Россия и мусульманский мир № 12 / 2011

Понимая, что без необходимых изменений в федеральных законах все усилия по правовому обеспечению функционирования пока еще не существующих вакфов бессмысленны, депутаты Госсовета Татарстана выступили в июне 2008 г. с инициативой включить в российское законодательство понятие «вакуфное имущество». Ранее, в марте того же года, с аналогичным предложением выступил председатель ДУМ РТ Гусман Исхаков. Реакции со стороны федеральных властей не последовало.

Постановка вопроса о необходимости введения в федеральное законодательство понятия «вакф» имеет значение и в контексте проблемы возвращения мусульманам изъятой после Октябрьской революции вакуфной собственности. К примеру, в Крыму ссылка на существовавшие во времена Российской империи вакфы является одним из аргументов, предъявляемых крымскими татарами при возвращении им их земель, утраченных в годы советской власти. Как было сказано выше, работа по выявлению существовавших до революции в Поволжье вакфов ведется правоведами и историками в Татарстане. Однако даже если предположить, что понятие «вакф» будет введено в федеральное законодательство, это не дает гарантии возвращения мусульманам изъятой после революции вакуфной собственности – большинство документов об учреждении вакфов не сохранилось.

Вместе с тем при отсутствии в федеральном законодательстве понятия вакуфного имущества у желающих учредить вакф есть много других легальных способов сделать это. В связи с попытками татарстанских сторонников вакфа непременно ввести данное понятие в федеральное законодательство уместно будет вспомнить один курьезный случай, рассказанный мне коллегой. В свое время над памятником советскому солдату-освободителю в Пловдиве (знаменитым «Алешей») нависла угроза демонтажа. Тогда одна престарелая жительница города составила завещание, в котором душеприказчикам было предписано сдавать после ее смерти принадлежавшую ей квартиру, а получаемый доход направлять на содержание памятника. Благородная старушка наверняка бы очень удивилась, если бы узнала, что учредила вакф. Например, для основания так называемого наличного вакфа вообще не требуется формирование какой-либо институциональной структуры.

Что касается недвижимого имущества, то после того, как 24 сентября 2004 г. Государственная дума в третьем чтении приняла поправки к Земельному кодексу, религиозные организации, являющиеся собственниками зданий и сооружений религиозного и благотворительного назначения, получили земельные участки в собственность безвозмездно. В случае если религиозные организации не являются собственниками тех зданий, которые они занимают, земельные участки могут быть предоставлены им в безвозмездное пользование на все время использования зданий. Очевидно, что указанные поправки были сделаны прежде всего в интересах Русской православной церкви (РПЦ), однако ощутимую пользу от нового закона получили и другие конфессии.

Таким образом, с правовой точки зрения проблемы с учреждением вакфов в современной России нет. Как, впрочем, не было ее и при прежнем, более расплывчатом в отношении вопросов вакуфной собственности законодательстве. Важно лишь найти наиболее адекватный институт в российском законодательстве.

На первый взгляд, близким вакфу по своей сути является договор доверительного управления (гл. 53 ГК РФ). Однако те, кто предлагает использовать в качестве основы для учреждения вакфа данный договор, забывают, что он в отличие от договора вакфа не является бессрочным и заключается на срок, не превышающий пять лет (ст. 1016, п. 2 ГК РФ). Кроме того, в действующем законодательстве не прописан механизм управления доверительной собственностью, если в качестве доверительного управляющего выступает гражданин, не являющийся предпринимателем, или некоммерческая организация (ст. 1015, п. 1 ГКРФ). Нa наш взгляд, для реализации вакфа в условиях России больше подходит ст. 582 ГК РФ «Пожертвования», предусматривающая ситуацию, когда жертвователь обусловливает использование жертвуемого имущества по определенному назначению. Среди получателей пожертвования названы религиозные организации. Закон охраняет волю потенциального учредителя вакфа: «Использование пожертвованного имущества не в соответствии с указанным жертвователем назначением или изменение этого назначения с нарушением правил, предусмотренных пунктом 4 настоящей статьи, дает право жертвователю, его наследникам или иному правопреемнику требовать отмены пожертвования» (ст. 582, п. 5). Иными словами, один из главных признаков вакфа – неотчуждаемость – предусмотрен в ГК. Кто-то может возразить, что в условиях, когда жестко не определен статус всех сторон договора вакфа, сложно гарантировать, что вакф будет служить тем целям, ради которых был учрежден, а права и обязанности сторон не будут выходить за рамки дозволенного в шариате. Однако права и обязанности сторон могут быть четко прописаны в договоре.

