Полная версия
Бодхисаттва
Владимир Гурвич
БОДХИСАТТВА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Ну вот, кажется, все готово: стулья расставлены, стол президиума накрыт зеленой скатертью, на которой кроме бутылок с минеральной водой расцвел пышный букет цветов. И самое главное – рядом на тумбочке высится стопка книг – плод его двухлетней напряженной работы. Хотя если быть точным, то это скорее итог всей его жизни. По крайней мере, так он рассматривает свой труд. Хотя вряд ли современники и потомки оценят его столь же высоко, как это делает он. Но это уже их дело. У него же по этому поводу есть собственное суждение.
Нигде по близости зеркала не было, и Герману пришлось только мысленно оглядеть себя; он одернул пиджак, пригладил тщательно уложенные с помощью лака волосы, поправил галстук. Он знал, что в этом новом, специально сшитом к этому торжественному событию костюме, выглядит весьма элегантно. Что ж, остается только дождаться приглашенных и просто любопытствующих, прослышавших об очередном проводимом в Доме журналистов мероприятии, и колесо его новой жизни закрутится. Он вспомнил, во сколько обошлось ему это удовольствие устроить свою презентацию в таком престижном месте и не смог подавить вздоха. Окупятся ли его затраты? Он, как и всякий любой, кто идет на них, конечно, надеется именно на такой результат. Но его опыт советует ему быть в этом вопросе не слишком уж оптимистичным.
Первым явился Филонов. И это было хорошим знаком. То, что Филонов вообще согласился вести его пресс-конференцию, уже было большой удачей, на которую Герман не слишком надеялся. Это значит, что его начали воспринимать серьезно. Хотя Филонов всего на 5 лет старше Германа, но его имя уже широко известно в научных кругах, а книги издаются в разных странах. И если сегодня все пройдет хорошо, то и для него кончится долгий период неопределенности, безвестности, и он войдет полноправным членом в семью ученых.
Герман поспешил на встречу Филонову и первым протянул ему руку. И пока они обменивались дежурными приветствиями, он думал о том, какое действительное мнение об его книге сложилось у его собеседника. Филонов человек хитрый и не всегда просто понять, что он думает на самом деле. Так ли высоко он оценивает его творение, как недавно говорил ему, Герману. Или с его стороны это какая- то тонкая игра? Ведь о человеке, творчеству которого он посвятил свою работу, ходят самые противоречивые слухи и суждения, а литературоведы не устают спорить друг с другом об его произведениях. Сам Филонов не раз высказывался по этому поводу, написал кажется четыре или пять статей, хотя пока ничего фундаментального не создал. Да и никто подобного еще не сделал, его, Германа, творение – первая по-настоящему большая и серьезная работа о Марке Шнейдере – писателе, являющимся одной из самых загадочных и спорных фигур литературы конца двадцатого столетия.
– Приглашенные должны вот-вот прийти, – сказал Герман.
– Не волнуйтесь, – улыбнулся Филонов и покровительственно дотронулся до плеча Германа, – все обязательно придут. Вы написали хорошую книгу и интерес к ней большой. Скажу вам честно, я сам много думал о том, чтобы написать монографию о Марке Шнейдере, но пока так к ней по-настоящему и не подступился. Набросков всяких сделал уйму, но вот чтобы сесть и все обобщить – пока не получается. Столько разных дел и обязанностей… А вот вам удалось. Вы молодец, хотя я и не полностью согласен со всеми вашими концепциями.
– Конечно, – поспешно проговорил Герман, – о Марке Шнейдере будут еще вестись долгие споры.
– В этом можно нисколько не сомневаться, споров будет еще много, – снисходительно улыбнулся Филонов. – Хватит их еще на сотню таких книг. Но вы первый, кто осмелился сказать свое веское слово. А это всегда ценится.
Герман поймал себя на мысли, что как всегда обаяние Филонова обволакивает его словно туман, заставляет верить каждому его слову. И в тоже время он знал, что должен быть осторожным, не поддаваться на его чары, которые на самом деле могут прикрывать совсем иные чувства и мысли.
