Полная версия
Ва-банк для Синей бороды, или Мертвый шар
Замахав рукавами-крыльями, Липа метнулась к шкафу, вынула тонкий дамский кий, запрокинула голову так, что рот открылся, как кастрюля, и, наставив вертикально полированную палку, медленно проглотила ее чуть не до ручки. Ванзаров боялся шелохнуться. Однако фокус удался. Липа извлекла кий, который должен был тайно выйти со спины, чтобы поместиться в некрупном теле, подняла его победным знаменем и закричала:
– Опля!.. Аплодисменты!.. На сцене глотаю шпагу и пою при этом арию Кармен… Публика в восторге… А вы так сможете?.. Нужна большая тренировка… Что вы такой бледный, юноша, улыбнитесь!.. Ну где же аплодисменты?.. О, благодарю!.. Ах, я такая каботинка…[5] Это так приятно… Просто маленькая репетиция… Представления сегодня нет, но надо держать себя в форме… Еще аплодисменты!
Родион вяло похлопал, но и это привело Липу в восторг. Покорного зрителя слегка мутило. Чтобы на такой кошмар покупать билеты? Нет уж, спасибо. И от бесплатного зрелища чуть не вывернуло, вообще забыл, зачем пришел. Пора заканчивать представление.
– Олимпиада Ивановна, прошу вас, дело слишком серьезное.
Моторчик будто выключили, Липа рухнула на стул и в ужасе схватилась за растрепанную прическу:
– Боже мой!.. Я не одета!.. И тут вы… Даже не знаю, как вас зовут… Позор, катастрофа…
– Чиновник сыскной полиции Ванзаров, – чуть не крикнул Родион. И это подействовало. Липа затихла. Только в голубых глазках мелькнул страх. Ну, или как там пробиваются неконтролируемые эмоции у женщин.
– Дело касается вашего… знакомого господина Бородина…
– Что с Нилом?!! Его убили… О, какое горе!!!
– Да успокойтесь наконец! – опять повысил голос Ванзаров, иначе не помогало. – Нил Нилыч жив и здоров, сам привез меня к вам. Но…
Липа упала перед ним на колени и бросилась целовать ему руки.
– О, спасибо!.. Спаситель!.. Благодарю вас!.. Благородный рыцарь…
Не так шкодливый кот прыгает на шкаф, как сиганул чиновник полиции прочь. Он-то думал, что нет на свете вещей, которые смогут его шокировать. Ну-ну… Самонадеянность была наказана. Нервно отирая пальцы от поцелуев, Родион побагровел и рявкнул во всю глотку:
– Прекратить немедленно!
Липа как ни в чем не бывало села на место, сложив ручки как покорная ученица. Приближаться Родин не стал на всякий случай.
– Прошу отвечать на вопросы кратко и по существу.
Барышня кивнула молча, что было уже чудом.
– Почему решили, что Бородина убили?
– Зачем же еще полиция?.. Я так за него волнуюсь…
– Что вы делали прошлым вечером и всю ночь?
– Что делала?.. Ах, не помню… Ну, конечно, у меня было выступление. Нил отвез нас поужинать. Потом сюда. Не остался, хоть я умоляла. Легла спать. Только встала, а тут вы…
– Бородин рассказывал о проклятье или роке, который якобы преследует его семью?
– О, это ужасно!.. Какое горе!.. Бедный, славный Нилушка…
– Отвечайте же!
– Нет, никогда… А что за проклятье? – с чисто женским любопытством спросила Липа, мигом забыв страхи.
Родион медленно выдохнул и продолжил:
– Нил Нилыч представил вас своей матушке?
– О, это было чудесно! Очаровательная, восхитительная, фантастическая женщина! Мы так поняли друг друга. Она умеет по достоинству оценить редкие дарования, как мое. Я ей, очевидно, приглянулась…
– Вам сделано официальное предложение?
– Фу, какой бестактный вопрос. Разве можно даму об этом спрашивать? Я так этого жду… Кажется, Нил уже совсем готов. Он намекал мне… И колечко присмотрел. Мечтаю стать его женой! Я стану для него всем. Мы созданы друг для друга!
– Значит, нет, – подытожил Ванзаров. – Знаете, что у него есть запасная невеста?
