Россия и мусульманский мир № 2 / 2011

Уверен, что если бы в это время на Западе господствующей экономической теорией был не неолиберализм, а кейнсианство, то они, наши квазилибералы, с не меньшим рвением стали бы руководствоваться им, что объективно было бы, безусловно, лучше для страны. Только правда в том, что без поддержки политического руковод-ства либералы в экономическом блоке правительства не могли бы проводить в жизнь рекомендации чужого государства – их бы вообще из власти, грубо говоря, вычистили. И заметим, при ярко выраженном словесном антиамериканизме немалой части нашей бюрократии и административная реформа, и реформы здравоохранения, образования и некоторые другие осуществлялись по американским лекалам.

В основном в США хранятся и наши валютные резервы. А то, что мы вопреки национальным интересам берем на себя обязательства международных (считай – западных!) организаций, ставит под сомнение и патриотизм многих наших «государевых мужей». Притом что не только новоиспеченные богачи, но и чиновники скупают недвижимость, хранят свои деньги, а нередко и лечат членов своих семей, обучают своих отпрысков тоже в странах Запада. По некоторым подсчетам, у нашей элиты число домов, квартир, дворцов измеряется сотнями тысяч, и есть они едва ли не в каждой стране Запада. Как заметил не без иронии З. Бжезинский, нам, дескать, России не надо бояться, она не будет воевать против стран, где ее элита имеет такие обширные интересы.

Но есть еще одна правда. Народ не встал на защиту социализма, при котором выросло три поколения людей, не только из-за разочарования в ленинско-сталинской модели социализма, но и в силу отмеченной еще Бердяевым нашей склонности действовать от противного. Не понравился социализм – давай попробуем капитализм. Прав первый заместитель главы президентской администрации В. Сурков, когда говорит, что мы не умеем ничего достраивать. Когда встал вопрос, в чем первопричина того, что Россия фактически на 20 лет заморозила свой экономический и научно-технический прогресс, то член-корреспондент РАН, директор Института экономики РАН Р. Гринберг ответил на него так: «Настоящая причина одна – инфантильно-провинциальная философия рыночного фундаментализма, овладевшая властными российскими кругами, твердо усвоившими одно: рынок сам все отрегулирует. Он и отрегулировал: все, что не обещало немедленного обогащения, оказалось закрыто или заброшено».

«Новый курс» президента Медведева: слово «модернизация» стало модным после появления статьи президента «Россия, вперед!». Некоторые ее положения были развиты и дополнены президентом в его ежегодном Послании Федеральному собранию РФ 12 ноября 2009 г. Я вкратце напомню о них:

– во-первых, президент поставил вопрос о комплексной модернизации России, включая политическую систему, а не только экономику. Но модернизации постепенной, поэтапной, не нарушающей стабильность в стране. Конечная ее цель – построение процветающего, открытого демократического общества на базе инновационной экономики;

– во-вторых, в отличие от того, что говорилось правительством и руководством Госдумы по поводу быстрого экономического роста, Медведев подчеркнул тяжелое положение российской экономики, которая, по существу, не развивалась последние 20 лет, не считая роста ВВП за счет небывало высоких цен на экспортируемое сырье. Указал и на причины фактического неразвития страны;

– в-третьих, президент заявил, что «модернизация российской демократии, формирование новой экономики, на мой взгляд, возможны только в том случае, если мы воспользуемся интеллектуальными ресурсами постиндустриального общества. Без всяких комплексов, открыто и прагматично… Нам нужны деньги и технологии стран Европы, Америки и Азии». Так откровенно и честно до Медведева еще никто не говорил из высших должностных лиц;