Небольшой зал заполнился на удивление быстро. Еще три минуты назад почти никого не было, а теперь уже нельзя было отыскать свободного места. Все чинно сидели на стульях в ожидании начала представления.
Целый день Герман твердил себе, что для беспокойства нет никаких причин, что если даже будут задавать каверзные вопросы, то он сможет найти на них достойные ответы. И все же сейчас он ощущал такое волнение, что у него даже слегка подрагивали коленки.
– Полагаю, что можно начинать, – хорошо поставленным голосом словно специально созданным природой для проведения подобных мероприятий произнес Филонов. – Сегодня мне выпала большая и приятная честь представить только что вышедшую книгу моего молодого коллеги Германа Фалина «Гармония дисгармонии». Думаю, что вы все знаете, что она посвящена творчеству писателя Марка Исаковича Шнейдера. Сейчас уже мало, кто сомневается, что это один из самых значительных литераторов второй половины двадцатого века, чьи произведения получили признание во всем мире. Но одновременно Марк Шнейдер один из самых спорных и я бы сказал малопонятных авторов, не случайно, что многие его называют литературным Сальвадором Дали. Великого испанца он напоминает тем, что, используя в основном реалистический метод письма, создает на своих страницах очень странные и малопохожие на нашу повседневную реальность картины. Эта тенденция проявилась у него с самых первых его военных повестей; если советская литература воспевала подвиг нашего солдата, рисовала ужасы войны, то Марк Шнейдер даже самые ее героические страницы описывал как беспробудный сон разума. Я помню то шоковое состояние, которое я испытал, когда мне впервые попался замусоленный сборник повестей Марка Шнейдера. Мне стало страшно оттого, что действующие в них герои оказываются как бы запрограммированными на ведение военных действий в не зависимости от собственных желаний и намерений, что людьми движет вовсе не стремление защищать свою страну, а желание убивать, которое возрастает по мере того, как увеличивается у солдата его личный счет убитых. Война, говорит нам автор, – это безличностная ненависть, когда в качестве ненавидимого объекта человек воспринимает целый народ, незнакомых людей, которые не сделали ему ничего дурного. Марк Шнейдер убедительно показал, как люди, стреляя в друг друга, на самом деле убивают самих себя. И это было для меня в то время потрясением, это было открытием! Не случайно, что эти повести были изданы всего один раз, а потом на многие годы оказались под запретом. Затем появился роман «Творец одиночества», ставший эпохальным для современной литературы и я бы еще добавил и для современного сознания. Хотя, по моему глубокому убеждению, – эта книга остается все еще недооцененной, я бы даже сказал непрочитанной. В чем ее пафос? Человек задуман природой в качестве одинокого создания, только в самом себе он может найти смысл своего существования, а строительство своей личности – это единственный подлинный вид творчества. Но одиночество требует от человека огромного труда, чтобы его облегчить или чтобы вообще избавиться от него, он становится коллективистом. Но любой вид коллективизма – это умаление человека, а отказ от самотворчества, дорога в никуда. Все несчастья человечества происходят от коллективистских устремлений и от коллективного бессознательного. Ибо, как утверждает писатель, коллективный разум не способен к настоящему развитию, развитие всегда личностно. Но Марк Шрейдер вовсе не воспевает ничем не ограниченный индивидуализм, он против сверхчеловека Ницше, он за человека гармонично развитого, преодолевшего земное тяготение своего эгоизма. И именно из одиночества таких людей и возникает подлинный коллективизм, вернее это уже не коллективизм, а нечто совсем другое – сообщество свободных индивидуумов.
Он решил воспользоваться моей презентацией дабы изложить тезисы своей ненаписанной книги, думал Герман, слушая выступление Филонова. Он не может не понимать, что его слова весьма существенно расходятся с содержанием моей работы. Ведь я во многом по иному интерпретирую этот роман, его анализу у меня посвящена целая глава. И он, конечно, не может не помнить ее. Но тогда его нынешние слова означают, что это сознательный выпад против меня, и Филонов вовсе не собирается превращаться в моего благожелателя, более того, очень вероятно, что отныне он окончательно переходит в стан моих самых непримиримых противников. И не рядовым его членом, а их предводителем.
