Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Нужно повторить: важно оставаться открытым для тайны и избегать пристрастного редактирования. Когда киножурналисты Жерар Мордилла и Жером Приёр признались, что целью их серии расследований, которая была показана на телеканале Arte, было разоблачение мошеннических выдумок, обманов и предательства Церкви, короче говоря, что они желали взорвать обман, на котором основано христианство, считая его антисемитским и жестоким по природе, насколько можно было им верить?15 Можно ли при таком расположении ума вынести справедливое, проницательное и не резкое суждение?16 Историческая честность плохо сочетается с воинственной антирелигиозностью, – впрочем, с устаревшим фундаментализмом она сочетается так же плохо.

При строгом соблюдении границ между этими двумя областями можно получить рациональный, а не рационалистический подход к личности основателя единственной религии, которая желает быть воплощенной. Трудно сразу уяснить себе, каким был Иисус. Поэтому следует искать, насколько это возможно, в оставленных им следах тесную связь его бытия и его послания, «особый отпечаток, делавший его единственным в своем роде»17. Агностик Марк Блох говорил: «Христианство – религия историков»18. Перекличка с этим утверждением слышна в речи Бенедикта XVI о Слове Божием, произнесенной перед римским синодом 14 октября 2008 г.: «Исторический факт – основополагающее начало среди аспектов веры. История спасения – не миф, а историческая правда, именно поэтому ее нужно изучать методами, которые применяются в серьезных исторических исследованиях».

Значит, работа историка – обнаруживать пригодные для использования источники, делать среди них выбор, убеждаться в их подлинности и судить как можно честнее о том, насколько они достоверны, особенно когда речь идет о том, чтобы описать жизнь человека, родившегося две тысячи лет назад. Великий английский экзегет Чарльз Гарольд Додд говорил: «Догадка, высказанная по поводу информации, – законный инструмент историка. А для историка Античности она часто бывает необходимым инструментом»19. Нужно, как говорит профессор Жак Шлоссер, «брать на себя риск формулировать гипотезы и даже прибегать к помощи воображения, хотя это и надо делать очень сдержанно»20. Эта книга основана на некотором количестве предпосылок, которые будут считаться принятыми до тех пор, пока новые открытия не заставят нас изменить или отвергнуть то или иное толкование.

Итак, был произведен отбор среди гипотез, но этот отбор вовсе не был случайным. Выбраны те из них, которые во время исследований выглядят наиболее правдоподобными и которые, когда разработаны до конца, приводят к логической реконструкции. Когда несомненных доказательств нет, главным доводом в пользу гипотезы становится согласованность между собой основных данных.

Источники, содержащие сведения о жизни Иисуса, сами могли бы стать темой целого фолианта – так велика необходимость тщательно проанализировать, рассортировать и взвесить их согласно критериям историчности. Это сложная задача, потому что евангельские тексты, которым следует быть основной опорой исследователя, являются прежде всего религиозными писаниями, полными богословского значения, а не историческими повествованиями[3].

Помимо канонических Евангелий, многие античные авторы, в том числе Тацит, Светоний и Лукиан Самосатский, упоминают о некоем Иисусе из Назарета, еврейском реформаторе, казненном по приказу римского префекта Иудеи Понтия Пилата, что доказывает историческую реальность Иисуса. Плиний Младший, проконсул Вифании и Понта в Малой Азии, засвидетельствовал, что уже в начале II в. – и, несомненно, еще намного раньше – христиане считали Иисуса не мудрецом или философом, а богом, что в самой своей основе противоречило строго монотеистической религии, разработанной в Израиле. («Они поют гимн Христу как богу», – написал Плиний.)

Историк Иосиф Флавий, еврей из семьи священников, вставший на сторону римских властей, тоже в своих сочинениях два или три раза упоминает об Иисусе и даже посвящает ему целый абзац. Кажется, был обнаружен оригинал этого абзаца, без христианского комментария. К несчастью, из всех этих документов, даже из апокрифических Евангелий, можно извлечь очень мало информации, за исключением того факта, что никто, даже авторы Вавилонского Талмуда и первые оппоненты христианства, например философ-платоник II в. Цельс, не сомневаются в историческом существовании Иисуса.