– в-четвертых, президент по-новому поставил вопрос о проведении государством внешней политики, которая бы исключала враждебность, обидчивость, кичливость, закомплексованность, ностальгию и пр., а основывалась на «стратегических долгосрочных целях модернизации России». Что на деле очень актуально, поскольку в последние годы над национально-государственными интересами страны порой брали верх чиновное тщеславие, амбиции, игра в «сверхдержавие» или, как выразился бывший вице-премьер правительства О. Сысуев, отдающая неадекватностью игра в «пиар-величие нашего государства». В самом деле, наши чиновники нередко вели себя так, словно они живут в советской сверхдержаве, «забывая» о том, что наш ВВП примерно в десять раз уступает американскому, а научно-технический потенциал – и того больше. Бахвалятся то нашей якобы не знающей преград ракетой «Булава», которая на деле еще не прошла испытательный срок, то истребителем пятого поколения, за который выдают его прототип. Многие аналитики говорят, что все это направлено для «внутреннего пользования», дабы, так сказать, компенсировать провалы в гражданских сферах. Однако, как показали история с покупкой «Опеля» и ряд других несостоявшихся сделок, при воинственной риторике наших чиновников никто на Западе не желает содействовать модернизации экономики России. Запад шел лишь на создание у нас предприятий «отверточной технологии», что не развивает, а губит отечественную инженерную мысль;

– в-пятых, Медведев заявил: «Нашей работе будут пытаться мешать. Влиятельные группы продажных чиновников и ничего не предпринимающих “предпринимателей”. Они хорошо устроились. У них “все есть”. Их все устраивает. Они собираются до скончания века выжимать доходы из остатков советской промышленности и разбазаривать природные богатства, принадлежащие всем нам. Они не создают ничего нового, не хотят развития и боятся его».

Действительно, прямое или скрытое противодействие реализации «нового курса» президента Медведева не заставило себя долго ждать. Ведь он указал едва ли не на все негативные стороны нашего нынешнего бытия, как то: неэффективная экономика, неразвитые социальная сфера и демократия, слабое гражданское общество, острые социальные проблемы, низкий уровень продолжительности жизни граждан, негативная демографическая тенденция, неадекватная остроте проблем политика государства в Северо-Кавказском регионе и т.д. И это, естественно, не могло понравиться тем из властного ареопага, кто до небес восхвалял достижения России. Это прежде всего партия «Единая Россия», руководство которой все последние годы активно поддерживало курс Путина на сырьевую ориентацию экономики и даже (к удивлению его самого) составило из его ежегодных посланий Федеральному собранию «план Путина».

На XI съезде в ноябре 2009 г. «ЕР» объявила себя консервативной партией и высказала свою приверженность консервативной модернизации. Но модернизация в понимании президента Медведева, и вообще в общепринятом понимании, – это курс на изменения революционного характера, а консерватизм – это сохранение того позитивного, что есть, и медленное продвижение вперед. Только много ли в нашей политической, экономической, социальной жизни и духовно-нравственной сфере есть такого ценного, «доброго, вечного», что общество хотело бы сохранить? И можно ли при таком катастрофическом положении в экономике и таком фатальном отставании России от передовых стран позволить себе модернизацию по принципу «нам некуда спешить»?

В свою очередь премьер Путин, которому, очевидно, не понравилась идея не только экономической, но и политической модернизации, заявил о том, что в ходе перемен нельзя допустить, как он выразился, «украинизации» России. Только что это значит? На Украине в мирных формах близится к завершению мучительный процесс становления двухпартийной системы как гарантии сохранения демократии и недопущения возврата диктатуры. В России таких гарантий нет. Политический класс Украины выдержал тяжелое испытание на демократию и не допустил ни новой революции, как это имело место в ряде других бывших советских республик, ни государственного переворота, как случилось у нас в 1993 г. И если бы не грубое вмешательство внешних сил во внутренние дела Украины в канун и в ходе президентских выборов 2004 г., то процесс становления там демократии наверняка шел бы менее конфликтно.