Филонов продолжал вещать, и каждое его слово словно взрывной патрон все сильнее подрывало спокойствие Германа. Теперь он уже почти не сомневался, что это брошенный ему вызов обдуман заранее. И именно для того чтобы его сделать, Филонов и принял предложение выступить ведущим на презентации книги Германа. Тем более лучшего случая для этой цели найти просто невозможно.
– А теперь в заключении моего выступления позвольте несколько слов посвятить самому виновнику сегодняшнего торжества. Вовсе не из желания ему польстить должен заметить, что, на мой взгляд, книга Германа Фалина – серьезное и интересное исследование творчества Марка Шнейдера. Не каждый молодой автор отважится взяться за такую тему, ведь Марк Шнейдер – не просто писатель, это огромный и еще совсем малоисследованный мир. По сути дела это тера инкогнито, которую еще предстоит открыть. И вот появляется человек, так сказать новый литературный Колумб, который осмеливается отправиться в одиночное плавание к новому континенту. Конечно, такое непростое путешествие не может пройти целиком гладко, в книге немало спорного, но ведь речь в данном случае идет не о неоспоримой геометрической аксиоме, а о самом настоящем географическом открытии. И поэтому будем благодарны нашему «географу» хотя бы уже за то, что он приблизил к нам этот новый и очень сложный в геологическом плане материк.
Первоначально Герман намеревался прочитать серьезный доклад о творчестве Марка Шнейдера минут этак на 30–40. Но затем отказался от своего намерения, разумно рассудив, что слушатели вряд ли выдержат столь длительное испытание. Поэтому он заранее набросал несколько тезисов на десятиминутную речь. Но теперь, слушая разглагольствования Филонова, решил, что должен непременно как-то ответить ему. Конечно, он не собирается вступать с ним в прямой спор – с его стороны это было бы крайне неосторожно, а на Филонова он еще рассчитывает в своих планах. И у него нет желания, чтобы присутствующие поняли, что между ними происходит полемика. Но и оставить полностью без внимания его выпады он тоже не может. Поэтому его речь должна быть осторожной и взвешенной и в тоже время ему надо публично продемонстрировать свое несогласие с Филоновым.
– Прежде всего, хочу поблагодарить всех, кто пришел на презентацию моей книги. И в первую очередь самая моя горячая благодарность уважаемому Александру Борисовичу за то, что он взял на себя нелегкий труд вести эту пресс-конференцию. Наверное, всех интересует вопрос, почему для своего исследования я избрал творчество Марка Шнейдера? Есть писатели, которые наиболее полно отражают дух эпохи. Я считаю, что таким автором в высшей мере и является Марк Шнейдер. В чем на мой взгляд состоит это отражение? Может быть, мое мнение покажется немного парадоксальным, но мне представляется, что главная ценность его творчества состоит в том, что он, следуя за своим веком, также не смог дать ответы на те фундаментальные вопросы, которое поставило перед нами время.
Говоря иными словами, современное человечество все еще не способно ответить на вызов эпохи и лучшее, что оно может сделать в этой ситуации, – это дать себе отчет в создавшемся положении, осознать собственное бессилие. Именно эту ситуацию и пытался показать Марк Шнейдер. Страницы его книг отражают растерянность и отчаяние людей, оказавшихся затерянными в тупиках нашей цивилизации, их полное непонимание самих себя.
Наиболее характерным в этом плане стал роман «Творец одиночество». Человек от рождения проклят одиночеством и чтобы спасти себя он вынужден совершенствоваться в искусстве быть одному. Но на самом деле это не его выбор, вся его натура стремится к соборной общности. Уходя все глубже в бездонный океан своего одиночества, человек на самом деле все же надеется когда-нибудь выйти из этого состояния, ибо он понимает, что подлинное единение возможно только тогда, когда люди преодолеют свой эгоизм, который сильнее любой каменной стены отделяет нас друг от друга. Одиночество же позволяет справиться с ним, ибо подлинно одинокий человек не опутан с ног до головы миром вещей и желаний, он разрывает с ними душащие его связи. Мы одни, чтобы быть вместе, так говорит нам большой мастер.
