Полная версия
Россия и мусульманский мир № 2 / 2012
Это – тупиковый путь, поскольку неограниченно потакать иждивенчеству – значит, все больше подогревать общественное недовольство. Об этом свидетельствует опыт тех развитых рыночных стран, которые долгое время пребывали под руководством социал-демократов, лейбористов или просто демократов, как в США, и во время правления которых по отдельным направлениям населению были даны чрезмерные льготы, как во Франции. А когда бюджета стало не хватать и потребовалось ужесточить социальную политику, например немного поднять пенсионный возраст или увеличить платность образования, сотни тысяч и даже миллионы людей вышли на улицы с протестами, крестьяне, привыкшие к государственным льготам, протестовали против зарубежной конкуренции, пытаясь завысить цены на продовольствие, перекрывали дороги тракторами и т.п.
Но все это – только цветочки. Со временем нас могут ждать гораздо более тяжелые социальные потрясения, если мы продолжим свой тупиковый путь предоставления все новых и новых социальных льгот и создания все новых и новых условий для роста иждивенчества. Взглянем на построение социальной системы России в целом. Из-за многочисленных государственных льгот и предоставления многих социальных услуг полубесплатно в стране поддерживается относительно низкая заработная плата в сравнении с уровнем экономического развития, с достигнутым размером производительности общественного труда. Доля заработной платы в себестоимости товаров и услуг в ВВП в России – один из самых низких показателей среди рыночных стран.
Если бы у нас был нормальный прогрессивный подоходный налог, пусть на минимальном уровне среди развитых стран (как, например, в США), нормальный налог на недвижимость, пусть по самой низкой из принятых в рыночных странах ставке (0,5 % от рыночной стоимости недвижимости), существовали бы рыночные цены на жилищно-коммунальные услуги, население отчисляло бы 10 % своего дохода на пенсии и, скажем, 6 % на частичное возмещение медицинского страхования, откладывало хотя бы 5 % дохода на частично платное будущее высшее образование детей, то для поддержания существующего уровня реальных доходов их номинальная величина должна была бы быть как минимум вдвое выше. Медианная зарплата в России при ее нынешнем уровне экономического развития (более 20 тыс. долл. на душу населения по паритету покупательной способности) должна была бы быть порядка 1 тыс. долл., а не 500 долл., как сегодня. А взамен значительно сократились бы затраты бюджета и государственных внебюджетных фондов на пенсии, оплату жилищно-коммунальных услуг, немного сократились бы расходы на здравоохранение и образование и существенно пополнился бы бюджет за счет увеличения объема налогов, взимаемых с населения.
Это позволило бы государству существенно снизить налоги с предприятий и организаций благодаря увеличению налогов с населения и сокращению ряда бюджетных статей. Налог на добавленную стоимость, дестимулирующий предприятия увеличивать добавленную стоимость, формирующий ВВП, мог бы быть снижен, например, с 18 до 12 %, а обязательные социальные платежи – с 34 до 20 %. Следствием этого стали бы дополнительный прирост ВВП – как минимум на 1,5 % в год; повышение коэффициента замещения (отношения среднего размера пенсии к уровню зарплаты) в пенсионной системе со временем до 50–60 % вместо нынешних 35 %; повышение доли расходов на здравоохранение и образование в валовом внутреннем продукте с 4 – 5 % в настоящее время до 8–10 % в перспективе.
Значительное повышение доли расходов на ЖКХ, в том числе и за счет введения налога на недвижимость и перехода на рыночные цены по жилью и коммунальным услугам, позволило бы резко увеличить ипотечное кредитование с учетом нового, удвоенного уровня номинальной зарплаты. Действенной стала бы льгота на ипотечный кредит, сокращающая подоходный налог на величину кредитных выплат по ипотеке. Население стало бы демонстрировать более ответственное отношение в области здравоохранения, где была бы введена частичная плата на приобретение лекарств по страховке и получение других медицинских услуг, а также в сфере высшего и профессионального образования, которое стало бы дороже и потому потребовало бы большей ответственности со стороны обучающихся. И все это можно было бы осуществить без снижения реальных доходов.