Подлинным, а не мнимым препятствием на пути развития вакфов является утрата мусульманско-правовой культуры не только в Поволжье, но и в других мусульманских регионах России.

Так, в 1990-е годы ряд сельских администраций в Северном и Центральном Дагестане в обход российского законодательства передали часть приписанных к ним до коллективизации вакуфных владений вновь открывшимся мечетям. Иногда такая передача оформлялась как долгосрочная аренда. В свою очередь, мечети стали раздавать такие земли в субаренду членам своих общин. В Верховном Совете Дагестана в первой половине 1990-х годов активно обсуждался вопрос о включении положения о вакфах в Конституцию. Однако результаты первого общедагестанского референдума, состоявшегося 28 июня 1992 г., показали, что 83,7 % голосовавших выступили против раздела колхозных земель на частные владения, что фактически поставило крест на широкомасштабном возрождении вакуфной системы в республике.

Примечательно, что нормы, регулирующие вопросы, связанные с вакуфным имуществом, возродились в колхозной деревне Дагестана в 50 – 80-х годах XX в., постепенно адаптируясь к новым условиям жизни. Собранные отечественным востоковедом В.О. Бобровниковым и дагестанскими этнографами материалы подтверждают, что в ряде районов Среднего и Северного Дагестана горцы продолжали собирать натуральные и денежные поступления от бывших вакфов. Речь, конечно же, не идет о появлении новых вакфов. Но небольшая часть вакуфных имуществ, после коллективизации слившаяся с личной собственностью колхозников, при молчаливом одобрении колхозного начальства тайно использовалась на религиозные и благотворительные нужды общин колхозов. С 1960-х годов имела место нелегальная сдача в аренду бывших вакуфных полей и пастбищ.

Анализируя современный опыт возрождения вакуфной собственности в Дагестане, где в начале 1990-х годов в отдельных районах Нагорного Дагестана стали появляться немногочисленные вакфы, В.О. Бобровников пришел к выводу, что в этой самой исламизированной республике России нет особых предпосылок для развития вакуфной системы. Примерно то же самое можно сказать и о Татарстане, где культура вакфов была утрачена еще раньше, чем в Дагестане.

Означает ли все вышесказанное, что у вакфа в современной России нет никаких перспектив? Отнюдь. На наш взгляд, тот факт, что в России утрачена культура вакфов, существовавшая до революции, следует расценивать скорее позитивно, чем негативно. В наши дни татарские историки часто апеллируют к опыту функционирования вакфов в середине XIX в. в Поволжье. Однако при этом забывается, что значительная их часть функционировала с нарушением фундаментального исламского положения о запрете ссудного процента. Большая доля доходов от вакфов в Поволжье представляла собой результат ростовщических операций! Это означает, что у российских мусульман есть возможность начать с нуля процесс не возрождения сомнительных с точки зрения шариата вакфов, а создания новых, отвечающих вызовам XXI столетия, одним из которых является потребность в финансировании малого и среднего бизнеса, принадлежащего мусульманам.

Похоже, что первый серьезный шаг в этом направлении сделан. В феврале 2010 г., спустя более чем десять лет после появления положений о вакфе в Законе Республики Татарстан «О свободе совести и религиозных объединениях» 1999 г., в Казани было официально объявлено об учреждении мусульманской религиозной организации «Вакф». Фактически данная организация выступает в качестве управляющего предоставленными руководством Татарстана в вакф земельными участками.

