Темные реки сердца

Остальная информация о ней была предельно скупа:

ПОЛ: Ж ВОЛОСЫ: ТЕМН. ГЛАЗА: КАРИЕ

РОСТ: 163 СМ ВЕС: 52 КГ

Эти бюрократические краткие сведения вряд ли бы помогли, вздумай Спенсер описать ее кому-либо. С их помощью невозможно было вызвать перед глазами тот образ, который действительно отличался от всех остальных: прямой взгляд ясных глаз, чуть асимметричная улыбка, ямочка на правой щеке, нежная линия подбородка.

С прошлого года, получив финансовую поддержку от Национального управления по борьбе с преступностью, калифорнийский отдел автотранспорта начал кодировать и закладывать в электронную память фотографии и отпечатки пальцев водителей, получающих права или прошедших перерегистрацию. Со временем полицейские фотоснимки и отпечатки пальцев каждого человека, имеющего водительское удостоверение, будут внесены в файлы, хотя подавляющее большинство этих людей не только не были в заключении, но даже никогда не находились под следствием.

Спенсер считал, что эта акция – первый шаг для того, чтобы ввести на каждого внутренний паспорт – примерно такого типа, что были в ходу при коммунистических режимах до их падения, и он в принципе был против этого. Однако в данном случае его принципы не помешали ему затребовать из досье Валери ее фотографию.

Экран вспыхнул, и появилось ее лицо. Она улыбалась.

За окном слышались леденящие душу жалобы эвкалиптов на мировую несправедливость и неумолчный, монотонный стук дождя.

Спенсер заметил, что перестал дышать.

Мельком увидел, что Рокки с любопытством смотрит на него, затем – на экран, потом – опять на него.

Спенсер взял кружку и отпил еще немного кофе. Рука его дрожала.

Валери знала, что какие-то силы охотятся за ней, и знала, что они нагоняют ее, именно поэтому она и убежала из своего дома буквально за несколько часов до того, как они пришли. Если она была невиновна, то с чего бы ей вести полную страха и неопределенности жизнь беглянки?

Он поставил кружку на стол и, быстро прикасаясь к клавиатуре, дал команду вывести ее фотографию.

Загудел лазерный принтер. Из аппарата появился тонкий лист белой бумаги.

Валери. Улыбается.

В Санта-Монике никто не приказывал сдаваться, прежде чем началось нападение на дом. Когда нападающие ворвались, никто не крикнул: «Полиция!» Но все же Спенсер был убежден, что эти люди – бойцы какого-то полицейского подразделения. Об этом свидетельствовали их форма, очки ночного видения, вооружение и способы действия.

Валери. Улыбается.

Эта милая женщина с приятным, тихим голосом, с которой Спенсер разговаривал накануне в «Красной двери», казалась симпатичной и порядочной, не способной на ложь, в отличие от многих других. Во-первых, она не отвела взгляда от его шрама и спросила о его происхождении, и в ее глазах не было ни жалости, ни любопытства – таким же тоном и с тем же выражением она могла бы поинтересоваться, где он купил свою рубашку. Большинство из тех, с кем ему приходилось встречаться, исподтишка разглядывали его шрам и спрашивали о нем лишь тогда, когда чувствовали, что он видит, насколько их мучает любопытство. Прямота Валери была неожиданна. Когда он ответил ей, что шрам он заработал в детстве в результате несчастного случая, Валери сразу же поняла, что он не хочет или не может говорить правду, и перевела разговор на другую тему, как будто ей было и не очень-то интересно. И потом он ни разу не замечал, чтобы она рассматривала бледную полосу на его лице, и, что было еще важнее, у него даже не возникало чувства, что она специально старается не смотреть на его шрам. Она нашла в нем гораздо более интересные качества, чем эта бледная полоса, уродующая его лицо.

Валери. В черно-белом.

Он не мог поверить, что эта женщина способна совершить какое-нибудь тяжкое преступление, а тем более настолько чудовищное, чтобы ее пытались захватить с помощью сил особого назначения, да еще в полной тишине, с автоматами и в самой совершенной экипировке.

Может быть, она состоит в связи с каким-нибудь очень опасным преступником?

Спенсер сомневался в этом. Он вспомнил некоторые детали. Одного обеденного прибора, одного стакана и надувного матраса явно было маловато для двоих.

