Время

!

варган

Золотой варган и вечное пламя

быть может есть солнце

за играми смыслов

свет солнца как крылья

Для поэзии современного китайского поэта Цзиди Мацзя важен образ шамана, обращающегося к духам предков посредством «золотого варгана», мелодией, выкликающей из космоса «животворящий ген» рода. Шаман или жрец-бимо – не только мифологизированный персонаж лирического произведения, но соавтор поэта, проводник слова заклинательного, пророческого, исцеляющего. В стихотворении «Автопортрет» поэт подчёркивает родовое начало, питающее корни личности:

весь я изменаи верностьжизнь яи смертьМир! прими же ответ мойя – муж – ийского – рода

Язык, «язычок» древнего варгана помогает человеку, «мыслящему тростнику» философа Блеза Паскаля, преодолеть разлад души с природой. Глагол человека и посредника – музыкального инструмента – становится единым, внимая нотам вечности и простирая гармонию.

мир состоит из живых сущностей:если тебя одолеет тоска мироваягоре земли ощутишьнаверняка знай – то я еще мыслю«Исповедь варгана»наследовать бимо!туда воротиться к высокому духугде плакать способны от нежности только«Наследовать бимо»

Цзиди Мацзя, представитель китайского народа и, объединяет в своем творчестве прошлое и будущее своего этноса, являясь его вестником. Буква «и», символизируя в русском языке объединение понятий и пространств, в то же время – ослепительное зияние между миром ушедших и ещё не рождённых, шаткий мостик перехода над пропастью без звуков. «И» – некое свидетельствование об истине: «он точно жил и правда умер».

Российскому читателю практически неизвестна современная китайская поэзия, которая, как и китайская культура, издавна притягивает русского человека. Известно, что А. С. Пушкин живо интересовался Китаем и знакомился с исследованиями о Поднебесной. Поэтом в России, чувствовавшим душу Азии – вопреки культурной среде Серебряного века, ориентированной на «европейскую» традицию – был Велимир Хлебников. Думается, отечественному ценителю поэзии было бы интересно отметить своеобразную перекличку стихов русской классики с поэзией китайского автора.

Сборник Цзиди Мацзя выходит на трёх языках – китайском, русском и английском – что не случайно. Творчество поэта объединяет культурные пространства, не замыкаясь на национальном колорите, напротив – «песней ийца» объединившись во всемирном диалоге с литературой, религиями и знаниями иных времён и народов.

предки до нас сотворили нам тысячи солнцглядя на золото крыльев стрекоз невесомыхчто поднялись над прародиной каждой из рас

Солнце, дарующее жизнь и испепеляющее души – это античный амбивалентный образ, оно же ладья, провожающая в царство мёртвых и встречающая новорождённых, его двойник – пламя в глубине скал.

неважно богач или бедный – любогоготов ты во имя нетленной душиоблечь в одеяния вечности«Разговор ийца с огнём»

Поэт описывает трагическое и столь знакомое нам в России – ещё по лирике Сергея Есенина – разобщение города и деревни, Природы и цивилизации, призывая «вернуться дорогою предков» к истокам.

твой коньустало топчетсяв тени цивилизациикоторая вот-вотсовсем его проглотит«Цыган»

Технократическая современность приносит одиночество и разобщение, захватывает горизонтальные просторы, однако ничего не может поделать с вертикалью – скалами, хранительницами духа. Мелодия зовёт в горы – только они одни служат духу в своей строгости.

то дух свободыхранитель народаийцы в объятьях егогрезят о звёздной пылизабывают о лязге железном«Силуэт в скалах»не будь гор Ляншаня не будь моего народаменя как поэта и не было бы никогда«Моё желание»

Кто знает, возможно, по сходной причине русских поэтов всегда так тянуло на роковой для них Кавказ?

Чувствовать всю природу, и живую и условно мёртвую, как единый организм – значит в полной мере сострадать ей. «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить», – этот эпиграф из повести «Старик и море» Э. Хемингуэя взят поэтом для стихотворения «Бойцовый бык».