Первым вакфом, поступившим в управление МРО «Вакф», стал земельный участок площадью 10 280 м2 в Казани, где размещен комплекс по забою жертвенных животных в дни празднования 'Ид ал-адха (Курбан-Байрам). В состав комплекса входят помещения, предусмотренные для забоя, хранения и раздачи мяса населению. Очевидно, что в дальнейшем государство будет выступать де-факто в качестве учредителя многих вакфов – по крайней мере тех, в основе которых лежит недвижимое имущество.

Процесс придания институту вакфа в наши дни новых свойств неизбежен. В отличие от ситуации с закятом, по вопросам вакфа существует возможность более широкой интерпретации соответствующих положений Корана и Сунны, касающихся благотворительности. Ввиду того что зачастую вопрос о вакфах поднимается мусульманским духовенством и близкими к нему лицами, в современной России под вакфом понимается как правило не благотворительный, а религиозный вакф.

Как нам представляется, в современной России практически игнорируются прямые вакфы, в то время как они являются примером неадресной помощи неимущим и бедным. Даже если речь идет о вакфе в виде публичной библиотеки, последняя может в условиях высоких цен на книги служить едва ли не единственной возможностью для неимущих повысить свой социальный статус за счет приобретения новых знаний. Известно, что доход от вакфов, а также средства от закята и садаки могут безвозмездно передаваться тем, кто не в состоянии себя обеспечить (дети, инвалиды и т.п.), а также тем, кто лишь временно испытывает нужду в ресурсах, в том числе и для реализации конкретных проектов.

Однако, несмотря на то что основной задачей, стоящей перед уммой России, является развитие благотворительных вакфов, не следует забывать и о тех филантропических учреждениях, целью которых является предоставление различного рода услуг, а не извлечение дохода. Сложно отрицать важность вакфа в виде публичной библиотеки, где помимо книг посетителям будет обеспечен бесплатный доступ в Интернет, включая доступ к научным и научно-популярным материалам. При этом, как уже было сказано выше, выгодоприобретателями в договоре об учреждении вакфа могут выступать не только мусульмане.

Институт вакфа может доказать свою эффективность в такой сфере, как помощь в адаптации в России мигрантов из мусульманских стран. Как известно, в России работает значительное число выходцев из среднеазиатских республик бывшего СССР. Например, по некоторым данным от 500 000 до 1 млн. граждан Таджикистана временно проживают и работают в России. Большинство из них плохо владеет русским языком, не знают основ российской государственности, базовых законов и т.п. Именно мигранты из бывших советских республик активно вовлечены в малый и средний бизнес. Повышение их образовательного уровня, безусловно, будет способствовать увеличению эффективности их бизнеса, что непосредственным образом скажется на поступлении доходов в госбюджет России.

Для того чтобы помочь мусульманам из других стран адаптироваться к российским условиям, необходимо создать неправительственный центр, в котором мигранты смогли бы изучать русский язык, российское законодательство, возможно, даже получить новую профессию. Из средств подобного квазивакфа также возможна выплата стипендии необеспеченным студентам-мусульманам. Учредить такой центр могут как одно юридическое лицо, так и множество физических лиц. Очевидно, что такой центр должен работать в тесном контакте с Федеральной миграционной службой.

Реальную поддержку малому и среднему бизнесу, принадлежащему мусульманам, в Москве и регионах России оказывают их единоверцы. Так, учитывая высокие арендные ставки в сфере коммерческой недвижимости, некоторые собственники или арендаторы зданий предоставляют их в безвозмездное пользование малым и средним предпринимателям. В частности, известны случаи, когда издательствам, специализирующимся на выпуске исламской литературы, бесплатно предоставлялось помещение для осуществления торговли книгами и другой печатной продукцией. Причем такое помещение может быть использовано в течение длительного периода времени. Добыть статистику по данной деятельности практически невозможно, поскольку предприниматели стараются не афишировать ее.

