок сандалии принцессыгриб зайчик и подсвинокконоплянка с желтой грудкой летом красиво зеленаяеще красный рыжикв октябре коричневые боровикиНе кляни за кровавый адибо мир неплох.

Великая малая

Ищут великую веру когда большое гореищут святых что знают навернякакак далеко отбегать от своего телаа ты горы перенеслаходила по морюхотя говорила верующимсколь много еще не знаешь– крошечная вера

Важно

Не забудь о зонтикеибо тучи собираютсяпроверь есть ли хотя бы пять злотых в карманеи это так же важнокак хлеб солнце земляпоцелуи унижениев очередности забот

Когда говоришь

Не плачь в письмене пиши что судьба дала тебе пинканет на земле безвыходной ситуацииесли Бог закрывает двери – то открывает окнопередохни оглянисьпадают из облаковмалые большие беды необходимые для счастьяа от обыденных вещей научись спокойствиюзабудь о себе когда говоришь что любишь

Виктор Пучков

г. Уфа, республика Башкортостан

Геолог, доктор геолого-минералогических наук, профессор, член-корр. РАН. Более 800 научных работ.

Опубликованы три книги стихов и прозы: сборник стихов и стихотворных переводов: «От рассвета до заката», Уфа, ДизайнПолиграфСервис (2011), «Мои высокие широты, мои далекие костры» (воспоминания геолога), Уфа, ДизайнПресс (2012), «Отраженья» (стихотворения, переводы), Уфа, ДизайнПресс (2015).

Из интервью с автором:

Люблю путешествия, живопись и свою дачу.

Мои песни можно послушать здесь: music.lib.ru/editors/p/puchkow_wikto_nikol.

© Пучков В., 2017

Из цикла «По городам и весям»

Афины

Брожу себе, глазея,По улочкам Музея.

Барселона и Рио-де-Жанейро

Что общего у этих городов?Ривьера. Буйство красок и садов.Соблазнов наважденье и искусИ руки простирающий Иисус.

Весенняя Вена

Сирены сирени,Кипенье и пенаИ вальса кружащий напев.

Екатеринбург

О здании в центре города под названием «Зуб мудрости»

Зуб все стоит.А мудрости – все нет.

Закопане

Купим домик в Закопане —Заживем, как пан и пани.

Иркутск

Иркутск я не мыслю, с давней поры,Без Байкала и Ангары.

Квебек-Сити

– Почему у вас стоят памятники генералам-лузерам?

– А у нас других нет.

(из разговора с квебекцем)На площади выходят нас встречатьУчастники проигранных сражений.Здесь бронза не умеет отличатьВосторг побед от боли поражений.

Кембридж

Здесь Дарвин, Седжвик и НьютонВсем остальным задали тон.

Киев

Здесь жили прадед мой и дед.Здесь я давал себе обет:В мечте о вечном и высокомПрийти к корням, припасть к истокам.Пришел. Припал.И вот со днаВсплыла кровавая луна.

Край света

(Новый Южный Уэльс, Австралия)

Край земли живой и свежий,Угол дальний, угол новый.Угол. Только не медвежий,А скорее кенгуровый.

Москва

Москва уже давно слезам не верит,На всех «наезжих» смотрит свысока,И чужака своею мерой мерит,А зазевался – бьет с носка.

Новосибирск

Новосибирск? Я с ним слабо знаком пока.Но он неподалеку от Академгородка.

Осло

Звучит торжественно и твердоСлиянье города и фьорда.

Стамбул

Город на двух континентах веками стоял.Видел набеги, погромы и смены империй.Сценою был экзотичных и странных мистерийИ пестротою восточной меня обаял.

Сыктывкар

За полвека следы замело.Я приехал, чтоб вдруг подивиться:Помню – было большое село.Нынче – маленькая, но столица.

Тула

Фирма веников не вяжет.

Фирма делает гробы.

Здесь и впрямь не вяжут веников:Это город оружейников.

Уфа

То тут, то там – веков заветы —Парят, соперничая в вере,То купола, то минареты.И манят, будто в небо двери.

Уфа

Уфа приятна, нету спора.Но не таит от проницательного взораПриметы, что несут следыБезвременья и беды,Насилья и вселенского позора —Как фаллос Дружбы на костях Собора.

Фрайберг

Во Фрайберге находится старейшая в мире (осн. в XVIII в.) Горная Академия. В ней учились Ломоносов и Гумбольдт.

Славен будь этот город,Горделив, как немногие:Рядом Рудные Горы —Колыбель геологии.

Франция – Испания

Позади меркреди, впереди вендреди,А вдали —Сальвадор Дали.