И все же нельзя исключать такую вероятность. Возможно, она жила и не одна, а тот человек специально принимал все меры предосторожности, опасаясь преследования со стороны полиции.

Фотография, отпечатанная лазерным принтером, была темновата, на ней Валери получилась не очень удачно. Спенсер поднастроил принтер, чтобы получить еще одно изображение, чуть посветлее.

Это изображение было лучше, и он сделал пять копий.

Пока он не взял в руки снимок с ее портретом, Спенсер и сам не осознавал, что собирается искать Валери Кин, где бы она ни была, что хочет найти ее и помочь ей. Независимо от того, что она совершила – даже если она виновна в преступлении, независимо от того, чего это ему будет стоить, независимо от того, как она к нему относится, – Спенсер собирался быть рядом с этой женщиной и вместе с ней бороться с той опасностью, которая грозила ей.

Но тут он вздрогнул, поняв, что будет означать для него взятое на себя обязательство, ведь до этого момента он считал себя абсолютно современным человеком, который не верит ни в Бога, ни в черта, ни в себя самого.

Слегка испугавшись и не в состоянии понять, что же им двигает, он тихо произнес:

– Черт бы меня побрал.

Собака чихнула.

Глава 4

К тому времени как «Битлз» начали петь «Я лучше заплачу», Рой Миро почувствовал, как начинает холодеть рука покойной. Этот холод стал проникать и в него самого.

Он отпустил ее и надел перчатки. Он вытер ее руки уголком простыни, чтобы на них не осталось никаких следов от его пальцев – пот или жир, которые помогли бы обнаружить отпечатки.

Обуреваемый противоречивыми чувствами – горюя из-за кончины симпатичной женщины и радуясь, что она освободилась от этого мира, полного боли и разочарований, – он пошел на кухню. Он хотел быть там, откуда сможет услышать, как муж Пенелопы, приехав, отопрет гараж.

На выложенном плиткой полу он заметил несколько капель крови. Рой взял бумажные полотенца и с помощью «Фантастика», обнаруженного в шкафчике под мойкой, все вымыл и вычистил.

Затем он вытер следы своих грязных бот и тут заметил, что мойка из нержавеющей стали не очень опрятна, и вычистил ее до блеска.

Стекло в микроволновой печи тоже было забрызгано жиром. Он протер его так, что оно засияло.

Когда «Битлз» пропели уже добрую половину «Я вернусь», а Рой отмывал дверцу морозильника, щелкнул замок гаража. Рой бросил в мусороизмельчитель использованные бумажные полотенца, поставил на место «Фантастик» и взял пистолет, который положил на кухонный стол после того, как освободил Пенелопу от ее земных страданий.

Кухня отделялась от гаража небольшой комнатой для стирки. Рой повернулся к закрытой двери.

Было слышно, как Сэм Беттонфилд въехал в гараж. Затем замолк двигатель. Раздался скрип закрываемой дверцы.

Наконец-то он пришел домой после своих бухгалтерских сражений. Утомившись от многочасовой работы, от сухих цифр. Устав платить огромные суммы за квартиру в Сенчури-Сити и прилагать громадные усилия, чтобы оставаться на плаву в системе, где деньги ценятся выше людей.

В гараже хлопнула, закрываясь, дверца машины.

Измотанный жизнью в городе, не знающем справедливости, находящемся в постоянной войне с самим собой, Сэм мечтает выпить, обнять Пенелопу, поужинать и посидеть перед телевизором часок-другой. Эти простые радости и восемь часов сна и являются единственными утешениями, предназначенными компенсировать тяжелую жизнь, дающими убежище от жадных и вечно недовольных клиентов, – сон его, наверное, нередко прерывается кошмарами.

Рой мог предложить ему кое-что получше. Счастливое избавление.

Сэм уже поворачивал в замке внутренней двери ключ, клацнул засов, скрипнула открываемая дверь. Сэм вошел в прачечную.

Дверь на кухню стала открываться, и Рой поднял пистолет.

Вошел Сэм – в плаще и с портфелем в руках. Это был человек с быстрыми черными глазами, начинающий лысеть. Он слегка вздрогнул, но голос его прозвучал вполне спокойно:

– Похоже, вы не туда попали.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Рой произнес:

– Я знаю, каково вам приходится. – И три раза нажал на курок.

