Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Был ли он назиром, одним из тех благочестивых евреев, которые, как сказано в Числах44, чтобы жить в благодати и чистоте, брали на себя обет придерживаться вегетарианской диеты (кузнечики мясом не считались, если верить Мишне[8])? Известно, что Самсон, герой, обладавший легендарной силой, был одним из них. Назиры отращивали бороды и волосы. Поступал ли так же Иоанн, исполнившийся «Духа Святаго еще от чрева матери своей» (Лк., 1: 15)? Об этом Иосиф Флавий говорит в одном абзаце своей «Иудейской войны», в ее «старославянской» версии: «Был тогда человек, ходивший по Иудее в странных одеждах из звериных шкур, облегавших тело в местах, где его не покрывали собственные волосы, и лицом похожий на дикаря»45 (Иосиф Флавий. Иудейская война. II, 2).

Подобно древним пророкам – Илии, Амосу, Осии, Иеремии или Исаии – этот харизматичный человек, которому были близки эсхатологические[9] идеи, объявляет, что гнев Небес скоро постигнет нечестивый народ Израиля и уничтожит его. «Уже и секира при корне дерев лежит». Всякое дерево, «не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь»46 (Мф., 3: 10). В его видении будущего нет ничего увлекательного. Иоанн не возвещает никакой «благой вести», не обещает всем спасения. Его резкие замечания суровы, чрезвычайно суровы. Бог будет отделять зерна от плевел. «Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым» (Мф., 3: 12)47. Образ весьма выразительный для его слушателей. Когда тяжелые снопы раскладываются на гумне, там их давят и растирают копыта быков, а корзинщики веют хлеб – бросают на ветер вместе солому и зерно. Солома будет собрана, чтобы исчезнуть в огне, а зерно бережно хранится как запас в амбаре. Так будет со злыми и добрыми в Судный день.

Солома окажется в печи, а хорошие колосья Израиля будут сложены в небесные житницы.

С какой неистовой силой, в каком грозном тоне, с какой оскорбительной ожесточенностью отчаянно обрушивается он на своих сограждан, особенно на членов двух основных религиозных групп или «партий» своего времени, фарисеев и саддукеев, которые пришли на берег реки посмотреть на него – больше из любопытства, чем ради покаяния: он считает их «чернью» или «порождением ехидны», то есть потомками Каина, рожденного, в соответствии с эзотерической еврейской традицией, от союза Евы и змея. Одно из самых худших оскорблений для еврея из всех возможных! Он хочет пробудить своих единоверцев от духовной летаргии, смутить их совесть. Нет, недостаточно всем вместе прятаться за соблюдением обрядов чистоты, установленных Законом, мало бояться неумолимого Страшного суда, мало прийти к нему, чтобы спастись! Ничто подобное не может сохранить их от неугасимого огня, который он возвещает, и их принадлежность к избранному народу не является гарантией спасения. Остерегайтесь застывших идей, не верьте мнимой безопасности, которую дает безоговорочный союз Завета! Избранность больше не принадлежит лишь одному народу – детям Израиля по плоти и крови: «ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму»48 (Мф., 3: 9). Только на иврите в этой фразе есть игра слов, основанная на сходстве их звучания: min ha-abanîm ha-elleh banîm49.

Что же тогда делать? Евреи должны глубоко раскаяться в своих грехах, как индивидуальных, так и коллективных, отвернуться от идолопоклонства, изменить свои сердца, вести праведную жизнь и заниматься благотворительностью. «Сотворите же достойный плод покаяния» (Мф., 3: 8), говорит он в своих проповедях50. Если у кого-то есть две туники, он должен делиться с тем, у кого нет ни одной; если у другого есть пища, пусть он поступает так же. Несмотря на его требовательную строгость, его ужасающие увещевания, его призывы к покаянию и аскетизму, он молниеносно добивается поразительного успеха у всех слоев общества, начиная с крестьян, рыбаков, ремесленников – короче говоря, тех, кого называли «амхаарец», что значит «народ земли», то есть невежды, те, кого религиозные элиты презирали за неуклюжесть и за несоблюдение основных правил благочестия, кто часто был ритуально нечистым. Сюда следует добавить солдат вспомогательных войск Ирода Антипы, а также налоговых и таможенных сборщиков, иначе «мытарей», многочисленных на границах Иудеи и Иереи. «Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем. […] Ничего не требуйте более определенного вам»51, – советует он мытарям. Это, безусловно, много говорит о жестокости солдат и алчности сборщиков налогов. Только после душевного переворота он разрешает крещение водой – последний шанс избежать разрушительного Страшного суда и окончательного уничтожения.