Традиционная беда российской власти состоит еще и в том, что она почти всегда, сознательно или бессознательно, подменяет причины следствиями. Массовые выступления граждан в ряде соседних стран против фальсификации выборов, коррупции и нищеты наши чиновники свели исключительно к западному вмешательству и вместо того, чтобы начать у себя выкорчевывать указанное зло, стали закручивать гайки, создавать лояльные себе организации из молодежи («Наши», «Молодая гвардия» и др.), в спешке принимать законы, приравнивающие акции социального протеста и протеста против произвола чиновников к экстремистским действиям. Нечто подобное практиковалось и в царской России, и в СССР.

Удастся ли президенту обратить вспять тенденцию катастрофического развития России? На этот вопрос можно дать ответ только в духе антиномии, когда с одинаковой степенью убедительности можно доказывать и то, и другое. Что, кстати говоря, любил делать Бердяев.

1. С одной стороны, трудно опровергнуть тех ученых и специалистов, которые утверждают, что в обозримом будущем Россия вряд ли сменит вектор экономического развития. Тем более если вновь на какое-то время сильно поднимутся цены на нефть, которые и сейчас, когда пишется эта статья, уже превысила 70 долл. за баррель. А сырьевая экономика неизбежно заведет страну в тупик, о чем говорит и сам президент. Но это же и даст старт развитию катастрофического сценария, последствия которого на деле предсказать трудно. В чем суть проблемы?

а) Очень слабым кажется субъект модернизации, в то время как противники ее очень сильны. На них указал Медведев. Ясно, что сырьевым магнатам она не нужна, тем более что многие из них не связывают свою судьбу с Россией. Сырьевое же лобби многочисленно и очень влиятельно. Аналитики к тому же говорят, что и высшие чиновники могут иметь акции в сырьевых компаниях, следовательно, интерес сырьевых баронов – это и их интерес. И коррупция дает обильные урожаи прежде всего на сдобренной нефтегазовыми долларами почве. И «сладкая жизнь» оглупляющих граждан шоуменов, работающих на олигархию и бюрократию имиджмейкеров, пиар-технологов, политологов, социологов выросла на той же ниве. Народ сбит с толку пиаром и в массе своей не осознает, что случится со страной, когда усохнут доходы от продажи сырья. Притом что еще не стерлись в его коллективной памяти голодные 1990-е годы и он боится потерять и тот весьма скромный достаток, который имеет.

б) Создается впечатление, что у президента Медведева за пределами его администрации нет сильного мозгового центра, который мог бы давать обоснованные разработки пошаговых действий в рамках намеченной им программы. Это наглядно показал подготовленный Институтом современного развития (ИНСОР), председателем попечительского совета которого он сам является, доклад «Россия XXI века: Ожидаемое завтра». Его авторы, председатель правления ИНСОР И. Юргенс и член правления Е. Гонтмахер, фактически предлагают стране новый либеральный проект, близкий тому, что был реализован командой Гайдара–Чубайса. При этом они делают ставку на ценности либерализма и демократии, заранее включают Россию не только в Евросоюз, но и в НАТО, как будто бы не знают, что у большинства россиян на этот счет совсем другое мнение.

в) В наших условиях проблема модернизации сырьевой экономики, перевода ее на рельсы инновационного развития чрезвычайно трудно решаема. Экономика и едва ли не вся инфраструктура в развале, и в этих условиях надо одновременно решать две грандиозные задачи: реиндустриализацию и технологический переворот. Без новой индустриализации никакой инновационной экономики не получится – не будет для этого ни соответствующих материальных предпосылок, ни человеческого материала. И даже те инновации, которые могут у нас создаваться, будут в основном востребованы разве только в развитых странах. Сложно решать и проблему накоплений в рамках нынешней экономической и финансовой политики. Она не решалась и в «тучные годы», притом что совокупный внешний долг страны, по оценке некоторых экономистов, составляет 600–700 млрд. долл.