Хельсинки

Кругом лежат «бараньи лбы» —Приметы ледяной судьбы.

Чехия и Прага

Милы мне Чехия и Прага,Люблю я этот древний край.И человеку жить здесь – благо,Ну а собачкам – просто рай.

Китай

Ты прав, мой друг, когда мечтаяПознать судьбу и дух Китая,Идешь не на дворцов пиры,А в переулки и дворы.

По белу свету

Молодость

Помнишь: берег и брызги соленые,Не вернуть их и не повторить.Были мы молодые-зеленыеИ явились, чтоб мир покорить.C нас еще не слетела окалина —От избытка здоровья и силВ экспедицию: рейсом до КанинаВетер странствий отряд уносил.Предстояли нам топи болотныеИ маршрутов пунктирная нить,Комарье да ночевки холодные —Ну да что там о них говорить!Били волны по молу как молотомИ стегала по лицам вода.Были мы так бессовестно молоды,Ах, как молоды были тогда!

На Канине Камне – туман

Темнело небо. Синий ДемонНад тундрой крыльями плеснул…Устало скажешь: «Где мы? Где мы…»А день уснул. А день уснул.А день уснул…Туманы быстры и безбрежныПолзут вослед, вослед, вослед,Глаза смежают – тихи, нежны,Все как во сне. Все как во сне.Все как во сне…Ручей бормочет полувнятно,Бурчит в бреду: «Бредут, бредут…»В далеком лагере ребятаНапрасно ждут. Напрасно ждут.Напрасно ждут…В озерной шири птичьи плачи.Седой туман – как снег, как снег…Одни разлеты куропачьиЗвучат как смех. Как смех.Как смех.

К ночи

По тундре – ни души, ни дыма.Вступает Ночь в свои права.На склонах сопок нелюдимоБуреет жухлая трава.И днями солнце – мягче, кротче:Не греет плеч, не слепит взор.А ночью – гуси, снег пророча,Летят во сне на блеск озер.

Карты предстоящей экспедиции

Мы гадаем над картами,На страну непохожими,Где пути не указаны,Где края не исхожены,Где окажется чертовым,Невезения крайностью,И болото – что в черточку,И каменья – что в крапинку.Там за знаками малымиВстанут горы нескладныеС их отвесными скалами,С их безвестными кладами.Там точнее и пристальнейКаждый шаг выверяется,Там на прочность, как исстари,Человек проверяется.Что-то выпадет вынестиНа излучинах выгнутых?Где-то ливни нас вымочат?Где-то солнышко высушит?И как вывьется линия,Что Судьбой называется,Что, как ленточка синяя,Вдаль, в туманы, скрывается?

Буровая

Там, где поляна боровая,Где спит кипрей лиловым сном,Назавтра встанет буровая —И все поставит кверху дном.И посреди рассветной раниВпрягутся трактора, ярясь,В дорог расплавленные дланиИ в раскорчеванную грязь.И вышка на поляне рванойРасставит сталь станинных ног,И по логам, молвою рьяной,Задышит – загудит станок.И зверь пойдет тропой иною,И первый раз, за сонмы лет,Перед упругостью стальноюСтеной отступит старый лес.Покатятся за сини горыТайги озерные глаза…Здесь будет газ.Здесь будет город.И не найти пути назад.

Труба

Ревет поток, слепит закат,Действительность груба:Наш плот проходит перекатС названием «Труба».Труба, Труба —кому труба?Вода пылится на пути,У скального горба.Спеши решение найти.Не то – всему труба.Кому Труба? —Тебе – труба!..Но хоть поломано весло,Погибнуть не судьба.Ура! Победа! Пронесло! —В башке гремит труба.Труби, труба!Греми, груба!Рюкзак – под куст,Плот – на прикол,Холодный пот – со лба…А там, в ночи – рычит драконПо прозвищу «Труба».Суди, судьба!Труби, труба!

Песенка вечного туриста

Карпаты, Карпаты, КарпатыОсенней красою богаты:Крутыми лугами взбегают стогаВ леса, где в листве утопает нога.Прости, дорогая, прости:Такие мне выпали нынче пути —Прости, дорогая, прости.В Саянах, в Саянах, в Саянах,В потоках ревущих и пьяныхЛетят над стремнинами наши плотыСо страхом в обнимку и с риском на «ты».Прости, дорогая, прости:Такие мне выпали нынче пути —Прости, дорогая, прости.На Кольском, на Кольском, на КольскомСтою я на камушке скользкомБез карт, без тропы, вдалеке от жилья,Стою, отбиваясь от туч комарья.Прости, дорогая, прости:Такие мне выпали нынче пути —Прости, дорогая, прости.А есть ведь еще и Урал,Я там никогда не бывал.На юге там жаркое солнце печет,На севере речка Печора течет.Прости, дорогая, прости:Но, кажется, долго я буду в пути —Прости, дорогая, прости.