– О, эта дрянь! – Кулачки Липы тут же сжались. – Ненавижу мерзавку! Подлая змея! Втерлась и мутит воду. Ну ничего! Я с ней разделаюсь! Вот этими руками! Она свое получит! Прибью гадину! Если бы знать, кто она!
Быть может, Нил Нилыч знал особое хитрое средство, как примирить двух соперниц и выбрать себе супругу без женской драки. Пока же торжествовала совершенно примитивная ревность. Способна такая вырвать сопернице глаз и разыграть весь этот балаган? Логика помалкивала.
– Как ваши родители отнесутся к браку с мужчиной значительно старше вас?
Послышался печальный вздох:
– Я сирота… У меня никого нет. Только тетушка. Она милая, но живет далеко, в Пскове. Приезжает раз в полгода. Я предоставлена самой себе. Это так тяжело. Только бильярд меня утешает. Сегодня играю важный матч. Приходите в «Отель де Франс».
Силы чиновника полиции таяли на глазах.
– Олимпиада Ивановна, могу просить об одолжении? – устало сказал Родион.
– Сколько угодно! Располагайте мной! Что угодно! Все отдам…
– Если узнаете что-то, что может казаться опасным для господина Бородина, или заметите какую-нибудь странность, дайте мне знать в участок.
Глотательница шпаг с жаром обещала. Или, вернее, поклялась всем святым, что есть у нее в душе, и так далее…
– Где одеваетесь? У вас модный туалет, – спросил Родион, чтобы скрасить финал допроса.
Липа расцвела:
– Благодарю вас! Мило, не правда ли? Несколько интимно, но… В салоне мадам Живанши… Где еще одеваться в Петербурге?!
– Живанши? Что-то не припомню…
– «Смерть мужьям», слышали?.. Самое модное ателье столицы…
– Понятия не имею, – с непроницаемым лицом ответил коварный юноша.
Уже зайдя под покров драпри, он обернулся и спросил:
– Нил Нилыч дорожит мнением не только своей матушки, но и Аглаи. Вам не показалось?
– Аглаи? – удивленно переспросила Липа. – Что ж, быть может…
Покидая гостеприимный дом, Ванзаров размышлял про парочку обстоятельств одновременно. Во-первых, как это взбалмошное, неуравновешенное существо могло понравиться степенной Филомене Платоновне? Наверное, госпожа Бородина необыкновенная мать, ставящая сына выше своих принципов. Нет, за день с таким делом не справиться. А варенье-то ждать не будет…
14Хватило полсотни шагов, чтобы попасть в другой мир. Меблированные комнаты Худякова располагались хоть и по-соседству, на Вознесенском проспекте, но чрезвычайно далеко от размеренной и чистой жизни апартаментов госпожи Незнамовой. Ступив в подъезд трехэтажного дома с облезлой штукатуркой, Родион выдержал первую волну вони, в которой сгнившие щи сплетались с промокшими портянками. Заведение предназначалось для публики, требующей не более чем крыши над головой да кипятка в нумер. Прочие удобства, такие как плесень, тараканы и дырявое белье, предоставлялись бесплатно.
Конторка портье, украшенная чернильными кляксами и объедком пирога, торчала в сиротливом одиночестве, зевающий половой махнул грязным рукавом, указывая, куда следовать. На последний этаж вела дырявая лестница, державшаяся на одной только совести. Жильцов хватало: в темный коридор выходило шесть дверей, из-за которых слышались мелодии семейного скандала и бренчание расстроенной гитары.
Безо всякой вежливости кулак полицейского загрохотал в драную филенку. Ничто не выдало признаков жизни. Ванзаров прислушался и повторил. И этот сигнал остался без последствий. Ощутив радостный азарт, Родион саданул так, что гитара затихла. Но как только собрался за городовым и плотником, послышались шаги, и сонный голос раздраженно крикнул:
– Не принимаю. Уходите.
– Сыскная полиция, откройте.
Редкий замок не послушается такого обращения. И этот неуверенно крякнул. Ванзарову предстала невысокая дама в сером изящном платье без украшений. Нет, не дама – барышня. Молоденькая и свежая, как… Ну, честное слово, зачем сравнивать симпатичное личико с чем-то еще. Молоденькое, и этим все сказано.