Иными словами, помощь малому и среднему бизнесу не обязательно должна выражаться в предоставлении «живых» денег, она может заключаться и в существенном сокращении расходов малых и средних предпринимателей. Бесценными в этом плане могут оказаться также информационные и консультативные услуги, финансируемые за счет вакфа или квазивакфа.

Что касается Духовных управлений и мечетей, то пока не вакф, а садака является наиболее эффективным источником финансирования мусульманских религиозных организаций в России.

«Исламская экономическая модель и современность», М., 2010 г., с. 292–299.

МУСУЛЬМАНСКАЯ МОЛОДЕЖЬ ТАТАРСТАНА: КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ СОЦИАЛИЗАЦИЯ И ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТАЦИИ

Ягфар Гарипов, кандидат философских наук (Татарстан)Роза Нурулина, кандидат социологических наук (Татарстан)

Процесс религиозного возрождения, ставший в последние десятилетия весьма значимым явлением российской действительности, актуализировал проблему конфессиональной социализации молодежи. Конфессиональная социализация – это процесс освоения индивидом догматов, норм, правил, ценностей конкретной религиозной общности, формирование на этой основе собственной духовной культуры и способности реализовать себя в качестве члена религиозной общины.

Целью, критерием и результатом успешной социализации выступает личность, способная стать субъектом поликультурного российского общества, необходимой характеристикой которой выступает межконфессиональная толерантность. Под межконфессиональной (религиозной) толерантностью понимается терпимое отношение к догматам различных конфессий, характеру религиозности, особенностям литургии и т.д., а также к инакомыслящим (в том числе и неверующим).

Ввиду определенных проявлений в общественном сознании религиозного экстремизма, для российского и международного сообщества несомненный интерес представляют особенности социализации мусульманской молодежи в Республике Татарстан (далее РТ), зарекомендовавшей себя как регион с устойчиво стабильными в исторической перспективе толерантными межконфессиональными отношениями. Весьма важна в этом контексте позиция учащихся религиозных учебных заведений, так как данные образовательные учреждения проводят подготовку специалистов в области богословских исследований, профессионального мусульманского духовенства, преподавателей исламских учебных заведений и учреждений непрофессионального образования. Именно от них будут во многом зависеть этноконфессиональные отношения в регионе в ближайшие годы.

Исходя из этих положений, отделом истории общественной мысли и исламоведения Института истории Академии наук РТ был проведен массовый опрос шакирдов – учащихся мусульманских учебных заведений РТ. Цель исследования – изучение процесса конфессиональной социализации и ценностных ориентаций шакирдов в контексте проблемы формирования толерантных отношений.

С позиций социологии значительный интерес представляет процесс становления личности учащегося мусульманского учебного заведения. Формирование религиозно-нормативной обусловленности его субкультуры и образа жизни, своеобразной направленности ценностных ориентаций, по всей видимости, детерминировано особыми условиями и влиянием специфических факторов социализации.

Определяющая часть (70 %) будущих шакирдов воспитывались в полных семьях, родными родителями, причем почти половина из них – выходцы из многодетных семей (три и более детей – 46,5 %). Имущественное положение у большинства семей среднее: к «обеспеченным» относятся 40 % опрошенных, к «зажиточным» – 23,5, к «богатым» – лишь 6 %, «нищие» и «бедные» семьи представлены незначительно (2 и 4,5 % соответственно). Что касается профессий родителей, то среди отцов в равной степени представлены городские рабочие (29,5 %), жители села (29 %), а также группа, в которую были включены представители интеллигенции, руководители (в основном низшего уровня) и предприниматели (27 %). Среди матерей примерно равные доли домохозяек (17 %), городских рабочих (20 %), жительниц села (23,5 %) и представительниц группы «интеллигенция, начальники, бизнесмены» (21,5 %). Большинство родителей имеет среднее (в том числе и среднее специальное) образование (около 70 %), высшее – только 20 %, и только 5 % получили религиозное образование. По мнению экспертов, «контингент в основном из деревень и рабочих семей».