Важным вторичным следствием такой системы стало бы создание крупнейшего фонда «длинных денег» – источника новых значительных инвестиций за счет перехода к накопительным пенсиям. Расширение платности предоставления материальных благ, и прежде всего в жилищно-коммунальной сфере, привело бы к существенному сокращению коррупции. Коррупция также сократилась бы в здравоохранении и образовании, где она приобрела, судя по обследованиям, всеобщий характер.
Еще одна важнейшая сфера экономики, где мы также продолжаем идти самобытным, «русофильским» путем, – это наша финансовая система. Порочность существующей у нас финансовой системы, как известно, обусловлена отсутствием крупных финансовых фондов «длинных денег», главного источника инвестиций. В сочетании с несовершенной системой фондового рынка России это приводит к фактическому отсутствию у нас рынка капитала. При этом в России весьма развит рынок текущих кратковременных кредитов, но крайне трудно получить в наших банках по низкой процентной ставке долговременный инвестиционный кредит. Если по объемам текущего кредитования мы отстаем от других стран по отношению к ВВП в 1,5–2 раза, что тоже плохо, то по инвестиционным кредитам наше отставание просто катастрофическое – 5–10 раз.
Мы, пожалуй, единственная страна среди крупных рыночных государств, в которой 2/3 потребностей в инвестициях предприятия удовлетворяется за счет собственных средств, в то время как в рыночных странах собственные средства на инвестиции обычно составляют в лучшем случае 25–30 %, а остальное приходится на заемные средства. Это открывает путь к обновлению фондов, к перестройке структуры, к высокой доле ипотечного кредитования. Из-за отсутствия рынка капитала, из-за отсутствия фондов «длинных денег» в России крайне низка норма инвестиций. А ведь наша страна нуждается в ускоренных темпах социально-экономического роста, чтобы ликвидировать серьезное отставание от передовых стран в экономике, и особенно в социальной сфере. Низкие инвестиции во многом служили причиной почти двукратного снижения темпов социально-экономического развития страны в послекризисный период. По всем прогнозам, из-за вялого развития мировой экономики и усиливающегося крена в энергосбережении цены на нефть и газовое сырье вряд ли будут расти столь же стремительно, как в последние 12 лет, когда, скажем, цена барреля нефти увеличилась с 12 долл. в 1998 г. до 105 долл., ожидаемых в 2011 г. Невозможно предположить, что, скажем, к 2020 г. цена на нефть подскочит до 1000 долл. за баррель. Ясно, что темп прироста нефтяных цен при лучшем для нас варианте снизится в 3–5 раз, а при худшем – будет стагнировать после некоторого снижения в среднесрочной перспективе.
Россия сегодня стоит перед серьезнейшим вызовом. Нам необходимо любой ценой повысить темпы социально-экономического развития страны хотя бы до 5 – 6 %, т.е. стать вровень с развивающимися странами (что в 1,5–2 раза ниже темпов экономического роста Китая и Индии). И сделать это можно только одним способом – в 1,5–2 раза увеличить норму инвестиций, хотя бы до среднего уровня развивающихся стран, где она составляет 30–35 %, в сравнении с 20–21 % в России. Заметим, что в последнее время, в том числе в 2011 г., объем инвестиций в нашей стране растет крайне медленно – наряду со строительством и производством машин и оборудования производственного назначения.