Таким образом, четыре канонических[4] Евангелия остаются самым содержательным источником сведений об Иисусе из Назарета. За почти два века они выдержали столько иссушающих ветров сверхкритического, комментаторского и исторического анализа, что теперь совершенно невозможно полностью сомневаться в подлинности фактов, о которых в них рассказано. Эти Евангелия противоречат одно другому лишь во второстепенных подробностях.

То, что три первых Евангелия, синоптические, отражают учение, которое проповедовали ранние христианские общины, – правда; что в них к рассказу о событиях примешаны богословские заявления, – тоже правда. Но было бы необъективно отвергать их все целиком или сильно занижать их ценность. Их сведения в общем и целом достоверны – разумеется, если не придавать им такой смысл, при котором вера слишком главенствует над разумом. В них нет вымышленных картин на реальном фоне, и они вовсе не сказки христианских общин, как считал Бультман. У них есть прочный исторический фундамент. В них сконцентрированы воспоминания свидетелей из первого поколения. Англосаксонские исследователи все в большей степени начинают это признавать21.

При передаче устных сказаний применялись раввинские приемы обучения и запоминания. Это заметно в стиле и ритме многих фраз синоптических Евангелий.

Но уже во времена самого Иисуса некоторые его слова вполне могли быть записаны. (Это могло быть сделано на деревянных табличках, покрытых воском. Их широко использовали в средиземноморском мире. Такие таблички были найдены, например, в Помпеях, в Геркулануме и на севере Англии, возле стены Адриана.)

Ни одно из трех синоптических Евангелий не создает ощущения, что оно написано очевидцем. Их происхождение и зависимость между ними сложны. В приложении я указываю работы серьезных экзегетов, которые позволяют реконструировать историю этих Евангелий. По мнению первых Отцов Церкви, ядром Евангелия от Матфея были ранние записи, вероятно сделанные на арамейском языке апостолом Левием, называемым Матфей, а Евангелие от Марка отражает катехизис апостола Петра. Евангелие от Луки впитало в себя другие источники из кругов, близких к Павлу, а также некоторые элементы устного учения Иоанна, который тогда еще не написал свое Евангелие.

Кем был этот Иоанн (Йоханан), которого называют предпочитаемым или любимым учеником Иисуса и который умер глубоким стариком в городе Эфес, в Малой Азии? Совершенно ясно, что он был свидетелем. Маленькая группа апостолов и учеников, которые его окружали, недвусмысленно говорит об этом в конце его книжки: «Этот ученик свидетельствует о том, что описал, и мы знаем, что его свидетельство верно»22. Во II в. Поликрат, епископ Эфеса, уточнил, что Иоанн «был иереем (то есть священником) и [согласно этому сану] носил петалон (золотой лепесток), и был также свидетелем и дидаскалом [преподавателем]»23. Иоанн был из Иерусалима и принадлежал к высшей еврейской аристократии этого города. «Петалон» (tsits, золотой лепесток или цветок) был знаком священного сана, который во времена Исхода носил на груди первосвященник, но, кажется, потом его стали носить также некоторые представители семей, в которых были первосвященники. Этот Иоанн не имеет ничего общего, как считали с конца II в., с Иоанном, сыном Зеведея, рыбаком с Генисаретского озера, одним из Двенадцати, избранных Иисусом. Свидетельства Иринея, Папиаса и Евсевия Кесарийского указывают в том же направлении, не говоря уже о самом анализе 4-го Евангелия, где в центре внимания автора в значительной мере находится Иерусалим.

Документ первостепенной важности – канон Муратори, относящийся ко II в. после Рождества Христова, объясняет, при каких обстоятельствах «Иоанн, один из учеников» задумал свое сочинение. «Когда его соученики и епископы стали побуждать его к этому, Иоанн сказал: „Поститесь три дня, начиная с сегодняшнего, и мы расскажем то, что будет дано в откровении каждому из нас“. В ту ночь Андрею, одному из апостолов, было открыто, что все должны просматривать написанное, но записать все должен Иоанн от своего имени. [Иоанн] утверждает, что он был не только очевидцем и слушателем, но также тем, кто записал по порядку все чудеса Господа»24.

