Маленький горбун

После этого все разбежались за необходимыми принадлежностями для ловли раков. Через несколько минут дети и Паоло уже были подле светлого говорливого ручья. Паоло суетился, ходил взад и вперед, развертывал сачки, опускал их в воду.

– Не туда, не туда, синьор Паоло! – со смехом закричали дети. – Смотрите, ветки цепляются за сачки.

Паоло переменил место.

– Не туда, не туда! – опять закричали Бернар и Габриель. – Разве вы не видите, что тут совсем нет воды? Тут одни камни!

– Синьор Бернардо, – заметил Паоло, – вы должен поверить мне: рак любить каменистые места.

– Да, – кивнул Бернар, – раки прячутся под камнями, которые лежат в воде, а тут булыжники совсем не закрыты водой.

– Синьор Бернардо, у рака есть ножки, – наставительно заметил Перонни.

– Да, – ответил Бернар, – на них он и ползает в воде, но он никогда не выходит на берег, чтобы лазать!

– Синьор Бернардо, у рака есть хвост, – продолжал итальянец.

– С его помощью он поддерживает себя в воде, а не в воздухе!

– Синьор Бернардо, у рака очень толстая кожа.

– Ах, да перестаньте, синьор Паоло! – с досадой воскликнул Бернар. – Говорю вам, что сеточки стоят очень плохо и что их нужно передвинуть. Дайте мне сачки, я поставлю их как следует.

– Ну, пожалуйста, синьор Бернардо, – сдался итальянец.

Он передал мальчику рукоятку сачка, сетка которого уже зацепилась за корень, торчавший из берега. Бернар взял сетку и перенес ее вместе с двумя другими в маленькую заводь, в которой шевелилось несколько раков.

Пока мальчик устанавливал сеточки, Паоло стоял подле него не двигаясь и молча, он был немножко смущен, немножко недоволен, но не решался этого показать. Франсуа и Христина заметили, что он обижен, и подошли к нему.

– Дорогой синьор Паоло, – тихонько сказал ему маленький Франсуа. – Хотите, возьмем четыре оставшихся сачка и поставим их подле камня, близ которого вы хотели поместить все сетки? Я уверен, что там есть-таки раки.

– Вы думать так, синьор эчелентиссимо[13]? – с веселой улыбкой сказал Паоло.

– Да, да, конечно, Франсуа прав, милый синьор Паоло, – сказала Христина, – пойдемте с нами.

Итальянец весело улыбнулся и тотчас же схватил забытые сачки, привел их в порядок, ловко опустил в воду и стал терпеливо ждать раков. Вскоре действительно множество их показалось из-под берега. Бернар поднял свой сачок и с торжествующим видом закричал:

– Я поймал трех.

Паоло поднял свои сеточки и громким голосом ответил:

– Я поймать восемнадцать, и превосходных!

– Восемнадцать? Возле этого большого камня? Да этого не может быть!

Бернар и Габриель вместе подбежали к сачкам итальянца, стали считать добычу, в сеточке действительно оказалось восемнадцать очень крупных раков.

В сеточке действительно оказалось восемнадцать очень крупных раков.

– Правда, – сказала Габриель, – синьор Паоло был прав.

– А Бернар не прав, – заметила Христина, обращаясь к своей двоюродной сестре и отводя ее в сторону. – Бернар обидел бедного синьора Паоло, такого доброго, кроткого и любезного.

– Все это правда, но он смешной, – улыбнулась Габриель.

– Что за беда, раз он добр?

– Так-то так, но быть смешным или безобразным все-таки очень неприятно и досадно.

– Скажи, Габриель, разве ты не любишь нашего милого Франсуа?

– Конечно, люблю, только, говоря откровенно, я не хотела бы быть такой, как он.

– А я считаю его до того хорошим, что люблю в сто раз больше, чем Мориса и Адольфа де Сибран, этих красивых мальчиков.

– Ну, я не скажу этого. Конечно, Франсуа очень добр, но мне стыдно за него при посторонних, – призналась Габриель.

– Я никогда не буду стыдиться Франсуа, – с жаром сказала Христина, – мне хотелось бы быть его сестрой, чтобы никогда не расставаться с ним и всегда бывать там, где бывает он.

– О, мне бы не хотелось иметь горбатого брата…

– А я была бы счастлива, если бы у меня был такой добрый, хороший брат.

– Синьорина Христина хорошо говорить, хорошо поступать и хорошо думать, – послышался голос Паоло.

Итальянец подошел к двум девочкам так, что они его не видели и не слышали его шагов.

