Идеальная дочь. Книга 2

Лана поняла, что женщина-адвокат до сих пор злиться на своего бывшего клиента.

– Полной изоляции! Свидания несколько раз в год, редкие прогулки на свежем воздухе, ни интернета, ни телефона. В общем, никакой связи с внешним миром.

Последние слова её утонули в смехе и громких голосах, вошедшей толпы студентов. Разбившись на группы, они заняли сразу несколько столиков в полупустом кафе. Женщина скривилась, понимая, что посидеть в тишине и спокойно поговорить уже не удастся. Лана слышала, как те за её спиной, перебивая друг друга, выкрикивают заказ официанту.

– Так, как же он объяснил своё появление в том доме?

– Да никак! – громко ответила женщина, бросив сердитый взгляд на соседние столики, от чего шумные посетители кафе немного притихли.

Продолжила разговор Хелен уже более спокойно:

– Он, как заведённый твердил, что искал свою дочь. Но вот, что удивительно. Я и так и эдак перечитывала книгу и не нашла в ней упоминаний того, как сама автор объясняет появление в её доме убийцы. Она словно и не знала причины, по которой он вообще там появился. Да я больше скажу: она пишет о нём словно о совершенно незнакомом человеке, будто и не было той дружбы между его дочерью и этой Берг, словно они не были студентками в одном университете, в одной группе. Не были лучшими подругами, наконец! Она просто умолчала об их знакомстве, сделав из Равиля Кана безликого убийцу-психопата. Согласитесь это странно?

– Да, наверное.

– А теперь представьте, как восприняли это читатели? Они ещё больше возненавидели мужчину, что сотворил такое.

– Возможно, Дора и правда понятия не имела о его мотивах? – предположила Лана.

Хелен бросила на неё скептический взгляд.

– Девятнадцатилетняя девушка в кругу семьи принимает поздравления и вдруг неожиданно в дверях появляется человек с ружьём и начинает палить без разбора. Думаете, она не знала зачем он явился? Я уверена на сто процентов, мой бывший подзащитный отправился в тот дом лишь с одной целью. Найти дочь! И я не думаю, что он стал бы стрелять по безоружным людям, даже не поинтересовавшись перед этим, где она.

– Но в книге об этом ни слова, – задумчиво констатировала Лана, подводя итог сказанному женщиной-адвокатом и своим собственным мыслям.

Она только вчера осилила последние главы довольно объёмной книги и до сих пор находилась под впечатлением после прочитанного. В течение всего дня, занимаясь привычными делами в питомнике: кормя собак, вычищая вольеры, тренируя Ноя, она то и дело возвращалась мыслями к книге.

– Абсолютно ничего, – подтвердила адвокат. – Автор словно пытается убедить читателя, что поступок Кана никак не мотивирован. Можно было, конечно, невменяемость моего клиента списать на психические отклонения, но все процедуры, проведённые психиатрами, говорили лишь об одном. Вменяем! Значит, у него должен был быть мотив.

Адвокат сделала ударение на слове «должен».

– Посторонний мужик, – продолжала она, – вломившийся в чужой дом и расправившийся с целой семьёй, не решиться на такой поступок просто от нечего делать. Если он вменяет, конечно.

– А есть хоть какая-то вероятность предполагать, что он был не в себе в тот момент? – спросила Лана.

– Состояние аффекта из-за внезапного исчезновения дочери. На это я и ставила, когда защищала своего клиента, хоть он и не думал мне тогда помогать. В таком случае, возникает вопрос, что могло произойти в том доме? Я нисколько не верю в те «розовые сопли», каких в избытке в «Выжившей». Уж поверьте, я в этом разбираюсь. И ни за что не поверю, что в семье было всё так гладко, как нам пытается внушить Дора Берг.

«Возможно, она права», – задумалась Лана, бросая взгляд через стекло, на проходящих мимо прохожих.