Омовения или крещение?

В древние времена омовение в воде было общим для восточных культов и применялось при инициации или изгнании бесов из одержимого. Вода, символ жизни, плодородия и чистоты, омывает и оживляет. Последователи культа Исиды, Митры или элевсинских мистерий практиковали священное омовение в водах Нила, Евфрата или моря. Евреи же совершали омовения несколько раз в день, чтобы избавить себя от осквернений, неизбежных в повседневной жизни. Войти в дом язычника, приблизиться к прокаженному, больному экземой или мертвецу – все это делало еврея нечистым. Значит, нужно было омыться, чтобы вновь войти в культовую общину. Омовение совершалось в проточной воде, использовались помело из иссопа и пепел рыжей коровы, в которой нет порока, как это предписано в Числах52. Такой ритуал не освобождал от греха или проступка против морали, но позволял человеку отделиться от нечистого мира и приблизиться к Богу53. Это правило вначале касалось священников Иерусалимского храма, которые омывались до и после религиозных церемоний. Накануне Праздника кущей первосвященник погружался в воду пять раз и мыл руки десять раз (это называется День погружения). С II–I вв. до и. э. обряды омовения проникают в домашнюю жизнь и становятся популярны у израильтян. В Книге юбилеев[10] сказано: «И всякий раз будь чист своим телом и омывайся водою, прежде чем приступишь принести жертву на жертвеннике; омой руки и ноги, прежде чем приблизиться к жертвеннику. И когда ты приготовишь жертвоприношение, то опять омой руки и ноги» (Юбил., XXI). Археологи обнаружили большое количество купален и бассейнов этого периода как в Иудее, так и в Галилее. Их находят недалеко от ворот Храма, а также в Иерихоне, Масаде, Сепфорисе. В домах аристократов были устроены миквы, то есть бассейны для сбора дождевой воды (то есть воды, полученной из рук Божьих). Такая миква имела размеры приблизительно 2 на 4 м, ее объем был по меньшей мере 40 сеахов (600 л), в нее погружались, спускаясь вниз по двум или трем ступеням.

Создателями этих обычаев были не консерваторы-саддукеи (эти иерусалимские знатные особы и священники высокого ранга сдержанно относились к литургическим новшествам), а фарисеи – книжники и наставники, обязанностью которых было объяснение Закона и обучение ему. Они завоевали большое влияние среди населения. Желая сделать детей Израиля народом священнослужителей, славящих Господа, они увеличивают количество предписаний, относящихся к нечистоте. Благочестивый еврей должен был постоянно остерегаться мирской жизни и очищать себя: после того как он присутствовал на похоронах, после исполнения супружеских обязанностей… Даже предметы не избегли воздействия этой навязчивой идеи. Кубки, кувшины, блюда следовало постоянно мыть. Вошло в привычку белить известью перед Пасхой места погребения, чтобы их можно было заметить издали и избежать оскверняющего контакта с ними[11]. Все быстро стало причиной нечистоты. Иосиф Флавий в своей последней работе Contra Apion – «Против Апиона» – сообщает, что жители Иерусалима крадутся вдоль стен, чтобы не задеть прохожих, которых они встречают!

Распространение обрядов привело к разделению, чрезвычайной изоляции общества на «праведников» и «грешников», которые недостаточно или плохо соблюдали многочисленные запреты (даже название «фарисеи», parishim на арамейском языке, означает «отделившиеся»). Во времена Иисуса некоторые виды деятельности и категории людей считались нечистыми только из-за возможного контакта с язычниками, женщинами или трупами: проститутки, мытари, пастухи, врачи, мясники… Повсюду увеличилось число различий, и это дробление угрожало основам единства еврейского народа.