Значит, после распространения синоптических Евангелий в первых общинах апостолы – Андрей, вероятно, Филипп и Фома (имена которых достаточно часто встречаются в 4-м Евангелии), и несколько других учеников попросили этого носителя высокого сана и большого знатока Писания тоже написать Евангелие. По словам историка Евсевия Кесарийского (III–IV вв.), автора очень важной «Истории Церкви», речь шла о том, чтобы дать дополнительные уточняющие сведения о жизни и учении Иисуса, в особенности о начале его деятельности проповедника. Евангелист Иоанн действительно был одним из двух первых учеников Иоанна Крестителя, пошедших за Иисусом (другим был Андрей). Андрей и те, кто его окружал, объявили себя гарантами достоверности его повествования и помогли ему описать события, произошедшие во время проповеди Иисуса в Галилее, в которых Иоанн не участвовал. 4-е Евангелие в какой-то степени является Евангелием от Иоанна и этой группы.

Таким образом, это сочинение создано несколькими очевидцами и оттого имеет величайшую важность. Иоанн не повторяет того, что сказали три его предшественника, хотя, разумеется, читал их тексты. Сегодня историки признают, что это Евангелие не только имеет блестящие перспективы в богословии, но также является самым исторически точным. Еще в 1968 г. англичанин А.М. Хантер написал работу «Святой Иоанн, свидетель исторического Иисуса»25. «Все, что он говорит, историческая правда», – писал Жан Грожан, автор комментария к маленькой книжке Иоанна26. Женщина-историк Мари-Франсуаза Баслер также отмечает: «В итоге Евангелие от Иоанна оказывается наиболее богатым исторической информацией, самым достоверным и наиболее связно излагающим факты, хотя все единогласно признают его наиболее богословским; это достаточно большой парадокс»27. Все, что нам сообщают внешние исторические данные, в том числе последние археологические открытия, чудесным образом обнаруживается в этом тексте – места, города и селения, границы, учреждения, люди, занимавшие должности, борьба за власть между евреями и римлянами, соперничающие религиозные партии, образ мыслей и мелкие подробности повседневной жизни до падения Иерусалима в 70 г. н. э.[5] В Соединенных Штатах в связи с этим началась переоценка прежних представлений. Это может стать началом четвертого поиска Иисуса28.

Поэтому я буду опираться в первую очередь на это Евангелие, но не стану пренебрегать и обильными сведениями синоптических Евангелий о галилейской проповеди Иисуса. Несомненно, с хронологической точки зрения эти три Евангелия менее достоверны. Они группируют вместе притчи и изречения Иисуса, словно собирают цветы в букеты, сосредоточиваются на нескольких днях, когда Иисус противостоял фарисеям и саддукеям, и сокращают время его проповеднической деятельности до одного года, хотя Иоанн указывает, что она продолжалась немногим больше трех лет.

В противоположность экзегету, то есть толкователю Писания, который не может смешивать тексты, если желает понять собственную логику каждого из них, историк не должен бояться использовать и скрещивать источники, находящиеся в его распоряжении, – разумеется, относясь к своей работе критически и следя за тем, чтобы сочетания не были искусственными. Некоторых даже может удивить то, как много значения я придаю трем великим реликвиям Страстей Христовых – Туринской плащанице, Судариуму (то есть плату) из Овьедо и Хитону (иначе тунике) из Аржантея. Эта тема намного богаче и сложнее, чем думают многие. Множество реликвий оказались фальшивыми, но эти три, кажется, выдерживают историческую и научную критику. Первая и самая известная из них, Туринская плащаница, – это погребальная пелена, в которую было завернуто тело Христа. На ней сохранились отпечатки лица и туловища со спины, причем первый находится возле ног второго. Это отпечатки тела мужчины семитского типа, с кровоточащими ранами после бичевания и сильных ударов по лицу. На его голове была шапка из ветвей терновника. Он был распят на кресте римским способом, то есть с помощью гвоздей, вбитых в запястья и ступни, и у него была рана в правом боку, то есть на теле имелись те раны, которые были нанесены Христу во время Страстей. Это впечатляющее изображение – нерукотворное (не созданное рукой человека), почти нестираемое, изотропное (то есть симметричное во всех направлениях). И его ни разу не удалось воспроизвести, даже в лаборатории, хотя для этого применяли самые разнообразные технологии. Известно, что эту плащаницу почитали в Европе самое позднее с XIV в. Но лишь в 1898 г., когда ее впервые сфотографировали, было обнаружено одно из ее свойств, о котором раньше не подозревали, – ее сходство с фотографическим негативом.