г) По масштабам решаемых задач, по их сложности и по требуемым усилиям всего общества модернизация сопоставима разве только с индустриализацией или созданием ядерного и ракетного оружия. Все эти проекты рассматривались и элитой, и обществом как условие самого существования страны, объединяли народ и носили мобилизационный характер. Какая идея сейчас может объединить общество, живущее как бы в двух мирах – мире богатых и сверхбогатых и мире бедных и полунищих? На этот вопрос трудно найти ответ. У президента к тому же нет своей партии или общественного движения. Притом что занимающая сильные позиции во власти, в экономике, СМИ старая команда, не признающая провала своего экономического курса, не примет саму идею масштабной модернизации. Признай она это, ее позиции резко ослабнут в канун скорых парламентских и президентских выборов.

д) За редким исключением, в первые годы создания новой экономики скорее ухудшается, чем улучшается жизнь большей части населения. В нашем случае интересы развития промышленности и сельского хозяйства продиктуют сокращение экспорта энергоносителей, металлов, удобрений, а накопления капитала для повышения уровня инвестиций – введение прогрессивного налога с физических лиц, урезание сверхприбылей крупных компаний, отказ руководителей госкомпаний от миллионных бонусов, премиальных, «золотых парашютов», сокращение привилегий бюрократии и пр. Привыкшая жить на широкую ногу за счет природной ренты элита вряд ли такой политике обрадуется.

2. С другой стороны, в мире есть случаи, когда решающую роль в судьбе страны может сыграть личность одного человека. Так, Дэн Сяопин изменил вектор общественного развития страны, превратив КПК в инструмент строительства экономики капиталистического типа, по ходу меняя социальный состав и идеологию компартии. Но при этом он имел в своем окружении талантливых экономистов и опирался на сильную команду. А результатом стало то, что за 30 лет реформ Китай увеличил ВВП в 15 раз, превратившись во вторую экономику мира после США. Допустим, у наших руководителей не было и не могло быть такого опыта государственного управления, какой был у китайского лидера, наделенного к тому же незаурядным талантом. Но президент США из артистов Р. Рейган тоже не имел большого опыта управленца и, откровенно говоря, не слыл интеллектуалом, однако он подобрал талантливую команду, с помощью которой вытащил США из затянувшегося кризиса и вошел в американскую историю как сильный президент.

А у нашего президента такие обширные конституционные полномочия, что при наличии политической воли он может отправить в отставку любого чиновника, если тот не справляется со своими обязанностями или проводит в жизнь собственную программу, и сформировать такую команду, которой будет по плечу вывести страну на путь здорового развития. Но при этом президенту не обойтись без сильного мозгового центра и массовой поддержки. Мне решение этой проблемы видится следующим образом.

1. Надо превратить ИНСОР, в котором почему-то оказалось много бесполезных либералов гайдаро-чубайсовского толка, в сильную команду единомышленников, работающих на президента, а не занимающихся саморекламой, а возможно, еще и апеллирующих к западному общественному мнению. У нас ведь есть очень опытные экономисты, знающие, как создавать новую экономику. Я, например, могу назвать академика РАН и Европейской академии, президента Новой экономической ассоциации В. Полтеровича, который еще Горбачёву рекомендовал начинать реформы не с политической системы, а с экономики, как это уже делалось в Китае.

2. Партия «Единая Россия» могла бы стать опорой президента в осуществлении его программы, если бы путем демократических выборов избавилась от «назначенцев». (Это о них президент Башкортостана М. Рахимов сказал, что они и тремя курицами не командовали.) Они не понимают роли партии и парламента в жизни общества, не осознают той беды, которая неизбежно придет в страну, если мы не сменим нынешний экономический курс.

3. Народу надо говорить правду о том, что в случае провала модернизации страну ждет вполне вероятный распад и уход с исторической сцены. Это должна осознать и здоровая часть элиты. А исторический опыт показывает: наше общество быстро избавляется от равнодушия и инертности, обретая энергию и решимость, только в периоды смертельной опасности. Но при этом СМИ, в первую очередь государственные телеканалы, должны работать на интересы модернизации, а не на прославление дутых успехов в нулевые годы, а по сути – оправдание инерционного пути развития. Не обойтись и без смены социальной политики и оздоровления духовно-нравственной атмосферы в обществе.