Ессеи – и те, которые жили в деревнях, и те, которые обитали в маленьком квартале на юге Иерусалима, и те, кто поселился на пустынной скале Кумран, – ненавидели отказавшихся присоединиться к ним евреев, ненавидели язычников, осуждали оскверненную службу в Храме Иерусалима, но при этом проявляли еще большую привязанность к очистительным обрядам и купанию, чем их противники фарисеи. Доводя до логического конца идею разделения, после того как в 152 г. до н. э. был низложен Симон, сын Онии III, из законной линии Садока (первосвященника времени Соломона), они жили по принципу автаркии, то есть стараясь как можно меньше зависеть от внешнего мира, вокруг своего почитаемого Учителя праведности[12]. По Иосифу Флавию, эти сектанты делились на четыре касты.

Если член высшей касты по своей оплошности касался члена низшей, то должен был срочно омыться. Они ожидали восстановления духовно возрожденного Храма, который ускользнет из рук первосвященников-узурпаторов, и настаивали на единственном культовом обряде, который у них остался, – на омовении водой54.

Новый обряд

Крещение Иоанна имеет иное значение. Это очищающий и объединяющий ритуал, который не имел предшественников в иудаизме55. Он отделяет не священное от мирского, а хорошее от плохого, нравственное от безнравственного. Таким образом, он имел своей целью сохранить внутреннюю чистоту, святость. В отличие от омовения крещение было торжественным провозглашением веры. Этот коллективный обряд, выполняемый один раз и навсегда, утверждал обращение в веру. Иоанн был купающим священнослужителем, и он был единственный такой. Его жест был знаком его авторитета. Крещение совершалось через полное погружение в проточную воду родника или реки или в более обильные, но илистые и загрязненные воды Иордана. Тот, кто выходил на берег, омываемый струями воды, стекавшей с его тела, возрождался; он был похож на только что созданное творение Бога и был готов встретить последние дни, которые уже близки. Он совершал обряд перехода, вступления в эсхатологическую общину, которая уже не была общиной детей Израиля.

Несомненно, Иоанн был не единственным, кто вел такой образ жизни. Время от времени какой-либо благочестивый еврей покидал населенные места и удалялся в пустыню. Иосиф Флавий, представитель следующего поколения, рассказывает, что после того, как к 16 годам узнал на опыте три основные религиозные партии своего времени: фарисеев, саддукеев и ессеев, он последовал за Баннусом, «который жил в пустыне, одежду себе находя на деревьях, а пищу – там, где ее произвела природа, и часто днем и ночью обливаясь холодной водой для очищения»56 (Жизнь Иосифа Флавия. 2. 11). Но ни один из этих вегетарианских отшельников не крестил.

Лишь после смерти Иоанна быстро начинают распространяться баптистские секты: баптисты, купающиеся утром, гемеробаптисты (баптисты, практиковавшие омовение повседневно), назареи, сабии, масботеи. В дальнейшем они будут сосуществовать с первыми христианскими общинами Востока. Не говоря о христианских сектах баптистов, возникших во время протестантской Реформации, некоторые небольшие группы таких сектантов до сих пор существуют в Южном Ираке и Иране, например мандеи, примкнувшие к этой традиции позже.

Чтобы привлечь все больше последователей, Иоанн передвигается вдоль Иордана. Повсюду он завоевывает симпатии: группа крещеных людей не была организованной сектой, не стремилась ни к каким политическим переменам. Иоанн не призывает к свержению римской власти, не поднимает массы против захватчиков и тех, кто сотрудничал с ними, против первосвященников и саддукеев. Его деятельность, исключительно моральная и духовная, была направлена на внутреннее обновление, милосердие, помощь бедным. После крещения его последователи возвращались к своим обычным занятиям. Тем не менее небольшая группа энтузиастов постоянно следовала за ним. Он учил их поститься, вести аскетический образ жизни и давал им «несколько образцов молитвы, типовую молитву, такую, какой потом станет «Отче наш» для христиан»57.

