1989 год. Расцвет

Виктор Ааб

1989 ГОД. РАСЦВЕТ

Простым людям, сынам Отечества, бесследно растворившимся в пучине перестройки…

Совпадение имен, фамилий и названий местности носит случайный характер.

ПЕРВЫЙ КВАРТАЛ

Глава 1

Спитак. Сводки новостей, придержанные в новогодние, праздничные дни, снова описывают последствия землетрясения потрясшего страну. Реальные картины ужаса, переживаемого Арменией, транслируются на телевизионных экранах, заставляют содрогаться сердца граждан, болезненно всё это переживающих. Бодрые репортажи о масштабах организованной помощи, совсем не радуют, и на фоне ужасающих развалин порушенного города все равно вызывают стойкое ощущение безысходности. Ощущение нескончаемой беды.

Но жизнь сглаживает эмоции. И черствеет сердце и со временем воспринимаются уже как обыденность слезы обезумевших на далеком Кавказе соотечественников – так, затихает и едва ощущается ставшее уже привычным сочувствие, и какая-то мирская успокоенность, растворяет беспокойство души. Отгораживается душа самоуспокоением. Ведь государство чтобы облегчить их страдания, да что там государство – весь мир, делает в зоне трагедии все возможное и невозможное… И уже не так бередит её постепенно исчезающая из новостных блоков, все сильнее и сильнее растворяющаяся во времени беда…

А еще участившиеся репортажи из Афганистана бодрят, очередной крупномасштабной, только что завершившейся, успешной операцией ограниченного воинского контингента Советской армии, против упрямых, в своей непокорности, душманов.

Но эти армейские успехи почему-то не вызывают уверенности в том, что так необходимая, так желанная спокойная созидательная мирная жизнь в соседней стране, наконец наступит. Наоборот, все явственнее растет понимание, что увязли в какой-то бесконечной, неприлично растянувшейся на годы, войсковой операции наши непобедимые войска. И обладающие огромной мощью никак не могут решиться они, в силу политических причин, и все более и более неблагоприятно складывающейся общемировой общественной конъюнктуры, применить её против, постоянно ускользающего, растворявшегося в своем народе, и как бы из воздуха возникающего вновь противника. Применить всю мощь, в полную силу! Не могут – и всё тут!

И размазывается эффект присутствия их в непонятно что желающей, раздираемой внутренними противоречиями, стране. И не победу сулит это присутствие, не победу… Но и мысль о поражении даже в дурном сне кажется кощунственной.

И вновь, вечером, из телевизора бодрый репортаж об очередном, из участившихся в последнее время военных эпизодов, благополучно и победно завершившийся, вызывает вроде бы удовлетворение и гордость за локальный успех. Но почему неожиданно, вдруг где-то там, в подсознании, мимолетно проскальзывает, – пока еще мимолетно, – мысль об еще одной безысходности?

«Не в сорок первом под Калугой, где холм высокВ восьмидесятых, под Кабулом лицом в песок…»

Унылым голосом стенает певец Леонтьев печальную песню, разгоняет афганский ветер по всему Союзу, и это отнюдь не прибавляет боевого духа советским войскам, увязнувшим в позиционном партизанском противостоянии с неуловимым противником. И гражданам страны не прибавляет. Цепляют слова душу, вызывают озноб ползущие по спине мурашки…

«Воронка, и еще воронка нежданным днем…Зачем стучишься похоронка в панельный дом?…»

Неумолимо пережевывает события вялотекущая запутавшаяся и окончательно растерявшая первоначальные цели война, калечит и убивает мальчишек, только начавших вдыхать полной грудью взрослую жизнь, губит непонятно за какие провинности их души…

Не моя страна управляет этой маленькой войной, а маленькая война вцепилась в державу, и вертит ею на потеху всему миру. И растет понимание неправильности происходящего… И в общем грохоте перестроечного звучания явственно проскальзывает от граждан растущее недовольство, набирает силу и становится все более и более заметным, и весомым…

А ведь репортажи хорошо сработаны. Смотришь и кажется – ну немного еще, совсем немного и переломим ситуацию, и победим окончательно этих полупервобытных душманов, как когда-то – басмачей… Только все это – миражи – на поверку…