стоит он вон тамвсё стоит и стоит на закатеприоткрывает оставшийся глаз иногдавидит землю-арену былогои горестным рёвом ревётоттого его телои шкура иссохлистали огненным шароми бешено там пламенеют

Необходимость ощущать боль мёртвых, живых и не рождённых в едином нерве стиха – вот о чем проговаривается поэт в «Оде боли»:

боль, наконец тебя нашёлотныне я не замечаюцветы у ног и боль шиповболь, для меня ты не случайнатебя я избираю сам

Перешагнувший через боль физическую и боль от страха, обретает бессмертие. Это не умозрительная метафизика. Стремление к счастью и гармонии – вот идеал для человека. Мы соотносим проблематику строк современного автора с драматическим повествованием в пушкинском «Моцарте и Сальери»:

его возненавидели за то лишьчто в жизни разувериться не смоги в чёрную годину волю славиллишь в том виниличто писал навзрыди яростными строчками платилдань родине и своему народу«Противникам Сальваторе Квазимодо»

Поэзии Цзиди Мацзя, говоря словами Ф. М. Достоевского, в полной мере свойственна всемирная отзывчивость. «За всех расплачусь, за всех расплачусь», – писал советский поэт Владимир Маяковский. Нервные окончания стихов китайского поэта проходят сквозь бумагу, оставаясь в стройных знаках иероглифов, похожих на лес и горы в традиционных картинах китайских мастеров живописи.

Ощущение уникальности собственного народа даёт поэту и человеку возможность проникать в иные культуры. Цзиди Мацзя знакомит нас с церемониальным погребальным обрядом, где явлена мудрость не истончаемой связи поколений:

По обычаю ийцев, если умираетмать семейства, еёкремируют лежащей на правом боку.Считается, что в миредухов левая рука ей ещё понадобится,чтобы прясть.«Руки матерей»

Поэзия Цзиди Мацзя несёт яркое мужское начало, воспевая верную женственность, метафорически преображая действительность и преподнося то виденье мира, которое зачастую сокрыто от живущих сиюминутными страстями.

Стихотворение «Надпись в альбом» обращено к памяти о женщине, стремящейся к созиданию и не сломленной:

её имя —Цзикэ Цзинсымои в последних словах её было:Милый, нужно любить…

И вот строки из оды, посвящённой няне-китаянке:

осиротел этот свет не утратойобычной простой женщиныподлинно знавшей страданье и горе и скорбино в Даляншане щемяще беззвучной зарейистинный сын её иец заплачет о нейпусть в целом мире услышат рыдания горечь

Подобное настойчивое обращение к воспоминаниям детства, прапамяти рода было свойственно Владимиру Набокову, умевшему, по его словам, «заклинать и оживлять былое» («Другие берега»). Муза Памяти осеняет творчество современного китайского поэта. Обращаясь к стиху как к близкому другу, он выкликает душу народной поэзии, чьи корни питают современного поэта-варганиста:

соседи в округе затихли-уснулитолько мой стих не вернётсяночь напролёт жду его у ворот«Народная песня»о, море времени!откроешь ли ты мнегде тени смертных обрели забвенье?«Письмо»

Люди и звери вечно едины – «для эмпирей тотемы рождены» – в заклинании духов стихий звуком осмысляемым и ещё нами не разгаданным, скрывающимся за первозданной немотой:

давай идти со зверем дикимучаствовать в мистерии предвечнойне бойся ты ни голубых барановкосуль не бойся ты и леопардовони все только сыновья туманачто исчезают тихо на закатене разрушай той вечной тишинычто всюду здесь дыханьем духов полназдесь предки мёртвые со всех сторон сойдутсяпугаясь тени каждой невесомойзамедли ты шаги и осторожнейпо зелени ступай – то взор судьбыв секунды эти в полной тишинеуслышать можно тон иного мира«Боги моей родины»

Мотив не проявленного, потустороннего мира у китайского поэта тесно связан с темой предков и духов животных. «Нет в мире разных душ и времени в нём нет», – писал в стихах Иван Бунин. «Здесь не я умирал – тот иной тоже я» («Наизнанку»), – говорит Цзиди Мацзя. Неперсонифицированные божества лирики поэта, где присутствует «Человек-невидимка», обволакивают душу сказочным миром:

тени длинные сплелисьпотеряв друг другакогда ночь опуститсяотворяю я дверив небо тихое гляжуна устах трепещетчто-то несказанное«Ощущения»

Не правда ли, здесь можно разглядеть схожесть со стихотворением Фёдора Тютчева «Тени сизые смесились, цвет поблекнул, звук уснул…», где в полной мере выражено пантеистическое мировоззрение? Но отчего вдруг современный поэт называет своё существование едва ли не безысходным, а приходящие извне звуки – «Чёрной рапсодией»? Быть может, от осознания того, что трагедию и красоту мира невозможно искупить звуками? Вглядываясь в бездну, его лирический герой различает в хаосе не только светлое наследие прошлого, но и пугающее иное, стремясь ещё раз запечатлеть человеческое имя, когда вдруг «…в чуждом, неразгаданном, ночном. Он узнаёт наследье роковое» (Фёдор Тютчев), пред чем немеют уста:

о чёрный сон, укрой и защитипозволь пропасть в любви тебя ласкавшихдай превратиться в воздух или лучпозволь стать камнем, ртутью, бирючинойпускай железом стану или медьюслюдой или асбестом или в светлый фосфоря превращусь – о чёрный сон!глотай меня скорее растворидай сгинуть в милости твоей защитывели мне стать и лугом и скотинойкосулей или жаворонком или быть рыбинойогнивом или всадникомварганом стать, мабу и касечжуромо, чёрный сон, как стану пропадатьпрошу сыграй на цине грусть со смертьюЦзиди Мацзя – мне горестное имя«Чёрная рапсодия»

Переводчик Дмитрий Дерепа вослед поэту взыскует «потаённого слова» для точного, полнокровного перевода, и мне кажется, что, благодаря его труду, первозданные мелодия и мысль поэта во многом доходят до нас. Метафора делает образы зримыми, создаёт динамичные драматические картины:

в кровати замерлавдова притихшей кошкой«Ночи»искомое слово моёкак камень мерцает в звездном убранствеи прямо за нимпророка глазазамкнули летучие тениискомое слово моёогнем сон жреца опаляетпод силу ему будить мёртвыхпровидеть всех тварей началомне нужно сыскатьпотаённое словоу горцев онов родной речи младенцусияет как символ надежды«Потаённое слово»

Поэзия Цзиди Мацзя несёт подлинный гуманизм, потому что нелёгкие ответы на проклятые вопросы времени поэт ищет прежде всего внутри себя, пытая душу за поступки, совершённые другими.

да, век двадцатыйлишь честно тебя оглядевя понимаю как много загадокв твоей неизбежностивсе же вчера прояснил тычто будет завтра и кажешься схожимс обронённым богом с небесобоюдоострым мечом

Художественный мир Цзиди Мацзя олицетворяется образом шамана, передающего наследие певца-варганиста из рода в род. Голоса природы, предков и современников, преумноженные культурным наследием – всё это составляет неповторимый голос поэта, его пленительное своеобразие в мировой поэтической традиции.

Мелодия природы и мира призывает Память ради продолжения жизни.

звук мира исчезает навсегдапророчат глаза осени нам жаждуискать найти и верить в то что жизньлюбовью лишь и красотой спасётся«Глаза осени» Алексей Филимонов, член Союза писателей России,Санкт-Петербург