Сэм не был крупным человеком, может быть, лишь килограммов на двадцать тяжелее жены. Тем не менее было нелегко поднять его наверх, снять с него плащ, ботинки и уложить в кровать. Когда дело было сделано, Рой почувствовал удовлетворение оттого, что поступил правильно, положив Пенелопу и Сэма вместе при таких возвышенных обстоятельствах.

Он натянул одеяло в пододеяльнике на грудь Сэма. Пододеяльник был также украшен вставкой из кружева, такой же, как и на наволочках, так что казалось, что эта супружеская пара обряжена в красивые стихари вроде тех, в которых изображают ангелов.

Пластинка «Битлз» закончилась уже давно. С улицы доносился шелест дождя, такого же холодного, как и тот город, на который он проливался, такого же неумолимого, как время, как тьма.

Хотя он сделал доброе дело и следовало с радостью осознать, что страдания этих людей прекратились, он чувствовал печаль. Это была светлая печаль, и слезы, катившиеся по его щекам, были слезами очищения.

Затем он спустился вниз, чтобы вытереть несколько капель крови Сэма с пола на кухне. В большом встроенном шкафу под лестницей он нашел пылесос и убрал грязь, оставшуюся на ковре от его грязных ног.

В сумочке Пенелопы он нашел карточку, которую дал ей. Там стояло вымышленное имя, но тем не менее он все равно забрал ее.

Наконец он последний раз пошел в спальню и, сняв телефонную трубку, набрал 911.

Когда ему ответил голос диспетчера полиции, Рой произнес:

– Здесь очень грустно. Очень, очень грустно. Кто-то должен сию же минуту приехать сюда.

Он не стал вешать трубку и оставил ее на столе, чтобы связь не прерывалась. Адрес Беттонфилдов должен появиться на экране компьютера у диспетчера, но тем не менее Рой не хотел рисковать, не желая, чтобы Сэм и Пенелопа оставались здесь еще несколько часов или даже дней, прежде чем их обнаружат. Они были славными людьми и не заслуживали того, чтобы их нашли окоченевшими, посеревшими, начавшими разлагаться.

Он отнес свои боты и ботинки к входной двери и быстро их надел. Он не забыл поднять с пола свой револьвер для отпирания замков.

Под дождем он прошел к своей машине и уехал от этого места.

Его часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Хотя на Восточном побережье было на три часа больше, Рой был уверен, что контактер в Виргинии ждет его звонка.

У первого же красного светофора он взял с пассажирского сиденья свой кейс. Он подключил к сети компьютер, который все еще был соединен с сотовым телефоном. Но не стал его отключать, поскольку оба аппарата были ему нужны. Нажав несколько кнопок, он наладил радиотелефон таким образом, чтобы тот реагировал на заданные голосом инструкции, а также действовал микрофон с громкоговорителем, чтобы руки были свободны для управления машиной.

Когда зажегся зеленый свет, Рой пересек перекресток и, включив междугороднюю связь словами:

– Соедините, пожалуйста, – произнес вслух нужный ему номер в Виргинии.

После второго гудка раздался знакомый голос Томаса Саммертона, который невозможно было спутать ни с чьим – такой южный и мягкий, как ореховое масло.

– Алло?

Рой сказал:

– Будьте добры, позовите Джерри.

– Простите, вы ошиблись номером. – Саммертон повесил трубку.

Рой прекратил связь словами:

– Теперь, пожалуйста, разъедините.

Через десять минут Саммертон перезвонит ему из безопасного места, и они смогут поговорить, не боясь подслушивания.

Рой проехал мимо сверкающих витрин магазинов на Родео-Драйв к бульвару Санта-Моника, затем свернул на запад в сторону жилых кварталов. Среди огромных деревьев стояли большие дорогие дома, жилища привилегированных, оскорбляющие его чувства.

Когда зазвонил телефон, он не стал снимать трубку, лишь произнес:

– Пожалуйста, примите вызов. – Соединение произошло по устной команде. – Теперь, пожалуйста, закодируйте, – сказал Рой.