Несмотря на то что предыдущее поколение (родители) формировалось в условиях атеистической идеологии, большинство респондентов считает своих родителей верующими мусульманами (60 % указали, что все члены семьи являются верующими, хотя религиозные предписания выполняют в полной мере лишь 31,5 %, остальные выполняют частично или не выполняют совсем). Это соответствует данным социологических исследований религиозности молодежи десятилетней давности, согласно которым в Татарстане к верующим относили себя более 70 % опрошенных, причем среди них 28 % старались соблюдать религиозные обычаи и обряды, а 43 % их не соблюдали.

Приведенные выводы, однако, не согласуются с распространенной точкой зрения, что современная российская семья не является для детей авторитетом в вопросах веры: «В российских семьях вплоть до самого последнего времени религиозные впечатления остаются… “решением”, принимаемым нередко на фоне активного межпоколенного конфликта – мировоззренческого, поведенческого, социального, конфессионального, психологического и т.д.». В качестве альтернативы во многих источниках описана религиозная преемственность между поколениями бабушек и их внуками, осуществляемая через голову родителей.

Однако половина шакирдов (52 %) воспитывались в семьях без бабушек и дедушек, тем не менее процесс конфессиональной социализации был достаточно успешным. По-видимому, 20 лет религиозного возрождения привели к качественным изменениям ситуации: более 80 % респондентов находятся в возрасте от 14 до 23 лет, это молодые люди, сформировавшиеся после 1988 г. в условиях религиозного либерализма, это уже, по сути, второе поколение верующих. Их родители пришли в ислам в 1990-е годы, они являются мусульманами, хотя некоторые выполняют религиозные предписания частично. В настоящее время можно, по всей вероятности, констатировать, что разрыв межпоколенной связи постепенно преодолевается: «Родители отличались от других, держали уразу… были религиозными людьми. Но когда они смогли делать это открыто, у них уже почва была готова… миссионеры давали уроки, они (родители) активно в этом участвовали. Мой отец даже немного знал арабский, его отец и тесть научили. В районе они в деревнях давали уроки. С одной стороны, это, а с другой – в 1990-е годы татарское национальное движение очень сильное было, это было параллельно»; «Да, наверное, родители только и повлияли. Их влияние было решающим»; «Родители всегда твердили, чтобы я читала намаз, и много говорили о рае» (из анкет).

Друзья в жизни шакирдов играют такую же большую роль, как и в жизни всех молодых людей. Общение с друзьями – самый популярный вид досуга. В вопросах: «Где получали информацию об исламе и религиозной жизни до медресе?», «При каких обстоятельствах приняли решение поступить в религиозное учебное заведение?», «Кто или что в настоящее время оказывает наибольшее влияние на ваше мировоззрение?» – во всех случаях друзья занимают четвертую–пятую позицию после религиозных институтов, родителей и родственников.

Религиозные организации, служители религии и исламская литература становятся значимыми факторами социализации в подростковом возрасте или еще позже. Возможно, в том числе и потому, что все эти институты не были в то время (10–15 лет назад) достаточно развиты. Сейчас открываются детские сады для мусульманских детей, организуются воскресные школы при мечетях, летние лагеря, издаются детские книги, развивается детский спорт и т.д.

Приоритетным направлением деятельности учебных заведений, подведомственных Духовному управлению мусульман РТ, является подготовка религиозных кадров, воспитание духовенства, готового служить российской умме с учетом вековых традиций российского ислама. Согласно данным из официального сайта Духовного управления, несмотря на наличие достаточно большого количества исламских учебных заведений, на сегодня лишь 15 % сельских имамов имеют высшее духовное образование, часть имамов не имеют никакого религиозного образования, мечети нуждаются в высококвалифицированных кадрах священнослужителей. Однако исследование показало, что стать имамом в мечети после окончания учебы намереваются лишь 8,5 % респондентов. Кроме того, не все студенты высших и средних мусульманских учебных заведений планируют в дальнейшем связать свою профессиональную деятельность с религиозной сферой: преподавать религиозные дисциплины собирается 21 %, продолжать обучение в религиозном учебном заведении собираются 28 %.