ВРЕМЯ

简介

吉狄马加，彝族，著名诗人、作家、书法家。1961年生于 四川大凉山。1982年毕业于西南民族大学中文系。曾任中国 作家协会书记处书记、青海省副省长，现任青海省委常委、 宣传部长，并兼任中国少数民族作家学会会长，中国诗歌学 会顾问。他是中国当代著名的少数民族代表性诗人，同时也 是一位具有广泛影响的国际性诗人，己在国内外出版诗集二 十余种。多次荣获中国国家文学奖和国际文学组织机构的奖 励，其中诗集《初恋的歌》获中国第三届新诗(诗集)奖；组 诗《自画像及其他》获第二届全国少数民族文学诗歌奖最高奖；组诗《吉狄马加诗十二首》获中国四川省文学奖；诗集 《一个彝人的梦想》获中国第四届民族文学诗歌奖；1994年 获庄重文文学奖；2006年5月22日被俄罗斯作家协会授予肖 洛霍夫文学纪念奖章和证书；2006年10月9日，保加利亚作家 协会为表彰他在诗歌领域的杰出贡献，特别颁发证书。2012年5月获第20届柔刚诗歌（成就）荣誉奖。2007年创办青海湖 国际诗歌节，担任该国际诗歌节组委会主席和“金藏羚羊”国际诗歌奖评委会主席。另外，其作品单行本还被翻译成 英文、法文、西班牙文、捷克文、塞尔维亚文、韩文、波兰 文、德文等文字在十余国出版发行。曾多次率中国作家代表 团和中国青年代表团参加国际活动。

Об авторе

Известный китайский поэт, писатель и каллиграф Цзиди Мацзя является представителем народа и. Он родился в 1961 г. в горном районе Даляншань провинции Сычуань, а в 1982 г. окончил факультет китайской филологии Юго-западного университета национальностей. В настоящее время Цзиди Мацзя является членом секретариата Союза китайских писателей, вице-губернатором провинции Цинхай, а также входит в бюро провинциального комитета Коммунистической партии, является главой его отдела пропаганды. Одновременно Цзиди Мацзя возглавляет Союз писателей национальных меньшинств Китая и является советником Китайского поэтического общества.

Цзиди Мацзя не только известный и яркий представитель поэзии национальных меньшинств Китая, он еще и пользуется известностью на международной арене. Количество его поэтических сборников, выпущенных в Китае и за рубежом, превышает двадцать. Он неоднократно удостаивался китайских общенациональных литературных премий и наград международных организаций. В частности, его сборник «Песнь первой любви» удостоился премии третьего Всекитайского поэтического конкурса, а сборник «Автопортрет и прочее» получил высшую премию на втором Всекитайском конкурсе поэзии национальных меньшинств. Сборнику «Двенадцать стихотворений Цзиди Мацзя» была присуждена Литературная премия провинции Сычуань. Сборник «Мечты ийца» получил поэтическую премию на Всекитайском конкурсе литературы национальных меньшинств и премию имени Чжуан Чжунвэня. 22 мая 2006 г. Союз писателей России наградил Цзиди Мацзя памятной медалью имени М. А. Шолохова и дипломом, а 9 октября 2006 г. болгарский Союз писателей отметил его выдающийся вклад в поэзию специальным дипломом. В мае 2012 г. Цзиди Мацзя получил почётный диплом 20-го поэтического конкурса имени Жоу Гана. В 2007 г. Цзиди Мацзя учредил Международный поэтический фестиваль озера Цинхай, стал председателем его оргкомитета и председателем жюри международной поэтической премии «Золотая антилопа». Кроме того, сборники его стихов были переведены на английский, французский, испанский, чешский, сербский, корейский, польский, немецкий языки и изданы более чем в десяти странах. Цзиди Мацзя неоднократно возглавлял делегации Союза китайских писателей и китайской молодежи, участвующие в международных мероприятиях.

自画像

风在黄昏的山岗上悄悄对孩子说话，风走了，远方有 一个童话等着它。孩子留下你的名字吧，在这块土地上，因

为有一天你会自豪的死去。

一一一题记我是这片土地上用彝文写下的历史是一个剪不断脐带的女人的婴儿我痛苦的名字我美丽的名字我希望的名字那是一个纺线女人千百年来孕育着的一首属于男人的诗我传统的父亲是男人中的男人人们都叫他支呷阿鲁我不老的母亲是土地上的歌手一条深沉的河流我永恒的情人是美人中的美人人们都叫她呷玛阿妞我是一千次死去永远朝着左睡的男人我是一千次死去永远朝着右睡的女人我是一千次葬礼开始后那来自远方的友情我是一千次葬礼高潮时母亲喉头发颤的辅音这一切虽然都包含了我其实我是千百年来正义和邪恶的抗争其实我是千百年来爱情和梦幻的儿孙其实我是千百年来一次没有完的婚礼其实我是千百年来一切背叛一切忠诚一切生一切死啊，世界，请听我回答我 – 是- 鼻- 人

Автопортрет

Тихонько беседовал ветер с ребёнком в горах, к утру упорхнул, его сказка вдали ожидала. «Оставь своё имя, родимый, на этой земле, лишь так сумеешь достойно её покинуть».