Чтобы исправить сложившееся положение, мы должны коренным образом реформировать финансовую систему, прежде всего в направлении создания фондов «длинных денег». Такие фонды могли бы быть созданы за счет перехода к накопительной системе пенсий, всемерного развития системы страхования, и прежде всего страхования жизни, с таким расчетом, чтобы страховая система встала практически вровень с банковской системой, что характерно для развитых стран. Нам нужно всемерно стимулировать быстрый рост паевых фондов, в которые заинтересованные граждане и организации вкладывают свободные финансовые средства. Нам предстоит ускорить рост банковской системы России, активы которой пока составляют только 75 % ВВП в сравнении с 200 % в Западной Европе. Помимо наращивания капитализации и активов банков при повышении их надежности мы обязаны принять новое законодательство, стимулирующее банки к привлечению долгосрочных денежных средств через долгосрочные вклады и соответствующие ценные бумаги, с тем чтобы доля инвестиционных кредитов поднялась как минимум до 20–30 % от общей кредитной массы.
Эти же цели должна преследовать и реорганизация российского фондового рынка с учетом западного опыта, предусмотренная, насколько я понимаю, курсом на превращение России в крупный мировой финансовый центр. Во всяком случае, проводимое объединение двух главных фондовых бирж России и выход единой биржи на IPO, организация единого депозитарного центра позволят создать в стране развитый рынок капитала. Рынок капитала при этом станет важнейшим инструментом и движущей силой наращивания инвестиций, а значит, и увеличения темпов социально-экономического развития. До сих пор мы говорили о слабом использовании опыта передовых зарубежных стран. Это тесно переплетается со взаимосвязанной тенденцией ненадлежащего использования даже своего собственного передового опыта. Вот характерный пример.
В отдельных регионах России: в Коми АССР, Белгородской области, Санкт-Петербурге детская смертность в расчете на тысячу родившихся детей вплотную подошла к западноевропейским показателям и составляет около 4, хотя в среднем по России она почти вдвое выше – 7,5. Характерно, что в ряде развитых регионов России с высоким уровнем образования населения, значительными региональными бюджетами, продвинутой промышленностью, наличием крупных городов и хороших дорог эта смертность совершенно неожиданно оказывается вдвое выше, чем, например, в Коми или даже в Ханты-Мансийском автономном округе. Упомянем Пермский край и Нижегородскую область, самые передовые регионы Поволжья, с детской смертностью 9–10; Ставропольский край – 9,4, где детская смертность на 60 % выше, чем в соседнем Краснодарском крае со сходными условиями развития. Еще хуже обстоят дела в Красноярском крае и Иркутской области: там детская смертность выше 10. А ведь это самые развитые регионы Сибири. Почему в таких развитых регионах детская смертность в 1,5 раза выше, чем, например, в соседней Хакассии, на 20 % выше, чем даже в Якутии? И почему в Амурской области, где больше половины населения проживает в благоустроенном Благовещенске, детская смертность втрое выше, чем в Коми, где нет столь крупных и развитых городов? О каком распространении передового опыта можно говорить в стране, где втрое различаются размеры детской смертности по крупным регионам?! Скажу больше – в самой крупной и самой передовой области страны (Московская область) детская смертность в 1,5 раза выше, чем в Коми или в Брянской области.
Для другого примера возьмем еще одну отстающую сферу – сельское хозяйство. Например, Белгородская область. Эта небольшая область, занимающая по числу трудящихся лишь 55-е место в стране, а по площади – даже 67-е место, по производству сельскохозяйственной продукции стоит на 5-м месте в стране, опережая огромный Ставропольский край и все области и республики Северо-Западного и Центрального округов, не говоря уже об Урале и Сибири. Когда говоришь про Белгородскую область, обычно слышишь такие возражения: там же хороший чернозем, и именно этим объясняется ее такое высокое место по сельскому хозяйству. Но это не так. По продукции растениеводства Белгородская область из-за небольшой площади посева в России отнюдь не лидирует. Зато она занимает 1-е место в стране по производству скота и птицы в убойном весе, опережая в 1,5 раза даже занимающий 2-е место Краснодарский край, не говоря уже о Ставропольском крае (8-е место) и Московской области (6-е место). В Белгородской области наибольшее в России поголовье свиней. А показатель надоев молока в Белгородской области составляет 4,5 тыс. кг – существенно выше, чем в целом по России. Белгородская область также занимает 3-е место в России по производству яиц – 1,5 млрд. штук.