И вот, уже принято решение о полном выводе ограниченного контингента советских войск из дремучей в своей отсталости страны, упорно не желающей покориться силе, штыками навязывающей им, афганцам, лучшую жизнь. Надо полагать – о бесславном выводе…

Эта неотрывная от естества своего главная жизнь страны – дома, по вечерам, нахлынет вдруг из дали дальней, и тут же, отступит, растворится в теплой атмосфере настоящей, реально осязаемой радости. Отступит перед обволакивающей сознание, детской суетой, явно соскучившихся по тебе дочурок с их милыми и так важными детскими неотложными проблемками, которые без твоей помощи они решить не могут, и участие в которых полностью переключает на себя внимание от глобальных событий.

А днем, думать об общемировых делах некогда. На предприятии безо всяких раскачиваний с первого же после новогоднего дня безотлагательными проблемами раскручивается хлопотная телефонная жизнь.

Глава 2

Неприятно встряхивает совершенно неожиданная кадровая утрата. В начале второго рабочего дня, начавшегося года, с каким-то отрешенно решительным выражением лица задержавшись после планерки, смущенно переминаясь с ноги за ногу, подает мне лист бумаги механик Олишевский. Я всматриваюсь в текст и не верю своим глазам – в моих руках заявление об увольнении?…

– Виктор Васильевич, я возвращаюсь назад в свою деревню, в Летовочное… возвращаюсь к семье…

Вот те на-а… Оказывается почти четыре года он жил в городе один. Кто бы мог подумать! Одинокий, совершенно глухой и где-то беспомощный без слухового аппарата, человек. Творец и создатель «из ничего» транспортной техники. Настоящий труженик, пропадавший на работе и живший одной работой…

Я знал о нем лишь то, что требовалось, – абсолютно добросовестный, честный и надежный. Неравнодушный и совестливый. Исключительно инициативный, высочайшего уровня профессионал. Умный и смекалистый. Давший слово и непременно умеющий его сдержать…

Да мой коллектив, по всем, касающимся транспорта, вопросам, как у Христа за пазухой, находился за его спиной! У этого неказистого с виду человека… Вот это неожиданность, вот это потеря…

– А никак нельзя чтобы семья в город…, – растерянно мямлю, уткнувшись глазами в бумагу.

– Ну что вы, как можно, – там же корова, скот, птица… – преодолевая собственную глухоту, громко рокочет механик. Мне надо туда самому…

И я вижу, – какой из него горожанин? Вот она, крестьянская сущность…

И чего он смущается. Я искренне рад, что прерванная по какому-то случаю, семейная жизнь Иосифа Альбиновича приобретает новое дыхание. Не должен мужчина быть одиноким. Ну и что из того, что несколько нескладен глуховатостью мой механик? Это настоящий мужчина, – добрый, порядочный и хозяйственный. И задерживать его мне как-то совсем неудобно.

– Кому сдадите дела Иосиф Альбинович? И как же так получилось, что так быстро и внезапно, без предупреждения…

– А что, разве Александр Николаевич, вам ничего не говорил? Он ведь в курсе…, а за работу техники вы не беспокойтесь. Я до конца года все подтянул, фонды по бензину на первый квартал рассчитаны и согласованы. А первое время поработать, в качестве механика, может Цехменструк… Он уже имеет опыт…

– Ну что же, Цехменструк, так Цехменструк… Сдавайте дела.

Вот ведь Олишевский. Принял без рассусоливаний решение как отрезал.

И убыл в свое Летовочное, незаметно. Оставив Городской телефонной сети наработанную транспортную прочность и долгую благодарную о себе память…

– Александр Николаевич, что же вы промолчали…

– Да я как-то совсем не принял это от Олишевского всерьез…

– Ну ладно, у нас наработан по этому направлению некоторый резерв. Цехменструк конечно путевые листы повыписывает, но он нам, прежде всего, дорог как кабельщик. Не можем мы позволить себе кабельщика переводить в механики, да и вряд ли сам Александр захочет надолго начальствовать. Он своей выгоды не упустит, а кабельщиком сейчас на ГТС гораздо выгоднее оставаться. Деньги временно подработать совмещением Цехменструк не откажется, но только временно. Да и нельзя его вырывать из прежней работы. В кабельщики идти, несмотря на всю выгодность, по-прежнему, ни у кого желания нет.