надпись на поляхзнак ийцев мою жизнь сполна вмещаетмладенчество и материнство вкупемне имя горестно имне имя прекрасномне имя моё дарует надежду -под сердцем обитала моя песнядавным-давно у пряхи народиласьво имя моегоотца простогомуж средь мужейЧжися Алуни на день матушка не постареетпоющая свой крайпотоком полнымвозлюбленная вечная моякрасавиц затмевает красотоюеё все называют Сяма Анютысячу раз умирая мужчинойвернулся лицом на востоктысячу раз умирая женоювернулась я взором на западтысячное погребение справивлюбовью друзей воскресаюв тысячный раз под курганом покоясьв родовых муках являюсьсебя без остатка вверяювека напролёт пребываямучимый добром и порокомстолетья подряд существуюпотомком любви и мечтысоюз сохраню нерушимыйединожды обручившисьгрядущим векам не сдаваясьвесь я изменаи верностьжизнь яи смертьМир! прими же ответ мойя – муж – ийского – рода

猎人岩

不知什么时候山岩弯下了腰在自己的脚下撑起了一把伞从此这里有了篝火篝火是整个宇宙的它噼噼啪啪地哼着唱起了两个世界都能听懂的歌里面一串迷人的星火外面一条神奇的银河獐子肉淡淡的香味拌和着烧熟了的传说因为有一道永远敞开的门因为有一扇无法关闭的窗小鸟呀蝈蝈呀萤火虫呀蝙蝠呀全都跑进屋里来了雨丝是有声的门帘牵动着梦中湿漉漉的思念雪片是绣花的窗帘挂满了洁白洁白的诗笺石路上浅浅的脚印儿像失落的记忆，斑斑又点点一杆抽不尽的兰花烟从黎明到黄昏飘了好多好多年假如有一天猎人再没有回来它的篝火就要熄了只要冒着青烟那猎人的儿子定会把篝火点燃

Скала охотников

с незапамятных времёнгор хребёт изломану подножия провалвскрылся вглубь зонтомоттого сторожевой здесь огонь горитпламя всей вселенной в нёмстонет и рокочетоба мира песню тузнают испоконсонмы звёзд внутри негомлечный путь им вторитаромат жаркого сдобренсоусом историйдвери настежь в них раскрытыв окнах тайный сумракмышь летучая кузнечик светлячки и пташкивсем достаточно в них местаполог ливня струнныйувлажняет вереницы снов воспоминанийбелым шитая узором занавескаукрывает снежно блещущие строфына тропинке каменистой след неточенбудто в памяти укрылся и расплывчаттонкой струйкою огарок орхидеиот рассвета до закатамного-много долгих вёсенесли больше не вернётся на огни оних маяк тогда угаснет сизовеясын-охотник возмужает и ему навернохватит храбрости огонь раздуть сильнее

回答

你还记得那条通向吉勒布特1的小路吗？一个流蜜的黄昏她对我说：我的绣花针丟了快来帮我寻找(我找遍了那条小路)你还记得那条通向吉勒布特的小路吗？一个沉重的黄昏我对她说：那深深插在我心上的不就是你的绣花针吗(她感动地哭了)

Ответ

помнишь тропинкупо Цзилэ-бутэ2в сумерках медоточивыхона говорила:когда вышивала иглу потерялапоможешь сыскать..?(я обшарил тогда всю тропу)помнишь тропинкуту в Цзилэ-бутэ?в медоточивых сумеркахей отвечал я так:по-твоему в сердце моёмзасела иголка твоя..?(она плакала горько потом)