Казалось бы – используй этот опыт. Это тем более важно, поскольку Россия импортирует почти половину всего продовольствия. Для нас крайне важно поднять свою продовольственную безопасность. Да, мы плохо используем свой собственный опыт – но, возможно, мы хотя бы учимся на своих ошибках? Отнюдь нет. Приведу характерную иллюстрацию. В кризис 1998 г. наш фондовый рынок сократился почти в 10 раз. И это во многом послужило причиной банкротства большинства крупных коммерческих банков, вызвав глубокий финансово-экономический и социальный кризис. Причины столь масштабного падения фондового рынка очевидны – высокая доля иностранных спекулятивных вложений в наш фондовый рынок, с одной стороны, и отсутствие собственных «длинных денег», вкладываемых в покупку ценных бумаг – с другой. После кризиса 1998 г. Россия переживала 10-летний экономический подъем. Однако для устранения всех этих выявленных причин так ничего сделано и не было. И вот наступает новый кризис 2008 – 2009 гг. – и российский фондовый рынок падает в 5 раз, в то время как в других рыночных странах падение составило 2 – 2,5 раза. Мы вновь наступили на те же самые грабли.
Вывод из вышеизложенного очевиден: необходимо учиться у передовых стран и распространять самый прогрессивный отечественный опыт. Необходимо идти в ногу с передовыми странами и подтягивать отстающих до уровня передовых. Рубежи развития, критерии оценки целесообразно ориентировать на показатели развитых стран и на высшие достижения в своей стране.
«Экономическая политика», М., 2011 г., № 5, c. 9–20.РОССИЙСКАЯ «ПСЕВДОЭЛИТА»
И ЕЕ ИДЕНТИФИКАЦИЯ В МИРОВОМ
И НАЦИОНАЛЬНОМ КОНТЕКСТАХ
Овсей Шкаратан, доктор исторических наукОчевидно, что интересы продуктивных групп российского общества (национальной буржуазии, профессионалов, квалифицированных работа) состоят в модернизации страны, построении современной индустриальной и частично постиндустриальной экономики. Но это возможно лишь при поддержке такого проекта правящей элитой. Однако и интересы этой элиты, и ее базовые ценности не совпадают с этим большинством активной части общества. Правящий слой в России формируют те, кто контролирует экспорт минерального сырья, прежде всего, газа и нефти, алмазов, металла, леса. Эти владельцы и экспортеры отечественных сырьевых ресурсов относятся к разряду «компрадоров-буржуа», чье благополучие зависит не от внутренних, а от внешних экономических и политических факторов. Среди признаков российской компрадорской элиты (и бизнесменов, и чиновников) присутствуют: потребительское отношение к национальным ресурсам (как сырьевым, так и людским), прямая зависимость от иностранного капитала и иностранных центров политического влияния, перевод большей части прибыли в зарубежные активы.
Российской элите не присущи гражданственность и государственное мышление, она способна решать лишь свои краткосрочные проблемы. Ядро элиты сплачивает отказ от ожидаемой страной смены экономической парадигмы с рентоориентированного поведения к поведению, направленному на инновационные преобразования в экономике. В социальной сфере правящие группы сопротивляются смене доминирующей модели (восприятие населения как возобновляемого ресурса, численно избыточного в условиях сырьевой экономики, и преобладание престижного потребления зарубежных благ и услуг) на принятую в цивилизованном мире парадигму: население – это человеческий потенциал, который является стратегическим ресурсом создания модернизированной страны и возобновляемых экономических благ.