Вторая реликвия, Судариум, хранящаяся в Испании, в соборе города Овьедо, – это кусок ткани, которым, как утверждают, было накрыто лицо Иисуса сразу после его смерти на кресте и который оставался на своем месте, пока тело Иисуса не было положено в гробницу. На этой ткани видны только пятна крови и более бледные пятна жидкости, похожей на кровяную сыворотку. Самые ранние достоверные сведения о Судариуме относятся к VII в.

И наконец, Хитон, который императрица Ирина подарила Карлу Великому и который еще в ту эпоху был помещен в монастырь Нотр-Дам-д’Юмилите (Богородицы Смиренной) в Аржантее. Предполагается, что это нижняя одежда Христа, которая прикасалась к его коже во время Крестного пути.

Результаты радиоуглеродного анализа этого Хитона вызвали много дебатов и полемики. В 1988 г. радиоуглеродные тесты показали, что Туринская плащаница возникла в Средние века (между 1260 и 1390 гг.). Но это заключение сразу же было оспорено на том основании, что так сильно загрязненная ткань может казаться моложе из-за микроорганизмов или в результате стирки в воде, содержавшей примесь углерода (в 1532 г., во время пожара, от которого пострадала плащаница, ее поливали водой). Однако в 2010 г. профессор Жерар Люкотт, биолог и генетик, осмотрел некоторые нити плащаницы под электронным микроскопом и обнаружил на них много следов карбоната кальция, бактерии и несколько видов плесени. Говорили также о починке плащаницы более новыми нитями: к такому выводу приходит в своих работах американский профессор Раймонд Н. Роджерс из Лос-Аламосской научной лаборатории.

Поэтому нельзя считать, что исследования закончены. С 1988 г. было сделано несколько больших шагов вперед в научном познании этих обладающих огромным обаянием археологических объектов. И благодаря этому возникли глубочайшие расхождения между словами, которые повторяют некоторые журналисты, и даже люди, близкие к католической церкви29, цепляясь за устаревшие результаты прежних анализов, и последними историческими и научными исследованиями, в основном во Франции, Италии и Соединенных Штатах. Эти открытия касаются в первую очередь текстуры ткани плащаницы и найденных на ней следов надписей на латинском и греческом языках.

Короче говоря, нельзя противопоставлять всего одну научную дисциплину, радиоуглеродный анализ, всем остальным, каким бы совершенным он ни был (сами специалисты признают, что он не всегда дает достоверные результаты). Существуют и другие способы датировки археологических объектов. Это тем более верно, что сравнительный осмотр трех названных здесь реликвий доказывает, что у них есть волнующие исследователя общие черты: пыльца одних и тех же растений, растущих в Палестине, и следы одинаковых по форме ран, оставленные кровью одной и той же группы (сравнительно редкой группы АВ)30. Одна лишь вероятность увидеть кровь этой группы на трех предметах из ткани, пути которых были разными в течение многих веков, равна 0,000125, то есть одному шансу из 8 тысяч, не говоря уже о вероятности других признаков соответствия, на которые указывает форма пятен. Скептиков я могу лишь отослать к Приложению 6 этой книги. Современная наука значительно повысила вероятность подлинности трех упомянутых здесь реликвий. Поэтому я считаю вполне законным учесть в этом повествовании внесенные ими уточнения.