Какой из двух указанных вариантов станет реальностью, покажет ближайшее будущее.

«СоцИс: Социологические исследования», М., 2010, № 11, с. 133–143.

ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ ДЛЯ НАТО,

ИЛИ ПОЧЕМУ РОССИЯ ДОЛЖНА ВСТУПИТЬ

В СЕВЕРОАТЛАНТИЧЕСКИЙ АЛЬЯНС

Чарльз Капчан, профессор международных отношений (США)

На саммите НАТО-2010 члены Альянса собираются принять новую «стратегическую концепцию» развития. Отношения НАТО с Россией – один из главных вопросов повестки дня. После распада Советского Союза Соединенные Штаты и их союзники по Североатлантическому альянсу создали новый мировой порядок, пришедший на смену тому, что существовал в годы «холодной войны», и практически исключающий участие в нем России. НАТО и Европейский союз обращаются с Россией как с аутсайдером, исключая Москву из основных институтов евро-атлантического сообщества после принятия в свои ряды стран Центральной и Восточной Европы. Изоляция России – это отчасти дело ее собственных рук. Приостановка движения по пути демократии и периодические приступы внешнеполитической несдержанности вынуждают НАТО продолжать играть роль преграды от возобновления вспышек российского экспансионизма.

И все же Запад совершает историческую ошибку, обходясь с Россией, как со стратегическим изгоем. Как ясно показывают примеры мирного урегулирования после окончания Наполеоновских войн и Второй мировой войны – в отличие от договоренностей по итогам Первой мировой войны, – включение прежних соперников в послевоенный порядок играет весьма значимую роль в укреплении мира между великими державами. Поэтому присоединение России к расширенному евро-атлантическому порядку должно стать для НАТО важнейшим приоритетом.

Россию раздражало расширение Альянса еще в ту пору, когда он начал переманивать новых членов из бывшего советского блока в начале 1990-х годов. Однако экономический и военный упадок России и превосходство Запада побудили членов НАТО пренебречь возможными последствиями недовольства России. Политологи Дэниел Дьюдни и Джон Айкенберри отмечали: «По мере того как американский потенциал рос, а российский – снижался, вашингтонские политики все чаще действовали так, будто мнение России уже ничего не значило, а Соединенные Штаты могли делать все, что им заблагорассудится».

Однако стратегический ландшафт с тех времен радикально изменился, и цена исключения России из евро-атлантического порядка существенно возросла. Благодаря повышению цен на энергоносители заново проведенная Кремлем централизация власти и экономическое восстановление России вернули страну к жизни. Сейчас Россия уверена в себе и способна потеснить НАТО – именно тогда, когда Запад срочно нуждается в сотрудничестве с Москвой по целому ряду вопросов, включая сдерживание ядерных амбиций Ирана, контроль над вооружениями и нераспространение ядерного оружия, стабилизацию Афганистана, борьбу с терроризмом и энергетическую безопасность.

Более того, продолжающаяся экспансия НАТО сделала вопрос о месте России в евро-атлантическом порядке еще более неотложным. В новой Военной доктрине РФ, опубликованной в феврале 2010 г., Россия определила расширение НАТО как главную внешнюю угрозу. Альянс взвешивает все «за» и «против» принятия в свои ряды Грузии и Украины – шага, который приведет к опасной эскалации напряженности с Россией. На самом деле российско-грузинская война 2008 г. до некоторой степени стала отражением беспокойства Москвы по поводу геополитического дрейфа Грузии в сторону Запада. И вместо того чтобы просто возражать против расширения НАТО, Россия сейчас предлагает собственные идеи о перестройке евро-атлантической структуры безопасности. В ноябре 2009 г. российское правительство выпустило проект нового Договора о европейской безопасности, в который вошли предложения Москвы касательно панъевропейских институтов. У союзников НАТО, похоже, больше нет возможности бесконечно откладывать рассмотрение вопроса о месте России в постбиполярном мире.