В политической сфере российская элита упорно придерживается идеи священности власти и ее носителей при восприятии народа как объекта (а не субъекта) управления и политтехнологических манипуляций. Она сопротивляется переходу к оцениванию власти как выразителя и арбитра плюралистических интересов основных групп населения страны, этическим императивом повседневного поведения которой выступает рациональное самоограничение. Эта элита сочетает антизападничество и особенно антиамериканизм со стремлением уподобиться западной элите, войти на равных в ее состав. В отличие от западной элиты отечественные правящие круги селектируют свой состав, опираясь не на меритократические критерии, а на медитократические.
Логичнее всего было бы начать с определения критериев выделения элиты, тем более что в среде ученых, посвятивших себя изучению верхов современного российского общества, существуют многочисленные разночтения в трактовке этого понятия. Наиболее значительным из этих редакций является, пожалуй, наличие двух основных подходов к определению элиты: властного (элита как совокупность людей, наделенных реальной властью в обществе) и меритократического (элита как совокупность наиболее ярких личностей, обладающих особыми достоинствами). Как стороннику структуралистского подхода к анализу общества мне, безусловно, ближе первый подход. Однако мы не можем игнорировать и меритократическое восприятие категории «элита», ведь оно отражает важные стороны реальности. Совокупность людей, наделенных реальной властью в обществе, можно именовать и иначе – например, номенклатурой (именно так в мировой литературе обозначали советские правящие круги). В целях дальнейшего анализа мы считаем необходимым наряду с традиционным разделением понятий правящей элиты и господствующих классов (слоев) ввести дополнительное разделение категорий властвующих групп – родовое понятие и правящей элиты и господствующих классов (слоев) – видовые понятия.
В литературе к элите обычно относят высший привилегированный слой общества, являющийся властвующим меньшинством, осуществляющий функции управления и прошедший публичный тест в конкурентной системе отбора; членами элиты являются представители высших кругов, управляющих главными институтами в трех основных сферах жизни любого общества или государства – экономике, политике и армии. Соответствующим образом в составе элиты можно выделить следующие группы: политическую и административную, экономическую, военную: реже к ней добавляют профсоюзную, информационную (массмедиа) и научную. Решения, принимаемые представителями элиты, имеют значимые для всего общества последствия, поэтому ее важнейшими социальными задачами являются выработка приоритетов в развитии и контроль за их выполнением через утверждение определенных социальных норм и создание соответствующих образцов поведения для других социальных групп. Именно в связи с этим к элите общества относится часть общества, состоящая из наиболее авторитетных людей, которая является той референтной группой, на ценности которой ориентируется общество. Это, как отмечает Г.К. Ашин, или носители традиций, стабилизирующих общество, или (обычно в кризисных ситуациях) – наиболее активные пассионарные, инновационные группы населения.
Во втором случае (господствующий класс/слой) речь идет о наиболее влиятельных социальных группах, представители которых владеют крупной собственностью, занимают привилегированное материальное положение или обладают престижными для данного типа общества профессиями. В действительности эти группы контролируют или, по крайней мере, оказывают решающее влияние на характер производства, распределения и обращения экономических благ в обществе. В свою очередь, это обеспечивает способность господствующего класса формировать и определяющим образом влиять на деятельность правящей элиты, в то время как последняя использует господствующий класс как своего рода опору в принятии политических решений. Таким образом, элита выделяется по критерию позиции во власти, а господствующий класс по генеральному критерию – обладанию собственностью. Пересечение и взаимодействие институтов власти и собственности и предопределяет характер отношений «элита – господствующий класс».
В принятой нами в данной публикации трактовке к элите относится высший привилегированный слой общества, являющийся властвующим меньшинством, осуществляющий функции управления экономикой и политикой. Элита выделяется по критерию позиции во власти и обладанию собственностью, а пересечение и взаимодействие институтов власти и собственности и предопределяют характер элиты.