Палестина в эпоху Иисуса

Глава 1

Иоанн Креститель

Иордан – деятель истории

Иордан, исток которого находится в горах Ливана, в местности Хасбайя, у подножия горы Хермон, соединяет озеро Хула и Тивериадское озеро и углубляется в самый глубокий и самый отвесный теллурический разлом нашей планеты, прежде чем затеряться на глубине примерно 400 м ниже уровня океана в бирюзовых непрозрачных водах Мертвого моря. Сначала бурный, он мало-помалу успокаивается и, лениво изгибаясь, катит свои волны вперед по равнинам, украшенным жасминами, мимозами и олеандрами, скользит, извиваясь, как змея, по белому мергелю рухнувшего плато Гхор, неся в своих водах грязную траву и сломанные ветки. Дальше он несет свои воды в засушливые местности с потрескавшейся землей среди колючего кустарника, камыша и тамаринда с розовыми цветами. Иногда, словно обессилев, он беспечно отдыхает на горизонтальных участках пути, где еще видны броды, когда-то известные караванщикам. В нижней части его долины пейзаж становится более диким – рыжеватые холмы с голыми вершинами. Здесь начинаются обожженные солнцем скалы Иудейской пустыни.

Важность пустыни в библейской символике общеизвестна. Она – место одиночества и аскетизма, место испытания, но также и место встречи с Богом. Она вызывает в памяти пылающий куст, который видел Моисей, Исход из Египта, Скрижали Завета, долгие скитания еврейского народа, ведомого своим вождем… Сложилось убеждение, что именно здесь, в этой пустыне, впервые явит себя Мессия.

Что касается Иордана, о котором в Библии упоминается около двухсот раз, он играет главную роль в священной традиции Писания и потому в культурном и религиозном мировоззрении еврейского мира. Этот мифический поток, символ изобилия и божественного расположения, является деятелем истории. Бассейн Иордана – сердце одного из первых регионов в Азии, который был колонизирован Homo erectus, пришедшим из Восточной Африки. Были найдены следы поселений палеолитического времени. Примерно за 10 тысяч лет до и. э. первое оседлое население появилось в Айн-Маллаха, Вади-аль-Хаммех и в оазисе Иерихон, где в избытке имеются финиковые пальмы, бананы и мирра. Производящее хозяйство появилось в 8-м и в 7-м тысячелетиях до и. э. – люди стали выращивать пшеницу, ячмень, заниматься скотоводством. Вдоль потока располагалось множество поселений, изрядное количество предметов были найдены в погребениях бронзового века (3000–1200 до и. э.).

При древних евреях река их предков служила границей между Землей обетованной и языческими странами, которые ее окружали. Именно при переправе через Иордан у Галгала, в виду Иерихона, прибывающие из степей Моава племена под предводительством Иисуса, сына Навина, преемника Моисея, чудесным образом – посуху – вошли в землю Хананейскую31. Согласно эпическому повествованию книги Самуила народ шел в торжественной процессии за ковчегом Завета, а тот был сделан из древесины акации, имел массивную крышку из золота, и несли его левиты-священнослужители. В этой же самой местности пророк Илия в IX в. до и. э. был вознесен на небо на огненной колеснице. Город Авелмехола, расположенный недалеко от берегов Иордана, традиция называет родиной Елисея. В его воды Елисей приказал сирийскому военачальнику царя Арама, Нееману, войти семь раз, чтобы очиститься и излечиться от проказы…

В память об этих достославных событиях несколько возмутителей спокойствия, считая себя вдохновленными Богом, собирали там своих сторонников. Таким образом, около 44 г. н. э., человек по имени Февда убедил толпу евреев избавиться от своего имущества и следовать за ним к реке, воды которой должны были разделиться на две части, как и в благословенное время Иисуса Навина. Прокуратор Куспий Фад захватил его и обезглавил. Иосиф Флавий рассказывает, что голову Февды внесли с триумфом в Иерусалим32. При Антонии Феликсе (52–60), другие шарлатаны обещали своим последователям «знамения и чудеса» в пустыне. В начале 60-х гг., при Порции Фесте, еще один лжепророк хотел привести своих сторонников туда под тем предлогом, чтобы найти спасение33. Эти начинания были в итоге утоплены в крови.