– Как дурно подслушивать, синьор Паоло, – сказала Габриель, – вы испугали меня.

– Разве люди всегда пугаться, когда они говорят некоторые вещи, синьорина? – с лукавой улыбкой спросил Паоло.

– Я не сказала ничего дурного, – заметила Габриель. – Надеюсь, вы не пойдете рассказывать об этом Франсуа.

– Почему вы так надеяться? – поднял брови Паоло. – Ведь вы не сказать ничего недоброго или дурного.

– Конечно, нет, – заметила Габриель, – но мне все-таки не хотелось бы, чтобы Франсуа знал, о чем мы говорили.

– Почему вы не хотеть? – приставал Паоло. – Ведь вы же…

– Синьор Паоло, синьор Паоло, – послышался голос Франсуа, – пожалуйста, подойдите сюда, помогите мне вынуть раков и насыпать их в мою корзинку.

Итальянец повернулся и пошел к горбатому мальчику, который вынимал последних раков из сеточек и складывал их в закрытую корзинку.

– Зачем вы позвать меня, когда все есть кончено, синьор Франческо? – спросил Паоло.

Франсуа сильно покраснел:

– Потому что вы мне были нужны… Я хотел, чтобы вы мне помогли.

– Нет, нет, это не так, – покачал головой Паоло. – Тут есть что-то другое, чего я не понимать… Сказать мне правду! Паоло не болтать, он никогда никому ничего не сказать.

– Ну, хорошо, я скажу вам, – наконец сознался Франсуа, – я позвал вас, потому что бедная Габриель смутилась, а вы мучили ее, и мне хотелось избавить ее от неловкости.

– Значит, вы слышать, о чем разговаривать синьорины?

– Да, слышал, только не хочу, чтобы они знали об этом.

– И вы прийти на помощь Габриели, – с удивлением сказал Паоло. – Вот это хорошо, это очень хорошо. Я сделать так, что вы стать большой, как ваш синьор папа. Вы еще это увидеть!

– Я сделать так, что вы стать большой, как ваш синьор папа. Вы еще это увидеть!

Франсуа рассмеялся, он не верил обещаниям Паоло, но был ему очень благодарен за его доброе желание.

Дети и итальянец еще некоторое время продолжали ловить раков; это была чудесная ловля: в течение двух часов они поймали больше сотни раков – главным образом, благодаря Паоло и Франсуа, которые хорошо и правильно расставляли сеточки.

День окончился счастливо решительно для всех. Каролина Дезорм была в восторге от того, что она может пригласить в Орм двух новых знакомых, и приветливо разговаривала с де Нансе. Наконец она пригласила его с сыном приехать к ней обедать через день. Де Нансе уже собирался отказаться, но вдруг увидел тревожный и умоляющий взгляд своего бедного мальчика. И принял приглашение – к восторгу Христины и ее задушевного друга Франсуа. Каролина пригласила также Паоло Перонни, который принялся низко раскланиваться в знак благодарности. Граф и графиня де Семиан обещали непременно приехать в Орм, взяв с собой Бернара и Габриель.

Уезжая, Каролина Дезорм позволила Христине сесть в коляску, так как ей уже незачем было усиленно охранять свое платье. Христина была так довольна весело проведенным днем, что совсем не думала о своей бонне и вспомнила о ней, только выходя из экипажа. На ее счастье, Минна еще не возвратилась, и Христина, которой жена кучера Даниеля помогла раздеться, успела лечь в постель и заснуть раньше, чем вернулась бонна.

Глава V. Нападение и оборона

Недолго продолжалось спокойствие и счастье бедной девочки, утром для нее начались неприятности. Но Христина молчала, она привыкла страдать, не жалуясь, и теперь старалась подбодрить и утешить себя мыслью об обеде, который ее мать давала на следующий день. Девочка ждала, что к ней приедут ее двоюродный брат, сестра и друг Франсуа, и это уменьшало ее печаль.

В день обеда Каролина Дезорм сильно волновалась, ей нужно было приготовить нарядный и изящный туалет, сделать новую замысловатую прическу, позаботиться об украшении обеденного стола. Новый повар, который до сих пор еще никогда не готовил парадных обедов, внушал ей большие опасения. Она боялась, что кушанье будет приготовлено недостаточно хорошо. Раз двенадцать спускалась Каролина в кухню в подвальном этаже, часто забегала в буфетную, но по легкомыслию только путала все. Неразумная женщина бранила слуг без малейшего повода, давала им то одни, то другие приказания, наконец сама принялась шпиговать бараний окорок, который должен был казаться задней ногой дикой козы. Не докончив и этого дела, побежала в столовую и принялась строить в корзинах пирамиды из плодов, но яблоки, груши и сливы вываливались на стол раньше, чем она успевала поставить на вершину последнее украшение – сочный ананас.