“睡”的和弦

如果森林是一片郁郁的海他就沉沉地浮起呼吸在海岸线上小屋像一只船搁浅在森林的最南方搁浅在平原的最北方抛锚在一个大港湾猎狗弓着背打盹为火塘以外的夜，划一个温热的起伏的问号 他睡在那间有女人的头发味和孩子的奶香味的小屋里那梦境似流水，诡秘地卷过他朦胧的头顶白日里那只母鹿漂亮的影子刚从这里飘走他开始追寻，肩上落满了好多秋天的黄金叶他没有开枪。他看见那只母鹿在一座中国西南的山上跳舞于是他也想跳但妻子枕着他的左臂孩子枕着他的右臂这是两个小港湾他好像只能用神思吹着悠扬的口哨走往日猎人那种细碎步一首不尽的森林小夜曲便从他的额头上悄悄滑过

Предвестие снов

если бы лес был сладостным моремглубоко его бороздили бы волныища передышки у берегалачуга на ялик похожана юге у леса канаты стянула потужена севере по-над равниной села прочнейна якоре крепко стоит точно в устье широкомдремлет собака свернулась по кромке порогавопрос очертила во тьме – без ответа не пуститтепло очага бережёт от прохлады ночнойон засыпает среди детским запахом сытыми женских волос ароматомокутанной тёплой лачугиграница его сновиденья затейливо вьётсябежит ручейком по кудрям на макушке петляетпугливою ланью сторонится утрахрупка и изящна в лучах исчезаетон следом спешит накинув на плечилиству золотую осеней долгихне смеет стрелять завороженный танцемне смеет дышать очарован красою нагорьядуша вырывается в танец уже – но женауснула на левом плечеа справа сынишка – вот этидва малые устья его лишь истоками живыи лишь по ночам ему чудится ветер в ушахпоходкою лёгкой как прежде охотиться вышелмелодии леса в ночной серенаде свиваясьбезмерной печалью ко лбу прикасались его

彝人谈火

给我们血液，给我们土地你比人类古老的历史还要漫长给我们启示，给我们慰藉让子孙在冥冥中，看见祖先的模样你施以温情，你抚爱生命让我们感受仁慈，理解善良你保护着我们的自尊免遭他人的伤害你是禁忌，你是召唤，你是梦想给我们无限的欢乐让我们无情地歌唱当我们离开这个人世你不会流露出丝毫的悲伤然而无论贫穷，还是富有你都会为我们的灵魂穿上永恒的衣裳

Разговор ийца с огнем

даровал нам и кровь ты и землютвой век бесконечно длиннее людскогодаровал нам прозрение и утешениево тьме показал ты потомкам обличие дедовдаришь тепло и в тебе утешение жизнис тобой милосердие и добродетель позналиты бережёшь нашу самостьот злобы и гнева чужоготы – и табу и влечение, мечта неотступная – тыдаруешь ты нам безграничную радостьс тобой мы готовы до исступления петькогда покидаем сей мирты скорби своей не покажешьневажно богач или бедный – любогоготов ты во имя нетленной душиоблечь в одеяния вечности

口弦的自白

我是口弦永远挂在他的胸前从美妙的少女时光到寂寞的老年我是口弦命运让我睡在我心房的旁边她通过我把忧伤和欢乐倾诉给黑暗我是口弦要是她真的溘然离开这个人世我也要陪伴着她最终把自己的一切拌合在冰冷的泥土里面但是一一兄弟啊一一在漆黑的夜半如果你感受到了这块土地的悲哀那就是我还在思念

Исповедь варгана

варган явисел у неё на грудис нежных девичьих летдо одиноких дней старостиварган яобязан во снеальков её сердца хранитьей лишь подвластенгорести все и восторгиво тьму изливаля варганнеминуемо с этиммиром простится онас нёю рядом останусьи безоглядно навекисгину в грязи ледяной под чужим каблукомтолько братишка… в полуночи чёрной как смольесли тебя одолеет тоска мироваягоре земли ощутишьнаверняка знай – то я ещё мыслю