Иоанн не являет никаких «знамений», никаких чудес, не совершает чудесных исцелений. В отличие от апокалиптического движения, которое просматривается в древнем иудаизме, он не оставил никаких сочинений. Интересно, что он говорит о скором приходе того, кто превосходит его, кто «гораздо сильнее». Кем будет этот загадочный пришелец, он не поясняет. Будет это ангел, архангел, военачальник или новый первосвященник? Может быть, это царственный мессия или мессия-священник? Или потомок Давида? Не пророк ли, возвещающий конец времен, который будет выступать наместником Господа? Или это будет тот странный Сын Человеческий, о котором говорится в Книге Даниила, написанной во II в. до и. э.? А знает ли сам Иоанн, кто это будет? «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его»58 (Мф., 3: 11). Самое удивительное сравнение. В раввинской литературе это унизительная работа, которую обычно исполняли рабы-неевреи. Учителя иудаизма могли бы попросить своих учеников о разных вещах, но не об этом. Однако Креститель наделяет «Идущего за ним»59 таким превосходством над этими учителями, что счел бы для себя честью выполнить такую работу для него, если бы не чувствовал себя недостойным60.

По собственному желанию он ограничивает свою роль, ожидая этого эсхатологического персонажа, предназначенного Всевышним крестить уже не водой, но Святым Духом. Обряд Иоанна является только промежуточной ступенью к Его обряду, это крещение ожидающих, его одного недостаточно. Вода приносит в земную жизнь только чистоту, а Дух принесет жизнь вечную. Иоанн знает, что в истории Спасения он лишь вестник, Предтеча, чье предназначение – открыть сердца и подготовить путь. Евангелист Иоанн пишет: «Сам он не был Светом, но пришел, чтобы свидетельствовать о Свете»61 (Ин., 1: 8)

Был ли Иоанн Креститель ессеем?

В 1955 г., через несколько лет после сенсационного открытия рукописей Мертвого моря, историк Ж. Стайнман считал возможным влияние ессеев на развитие и проповедование Иоанна62. Показателен тот факт, что их убежище в Сокока-Кумране находилось всего в пяти часах пути от того места, где он крестил. Как и эти странные отшельники, одетые в белое, Иоанн отвергал обычный образ жизни евреев и святость Храма. Как они, он считал, что народ Израиля сбился с пути и что только люди, живущие в чистоте, будут спасены. И, как ессеи, он проповедовал близкое пришествие царства мессии, он вместе с ними считал духовным подвигом уход в пустыню.

Не напоминает ли крещение Иоанна практикование этими сектантами ритуального омовения? Даже их пищевые привычки, кажется, были одинаковы. Он питался, как мы уже писали, саранчой. Между тем в одном из сочинений ессейской секты, «Дамасском документе» (глава XII, стихи 14 и 15), особо говорится о том, что саранчу следует жарить или варить перед употреблением. Иоанн не пил вина. Ессеи тоже не пили его, а пили только тирош, сладкий виноградный сок…

Христианская традиция связывает служение Иоанна со стихами из книги Исаии: «Раздается голос: В пустыне приготовьте путь Господу; выпрямите в необитаемой местности дорогу для нашего Бога» (Ис., 40: З)63.

Кроме того, было установлено, что ессеи с особым рвением размышляли над книгой этого великого пророка и относили к себе вышеупомянутый отрывок. Подобно Иоанну, они толковали эти строки как призыв удалиться в пустыню, чтобы подготовиться к приходу Всемогущего и ждать исполнения приговора огнем (Ис., 66: 16)64.

В конечном счете Стайнман видел в Крестителе не ортодоксального последователя, а «диссидента ессеев». В этом случае Иоанн был «в значительной степени ознакомлен с их монашеской жизнью, с методами толкования священных текстов, принятыми в их Общине, и с действовавшими в ней правилами аскезы» прежде, чем отказался от части их принципов. Даниель-Ропс, кардинал Жан Даниэлу и отец Баргиль Пикснер также зачисляли его «в сферу влияния ессейства»65.