Общий контроль и организацию работы транспорта на период подбора нового механика возьмет на себя Журба. Опыта ему не занимать, – заодно в ускоренном порядке и полностью вникнет во все существующие здесь проблемы. Не белоручка Владимир Яковлевич, где надо и лично свое плечо подставит.

Журба все понимает с полуслова, и не только в силу должностных обязанностей. Транспорт, – это его вопрос, и сбоев в его работе допускать Журба не намерен. Вот и ладно…

Глава 3

Планерка. По уже устоявшейся традиции провожу её по понедельникам тридцать, – максимум сорок минут. До начала рабочего дня – в восемь тридцать. Ничего лишнего.

От начальников цехов – кратко, общее состояние дел, за прошедшую неделю, включая субботние с воскресеньем происшествия, проблемные вопросы к смежным службам.

От меня – изложение информации, которую необходимо присутствующим знать, уточнение акцентов работы на предстоящую неделю. Задания, исполнение которых обязательно всеми из присутствующих. Всё!

Конкретные проработки вопросов будут позже в отдельно назначенное время с присутствием только тех людей, которые что-то в решение обсуждаемого вопроса могут внести. Быстро, по-деловому.

Моя задача – не дать увести обсуждение в сторону от сути, и удержать, в рамках обсуждения проблемы отдельных участников, – любителей – сдобрить его изрядной долей пространственной водички, а то и вообще притягиванием за уши всего, что можно притянуть, вроде бы и важного, но к этому, конкретному делу, не имеющего никакого отношения. А это еще вовремя уловить надо.

Все, с кем я работаю, уже давно поняли и приняли мою методику работы, и лишь экономист – Мурносова Валентина Васильевна непробиваемо удивляется. Что это за жесткость такая, и порассуждать даже нет никакой возможности…

Да, можно порассуждать, – но конкретно, по существу, а не абстрактно, ради собственной зарисовки…

Мне обычно удается по кратчайшему временному руслу погасить её «заносы», – а ведь когда надо, умеет она и очень привлекательные идеи подбросить. Тем и ценна, несмотря на всю, так и просвечивающуюся из нутра, непредсказуемость и авантюрность… Мне удается своей властностью перебивать её властность, – откуда такая у человека, в общем-то, никогда не занимавшегося конкретным производством, – бумагомараки-экономиста, женщины, по своей профессии только и умеющего сверстывать планы… Во власти всей её ярко выраженной сущности, Мурносова какой-то внутренней силой подавляет окружающих. Никто на телефонной сети не желает с ней связываться, – даже если полностью прав…

Даже, открыто, – Макарычев, главный инженер…

Лишь один Висящев может подбросить ироническую шпильку в адрес её вездесущности, да и то, так, вскользь, вроде бы в шутку…

Я понимаю источник её силы и влияния. Он – в финансовых рычагах. Экономист держит в руках штатное расписание, экономист оценивает финансово повышение разрядов работникам, экономист формирует размеры премий практически всем, и непосредственно через формирование финансового состояния каждого работника, влияет на его семейный бюджет. Как доведёт начальнику предложения по его оценке труда, – так в подавляющих случаях и будет.

Разве может начальник непосредственно вникать в распределение премий, надбавок и лишений каждого работника, – нет, конечно. А она, – может! Обязана, в силу прямых должностных полномочий.

Скрепляет и одобряет своей подписью все её решения начальник, то есть я, но повседневная, реальная финансовая власть – у неё.

Это понимают все, всё чётче. По мере освобождения от уверенно ослабевающего ярма, буквально еще год назад всё поглощающих, и отвлекающих от всего, повреждений. Начинаю понимать это и я. Все под более и более пристальный взгляд попадают решения и оценки экономиста, все чаще и чаще вношу я поправки в её предложения. И она это все ощутимее чувствует, и я чувствую, как передергивается в душе, и понимаю, как ей это не нравится.