Дезорм просил жену не волноваться так сильно, не делать того, чего она не умеет, предоставив это слугам.

– Ты только мешаешь им, – сказал он. – При тебе они работают медленнее, а не скорее. Ты заражаешь их своим волнением. Они принимаются бегать с места на место, болтают между собой, начинают одно и, не докончив дела, бросают его и принимаются за другое.

– Ах, оставь, пожалуйста, – ответила Каролина. – Ты ничего не понимаешь в хозяйстве, никогда не хочешь ни в чем помочь мне, а только желаешь, чтобы все делалось по-твоему. Решительно все наши слуги страшно глупы и нестерпимо упрямы, они ровно ничего не понимают. Если я не присмотрю за ними, стол будет накрыт дурно и самым смешным образом.

– Но к чему такие приготовления для простого семейного обеда?

– Семейный обед? – в сердцах воскликнула его жена. – Ты называешь «семейством» де Нансе и его сына, мужа и жену де Сибран с их сыновьями, синьора Паоло Перонни и наших соседей Гибер с дочерьми?

– Как! Ты пригласила их?

– Ну, конечно! Я не хочу, чтобы де Нансе скучал с нами, с твоей сестрой и ее мужем.

– Мне кажется, – заметил Дезорм, – что ему это было бы приятнее, чем очутиться с людьми, которых он никогда не видел. Ведь он не любит большого общества.

– Ах, оставь! – отмахнулась легкомысленная молодая женщина. – Ты не знаешь людей! Он только говорит, что не любит общества. Кому же не приятно заводить новые знакомства? Пожалуйста, не мешай мне… Боже ты мой! Уже три часа! Через час они приедут, а я еще не причесана и не одета как следует!

Она повернулась и быстро убежала. Дезорм улыбнулся, пожал плечами и прошел в свою комнату, тут он взял скрипку и заиграл какую-то простую мелодию. Он играл плохо, но все же музыка помогала ему забывать выходки неблагоразумной Каролины, легкомысленной и ветреной, как ребенок, но вместе с тем своевольной и заставлявшей его подчиняться себе.

Бонна не особенно заботилась о нарядах Христины, поэтому маленькая Дезорм очень скоро была готова. Через несколько минут после того, как она вышла в гостиную, к крыльцу старого дома подъехали ее дядя и тетя Семиан с Бернаром и Габриелью, потом де Нансе с Франсуа и Паоло Перонни и, наконец, семья Сибран и семья Гибер.

Каролина все еще не показывалась, и потому Дезорм чувствовал себя неловко. Он извинялся за жену.

Наконец в гостиной появилась Каролина Дезорм в роскошном, но безвкусном туалете, который удивил всех. Ее осыпали неискренними комплиментами. Жена Дезорма была некрасива. Хотя ее руки хвалили, они казались слишком короткими для ее роста, грубая кожа имела неприятный синеватый оттенок. Фигуру Каролины пришлось подправить, то есть на одно плечо и на один бок положить ваты, жидкие волосы она высоко взбила.

Графу и графине Семиан было грустно, что их родственница делает себя смешной, тогда как, одевайся она скромно, без жеманства и претензий, ее могли бы находить милой и привлекательной. Остальные подсмеивались над ней и притворно восхищались ее «красотой», которой никто не заметил бы, если бы она не старалась обратить на нее всеобщего внимания.

Дети – их было восьмеро – сидели в маленькой гостиной рядом.

Морис и Адольф де Сибран насмешливо и с любопытством рассматривали Франсуа, которого видели в первый раз, Елена и Сесиль Гибер шептались с ними и презрительно, недобро поглядывали на бедного мальчика.

– Кто этот смешной маленький горбун? – спросил Морис Бернара.

– Наш большой друг, – ответил Бернар, – вот уже почти два года мы часто видимся с ним, это отличный, добрый мальчик.

– Отличный? Сомневаюсь, – заметил Морис. – Горбуны всегда злы и раздражительны. Поэтому их следует раздавить раньше, чем они успеют начать царапаться, мы с Адольфом всегда поступаем так.

– О, Франсуа не царапается и не кусается, – с улыбкой заметил Бернар, – повторяю, это замечательно добрый, славный мальчик.