К огорчению Германа пресс-конференция протекала довольно вяло, ему задали всего несколько вопросов. Причем, половину из них весьма условно можно было отнести к теме, ради которой все и собрались здесь. Впрочем, утешал он себя, что эти люди понимают в творчестве Марка Шнейдера, для них он скорей напоминает некое экзотическое растение, привлекающее всеобщее внимание своей необычностью и редкостью; даже он, проведший наедине с его книгами сотни часов, и то не считают, что по-настоящему постиг загадку его творчества. И все же он гордится тем, что именно он – обладатель самого глубокого понимания его произведений, что именно он больше всех в мире знает о них.
Герман стал раздавать свои книги, подписывая их тем, кто просил об этом. На этом официальная часть презентации завершилась, официант распахнул дверь в соседний зал, где стоял накрытый стол. Все дружно, толкая друг друга, потянулись туда. Через минуту все уже облепили угощение, из бутылок в бокалы полились вино и напитки, а кушанья с невероятной быстротой стали испаряться с тарелок.
Герман разочарованно смотрел на жадно едящую и обильно пьющую публику. И ради чего он столько времени напряженно работал, ради того, чтобы два десятка человек сумели за его счет набить себе желудки, позабыв о том, с какой целью они сюда явились, а затем преспокойно убрались бы восвояси, радуясь тому, что сумели бесплатно и вкусно поесть.
– Могу ли я говорить с вами, мистер Фалин? – вдруг услышал он рядом с собой чей-то голос. Перед Германом с бокалом в руке стоял высокий человек в дорогом костюме. Его он приметил еще на пресс-конференции, кажется, он был единственный, кто что-то все время записывал в блокнот красивой с золотым пером ручкой. Тогда Герману показалось, что это человек – иностранец, предположительно американец. Теперь же неправильный, с сильным акцентом русский язык полностью подтверждал догадку Германа.
– Мне трудно говорить по-русски, но я все же попробую, – проговорил иностранец.
– Мы можем говорить по-английски, – сказал Герман.
– О это замечательно! – пришел почти в детский восторг иностранец. – Позвольте представиться: Кристофер Хейг, один из владельцев нью-йоркского издательства «Братья Хейг». Как вы можете легко догадаться, я один из этих самых братьев. Младший из них. Вот моя визитная карточка.
Теперь Герман вспомнил, что слышал об этом издательстве, кажется, ему о нем говорил Филонов, оно издало одну из его книг. Невольно Герман почувствовал, как мгновенно напряглось все его тело.
– Сейчас в Америки самый настоящий бум на книги вашего Марка Шнейдера, – продолжал американец. – И когда я узнал о том, что здесь в Москве выходит о нем ваша книга, то я заинтересовался. Мне удалось достать один экземпляр, так что я знаком с ее содержанием. Вы удивлены, – засмеялся Хейг, заметив выражение лица Германа. – Но у меня тут есть свои маленькие возможности. Кроме того, со мной здесь работают замечательные переводчики, и они перевели вашу книгу за несколько дней. Приходится быть оперативным. Конкуренты.
Герман почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. Неужели он все же не зря провел сегодняшнюю презентацию, не зря затратил столько на ее средств, и удача все-таки постучалась в его дверь.
– Меня заинтересовала ваша работа. Честно вам скажу, что я не все понял в ней. Но это и не важно, для того, чтобы все понимать, я держу специальных сотрудников, – в очередной раз широко улыбнулся Хейг. – Однако у меня создалось впечатление, что ваша книга может оказаться весьма своевременной. В Штатах сейчас немало людей, которые хотят знать как можно больше о мистере Шнейдере. Если вы не возражаете, оставьте мне ваш телефон, и тогда через несколько дней мы сможем продолжить нашу беседу.