И все чаще и чаще меня посещает крамольная мысль – больше всех именно экономисту был выгоден тот хаос, который совсем еще недавно, буквально парализовал возможность всех моих предшественников спокойно проанализировать финансовую игру на предприятии. Понять и вникнуть в её сущность – оценить, способствует она порядку, или хаосу, взять под полный контроль и полновесно использовать силою данной власти финансовые рычаги во благо всех.

С незавидной регулярностью сменяли друг друга у руля Телеграфно-телефонной станции растрепанные в чувствах и эмоциях начальники, полностью расшатавшие нервы, доведенные разъяренными потребителями и различных мастей вышестоящими начальниками, до полуинфарктного состояния. Уходили с навешанными ярлыками наглых хапуг и блатников, и чуть ли не преступников. Полностью раздавленные непосильной борьбой с повреждениями, множащимися, как отрубленные в сказке у дракона головы, – вместо одного устраненного – взраставшими тремя, новыми. Сломленные душевно и злые. И не до реального руководства проблемным предприятием, в настоящем смысле этого слова, им было. Они за все, что происходит с предприятием – только несли ответственность. А реально руководил им – экономист!

Крамольная мысль… Но я все больше и больше, в силу все тверже утверждающегося, и теперь уже полностью контролируемого процесса, на резко повысившей свое качественное состояние телефонной сети, вникаю в экономические дела, и все плотнее и плотнее руковожу именно экономистом и бухгалтером. И перебиваю Мурносову и перебиваю…

Но разве могу проследить и перепроверить её действия во всем? Нет, конечно. И всё равно, она чувствует, что начальник «загорелся» экономикой и уже давно – осторожничает. Хороший экономист, хотя в силу поголовного кадрового голода на руководителей среднего звена, мне не из кого выбирать и не с кем её сравнивать, – чувствую лишь, что очень уж, – она, себе на уме…

Глава 4

И все-таки, экономические планы, и рубежи, на начавшийся год мы утвердим и рассмотрим чуть попозже. А сейчас плотно наваливаются другие, не менее важные дела, которые, используя просветы появившегося, наконец, долгожданного свободного времени у линейно-кабельного цеха надо грамотно использовать. Времени, свободного от устранения повреждений на сети, которых сейчас просто – нет. Утренние сводки стабильно, вот уже весь зимний период отмечают их количество – одно, два…, не более десяти.

Можно, наконец, заняться кабельной шахтой на АТС-6, шахтой ведущей свое существование со времен появления в городе первой автоматической телефонной станции. Кто только не прикладывал руки за долгие годы к формированию её безобразного состояния… И всё там сделано наспех по какой-то немыслимой логике. Если очень присмотреться, то просматриваются зачатки классического стиля укладки первых кабелей на её консолях, в период начального формирования, но уже давно они буквально утонули в хаосе беспорядочной протяжки современных, более поздних. Похоже в период возникшего и все увеличивавшегося груза растущих повреждений на сети, уже никому не было реального дела за отслеживанием технологии укладки новых кабелей в шахте, в самом сердце сети. Разраставшийся хаос, на собственно сети, поглотил все профессиональные подходы, добрался до начальной точки, от которой начинается прокладка любого кабеля, свел технологии на «нет» поспешной и неподдающейся реальному осмыслению паутиной переплетений.

Однажды запущенный в работу по попустительству руководства, абы как проложенный, вопреки всем техническим правилам кабель, явился заманчивым образцом для повторения, в условиях бесконтрольности. И не сразу – за долгие годы, превратилась шахта в большой узел телефонных кабелей, теперь уже не поддающихся, просто распутыванию. Толстых кабелей и тонких. Полиэтиленовых и свинцовых. Изредка герметичных, а по большинству – обмотанных изолентой, и даже, полуодетых, просвечивающих из-под наспех насаженных муфт разноцветными пучками жил. Да к тому же, многие из них, как правило, свинцовые и самые старые, стелились на нижних консолях, а то и просто по полу. Шахта, по-прежнему, находится под постоянной угрозой затопления.