Сложившаяся ситуация обусловлена, по мнению экспертов, рядом объективных причин: «Раньше был институт махалля. Студент, заканчивающий медресе, возвращался или приглашался в поселок, и эта махалля (община) полностью смотрела за ним, обеспечивала его, содержала его самого и семью. Сегодня этот институт полностью разрушен, духовные лица не имеют авторитета в обществе. Эта проблема существует, я знаю шакирдов, которые возвращались к себе на родину и в течение года–двух понимали, что их материальные потребности не удовлетворяются. Я знаю шакирдов, которые на стройке работают, некоторые уходят в коммерческие структуры»; «Слабая финансовая сторона… многие не находят (материальной) поддержки… удовлетворительных условий для себя, чтобы жить, содержать семью, развиваться… поэтому уходят». Но не все эксперты придерживаются одинаковой точки зрения в данном вопросе: «Ну, если сказать, что это не связано с материальной стороной, то это, наверное, возможность заинтересовать многих лиц в своей деятельности. Все зависит от человека, от характера».

В среде мусульманского духовенства финансовые проблемы решаются различными способами, к примеру, широко распространена практика совмещения духовной и светской работы. Более половины опрошенных преподавателей имеют помимо религиозного образования светскую специальность, либо иной дополнительный источник доходов. Своих студентов руководители и преподаватели мусульманских учебных заведений также призывают получать дополнительное светское образование: «Практика показывает, что только религиозного образования не хватает»; «Они (выпускники) рады бы работать (только) в религиозной сфере, но параллельно им приходится работать и в других (местах)». Около половины опрошенных нами шакирдов к моменту исследования уже имели другую (светскую) профессию. Более 30 % одновременно с медресе посещают занятия в различных светских учебных заведениях, начиная с вечерней школы (12 %) и заканчивая вузами (14 %), в том числе и весьма престижными, такими, как Казанский государственный университет.

Для определенной части респондентов именно светское образование является основным, учеба же в медресе не имеет профессиональной направленности. Мусульманскими руководителями признается, что задачи, стоящие перед религиозными учебными заведениями, не сводятся только к подготовке специалистов, способных удовлетворить духовные потребности прихожан. Верховный муфтий РТ Г. Исхаков (в начале 2011 г. он покинул этот пост по собственному желанию) неоднократно обращал внимание на то, что на религиозное образование необходимо взглянуть шире, в контексте решения нравственных проблем всего общества: «Наша цель – подготовка нового поколения татарской интеллигенции, способной активно участвовать в возрождении и оздоровлении татарского общества, деформированного советской властью. Это очень важная проблема не только для религиозных деятелей, но и для всего общества».

На данный момент в Татарстане подобная прослойка общества (мусульманская интеллигенция) скорее отсутствует. Ректор РИУ P.M. Мухаметшин, выступая на II фестивале мусульманской молодежи ПФО, сказал: «Наша интеллигенция на 99,9 % светская».

Религиозное образование и воспитание означают не только и не столько передачу знаний, сколько формирование конфессиональных чувств, становление личности с соответствующим мировоззрением, ценностными ориентациями. Анализ ценностных ориентаций учащихся мусульманских учебных заведений не выявил заметных расхождений с определяющими жизненными ценностями российской молодежи в целом. Для мусульман наиболее значимы в жизни: возможность жить по законам ислама (53 %); здо-ровье (43 %); счастливая семейная жизнь (41,5 %); знания (26 %). Для сравнения приведем обобщенные В.Е. Семёновым данные ряда исследований по России 2002–2006 гг. Среди жизненных ценностей лидируют: семья (от 70 до 89 %); друзья (49–82 %); здоровье (48–78 %); интересная работа (29 – 55 %).