В обществах советского типа, как известно, институты власти и собственности разделены не были. На основе этих властесобственнических отношений сложился господствовавший и в экономике, и в политике единый целостный слой этакратии (номенклатуры), который одновременно представлял собой и высший слой в стратификационной иерархии, и властвующую элиту в государстве. В трансформационный период, начиная с 1980-х годов, стала перестраиваться, но не рушиться взаимосвязь «власть–собственность». Это предопределило и становление современных российских правящих слоев, которые обычно именуют «национальной элитой», их преемственность по отношению к советской номенклатуре и сущностное различие с западной элитой, их медитократический характер. Медитократические основания российского и других обществ современного этакратизма приводят не только к сохранению, но и к усилению доминирования принципа наследования материальных богатств и социальных связей, к умножению материальных и культурных преград на путях социального продвижения выходцев из низов и динамичных представителей среднего класса.
В процессе распада СССР государственными чиновниками была, прежде всего, приватизирована экономическая инфраструктура, т.е. управление промышленностью, банковская система и система распределения. Практически весь директорский корпус остался на своих местах, а лидеры министерств и ведомств либо получили крупные посты в исполнительных органах власти, либо возглавили концерны и банки национального масштаба. Главным же достижением директората и высшей отраслевой бюрократии стало обеспечение наилучшего для себя варианта реформ: они сумели избежать как либерального варианта приватизации (массовой свободной распродажи госсобственности на открытых аукционах), так и ее популистски-демократического варианта (равномерный раздел между всеми гражданами). В результате директора добились возможности приобретать крупные пакеты акций своих предприятий по закрытой подписке, а в некоторых случаях становиться их полными владельцами. Одновременно эти люди вошли в состав политической верхушки страны и контролируют мощные финансово-промышленные группы.
Сохранились и укрепились, правда, в новой оболочке, присущие этакратическому обществу слитные отношения «власть–собственность», хотя они и сосуществуют с частным бизнесом. В России возобладали отношения дистрибуции (в терминах К. Поланьи), а не современного цивилизованного рынка. Властные взаимосвязи с присущей им номенклатурной иерархией и сословными привилегиями правящего слоя сохранили свое доминирование над отношениями частной собственности. Бизнес как носитель свободно-рыночных отношений подмят под себя государственно-бюрократическими структурами, а последние успешно взаимодействуют как с государственными монополиями, так и с частными структурами, обеспечивающими государственно-бюрократический порядок («вертикаль» неоэтакратического устроения страны).
После короткого периода неопределенности бюрократия и силовые структуры, объединенные через «вертикаль власти», вновь стали основными акторами экономической и политической сцены и подчинили себе крупный российский бизнес, который утратил свою частную и капиталистическую сущность. Не случайны «успехи» власти по умножению числа миллиардеров и фантастическому росту их активов. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что уполномоченные властвующими быть миллиардерами променяли возможность напрямую участвовать во власти на положение политически немощных богатейших в мире людей – социальную опору режима.
Основная часть национального богатства сосредоточена в руках государства. Более привычными становятся крупные государственные компании с многочисленными миноритарными акционерами, практически исключенными из управления. Аналитик современной российской экономики А.А. Яковлев обескуражено констатировал: «Складывается ощущение, что в России постепенно восстанавливается – хотя и в более «рыночных» и «демократических» формах – та иерархическая система, которая была характерна для советского времени и которая гасила импульсы к изменениям и к развитию, исходящие не из центра или не согласующиеся с его установками».
Происхождение российских крупных собственников во многом определило особенности их сознания и поведения. Главное качество их состоит в сочетании черт бывших партийных советских аппаратчиков со свойствами обычных бизнесменов. Сохраняющиеся аппаратные качества позволяют ориентироваться в сложной российской ситуации, что и делает их конкурентоспособными. Старые связи, навыки управления помогают решать новые задачи, хотя далеко не всегда наилучшим образом (поскольку они накоплены в других условиях). Есть немало примеров неэффективности номенклатурных бизнесменов, их стремления сохраниться в тени неконкурентного квазирынка. Пожалуй, главное состоит в многолетнем сопротивлении определенной части номенклатурного капитала становлению малого и среднего, особенно венчурного предпринимательства.