Решение вопроса о том, как привлечь Россию в евро-атлантическое пространство, лежит на поверхности: Россия должна стать членом НАТО. Конечное принятие страны в Альянс было бы логическим завершением создания евро-атлантического порядка, в котором НАТО является главным институтом безопасности. Начав процесс расширения после распада советского блока, западные союзники должны теперь сделать все, что в их силах, чтобы завершить его интеграцией России и других стран СНГ в Альянс.

Конечно, есть много других вариантов построения панъевропейского порядка, например: выработка договора между НАТО и возглавляемой Россией Организацией Договора о коллективной безопасности (ОДКБ); подъем авторитета Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), членом которой является Россия; принятие предложения России о новом Договоре о европейской безопасности. Но сейчас, когда НАТО – самый мощный военный альянс в мире – насчитывает 28 членов, а еще больше стран остаются на подходе, все другие варианты – это просто стратегические интермедии. Каждая страна станет либо членом НАТО, либо аутсайдером. Единственный логический путь к панъевропейскому порядку тем самым подразумевает интеграцию России в Альянс.

Москва может отказаться от вступления, принимая во внимание те требования и ограничения, которые подразумевает членство, и предпочесть следовать своим курсом. Но если основные институты евро-атлантического сообщества в конечном счете не сумеют распространиться на Россию, пусть это случится из-за ошибок Кремля, а не потому, что атлантические демократии не сумели продемонстрировать видение или волю к принятию России в панъевропейский порядок.

С момента своего создания в конце 1940-х годов евро-атлантический порядок имел двойственный характер. С одной стороны, западные институты стремились обеспечить коллективную оборону от внешних угроз путем накопления вооруженных сил для защиты территории стран-членов (в основном против Варшавского пакта) и переброски вооруженных сил (например, в Косово и Афганистан). С другой стороны, они стремились обеспечить коллективную безопасность от внутреннего соперничества за счет военной, политической и социоэкономической интеграции (через НАТО и Европейское экономическое сообщество – предшественника ЕС). Но между этими двумя миссиями всегда создавалась напряженность. Коллективная оборона требует, в первую очередь, концентрации военной мощи посредством максимизации национальных средств вооружения и координации принятия решений. В данном случае преследуется цель – создать противовес для внешних угроз. Коллективная же безопасность, наоборот, требует главным образом рассредоточения мощи путем обобщения и вооружений, и командования. Таким образом преследуется цель нейтрализовать внутренние угрозы за счет центростремительной силы интеграции.

В период «холодной войны» разделение обязанностей между институтами было относительно четким. НАТО занималась коллективной обороной через наращивание мощи против советской угрозы, а также коллективной безопасностью за счет упрочения сплоченности членов. Тем временем Европейское экономическое сообщество (впоследствии ЕС) сосредоточилось на превращении Западной Европы в зону прочного мира посредством экономической и политической интеграции.

После окончания «холодной войны» атлантическим демократиям стало труднее находить баланс между коллективной обороной и коллективной безопасностью. Соединенные Штаты видят в НАТО в основном инструмент для переброски вооруженных сил и используют его, чтобы собрать европейских партнеров, которые способны внести вклад в миссии далеко за пределами европейского театра. Страны Западной Европы имеют тенденцию считать Альянс инструментом укрепления мира и процветания в Европе и поэтому сопротивляются усилиям США по превращению его в средство проведения военных кампаний по всему миру. Тем временем новые члены из Центральной и Восточной Европы смотрят на НАТО более традиционно – как на бастион против России. Их озабоченность коллективной обороной означает, что они предпочитают НАТО-центристский, а не ЕС-центристский евро-атлантический порядок. Однако тот факт, что они неохотно наращивают мощь и параметры Евросоюза с военной точки зрения, означает, что это может ослабить трансатлантические связи. Более дееспособный Европейский союз жизненно необходим, чтобы сохранить геополитическую актуальность Европы для Соединенных Штатов.