– Ну, ну, перестань, пожалуйста, – упрямо повторил Морис. – Познакомь же нас с ним.

– Охотно, если вы будете ласковы с нашим приятелем, – сказал Бернар.

– Не беспокойся, мы обойдемся с ним вежливо и любезно.

– Франсуа, – сказал Бернар, – Морис и Адольф де Сибран хотят познакомиться с тобой.

Франсуа подошел к Бернару и протянул руку обоим мальчикам Сибран.

– Здравствуй, здравствуй, малютка, – почти в один голос сказали они. – Ты очень миленький и кажешься умницей, вероятно, ты уже умеешь говорить и даже можешь, что называется, разговаривать.

Франсуа поднял на них изумленные глаза и ничего не ответил.

– Я не знаю твоего имени, – продолжал Морис, – но без труда догадываюсь, кто ты: ты, конечно, родственник, вернее, отдаленный потомок очаровательного человека по имени Эзоп, который прославился… наростом на спине.

– И на груди тоже, – с ясной улыбкой ответил Франсуа. – Но раз вы уже так много знаете, вам, конечно, известно, что его ум не менее знаменит, чем его горб. В этом смысле я очень благодарен вам за ваше лестное для меня сравнение.

Остальные дети громко засмеялись, Морис и его брат покраснели, попробовали что-то ответить, но Христина помешала им, громко сказав:

– Молодец Франсуа! Отлично, отлично! Они хотели посмеяться над тобой, а вот теперь им самим неловко и приходится краснеть.

– Я краснею? Я чувствую себя неловко? – спросил Морис. – Да разве молодого человека моих лет (ему минуло двенадцать лет) может смутить маленький пяти-шестилетний крошка?

– Вот как? Ты думаешь, что Франсуа лет пять или шесть? – насмешливо спросила Христина. – Тогда ты должен считать, что для своих лет он очень умен и развит, ведь он ответил лучше тебя и знает об Эзопе больше, чем ты и твой брат.

– У маленьких детей иногда являются мысли и слова не по летам, – проговорил сильно раздосадованный Морис.

– Правда, правда, – насмешливо продолжала Христина. – Точно так же некоторые взрослые молодые люди иногда говорят и поступают по-ребячески… Но я должна вас предупредить, что Франсуа уже двенадцать лет и что для своего возраста он очень умен и много знает.

– Как! Ему двенадцать лет? Я ни за что не поверил бы этому. Мне тоже двенадцать лет.

– Двенадцать лет? Я бы не поверила, – сказала Христина.

– Сколько же лет даешь мне ты? – спросил Морис. – Четырнадцать? Пятнадцать?

– Нет-нет, пять или, самое большее, шесть, – сказала Христина.

– Ты хорошо защищаешь своих друзей, Христина, – шепнула Габриель, обнимая и целуя свою двоюродную сестру.

– И друзья очень благодарны тебе, – прибавил Франсуа, целуя ее в свою очередь.

– И мы еще больше любим тебя за это, – проговорил Бернар, пожимая ей руки.

– Я тоже должен поцеловать синьорину, – воскликнул Паоло и схватив ее за руки, расцеловал в обе щеки.

– Ах, вы меня испугали, синьор Паоло! – со смехом заметила Христина. – Дорогие мои, я не заслуживаю всех этих похвал, я просто рассердилась на Мориса и Адольфа за то, что они обидели нашего милого Франсуа, и отвечала им не думая.

– Ну, когда Христина вырастет, придется быть осторожной с ней, – со смехом сказала Елена Гибер.

– Между тем она очень добра и никогда не говорит неприятностей, – с чувством проговорил Франсуа.

– Да, ты находишь? – иронически спросил Адольф. – Вот что значит иметь много ума.

– Доброты и сердца, – прибавила Габриель.

– Когда же мы перестанем ссориться и вести словесные битвы? – воскликнул Бернар. – Не пойти ли нам в сад перед обедом? У нас есть свободный час.

– Пойдем, пойдем! – в один голос отозвались остальные дети.

Они направились к балкону. Морис и Адольф были не в духе, они мешали остальным веселиться и, не решаясь больше вслух насмехаться над Франсуа, пересмеивались между собой, поглядывая на него. С Еленой и Сесиль они тоже говорили о «противном горбуне», Христину же потихоньку называли глупой.