Воды в подвал проникают повсюду. И просто грунтовые – весь год, и паводковые – весной. А ещё – через, канализационные трубы, не поддающиеся полной герметизации. И, возможно – через подземные лотки проложенной через весь двор вдоль здания системы отопления, страдающей от вечных утечек, и не обязательно только на прилегающем участке.

И только автоматически включающийся насос то реже, то чаще, в зависимости от меняющейся интенсивности поступления сдерживает её количество в подвале на заданном уровне.

Последние два года – Бог миловал. Удалось удержать подвал от затопления, но гарантии что это затопление когда-нибудь да не произойдет – нет никакой. И тогда, неизбежно, кабели шахты окажутся в воде и тысячи повреждений в одночасье накроют телефонную сеть.

Но это – потенциальные повреждения. Пока линейно-кабельный цех, за пределами шахты, боролся с многочисленными, реальными, – они сдерживались системой подвальной откачки воды. И вот, наконец, появилась возможность – кабельщикам поработать с самими кабелями в шахте, хоть немного упорядочить их. А самое главное – поднять их на такой уровень, чтобы вода даже – не дай Бог – в затопленном по максимуму подвале – не смогла дотянуться до самого нижнего из них.

Макарычев, Журба, Висящев, Бугаенко и я спускаемся вниз в тускло освещенные помещения шахты. Их два, и шахты по сути – две, – на северной и на южной части здания, и разделены они, как и весь подвал, широким коридором посередине здания. Проскальзывают кабели через туго заполненную отверстую перемычку в самом низу коридора из одной шахты – в другую. И чтобы вытащить их оттуда и поднять на более высокий уровень – кабели надо резать и монтировать вновь.

Не можем мы позволить себе этого – у нас просто нет количества необходимых для такой работы материалов. Вроде бы и небольшая сеть в городе, а кабелей в шахте – десятки. Разных кабелей…

Присматриваемся, вот уже в который раз… Судим, рядим, и что-то вырисовывается…

Моя команда понимает, что, в общем, возможно, и хотелось бы, выполнить задуманное, но мыслит скептически. Нижние кабели большой емкости лежат как влитые вросшие во все протяжение обеих шахт многолетним грузом. Их не то, что поднять – пошевелить страшно. И я понимаю, что ни Бугаенко, ни Висящев реально представляющие – какое количество повреждений даже при максимально осторожней работе они могут спровоцировать, начав шевеление спящих в непотревоженности длин, – психологически вряд ли себя преодолеют и решатся в реальности их двигать и поднимать.

Но есть Журба Владимир Яковлевич. Он свежий на ГТС человек, трезво и рационально мыслящий, ему по плечу любая работа, и он не чурается самой грязной. И самое главное, когда необходимо – впряжется. Не важно, что по чину – заместитель начальника, личным примером любому из сотрудников покажет, как порученную работу правильно выполнить. И он не страдает от психологической сдержанности как Висящев. К счастью он не пережил в отличие от моих товарищей ад городского недовольства работой полу-парализованной сети. Он сможет организовать перекладку кабелей. И как человек в высшей степени опытный, достаточно осторожный, ответственный и трезво мыслящий – сделает это с минимальным риском их повреждения.

Но надо еще подвигнуть на эту работу кабельщиков… Да-а, от сбора всей команды в кабинете начальника – не обойтись…

А команда все та же. Ларионов, Беккер, Цехменструк, Чурсин, Леонов, Полкопин, Крылов и «приблудник-зэк» – Муметжанов.

Мест в кабинете хватает всем. Вглядываюсь в лица и отмечаю, – изменились люди. Исчезла когда-то так очевидно выпиравшая из них внутренняя напряженность, озлобленность и подозрительность. Они уже давно не выглядят вечно уставшими и замороченными от аврального физического труда и неизбежно сопровождавшего такой труд психологического гнета. Бодрые, отдохнувшие…

Каждый, – полноценный отпуск отгулял. Конечно, за исключением Чурсина, которому, с переменным успехом борющемуся с пьянством в своей семье, вечно денег не хватает. По инерции вроде бы и скрывают кабельщики свою честно заработанную трудовую расслабленность, но накопленная от безавральной работы сила из них так и сквозит.