Историки отказались от этой точки зрения, которую приняли в эйфории после открытия рукописей Мертвого моря. На самом деле различия тут важнее, чем сходства. Иоанн не был приверженцем постоянных омовений в течение дня, которые, по мнению ессеев, означали, что человек принадлежит к группе избранных. Кроме того, он проповедовал для всех. Искать связь Иоанна с сектантами Мертвого моря рискованно. Если он и побывал в Сокока-Кумране перед тем, как начал пророчествовать, мы должны признать, что у него не осталось никаких воспоминаний об этом…

Интереснее проанализировать ошеломляющий успех Иоанна Предтечи. Он во многом объясняется особой ситуацией в стране в ту эпоху. Витавшие в воздухе идеи питали в душах людей страстное ожидание обновления; они знали, что оно, несомненно, произойдет, но слабо различали его очертания. Как ни парадоксально, волосатый и громогласный поборник справедливости, чья манера говорить была туманной и тяжеловесной, был выразителем этой величайшей изумительной надежды…

Глава 2

Политический кризис и мессианские ожидания

Евреи и греческий мир

В античном мире «потомки Авраама» представляли собой обособленный народ. От 5 до 6 миллионов из них обосновались за пределами Палестины[13]. Такова была диаспора, которая возникла задолго до двух разграблений Иерусалима Навуходоносором (598–586 до н. э.) и Великого переселения вдоль берегов Евфрата. Войны, смешение народов, развитие торговых связей в пределах греко-римского мира, способствующее объединению культур, объясняют размах этой колонизации. В Риме, возможно, насчитывалось 50 тысяч евреев из 800 тысяч жителей; в Коринфе, Антиохии и особенно Александрии, куда еврейские иммигранты прибывали мощным потоком с конца IV в. до и. э., были обширные еврейские кварталы.

Иерусалим во времена Иисуса

Эти люди забыли иврит или арамейский, говорили на греческом языке и верили в единого Бога. Их монотеистическая вера, провозглашенная пророками Израиля и ревниво исключающая возможность языческих верований, имела абсолютную власть над людьми Завета, которые считали себя единственными носителями ни с чем не сравнимого откровения, и неразрывно связывала их религиозную и общественную жизнь. Чтобы обеспечить их верность, Рим признал особый статус евреев, предоставив им значительные льготы. Евреи были освобождены от обязанности поклоняться местным богам, а также (из-за Шаббата и пищевых запретов) от воинской службы. Им была дана собственная администрация по вопросам культа, им было разрешено молиться в их синагогах (kinnereth на иврите, «собрание», «собрание молящихся»), продавать «кошерные» продукты и собирать ежегодный налог – 2 драхмы – на восстановление и содержание Храма. Некоторые, как отец Савла из Тарса, приобретали статус «римского гражданина».

В Палестине насчитывалось от миллиона до полутора миллионов жителей, но демографическая ситуация в ее областях не была одинаковой. Ее южная часть, экономически бедная и суровая Иудея, сердце старинного Иудейского царства, была наиболее однородной. Будучи землей «сыновей Давида» по преимуществу, получала все преимущества от обладания Иерусалимом, с его Храмом, единственным местом, где ЙаХВе[14] пребывал среди своего народа и ему приносили в жертву животных.

Он (Иерусалим. – Ред.) был выбран в качестве столицы Давидом, а Соломон, сын Давида, построил там Первый храм. Иерусалим, живший в основном за счет этого величественного здания, был центром высокомерной теократии, душой которой было высшее священство, и в первую очередь великие первосвященники, которые получали святое помазание, как прежде цари Израиля, и отвечали за применение Божественного закона. Сильно эллинизированные евреи диаспоры приезжали сюда на время больших праздников и останавливались в городе на постоялых дворах при синагогах. Закон обязывал всех евреев посещать Храм три раза в год, на Пасху (Песах, празднование Исхода Божьего народа из Египта), Пятидесятницу (Шавуот, праздник в память о даровании Закона на горе Синай, отмечается через пятьдесят дней после Пасхи) и Праздник кущей (Суккот, в начале осени, славящий приход Бога в пустыню). Но среди них было мало верующих, строго соблюдавших это правило. Большинство посещали Святой город только один или два раза в год. Наиболее священным праздником была Пасха, самым посещаемым – Пятидесятница, а самым радостным – Праздник кущей.