Долго не соглашались они играть в какие-нибудь игры, наконец выбрали прятки. Дети разделились на две части: одни должны были прятаться, другие искать. Морис и Адольф позвали с собой Елену и Сесиль, Франсуа и Бернар – Габриель и Христину. Бросили жребий, и судьба решила, что первая компания будет прятаться, а вторая отыскивать.

Прозвучал сигнал, четверо детей бросились в чащу искать спрятавшихся, но напрасно бегали они, заглядывая повсюду. Они не нашли ни души. После бесполезных поисков дети наконец сошлись вместе и стали рассуждать, что делать.

– Нам остается только вернуться домой, – сказал Бернар.

– Лучше все вместе обойдем маленькую рощицу и все время будем кричать: «Сдаемся! Выходите!» – предложила Габриель.

– Лучше всего объявить им, что они неправильно играют, – вмешалась Христина.

– Нет, лучше сделаем, как советует Бернар, потом вернемся домой через зимний сад и через цветник, – спокойно заметил Франсуа. Остальные согласились.

Они отлично прогулялись по роще и со спокойной совестью вернулись домой. И хорошо сделали: наступило время обеда.

Первой компании все еще не было дома. Бернар и Франсуа начали беспокоиться о них. Маленький де Нансе подошел к отцу, а Бернар – к графу де Семиан, и оба рассказали им о том, что случилось. Те в свою очередь передали Сибрану и Гиберу весть об исчезновении детей, и все вчетвером отправились разыскивать их.

Они долго ходили по окрестностям, но вернулись ни с чем. Детей нигде не было, и никто не мог сказать, куда они подевались.

Глава VI. Наказанные обманщики

Обед отложили, но убежавшие все не возвращались, а потому пришлось сесть за стол без них. Невеселый это был обед: все были взволнованы, встревожены, ели немного и второпях.

Когда встали из-за стола, мужчины разбрелись по парку, надеясь отыскать исчезнувших детей, дамы прошли в гостиную. Вот, наконец, в этой комнате появились Морис, Адольф и сестры Гибер, все растрепанные, в разорванных платьях, с красными лицами, потные и в слезах.

Увидев их, старшие вскрикнули. Матери бросились к своим детям.

– Глупые, глупые! – закричала мадам де Сибран.

– Дурочки, – вторила ей мадам де Гибер.

– Мы… мы заблудились, – всхлипывая, объяснили девочки.

– А еще на нас… бросились два громадных дога, – в свою очередь вставили Морис и Адольф.

– Они чуть не разорвали нас, – прибавили сестры Гибер.

– Было совсем темно, ничего не видно, – продолжили мальчики.

– Вы сами виноваты во всем, – заметила им мать. – Зачем вы убежали?

– Я рада, что вы наказаны. Другой раз не будете плутовать в игре, – проговорила де Гибер, обращаясь дочерям.

– Скажите, чтобы позвонили в колокол, пусть гости вернутся, – приказала Каролина Дезорм лакею Филиппу.

Раздался громкий звон; Сибран, Гибер, де Нансе и граф вернулись в дом. Пропавших детей снова побранили, потом все сели за стол, и эта часть обеда прошла веселее, чем первая.

Поглядывая на своих несчастных товарищей, Бернар, Габриель, Христина и Франсуа с трудом удерживались от смеха. Растрепанные волосы маленьких обманщиков, желавших подшутить над ними, их разорванная одежда, лица и руки, покрытые множеством царапин, раскрасневшиеся щеки, опухшие от слез, странно противоречили жадности, с которой они бросались на каждое поданное кушанье.

Когда провинившиеся немного утолили голод, Габриель спросила их, как они могли заблудиться.

– Мы хотели посмеяться над вами и убежали из той части парка, которую выбрали для пряток. Мы вошли в рощу и бросились к дому, но решили сделать круг, чтобы вы не видели нас. На наше несчастье, мы сбились с дороги, шли долго, очень долго, сами не зная куда. Морису и Адольфу стало страшно. Они дрожали и плакали… – начала Сесиль.

– Нисколько, я ничуть не боялся, – прервал ее Морис и прибавил: – Я смеялся все время.

– Ты смеялся? Вот это мило! – фыркнула Сесиль. – Ты плакал, мой милый, и Елена старалась успокоить и утешить тебя. Но, погоди, дай мне окончить рассказ о нашем приключении… Мы все шли, или, вернее, бежали вперед, вдруг из какого-то сарая выскочили две громадные и очень злые собаки, мы закричали: «Помогите, помогите!» – и бросились бежать. Собаки кинулись за нами, бросались то на одного, то на другого, рвали нам платье, забегали вперед нас и, заливаясь громким лаем, заставляли вернуться. В это время из дома вышел какой-то фермер и позвал собак. Потом подошел к нам и говорит: «Мои собаки вас напугали, барышни? Извините их, пожалуйста. Они молоды и любят играть, поверьте, они не укусили бы вас».