– Конечно, с большим удовольствием, – поспешно проговорил Герман, извлекая из кармана свою визитку. Краем глазом он увидел Филонова; тот внимательно наблюдал за ними. Их взгляды встретились, Филонов улыбнулся Герману и приветливо поднял руку. И все же Герман успел заметить в глазах Филонова какое-то странное, идущее в разрез с общим его видом выражение.
Герман снова остался один. Вокруг него все так же пили и ели, он прислушивался к разговорам, которые по мере того, как в бутылках уменьшалось их содержимое, становились все громче. Он еще питал слабую надежду, что хоть кто-то еще помнит об его монографии, но уже никто не вспоминал ни о нем самом, ни о его книге, каждый был занят исключительно собой и теми кушаньями, которые поглощал. Герман понимал, что так в сущности и должно было быть, иного ждать просто наивно. И все же он чувствовал обиду, неужели здесь нет никого, кого хоть немного интересует его труд, творчество Марка Шнейдера. Неужели при виде обильной и дармовой еды у людей тут же пропадают все другие мысли и интересы. И в это мгновение он увидел, как к нему направляется какой-то незнакомый ему человек.
– Дорогой Герман Эдуардович, прошу великодушно прощения, но если у вас есть свободная минутка, то был бы несказанно счастлив перекинуться с вами хотя бы одним словцом, – с легким смешком обратился к нему он.
Человек выглядел довольно странно; прежде всего, он был какого-то неопределенного возраста, его внешность позволяла ему одновременно быть как ровесником Германа, так и старше его лет на двадцать. На нем был отлично сшитый темно-синий костюм, но сидел он так словно его никогда не гладили; и брюки и пиджак все были в складках и вмятинах.
– Я рад с вами поговорить, – сказал осторожно Герман, не испытывая большой радости от приобретения такого собеседника.
– Вы, естественно, никогда обо мне не слышали, хотя моя фамилия вам хорошо известна, так как моя фамилия Иванов. А зовут меня Никита Петрович. Вам, конечно, хочется знать, чем я занимаюсь. С удовольствием отвечу на ваш невысказанный вопрос. Я вкладываю деньги в разные проекты и в разных людей. У меня очень обширный круг интересов.
– Я рад за вас. – Почему-то этот человек не понравился Герману с первого взгляда, его манеры и поведение вызывали у него какую-то настороженность и неприязнь.
– Я очень хорошо вас понимаю и одобряю, вы не можете доверять незнакомому человеку с первой минуты своего знакомства с ним, – словно прочитал Иванов мысли Германа. – И совершенно правильно поступаете, я сам никогда не полагаюсь на чужие слова. Пока все досконально не проверю, не разведаю никогда не приступаю к делу. Может, в этом и кроется причина моих успехов. Как вы полагаете?
– Мне трудно что-то сказать. В любом случае у меня нет никаких пока оснований вам не доверять.
– Да нет, я же вижу. Хочу вас предупредить сразу, у моего организма есть одна особенность, я очень хорошо чувствую состояние собеседника.
– Ну если вы на этом настаиваете. – Внезапно Герман ощутил прилив раздражения. – И все же я пока не понимаю, чем могу быть вам полезен?
– А почему вы думаете, что вы мне можете быть полезны. Может быть, это я хочу быть вам полезным.
– Чем же?
– Ну, к примеру, вложу в вас часть своего капитала. Вы умны, молоды, талантливы.
– Но я не совсем понимаю, каким образом я могу вам принести прибыль. То, чем я занимаюсь, доходным делом не назовешь.
– Но почему вы считаете, что в данном случае меня интересует прибыль? Или вы не допускаете, что у меня могут быть и другие соображения?
– А можно узнать, какие?
– Разные. Только прошу вас не считать, что я от вас что-то скрываю, но просто приступая к очередному делу, никогда не знаешь, что из него может вылупится.