В центре находилась Самария – область с этнически разнородным населением. Она стала такой с тех пор, как ассирийский царь Саргон II в VIII в. до и. э. переселил в эти места много людей из разных народов. Языческое поклонение идолам смешивалось здесь с культом ЙаХВе. После того как Кир II Великий, основатель Персидской империи, позволил иудеям вернуться из изгнания, некоторые из евреев учинили религиозный раскол и построили на возвышавшейся над столицей Самарии, Сихемом, горе Гаризим (868 м) храм – соперник Иерусалимского. Их храм был стерт с лица земли в 128 г. до н. э. Иоанном Гирканом, первосвященником Иерусалима и князем еврейского народа, но восстановлен самаритянами, стремившимися поклоняться Богу на этой горе, которую они считали священной. Иудеи считали этих людей еретиками, «одержимыми демоном». «Кусок хлеба, данный самаритянином, более нечист, чем мясо свиньи», – гласит распространенная поговорка. Самаритяне в той же мере ненавидели иудеев. Они плевали в иудеев, когда те проходили по их земле, так что иудеи, направляясь в Галилею, предпочитали обходной путь по негостеприимной долине Иордана.

На севере Галилея, название которой происходит от еврейского guelil-al-goyin (Круг язычников, или Галилея язычников), тоже имела бурную историю. Ее жители имели смешанное происхождение: в них смешалась кровь иудеев, итурейцев, ассирийцев, вавилонян, греков. Долгое время считалось, что население этого края исповедовало иудаизм с наклонностью к универсализму, но совсем недавно археологи установили, что Галилея была скорее еврейской, чем эллинизированной (правда, неудобно противопоставлять две настолько связанные культуры). Между галилейскими и иудейскими евреями всегда существовало значительное культурное сходство: так, в обеих провинциях отмечается присутствие mikvoat в домах, каменных чаш для омовений и керамики с абстрактными изображениями. Похоронные обычаи также были одинаковы. В отличие от самаритян жители Галилеи были верны культу Иерусалимского храма и приходили в него на великие праздники66.

Во II в. до и. э. Палестина стала предметом вожделения двух соперничающих эллинистических династий, которые возникли при разделе империи Александра между его военачальниками – египетскими царями Птолемеями и сирийскими царями Селевкидами. Она была захвачена Египетской династией и находилась под властью царей Египта в период от Птолемея II до Птолемея IV (310–200 до и. э.), затем попала под власть Селевкидов в 200 г. до н. э., но при обеих династиях имела привилегию самоуправления под властью первосвященника. Существование влиятельной еврейской эллинизированной элиты побудило первосвященника Ясона просить у царя Антиоха IV Эпифана разрешения сделать Иерусалим греческим городом. Его поступок имел большой успех среди правящей элиты, но вызвал недовольство, а затем гнев традицоналистов, которых, в частности, возмутило создание в городе гимназии. Когда Ясон был смещен и в сан первосвященника был возведен его более радикальный соперник Менелай, закономерно возник вопрос, не находится ли в опасности сама религия (172 до и. э.). Поскольку эти события сопровождались повышением налогов, собираемых в пользу царя, многие евреи бежали в пустыню и подняли мятеж. Это движение достигло большого размаха, когда сопротивление стало организованным. Это произошло на Иудейских холмах, а собрались восставшие вокруг священника Маттафия и его сына, энергичного и свирепого Иуды по прозвищу Маккавей, что значит «молот» (около 170 до и. э.). Ситуация стала настолько напряженной, что царь Антиох IV был вынужден послать войска для восстановления порядка. Попытка оказалась безуспешной. Тогда монарх решил прибегнуть к крайней, неслыханной мере: так как оба лагеря, «эллинисты» и благочестивые евреи, сражались во имя Закона, Антиох своим указом запретил его исполнение (168 до и. э.). Именно этот указ обычно называют «запрещающим эдиктом». Его следствием стала радикализация восстания и, без сомнения, те ужасы в стране, о которых рассказано главным образом в двух Книгах Маккавейских. Осквернение Храма посвящением его Зевсу Олимпийцу было лишь самым ярким эпизодом жестоких притеснений. Тем не менее с декабря 165 г. Храм был освобожден Маккавеями и снова посвящен еврейскому культу. Весной 163 г. начались переговоры евреев с новым царем, Антиохом V.