– Все мы плакали, – продолжала Сесиль, – и ничего не могли ему ответить, он это увидел. «Может быть, вам нездоровится, молодые господа? Если я могу чем-нибудь вам помочь, пожалуйста, скажите». – «Мы заблудились», – ответил ему Морис, заливаясь слезами.

– Что за глупости! – прервал Морис рассказ Сесили. – Я плакал? Я? Ты ошибаешься, просто мне было холодно, и я дрожал.

– Тебе было холодно? В такую-то погоду? – заметила Сесиль. – Ты обливался потом, да и теперь тоже… Я говорю, что ты громко плакал. Не мешай мне. Я хочу рассказать все по порядку. «Вы заблудились? Откуда же вы, молодые господа?» – снова спросил нас крестьянин. – «Мы из замка Орм». – «Ну так вы скоро возвратитесь, вы ведь в парке». – «Но парк так велик, что мы не знаем, как найти дорогу». – «Я провожу вас, молодые господа, только простите моих собак, пожалуйста, они, право, не знали, с кем имеют дело». Фермер довел нас до дому, и тут я сказала Морису и Адольфу, что если мы заблудились, то по их вине, ведь именно они хотели подшутить над Франсуа и Христиной.

– Неправда, неправда! – с жаром заметил Морис. – Вы обе хотели сплутовать не меньше нас с братом.

– Вы нас уговорили сделать это, правда, Сесиль? – спросила Елена.

– Правда, правда, – подтвердила ее сестра. – Просто ты, Морис, сердишься на Франсуа за то, что он так умно и ловко ответил тебе, и на Христину, потому что она сумела защитить своего друга. Да, – прибавила маленькая Гибер, – я нахожу теперь, что она поступила хорошо, а ты очень дурно.

Родители сидели молча, слушая рассказ Сесили и спор детей. Наконец Каролина Дезорм заставила их замолчать, сердито сказав:

– Христина вечно вмешивается в то, что ее не касается. Можно подумать, будто умному Франсуа нужна ее помощь. Он и сам сумеет ответить. Прошу тебя, Христина, в другой раз молчи и не говори глупостей.

– Но, мамочка, наш Франсуа такой добрый, – ответила Христина, – он никогда не хочет никому отплатить за обиду, и…

– Ты вмешиваешься в дело самым глупым и невежливым образом, – прервала ее мать. – Если ты еще когда-нибудь будешь так вести себя, я запрещу тебе видаться с Франсуа… А теперь иди спать. Во сне ты по крайней мере не будешь делать глупостей.

Де Нансе увидел умоляющий взгляд Христины и глубоко опечаленное бледное личико Франсуа.

– Соседка, – сказал он, обращаясь к Каролине Дезорм. – Пожалуйста, исполните мою просьбу, простите вашу Христину. Если вы накажете девочку за ее мужество и великодушие, вы в то же время накажете моего сына и всех ее молодых друзей. Вы так добры, что, конечно, сделаете нам это одолжение.

– Я ни в чем не могу отказать вам, сосед. Христина, останься, – сказала она, – наш сосед де Нансе желает этого, подойди и поблагодари его за доброту к тебе, которой ты не стоишь.

Христина подошла к де Нансе, подняла на него свои хорошенькие глазки, теперь полные слез, и начала:

– Дорогой… дорогой… я… я…

Она не договорила и залилась слезами, де Нансе обнял девочку и несколько раз горячо поцеловал ее, говоря шепотом:

– Бедная моя малютка, ты добрая и хорошая, и я тебя очень, очень люблю.

Его нежные слова утешили Христину, слезы перестали катиться по ее щечкам, и она снова села рядом с Франсуа, который во время этой сцены сильно дрожал от волнения.

С самого начала обеда Паоло не произнес ни слова, кушанья поглощали все его мысли, но теперь он все слышал, все видел и, подойдя к Франсуа, сказал ему:

– Когда я сделать вас большим и прямым, вы побить этого длинного негодного мальчика Мориса.

– За что? – спросил его изумленный Франсуа.

– Из мести, мстить хорошо, – заметил Перонни.

– Нет, совсем нехорошо, – покачал головой Франсуа. – Я прощаю, это мне нравится гораздо больше. Наш Господь прощает всех, мстит только демон.