– В этом я с вами согласен.
– Вот видите, – обрадовался Иванов, – мы уже нашли с вами первую точку соприкосновения. Не сочтите за назойливость, но очень бы желал познакомиться с вами поближе. Начиная новое дело, всегда хочется свести риск к минимуму. Не осмеливаюсь просить вас о близком знакомстве, но все же хотелось бы немного с вами пообщаться. Знаете, непринужденная беседа иногда стоит больше, чем любые деловые переговоры или заочный сбор сведений. А как еще можно узнать человека, ухватить самую его суть.
– Пожалуйста, я готов в любое удобное для вас время. – Второй раз за вечер Герман достал из кармана визитную карточку. – Тут все мои координаты, звоните, и мы обо всем договоримся.
– Премного вам благодарен, – проговорил Иванов, пряча в карман визитку. – А вот вам моя визиточка, тоже на всякий случай. Вдруг попадется она как-нибудь вам на глаза, и вы вспомните о нашем приятном разговоре. Значит, до встречи.
Иванов отошел от Германа, и почти сразу же началось всеобщее прощание. Герман пожимал руки людей, благодаривших его за устроенный им прием, а затем они поспешно исчезали в проеме дверей.
Домой на окраину Москвы Германа сначала доставило метро, затем еще пятнадцать минут неторопливо, спотыкаясь на бесчисленных колдобинах, вез автобус. Герман вошел в свою однокомнатную небольшую квартирку, снял пиджак, сел на диван и закрыл глаза. Он пытался разобраться, что же произошло сегодня вечером, какие результаты принес ему этот можно уже сказать прошедший день? Его ожидания сбылись и не сбылись, все же два результативных контакта у него произошло. Правда разговор с этим Ивановым ему не слишком понравился и не слишком обнадежил; вряд ли он будет иметь какое-нибудь полезное продолжение. А вот американец видно сразу человек деловой и, кажется, заинтересовался им всерьез. И все же он надеялся на большее, он не учел того факта, что людей, кроме их самих ничего больше всерьез не интересует. Что им до Марка Шнейдера и уж тем более, какое им дело до книги о нем какого-то там Германа Фалина. Но, так или иначе, он написал и издал свой труд, а это было очень нелегкой задачей. А потому у него еще не погибла надежда, что все сделанное им не напрасно и рано или поздно принесет свои плоды. Остается только одно – терпеливо ждать, когда они созреют на посаженном им сегодня дереве успеха.
* * *На следующий день Герман решил поехать к Эльвире, своей бывшей жене. Официальный предлог для поездки – он должен подарить ей экземпляр своей книги. Тем более они же коллеги, хотя она давно забросила свою специальность. На самом же деле он понимал, что едет к ней вовсе не за этим, он едет, чтобы продемонстрировать, что и без нее он способен на многое, и что он вовсе не неудачник, в чем обвинила она его, когда уходила.
До сих пор, когда он вспоминал тот вечер, кровь начинала закипать в жилах, несмотря на то, что с тех пор минуло почти два года. А он по-прежнему помнит все, что тогда происходило, чуть ли не по минутам и с такими подробностями будто все это случилось вчера.
Эльвира нередко приходила домой поздно, но в тот раз все сроки ее возвращения истекли, а ее все не было. Обычно она говорила в таких случаях, что задерживается у одной из своих многочисленных подруг. Он старался не думать о том, правда ли это или нет. И уж тем более не предпринимал никаких шагов, дабы проверить истинность ее слов. Но текли минуты и часы, а она все не появлялась, и он терялся в догадках, где она может так сильно задержаться. Внезапно входная дверь с шумом распахнулась, он услышал быстрый цокот ее каблуков, и через секунду она показалась сама. Эльвира без сил упала в кресло и несколько мгновений сидела неподвижно, словно отдыхая после долгого пути или тяжелой работы.
– Чертовски устала я, Герман, – сказала она. – Ничего не хочется делать, ни о чем говорить. Завалилась бы просто спать. Но придется, откладывать больше нельзя.