民歌

赶场的人们回家了可是我的诗没有归来有人曾看见它带着金色的口弦在黄昏路口的屋檐下喝醉了酒沮丧徘徊坡上的羊儿进圈了可是我的诗没有归来领头羊曾看见它在太阳沉落的时候望着流血的山岗欲哭无泪独自伤感四邻的乡亲都安睡了可是我的诗没有归来一个人坐在门前等待这样的夜晚谁能忘怀？！

Народная песня

с ярмарки все разошлись по домамтолько мой стих не воротишьлюди его примечалис золочёным варганом у поясав сумерках между рядамишатко бродил он понурыйпьян от винаовцы со склонов собрались в загонытолько мой стих не вернулсябаран-вожак его виделсолнце низёхонько быловперившись в гор кровотокиглазами он плакал сухимибедолага в тоске одинокойсоседи в округе затихли-уснулитолько мой стих не вернётсяночь напролёт жду его у ворот —покинутость разве забудешь такую?!

反差

我没有目的突然太阳在我的背后预示着某种危险我看见另一个我穿过夜色和时间的头顶吮吸苦养的阴凉我看见我的手不在这里它在大地黑色的深处高举着骨质的花朵让仪式中的部族召唤先祖们的灵魂我看见一堵墙在阳光下古老所有的谚语被埋进了酒中我看见当音乐的节奏爬满羊皮一个歌手用他飘忽着火焰的舌头寻找超现实的土壤我不在这里，因为还有另一个我在朝着相反的方向走去

Наизнанку

цели нет у менявдруг беду упредитьподнялось за спиной моей солнцея гляжу на иного себяв ночь одет и во времени тонет мояголова тенью горькой сокрытавижу руки мои не со мною ужеиз провалов землистых во тьмекверху тянутся обе цветком костянымплеменам что обрядами предков зовутя готов помогать в мире томвижу стены что солнце нещадно палитно уместные речи по горло в винегул ритмичен в руно обрядился шаманпесню жалит внезапно язык огневойне найдя под ногами твердыню землиздесь не я умирал – тот иной тоже яобратился всё дальше уходит прочь от меня

老去的斗牛

一一大凉山斗牛的故事之一

它站在那里站在夕阳下一动也不动低垂着衰老的头它的整个身躯像被海浪啃咬过的礁石它那双伤痕斑斑的角像狼的断齿它站在那里站在夕阳下紧闭着一只还剩下的独眼任一群苍绳围着自己的头颅飞旋任一些大胆牛虻爬满自己的脸它的主人不知到何处去了它站在那里站在夕阳下这时它梦见了壮年的时候想起火把节的早晨它好像又听见头上的角发出动人的声响它好像又听见鼻孔里发出远山的歌唱它好像又嗅到了斗牛场那熟悉而又潮湿的气息它好像又感到一阵狂野的冲动从那黑色的土地上升起它好像又感到奔流着的血潮正涌向全身每一根牛毛都像坚硬的钢丝一般它好像又听到了人们欢呼的声音在夏日阳光的原野上像一只只金色的鹿欢快着奔跑着跳跃着它好像又看见那年轻的主人牵着它红色的彩带挂在了头顶在高高的山岗它的锐角挑着一轮太阳红得就像鲜血一样它站在那里站在夕阳下有时会睁开那一只独眼望着昔日的斗牛场发出一声悲哀的吼叫于是那一身枯黄的毛皮便像一团火在那里疯狂地燃烧

Бойцовый бык

первая из историй о бое быков в Ляншане

вон он стоитв лучах заходящего солнцастоит еле дышитусталую голову свесивглыбою-тушей похожна изъеденный моремрифрога перебитые будтошакальи гнилые клыкивон он стоитстоит на закатеглаз свой прищурилкоторый осталсяплевать что роятсявокруг головы тучей мухипусть оводов наглыхна морде пылающей ройхозяин его непонятно куда подевалсявон там он стоитвсё стоит он в вечерних лучахон помнит наверно что был и сильней и моложеи утро он помнит перед Праздником фонарейточно услышит удары рогов своих сноваточно услышит свой рёв эхом в дальних горахточно арены пьянящее пекло вернулосьмощно дыхание влажное как и всегдасловно прилив необузданной мощи почуялчто поднимается к небу от чёрной землибудто по жиламнесётся горячая кровьв каждой шерстинке стальная упругая силапублики радостной точно послышался рёвна опалённой полуденным солнцем полянекак золотых оленят вереница вприпрыжкурады резвиться и бегать без устали деньвидит он будто ведёт его юный хозяинкрасные ленты спадают с его головыа высоко-высоко на горном перевалесолнце рогов острия подпирают почтикрасное точно пролитая только что кровьстоит он вон тамвсё стоит и стоит на закатеприоткрывает оставшийся глаз иногдавидит землю-арену былогои горестным рёвом ревётоттого его телои шкура иссохлистали огненным шароми бешено там пламенеют