Горы

Брату – альпинисту, восходителю на Эверест в 1982 г.

Говорят, в начале было слово.Эта байка, право, не нова.Но упрямо повторяю снова:Горы были прежде, чем слова.Где, когда – забыл. Но строки этиВрезались в сознанье, как беда:«Кто не видел горы на рассвете —Не узнает счастья никогда».Я поверил – и судьбе в угоду —От программы драм и мелодрам —Каждым летом уходил я в горыКак в таинственный и светлый храм.Понапрасну счастью ладил сети:Сети – рвань.Да горе не беда:Кто увидел горы на рассвете,Те душою молоды всегда.Финиш виден. Время ставить точку.Но как хочется вернуться мне поройВ ту давно ушедшую цепочку,В небо устремленную Горой.Их пути – туда, где снег и ветер,Сквозь лавины и оскалы льда.Те, кто видел горы на рассвете,Да пребудут счастливы всегда!

Зов тайги

К трудягам-шоферам на чайЗабросил случай невзначай.Дороги долги за спиной,Снега да сосны за стеной.С порога так далек порогПорой заснеженных дорог.Пора дождей, пора ли вьюг —Судьба чумазых шоферюг.Судьба, что вдруг зовет с собой:Вот все пути, бери любой.Перебирать их нет причин:Здесь все пути – пути мужчин.И в сердце вдруг стучится кличКраев, где не дичится дичь,Где на обочину зариСлетят к машине глухари,Где сосны скроют, закружив,И только свяжет – если жив —Дорога, дорогой ценой,Людей – с людьми. Тебя – со мной.Молчи, ни слова не скажи,Лишь чутче ухо приложи:В моей груди живут с тех порДорога. Снег. Сосновый бор.

По Кожы́му

Не у Божьего крылечка,Не у черта на рогах —Затерялась эта речкаВ дальних северных горах.Там у пенного прижимаМы свой лагерь разобьем.Ты на карте покажи нам,Где на воле заживем —Покажи, где на Кожы́меМы на воле заживем.Там, где ветер завывает,Там, где скалы да тайга,Ток хрустальный омываетЗолотые берега.Не до жиру, быть бы живу!За бока судьбу возьмем.По Кожы́му, по Кожы́муПрикажи нам – проплывем.Повстречает наши лодкиПереката шумный вал.В нем когда-то самородкиСам Туманов намывал.Но не жадностью наживы —Жаждой странствий проживем,Будем живы – по Кожы́му,По Кожы́му проплывем.Нас ужасно беспокоит —Неизвестно, почему —Где экватор был, где полюсМиллионы лет тому.И надеждой одержимы,Что не зря еще живем,По Кожы́му, по Кожы́муПока живы, проплывем.

Там, где нас нет

В Калининграде —Льда изломыИ грязи стылая кора.За грудою металлоломаСтоял у пирса наш корабль.И в этом слякотном мерцанье,Среди авральной суеты,В предкругосветном ожиданьеМы были с Глобусом «на ты».И невзначай о теплом югеСо вздохом вспоминали мыСреди промозглой, липкой вьюги —Ведь есть края, где нет зимы!Но вот я – черный, как копченый —Привычно к палубе прирос:Какой там, к черту, я ученый,Я – недоученный матрос!Палят лучи, идет работаБез суеты, без дураков,И ручейки седьмого потаСтекают в блюдечки очков.Кто о земном зеленом раеМеня лукаво уверял?Что я забыл в далеком крае?Что в чуждом мире потерял?Кого виню, кому вменяю?Досада на себя берет.Да я все пальмы променяюНа тень листвы родных берез!Пора линять!Но мне знакомыВсе парадоксы прежних лет.Домой мы рвемся. А из домуТуда нас тянет, где нас нет.Польют дожди, не утихая,Придет печальная пора…Скажу, мечтательно вздыхая:– Ведь надо ж! ТАМ сейчас жара!