– Нет повреждений на сети – и делать нечего? – Есть работа…

Обговариваем предстоящее. Не в ущерб обслуживанию общей сети, два кабельщика, а если необходимо, еще два монтера, – большее количество людей в шахтах просто не разместится, – ежедневно поступают в распоряжение Журбы. Большого запаса времени – нет. До очередного паводкового периода кабели в шахтах АТС-6 должны быть подняты и относительно упорядочены. Те, которые мешают и не поддаются выпутыванию, – это конечно нежелательно, но придется резать и прозванивать вновь.

Сложная работа? – да, сложная! По лицам присутствующих вижу – раз надо, они готовы эту работу выполнять. Вроде согласны все, а все равно чувствую, – не до конца понимают, что вообще-то, это надо не мне, а им. А может быть я просто излишне подозрителен…

На всякий случай напоминаю, – по-прежнему, отсутствие повреждений на сети даст возможность заработать кабельной бригаде самую высокую премию. И по мере возрастания надежности работы сети – заработная плата у них будет только расти. И вижу по реакции – порядок в шахте – конечно же хорошо, но как хотят все-таки люди именно про это, про зарплату, слышать… Но ведь порядок в шахте – это и есть весомый довесок к обеспечению общей надежности сети прямо влияющий на эту премию. Как-то недомысливают это кабельщики.

Коли уж собрались – довожу еще одну очень важную задачу.

Сообщаю, что настало время подключиться и к развитию сети, и не просто локально. Если хотим иметь запас кабеля на паводковый и летний ремонтный период – придется взять на себя полностью строительство нового объекта в городе, с монтажом станции и строительством линейной сети – емкостью в тысячу номеров. Я не обрисовываю сейчас предстоящую работу в деталях. Ставлю задачу и понимаю – очень важно, для рядовых трудяг-работников, чтобы эта, действительно очень важная задача, была поставлена перед ними – именно первым руководителем.

Неразговорчивый народ – кабельщики, но встречей довольны. Проявил начальник к ним уважение, поговорил на одном с ними их языке, – понятно, – общее дело делаем. А работа? Что – работа? Куда она убежит, – сделаем…

Глава 5

Новая станция емкостью в тысячу номеров уже доставлена, извлечена из ящиков и сгрудилась стативами в помещениях двухкомнатной квартиры на первом этаже нового жилого дома в юго-западной части города нового жилого дома патной квартиры ров уде по адресу Сакко-Ванцетти 217.

Квартиру выторговал у руководства завода Кислородно-дыхательной аппаратуры Макарычев, в обмен на обещание полностью телефонизировать и этот дом, и группу других, рядом возведенных, этим мощным предприятием по программе «Жилье-91». Действительно, очень компактный микрорайон, растущий как на дрожжах, вырисовывается в этой части города. Массивом многоэтажных домов с сотнями квартир в каждом. И все они, вновь построенные, прозябают без телефонов.

Проект телефонизации для этой части города разработан в полном соответствии с классическими требованиями. Он предполагает частичную телефонизацию территории города значительно превышающей по размерам тот «пятачок», на котором возводит свое жилье завод. Разработан проект по дурацкому принципу – всем сестрам по одной серьге, и как следствие, вызовет неизбежное очень болезненное недовольство тех, кому эта «серьга-телефон» не достанется.

Питательную среду для такого недовольства создает Перестройка, громко вещающая о правах каждого человека на полный и, – в сию же минуту, – материальный комфорт. А какой же комфорт в доме без телефона…

Это сколько же домов мы разбередим, облагодетельствовав в них избранных, пусть и очередников-счастливчиков, желанной телефонной услугой. Все дома охватим, но телефонов поставим, лишь – в каждую третью квартиру. Это сколько же их соседей придет ко мне, потом на прием с выматывающими душу беспочвенными и бесплодными претензиями на якобы нарушенную очередность…

Горожан, разбуженных действительно оживившейся телефонизацией города, и так идет в последнее время в абонентский отдел числом, по все возрастающей прогрессии. И многих из них – чтобы доходчивей объяснил отсутствие технической возможности, по-прежнему, – хоть кол у неё на голове теши, направляет исподтишка ко мне Юртабаева…