死去的斗牛

一一大凉山斗牛的故事之二

你竟可以把他消灭掉，却就是打不败他。

– 欧内斯特海明威在一个人们熟睡的深夜它有气无力地躺在牛栏里等待着那死亡的来临一双微睁着的眼充满了哀伤和绝望但就在这时它仿佛听见在那远方的原野上在那昔日的斗牛场有一条强壮的斗牛向它呼叫用挑战的口气喊着它早已被遗忘的名字戏弄着它，侮辱着它，咒骂着它也就在这瞬间，它感到有一种野性的刺激在燃烧于是，它疯狂地向那熟悉的原野奔去就在它冲去的地方栅栏付出垮掉的声音小树发出断裂的声音岩石发出撞击的声音土地发出刺破的声音当太阳升起的时候在多雾的早晨人们发现那条斗牛死了在那昔日的斗牛场它的角深深地扎进了泥土全身就像被刀砍过的一样只是它的那双还睁着的眼睛流露出一种高傲而满足的微笑

Мёртвый бойцовый бык

вторая история о бое быков в Ляншане

Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.

Эрнест Хемингуэйночью глубокойкрепко все спалибеспомощный в загоне он лежалвысмотреть силилсясмерть через веки прикрытыевзором унылым безвольнымвдруг будто слышитвдали на полянена старой аренеподжидает соперник сильныйи надменный бросает вызоввыкрикивая его имя давно позабытоесмеётся над ним оскорбляет и грязно поноситмигом свирепые силыкак в нём возгораютсябешено мчится знакомой дорогойв поле навстречу призывуслышно как рушит заборыслышно как деревца подогнулисьслышно как сокрушаются камнислышно как рвётся земляпосле восходав дымке туманнойнашли быка мёртвымна старой арененакрепко в землю рогамиизраненный боеми взор опьянённыйтриумфом последним

母亲们的手

彝人的母亲死了，在火葬的时候，她的身子

永远是侧向右睡的，听任说那是因为，她还要用

自己的左手，到神灵世界去纺线。

一一一题记就这样向右悄悄地睡去睡成一条长长的河流睡成一架绵绵的山脉许多人都看见了她睡在那里于是山的女儿和山的儿子们便走向那看不见海的岸岸上有一条美人鱼当液态的土地沉下去身后立起一块沉默的礁石这时独有一只古老的歌曲拖着一弯最纯洁的月牙就这样向右悄悄地睡去在清清的风中在濛濛的雨里让淡淡的雾笼覃让白白的运萦绕无论是在静静的黎明还是在迷人的黄昏一切都成了冰冷的雕像只有她的左手还漂浮着皮肤上一定用温度血管里一定有血流就这样向右悄悄地睡去多么像一条美人鱼多么像一弯纯洁的月牙多么像一块沉默的礁石她睡在土地和天空之间她睡在死亡和生命的高处因此江河才在她身下照样流着因此森林才在她身下照样长着因此山岩才在她身下照样站着因此我苦难而又甜蜜的民族才这样哭着，才这样喊着，才这样唱着就这样向右悄悄地睡去世间的一切都要消失在浩瀚的苍穹中在不死的记忆里只有她的左手还漂浮着那么温柔，那么美丽，那么自由

Руки матерей

По обычаю ийцев, если умирает мать семейства, её кремируют лежащей на правом боку. Считается, что в мире духов левая рука ей ещё понадобится, чтобы прясть.