Стальное сердце Ванзарова выдержало удар красоты достойно, но разум не мог не отметить: Нил Нилыч обладает отменным чутьем. Как нарочно, подобрал в качестве запасной невесты существо, очаровательно и неуловимо схожее со шпагоглотательницей. Но внешними чертами и бирюзовостью глаз сходство заканчивалось. Цвет волос разный. Одного взгляда хватило, чтоб оценить все достоинства.
– Вам-то зачем? Осмотры не требуются, я уж… – сказала и осеклась. Но этого было достаточно. Барышня поспешно решила, что чиновник полиции желает проверить ее желтый бланк, который дозволяет заниматься поиском клиентов на улицах. Но ведь сыскная полиция – не Врачебно-санитарный комитет, проститутки не их профиль. Без сомнения, юное существо – бланкетка. Хоть и завязавшая.
– У меня дело касаемо господина Бородина, – понизив голос, сказал Ванзаров.
– Что с ним? – с неменьшим страхом, чем соперница, вскрикнула Варвара.
– В дверях неудобно…
Родиона немедленно впустили. Гостиная отличалась примерно так, как и оба гостевых дома. Особенно запахом. В жилище госпожи Нечаевой царил невероятный аромат, не хуже парфюмерной лавки. Словно ведрами духов тщательно вымыли жилище. И было чем. Флакончики всех форм и сортов замерли почетными шеренгами. Среди привычных пузырьков Брокара виднелись нескромные формы Violettes de Parme и Lilas Blanc от Bourjois, которые могла себе позволить далеко не каждая барышня столицы. В таком удушье и запах гниющей плоти не различить.
– Что с Нилом?
– Жив и здоров. Во всяком случае, пока… Варвара Ивановна, позволите осмотреть ваше жилище?
Презрительный жест, дескать, делайте что хотите, предоставил полную свободу. Скорее для очистки совести, а уж совсем честно – чтобы присмотреться к барышне не торопясь, Ванзаров прошелся по комнатке, заглянул в шкаф под занавески, наведался в крохотную спальню и не поленился залезть под кровать. Обыск Варвара вытерпела не шелохнувшись.
– Теперь развеете таинственность?
Родион поинтересовался, на какие средства барышня существует.
– Пишу криминальные романы с продолжением для ежедневных газет.
– Да что вы?! Газеты проглядываю. Конечно, романчики не читаю, но что-то вашей фамилии не припомню.
– Пишу под псевдонимом, издатель категорически запрещает его разглашать.
– Позвольте, случайно, не Розовое Домино? Угадал?! Вот славно… Ваш «Макарка-душегуб» делает тираж «Петербургскому листку». Матушка моя до слез обожает эту ахи… то есть этот романчик… Что живете так скромно?
– Издатель жадничает, платит копейки, – печально призналась барышня. – Хлеб литератора криминальных романов горек. Далеко нам до гонораров графа Толстого. Говорят, низкая литература, недостойное чтиво. Зато народ любит нас. И этого достаточно… Это не лучший мой роман. Скоро выйдет история из жизни парижского света. У меня много фантазий…
– Раз у вас так развито воображение, быть может, поясните, что за рок навис над семьей Бородина?
Варвара заморгала хорошенькими глазками:
– Впервые слышу… Нил весел, полон жизни. Ни о каких подобных заботах не говорил. По-моему, это какая-то ошибка.
– А его матушка?
– Ну что вы! Филомена Платоновна – изумительная женщина. Мы поняли друг друга с полуслова. У нас так много общего, она тонкий ценитель изящных мелочей женского бытия. И самое главное – беззаветная любовь к Нилу. Простите, что говорю такие искренние вещи построннему человеку.
– Как видно, делите эту любовь на троих…
Барышня-литератор сжала губки и решительно сказала:
– Нил достаточно честен со мной, он не скрывал, что есть еще одна… Я не желаю ей зла, но Нила не отдам. Ради его счастья пойду на все. Он может быть счастлив только со мной.
– Сколько между вами разница? Не меньше тридцати лет, кажется…
– Это пустяки. Как женщина я значительно старше и, уж простите, мудрее его. Ему нужны моя забота, моя сила и моя молодость.
– У вас есть приданое? – спросил Родион.
Варвара только улыбнулась:
– Нила это не смущает.