Острова в океане

Утих океан. ПроклинаяБессонниц его маяту,На мостике вахта ночнаяТревожно глядит в темноту.Страда расстояний за нами,Устало ревут дизеля.По левому борту огнямиМаячит чужая земля.Душа притомиться не хочет,И мысли уносят меняИз душной тропической ночиВ сиянье осеннего дня,Где был я моложе и проще,Любил тех, кого уже нет,И листья пылающей рощиЛистал, словно летопись лет.Но чудо минувшего мигаУже заставляет жалеть,Что жизнь непрочитанной книгойОсталась едва ли на треть.И день, что бессмысленно прожит,И жжет, и тревожит во сне,И каждая строчка дороже,И каждая буква в цене.И вчуже покажется странным,Что снова назад возвращусь,Рубцуются старые раны.Рождается новая грустьО том, что таилось в тумане,О том, что жило в тайниках:Что мы – острова в океане,И не докричаться никак.

Пейзаж с видом на Везувий

Мир и спокойствие. Гора.Лоза. Олива.Благословенны вечераИ гладь залива.Но вдруг внезапно задрожитВода в стакане —И ты поймешь, что значит жить«Как на вулкане».

Дары моря

Нине. Приглашение к ужину на сиднейской Ривьере

Ну так что же нам нужно для ужина?ДюжинаУстриц; горка мидий, пара ломтиков семги,лимона долька.Но и не только:Еще необходимы разнообразныеРакообразные.А также нужнаБутылочка белого сухого винаУрожая 2010 года.И, конечно же, солнечная, сухая погода.Плюс, всего этого кроме, —Моря кромка,Вечер, почти закат,Говорливый прилива рокот и перекат.Далекого паруса провожание взглядом.И чтобы ты была рядом.

Гауди (из каталонского цикла)

Максиму Пучкову, сыну, архитектору

Он слыл сумасшедшим.А может, и был им.Иначе как смог он из глины слепить целый город,Иначе как смог он суметь,что за каждым углом БарселоныВсе ждешь заприметить какое-то новое диво:Калитку, решетку, ажурную башню, перила —Чтоб сразу узнать без ошибки: Ну как же, конечно!И к ним прикоснулся рукою затейник Maestro!Как смог он иначе настроить роскошных дворцов,И церквей,И больницИ при этомЗакончить все счеты с судьбою в приюте для бедных,И все жеВойти в словари своим собственным именем:GAUDY![3]

Невозвратимая страна

Судьба меня по свету потаскала:Я повидал и в памяти сберегОгни Парижа, сколы скал Байкала,Волну Сейшел —И Запад, и Восток.Но есть края, куда уже не вольныПробиться никакие корабли:Похоронили медленные волныСтрану, где годы вешние прошли.Где вечерами полюбилось слышать,Как мирно дышит спящая земля,Где теплый дождь,Что ровной строчкой вышит —Как он колышет спелые поля.И в речке плеск воды неугомонный,И птицы соннойРезкий вскрик в лесу —Я все запомнил. Голос этот звонныйУ сердца, через годы, пронесу.

Мосты и тоннели

Содержание цикла:

Виктор Мирошниченко

Александр Осень

Александр Се́лляр

Виктор Мирошниченко

г. Москва

Родился в Челябинске. Работал психотерапевтом. В 2001 году сменил профессию, с этого времени возглавляет HR службы крупных российских компаний.

Самодеятельный писатель и поэт, произведения публикует в сети Internet.

Из интервью с автором:

В 90-х имел привычку петь свои песни под гитару в переходах метро, излюбленным из которых считаю переход «Театральная» – «Охотный Ряд».

© Мирошниченко В., 2017

Технология лекарства

– Мне снился сон – я стою на берегу реки и смотрю на мост, гигантским животным перекинувшийся через ее широкую спину. У моста напрочь отсутствуют ограждения: открытый и прямой, он словно линейка, переброшенная с одной плоскости на другую. Вода в реке бежит шумным сердитым потоком. По мосту непрерывно движутся машины. То и дело некоторые срываются в воду. Они падают, точно звезды, в ритме старого замедленного фильма. Мне сказали, что в одной из машин еду я. Всматриваюсь, пытаюсь угадать – в какой же? Вот еще две машины плавно скользнули с моста в мутный поток. Я была во второй. Небо смыкается надо мной сероватой липкой массой. Я поворачиваюсь и ухожу с моста.

Девушка – молодая, красивая, я бы сказал, эффектная. Но мое обоняние улавливает исходящий от нее… какой-то нежилой дух. Мысли и чувства в душе разбросаны, точно старые вещи в кладовке. Она молчит и глядит сквозь меня. Непроизвольно ловлю ход ее мыслей: «Все психоаналитики похожи, сейчас начнется интерпретация…» Хорошо еще, что не говорит «вы – моя последняя надежда!» или что-то в этом духе. Значит, какая-то толика сил у нее еще осталась. Можно ведь продержаться еще немного, зачем торопиться?