Компьютер издал сигнал, свидетельствующий о том, что все, что будет ими произноситься, станет непонятным ни для кого, кроме них с Саммертоном. При передаче их речь будет расчленена на отдельные звуки, и эти звуки будут передаваться в беспорядочном сочетании. Оба телефона подключены к одному устройству, так что бессмысленный поток звуков будет преобразован в нормальную речь на выходе.

– Я видел утренний репортаж из Санта-Моники, – сказал Саммертон.

– Соседи говорят, что утром она была на месте. Но, очевидно, ей удалось улизнуть до того, как мы установили дневное наблюдение.

– Как она узнала?

– Могу поклясться, у нее на нас какой-то нюх. – Рой свернул на запад, на бульвар Сансет, вливаясь в плотный поток машин, скользящих по мокрому асфальту и освещающих тротуары фарами. – Ты слышал что-нибудь о человеке, который там оказался?

– И сбежал?

– Но мы действовали очень грамотно.

– Значит, ему просто повезло?

– Нет, еще хуже. Он знал, что делает.

– Ты хочешь сказать, что он имеет соответствующую подготовку?

– Да.

– Где-нибудь здесь, в местных органах или на федеральном уровне?

– Он сделал одного из наших бойцов как младенца.

– Значит, его уровень повыше местного.

Рой свернул с бульвара Сансет на более тихую улицу, где особняки прятались за высокими заборами, живой изгородью и огромными деревьями.

– Если нам удастся выследить его, что с ним делать?

Саммертон ответил после некоторой паузы:

– Надо выяснить, кто он, на кого работает.

– И задержать его?

– Нет. На карту поставлено слишком многое. Надо, чтобы он исчез.

Извилистые улицы змеились вверх по лесистым холмам, огибая уединенные поместья, где въездные аллеи обрамлялись высокими разлапистыми деревьями, с которых стекала вода.

Рой спросил:

– Должны ли мы переключиться с женщины на него?

– Нет. С ней надо разобраться немедленно. Еще какие-нибудь новости?

Рой подумал о мистере и миссис Беттонфилд, но не стал говорить о них. Необыкновенная доброта, которую он проявил по отношению к ним, не имела никакого отношения к работе, и Саммертон бы его не понял.

Поэтому Рой сказал:

– Она кое-что оставила для нас. – Томас Саммертон ничего не ответил, вполне возможно, он почувствовал, что именно могла она им оставить. Однако Рой уточнил: – Фотографию таракана, прибитую к стене комнаты.

– Разберись с ней как следует, – сказал Саммертон, вешая трубку.

Вписываясь в длинный поворот под мокрыми зарослями магнолии возле чугунной ограды, за которой в дождливой тьме виднелся освещенный дом в колониальном стиле, Рой произнес:

– Прекратить кодирование. – Компьютер издал сигнал, свидетельствующий о том, что команда выполнена. – Пожалуйста, соедините, – сказал Рой и назвал телефонный номер, подключавший его к «Маме».

Мелькнул экран дисплея. Взглянув на него, Рой увидел первый вопрос: «Кто здесь?»

«Мама», в отличие от телефона, не реагировала на устные команды, поэтому Рой съехал с шоссе к аллее, ведущей в поместье, и остановился у высоких кованых чугунных ворот, соответствовавших духу допроса, которому подвергся Рой. После того как он передал изображение отпечатка своего большого пальца, он получил доступ к «Маме» в Виргинии.

Из ее обширного меню он выбрал «Старший офицерский состав». Затем указал «Лос-Анджелес» и тем самым подсоединился к самому большому из «детишек» «Мамы» на Западном побережье.

Он прошелся по нескольким меню лос-анджелесского компьютера, пока не нашел файлы отдела фотографий. Файл, интересовавший его, постоянно менялся – он так и думал, – и он подключился, чтобы изучить его.

У его портативного компьютера экран давал черно-белое изображение – такая и появилась фотография человека крупным планом. Однако его лицо было повернуто от объектива, наполовину в тени, к тому же за завесой дождя.

Рой был разочарован. Он надеялся получить более четкое изображение.

Это, к сожалению, было больше похоже на картину импрессиониста: в общих чертах понятно, но в деталях – сплошная загадка.