«В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря…»

Несколькими годами ранее, во время правления императора Тиберия появился в пустынной местности возле Иордана необыкновенный человек, в котором толпы видели нового пророка, возможно нового Илию. Его имя было Йоханан, иначе – Иоанн34. Его называли Предтеча или Креститель. Лука в своем Евангелии придает этому событию чрезвычайно торжественное величие, потому что оно открывает собой новую эру спасения и эпоху Мессии: «В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод [Антипа] был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне»35 (Лк., 3: 1–2).

Это обширное введение напоминает не столько работы греческих историков, сколько двух малых пророков Ветхого Завета, которые пользуются той же схемой, чтобы отметить начало нового времени, Аггей: «Во второй год царя Дария, в шестой месяц, в первый день месяца, было слово Господне через Аггея пророка к Зоровавелю…»36 (Агг., 1: 1) и Захария: «В восьмом месяце, во второй год Дария, было слово Господне к Захарии, сыну Варахиину, сыну Аддову, пророку…»37 (Зах., 1: 1).

Обратите внимание на скрупулезность евангелиста, определяющего хронологически начало проповедей Иоанна. После проведенной проверки все оказалось точным: во время правления Понтия Пилата в Иудее тетрархом38 в Галилее был Ирод Антипа, сын Ирода Великого, его сводный брат Ирод Филипп – в Итурее и в Трахонитской области, провинциях Северо-Востока и Востока, первосвященником был Иосиф Каиафа вместе со своим тестем Анной, предыдущим первосвященником, все, вплоть до нахождения в должности тетрарха мелкого князька Лисания из ливанской семьи. Его Лука упоминает в связи с близостью Абилены к римской провинции Сирия, откуда родом был он сам39.

Но что подразумевается под пятнадцатым годом правления Тиберия? Должны ли мы отсчитывать от начала его привлечения к управлению империей (в тринадцатом году) или от его прихода к власти после смерти Августа, его приемного отца (в следующем, четырнадцатом году)? Историки спорят об этом40. В начале XX в. выпускник Национальной школы хартий Артур Лот показал, что латинские историки, еврейско-римский историк Иосиф Флавий, первые Отцы Церкви, общественные надписи, нумизматика, в том числе сирийские монеты, отчеканенные в Антиохии, столице римского Востока, – все они датируют начало царствования Тиберия по времени смерти его приемного отца Августа. Если последний отошел в мир иной 19 августа 767 г. по эре Варрона[6], то есть в 14 г. н. э., то пятнадцатый год правления Тиберия длился с 19 августа 28 г. по 18 августа 29 г. н. э.41

Отшельник в пустыне

Какой странный персонаж этот Иоанн! Он носит своеобразный наряд, который защищает его от перепада температур в краю, где дневная и ночная температуры сильно различаются42: тунику из верблюжьей шерсти и кожаный пояс. Это описание напоминает описание Илии («человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим»43 (4 Цар., 1:8). Таким образом его представляют художники на протяжении веков. Сначала он появляется в области Иерея[7], в южной части Иордании на восточном берегу. В память о лишениях, понесенных народом Исхода, когда тот шел к Земле обетованной, он удалился в пустыню, где бродят дикие звери: антилопы, газели, волки, гиены… Посреди этих унылых холмов, где нет ни деревьев, ни кустов, он живет аскетом, не ест хлеба, не пьет вина и других полученных брожением напитков, питается исключительно диким медом, отложенным пчелами в тенистые трещины скал, и жирными желтыми саранчами, которых жарит на огне. Тишина! Все время тишина, которую нарушало только скрипучее карканье нескольких тощих ворон. Вскоре он чувствует новое призвание и становится из отшельника пророком. Похудевший, загоревший на солнце, он покидает раскаленные камни пустыни ради камышей Иордана. Толпы стекаются на его призыв. Они ищут вождя. Вполне вероятно, что это происходит осенью или в начале зимы 28 г. н. э., потому что летний зной таким мероприятиям препятствует.