– И родители ваши согласны на такой неравный брак?
– У меня никого нет, кроме дальней родственницы. Сама распоряжаюсь своей судьбой. Не верю ни в рок, ни в прочие глупые страхи. Могу знать, что угрожает моему жениху?
Чиновник полиции придумал кристально честную историю о том, как через агентов дошли слухи, что известному бильярдисту угрожают какие-то темные личности, и потому следует провести дознание, пока гром не грянул. Кажется, барышня не поверила, но виду не подала.
– Кстати, чему посвятили вчерашний вечер? – спросил фантазер.
– Работала над рукописью.
– Никуда не выходили?
– Зачем? Нил был занят, а без него мне теперь скучно…
– Это его подарки? – Родион указал на парфюмерное богатство.
– Ароматы для меня – все. Женщина, не умеющая пользоваться духами, не имеет будущего.
– И не одевающаяся у мадам Живанши?
– Где еще бедная девушка может найти приличное платье?
– Понимаю: одеваться не в «Смерти мужьям» – смерти подобно.
– О вкусах не спорят. Как сказал Сенека, принимая яд из рук Нерона. – И она впервые улыбнулась. Мило и чувственно. Прямо мороз по коже.
А ведь надо признать: барышня не только в фантазиях разбирается, знает, чего хочет от жизни. И, кажется, может взять свое. Если случай подвернется.
Опять попросив связаться, если что вдруг будет замечено необычного и подозрительного, Ванзаров спросил:
– С госпожой Бородиной поладили, а как вас приняла Аглая? Она ведь большое влияние на Нил Нилыча имеет. Не правда ли?
– Возможно, – сдержанно ответила Варвара.
Покинув жилище красавицы, Родион поймал извозчика до участка. И пока колеса стучали по мостовой, в голове чиновника полиции бились вопросы: как же Филомена Платоновна любит сына, если рада таким разнообразным дамам? Может, правда о внуках мечтает? И почему это в квартире литераторши не нашлось ни следа чернил, перьевых ручек или хоть клочка исписанной бумаги?
15Вязанка книг упрямо разваливалась в руках. Плутарх сыпался на Апулея, а на них наседал Петроний. Не иначе любопытные коллеги постарались. Повоевав с бечевкой, Родин кое-как скрепил непослушные тома и уже подхватил саквояж, чтобы вернуться из отпуска домой, как перед столом выросла физиономия коллежского секретаря Матько. Оказалось, господина Ванзарова спрашивает какой-то господин.
Готовый к подвоху или дружеской шутке, что одно и то же, Родион Георгиевич вышел в приемную и обнаружил невысокого мужчину, как видно, приезжего. Вид его внушал смешанные чувства. С одной стороны, было жаль чудака, заявившегося в столицу, судя по всему, из глухой провинции. Но с другой – так и хотелось брякнуть: «Куда ж ты сунулся, одуванчик?» Бедных или безумных родственников у Ванзаровых в провинции не имелось, и вообще незнакомец был искренне ему незнаком.
Господин лет пятидесяти застенчиво улыбнулся, снял комком кое-где светлую шляпу и представился Москвиным, доктором внутренних болезней из Москвы. И тут же протянул бумажку, сложенную пополам, оказавшуюся рекомендательным письмом. На бланке Министерства иностранных дел горячо любимый Борис Георгиевич изволил сообщить:
«Дорогой братец! Ты знаешь, что я частенько относился с юмором к твоим играм в полицию…»
В этом месте Родион взял паузу, чтобы скрипнуть зубами, и продолжил чтение:
«…но сложились обстоятельства, которые требуют твоей помощи. Ты не поверишь, но именно так, и это прошу я – твой обожаемый брат…»
Тут Родион Георгиевич позволил себе саркастическую ухмылку, впрочем, незаметную.
«…Если ты поможешь милейшему Игнату Семеновичу, моему московскому приятелю и совершенно волшебному доктору, торжественно обещаю: никогда больше не говорить вслух, что думаю о сыскной полиции, и, более того, оказывать тебе, братец, помощь без всяких нравоучений. А помощь моя непременно тебе понадобится, уж поверь. К тому же Москвин – один из самых славных чудаков, каких я видел, кристальная душа и полный растяпа. Очень прошу за него. Кстати, твои дружки-жулики обчистили его до копейки, не успел он сойти с поезда. Некрасиво, честное слово. И куда смотрит полиция? Нежно тебя жму. Твой любящий брат Б. Г. В.».