Несколько раньше в Санта-Монике команда наблюдения сфотографировала незнакомца, зашедшего в дом до того, как на него совершила нападение команда специального назначения. Но ночное освещение, сильный дождь и густые деревья помешали сделать хороший снимок, так что трудно было разглядеть лицо этого человека. Более того, поскольку они никак не ожидали, что он туда зайдет, сочли, что это обычный прохожий, который просто пройдет мимо, и поэтому были чрезвычайно удивлены, когда он вдруг свернул к дому женщины. Тут же попытались сделать снимки, но все они оказались неудачными, и ни на одном нельзя было разглядеть лицо человека, хотя фотокамеры были снабжены телеобъективами.

Более удачные снимки были уже заложены в систему компьютера, где они подверглись обработке по программе усиления. Компьютер выделит дождевые помехи и уберет их. Затем он постепенно высветлит затемненные участки, пока не станет возможным идентифицировать все биологические структуры – учитывая и обширную информацию по строению черепа, справляясь по огромному каталогу отличий, существующих между расами, полами, возрастными группами, – компьютер выделит то, что можно будет выделить по этому снимку, и выдаст информацию.

Однако процесс был непростым и занимал некоторое время, даже учитывая бешеную скорость, с которой действовала программа. В конце концов любой снимок разбивался на темные и светлые точки, называемые пикселями: кусочки мозаики одинаковой формы, но слегка различающиеся по структуре и освещенности. Каждый из сотен тысяч пикселей будет тщательно проанализирован, из него извлечется информация не только относительно того, что он сам несет в себе, но также и о том, как он связан с другими пикселями, его окружающими, а это значило, что компьютеру предстояло совершить несколько сотен миллионов операций по сопоставлению и принятию решения, чтобы сделать изображение четче.

И даже тогда все же не будет гарантии, что изображение, появившееся в результате всей этой работы, адекватно внешности сфотографированного человека. Вся аналитическая работа такого плана была больше искусством – или, скорее, цепью догадок, нежели надежным техническим решением. Рой знал множество примеров тому, как улучшенные компьютером фотографии имели столь же мало сходства с изображенным человеком, как рисунок художника-любителя, толпы которых осаждают туристов у Триумфальной арки в Париже или же на Манхэттене. Однако все же лицо, появляющееся на компьютере, частенько достаточно похоже на свой оригинал.

Теперь, когда компьютер приступил к принятию решения и работал с пикселями, слева направо по изображению на дисплее, казалось, пробегает дрожь. И хотя кое-какие изменения произошли, они не смогли сыграть значительной роли. Все же это было не то. Рой не мог различить черты лица человека.

В течение ближайших нескольких часов эта дрожь будет пробегать по изображению каждые шесть-десять секунд. Истинный эффект можно будет получить лишь через довольно большой промежуток времени.

Рой выехал из аллеи, оставив компьютер в рабочем состоянии так, что ему был виден экран.

Некоторое время он мотался вверх-вниз по холмам, время от времени останавливаясь на красный свет светофоров, пытаясь выбраться из сгустившейся темноты туда, где огни сгрудившихся особняков, не загороженных густыми деревьями, мерцали своим таинственным светом, намекая на загадочную и непонятную ему жизнь.

Время от времени он бросал взгляд на экран компьютера. Лицо, по которому все время пробегала дрожь. Повернутое вполоборота к нему. Незнакомое и затененное.

Когда он наконец снова выехал на бульвар Сансет, а затем на улицу у подножия холмов Вествуда, туда, где располагалась его гостиница, он был рад снова оказаться среди людей, более похожих на него самого, чем среди тех, кто жил в роскошных особняках наверху. Здесь, внизу, люди знали и нужды, и страдания, и неуверенность в завтрашнем дне, это были люди, чью жизнь он мог улучшить, люди, которым он мог дать хоть толику справедливости и милосердия – тем или иным способом.

Лицо на экране все еще было призрачным, расплывчатым, возможно, зловещим. Это было лицо хаоса.

Этот человек, как и та неуловимая женщина, стояли на пути порядка, стабильности и справедливости. Возможно, это злой человек или же просто встревоженный и сбитый с толку. В конце концов, это не имеет значения.

– Я подарю тебе покой и мир, – пообещал Рой, глядя на медленно изменяющееся лицо на экране дисплея. – Я найду тебя и дам тебе покой и мир.