Отплевавшись в душе от братских объятий, Родион вымучил улыбку и пригласил гостя, как оказалось – из Первопрестольной, к себе в закуток. Какое дело старшему брату до того, что младший в отпуске? Подумаешь, проблема.
Игнат Семенович устроился на краешке стула и похлопал ресницами, как застенчивая девица. Раздражение как рукой смахнуло. Ванзаров невольно улыбнулся, предложил чаю и сам принес. Приняв горячий подстаканник, доктор стал глотать кипяток с жадностью давно не евшего человека. Но тут же спохватился и вспомнил о своей беде. Оказывается, его обожаемая дочь приехала в Петербург два месяца назад, чтобы пожить столичной жизнью. Письма посылала регулярно, сообщая, что все чудесно. Но вот уже три недели от нее ни слуху ни духу. Отец места себе не находит, все-таки ребенок один в большом городе, даже родственников нет.
Родион попросил письма, но оказалось, Москвин благополучно их забыл. Хотел положить – и забыл. Где остановилась дочь, тоже не знал, вернее, знал, она что-то писала, но начисто вылетело из головы. И только фото было при нем. Со снимка глянула натуральная кукла: круглое личико, вздернутый носик, локоны и пухлые губки с пышными щечками. Конфетка, одним словом. И как у папаши ума хватило такое дитя отпустить? Видно, крутит отцом как хочет.
– Какого цвета у нее глаза? – вдруг спросил Ванзаров.
– Волшебные, как цвет огня, из которого родилась богиня Афина. – Доктор расплылся в сладких грезах. – Мы и назвали ее в честь глаз Афиной…
Что-то много голубоглазых красоток стало попадаться чиновнику полиции. Явно не к добру. А тут еще дух любопытства, надо сказать, жуткий нахал, начал теребить и требовать показать отцу баночку. Он же доктор, должен выдержать. Но Ванзаров приструнил разгулявшегося духа.
– Не волнуйтесь, никуда она не денется, все будет хорошо, найдем, – отчаянно соврал Родион. Не мог же сказать правду о том, что бывает с одинокими красивыми девушками в столице.
– Благодарю вас от всей души. – Допив чай до капельки, доктор встал. – Когда позволите заглянуть?
– А вы куда собрались? – строго спросил Ванзаров. – Вас же обокрали…
– Ничего, как-нибудь. Вот Афиночку увижу – и домой.
Проклятье стального сердца чиновника полиции – это жалость. Родион подхватил Москвина и отвел в ближайший трактир Жукова, где запихнул в голодного солидный обед. Там же за столом набросал краткое, но строгое письмо маменьке, усадил осоловевшего страдальца на извозчика, заплатив вперед, и отправил в отчий дом, где его примут как родного. И варенья, наверное, к чаю дадут.
Как иначе мог поступить Ванзаров? Он ведь чиновник полиции – кому же, как не ему, помогать и защищать. Помогать бескорыстно – это ведь естественное свойство человека, разве нет? Помогать бедным и защищать слабых без раздумий и выгоды – не эта ли простая способность делает нас людьми, а вовсе не дура-эволюция, придуманная полоумным Дарвином? Так ведь?
Родион не чувствовал, что совершил нечто важное или хорошее. Он поступил естественно. Нет, все-таки одно чувство испытывал: ужасную тяжесть в желудке от переедания. Доктор отказывался есть без Ванзарова, пришлось и ему налегать.
Тяжко дыша и с трудом направляясь к участку, Ванзаров не сразу заметил фиакр. А заметил, когда чуть не налетел на Бородина.
Нил Нилыч сменил костюм и, как видно, настроение. Вид имел напуганный и растерянный. Сытая леность растаяла, как и не было. Сразу ясно: что-то случилось. Даже спрашивать не пришлось. Бородин протянул почтовый конверт.
Внутри оказался листок, на который приклеили типографские слова:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Собирательницы ягод и грибов.
2
Мастер фейерверков.
3
Полная любви (греч.).
4
Евангелие от Марка 9:47.
5
Дама, стремящаяся к артистической славе.