Глава 5

Под стук непрекращающегося дождя по крыше, под завывание ветра в роще, пока пес мирно спал, свернувшись в клубок на соседнем стуле, Спенсер пытался с помощью компьютера составить досье на Валери Кин.

В соответствии с данными отдела автотранспорта водительское удостоверение получено ею впервые, это не перерегистрация, и для того, чтобы его получить, она представила в качестве своего удостоверения личности карточку отдела социального обеспечения. Отдел автотранспорта произвел проверку и удостоверился, что ее имя и номер соответствуют тому, что занесено в файлы отдела социального обеспечения.

Это дало Спенсеру четыре отправные точки для того, чтобы отыскать Валери в других банках данных: он знал ее имя, дату рождения, номер водительского удостоверения, номер карточки социального обеспечения. Теперь не представляло труда узнать о ней больше.

В прошлом году он, употребив все свое терпение и искусство, постарался проникнуть во все организации, предоставляющие кредиты. Они были наиболее защищенными из всех. Теперь он опять внедрился в самые крупные из них в поисках Валери Кин.

Их файлы включали сорок две женщины с таким именем. В пятидесяти девяти случаях имя писалось как «Кийн» или «Киин», а в шестидесяти четырех – как «Кинь». Спенсер набрал номер ее карточки системы социального обеспечения, ожидая, что придется отсеять шестьдесят три – шестьдесят четыре номера, однако ни у кого номер карточки не совпадал с тем, что был занесен в данные отдела автотранспорта.

Нахмурив брови, он набрал дату и год рождения Валери, надеясь получить что-нибудь здесь. Из шестидесяти четырех Валери лишь одна родилась в указанные день и месяц, однако – на двадцать лет раньше.

Сидя рядом с похрапывающей собакой, он набрал номер водительского удостоверения девушки и стал ждать, пока система проверит всех Валери. Из тех, у кого были водительские удостоверения, пятеро получили их в Калифорнии, но ни один номер не совпадал с ее номером. Еще один тупик.

Зная, что при введении данных бывают ошибки, Спенсер проверил данные на всех калифорнийских Валери, пытаясь отыскать ту, у которой дата рождения отличалась от имеющейся у него на одну цифру. Он был уверен, что сможет обнаружить, где служащий просто ошибся, введя шесть вместо девяти или перепутав еще какие-нибудь цифры.

Ничего. Никаких ошибок. И судя по полученной по файлам информации, ни одна из этих женщин не могла быть той Валери, которая ему нужна.

Невероятно, но Валери Энн Кин, недавно работавшая в «Красной двери», отсутствовала в списках клиентов организаций, предоставляющих кредиты, – очевидно, она никогда ничего не брала в кредит. Это было возможно лишь в том случае, если она никогда ничего не покупала в кредит, никогда не имела никаких кредитных карточек, никогда не открывала счет в банке и не брала там ссуд, ее никогда не проверяли на предмет ее кредитоспособности ни работодатели, ни хозяин квартиры.

Чтобы дожить в Америке в наше время до двадцати девяти лет, не имея дела ни с какими кредитующими организациями, надо быть цыганкой или безработным бродяжкой, по крайней мере, с подросткового возраста. Судя по всему, она никак не могла быть ни тем ни другим.

Хорошо. Надо подумать. Налет на дом означал, что за Валери охотится полиция – какой-то из ее отделов. Значит, надо искать среди данных на преступников.

Спенсер вернулся в компьютерную систему полицейского департамента Лос-Анджелеса и оттуда начал проверять все списки города, округа и штата на предмет присутствия в них Валери Энн Кин, выясняя, была ли она когда-либо под судом и следствием, обвинялась ли в каких-либо преступлениях.

Городская система ответила: «Отсутствует».

«Нет данных» – был ответ из округа.

«Не обнаружено» – ответ из штата.

Ничего, пусто, ноль.

Используя совместный банк данных лос-анджелесского полицейского департамента и департамента юстиции в Вашингтоне о лицах, обвиненных в совершении преступлений против государства, он также ничего не получил. Данных о ней не было и там.

В дополнение к десяти разыскиваемым преступникам ФБР, кроме того, разыскивало сотни людей, тем или иным образом причастных к расследованию преступлений – в качестве подозреваемых или возможных свидетелей. Спенсер проверил, имеется ли имя Валери в каком-нибудь из тех списков, но его и там не оказалось.