То место, где они сидели, находилось в самом центре города. И чистота улицы за окном радовала газ. Ни какой грязи на тротуарах, пьяниц вечно дремлющих на скамейках, бездомных, что протягивают руку в надежде получить монету от редкого прохожего, переполненных мусорных бачков.

В одном из таких районов сейчас жила Лана. Жила уже несколько лет, мечтая, что когда-нибудь её зарплаты хватит на то, чтобы переехать на более спокойную улицу.

– Вы сказали, та часть в книге, где говориться об убийствах, – уточнила она, отводя взгляд от окна и возвращаясь к разговору, – соответствует действительности. Насколько она достоверна?

– Абсолютно. Когда четыре года назад поднялась шумиха из-за этого «шедевра», это было словно гром среди ясного неба. Толпы людей стояли в огромных очередях перед книжными магазинами, в надежде стать обладателями четырёхсот страничной исповеди спасшейся жертвы стрелка. Реклама велась ударными темпами: интернет, телевидение, газетные издания. Это было словно массовое помутнение. Но далеко не все знают истинную причину такого успеха. Дело в том, что за три недели до выхода книги кое-что произошло!

Женщина выдержала паузу прежде, чем продолжить и Лана вдруг подумала, что, как адвокат, в зале суда она, должно быть, хороша.

– С момента тех зверских убийств, прошло, по меньшей мере, два года. Довольно большой срок, чтобы мир забыл эту историю. Забыл, кто такая Дора Берг, забыл, что с ней произошло… Ведь за это время, с того кровавого сентябрьского вечера и до премьеры книги, произошла масса других значимых событий в стране и мире в целом. И новые громкие убийства, грабежи и насилие затмили то старое дело. Оно отошло даже не на второй план. На десятый! Но в то время книга уже готова предстать перед читателем и реклама ей не повредит. Вот тогда-то на сцене и появляется никому не известный автор со своей статьёй в интернете, с интригующим названием «Главная загадка столетия!» Слышали о такой?

Лана лишь отрицательно покачала головой.

– Вы, должно быть, не слишком подвержены влиянию прессы и телевидения? – усмехнулась Хелен, делая очередной глоток уже остывшего кофе.

– У меня вообще нет телевизора, – честно призналась Лана.

И это была правда. Она предпочитала чтение. А то, что не видела той статьи и не знала о книге, имело вполне простое объяснение. Она работала, как проклятая, пытаясь, стать лучшей в своей области. Приходила домой, с одним лишь желанием, поскорее добраться до кровати. Иногда даже стянуть с себя, пропахшие псиной, одежду она была не в силах. Настолько уставала.

– Это объясняет вашу неосведомлённость в этих вопросах, – понимающе кивнула женщина. – Так вот, статья была полностью посвящена тому делу. Не просто, размышления какого-нибудь писаки. Нет, там было всё. Представляете? Всё, что удалось узнать полиции, за время ведения расследования: полный перечень улик, свидетельские показания, фотографии мест, где были убиты все эти люди, их краткая биография, подробный план дома, – перечислила адвокат, загибая длинные пальцы с идеальным французским маникюром. – Но самое главное – это пошаговая детализация всех убийств, что произошли за тот короткий промежуток времени. В общем, всё что нужно.

– Думаете, произошла утечка? – склонила Лана голову чуть в право.

– Понятное дело, что просто с потолка это не взяли. Сведения точно были получены от кого-то, кто имел доступ ко всей имеющейся на тот момент информации. Но, несмотря на то, что люди теперь могли ознакомиться с подробностями из материалов дела, и вроде бы уже нет смысла перечитывать исповедь единственной оставшейся в живых девчонки, книге и её автору это пошло на пользу.

– И как думаете, кто за этим стоит?

– Уверена, что издательство. Одно я могу сказать точно. Это было сделано намеренно, я имею в виду, появление этой статьи и никто не сможет убедить меня в обратном. Люди ознакомились с ней, посмотрели жуткие картинки и вроде бы пора забыть всё, как страшный сон. Но теперь они хотели знать больше, надеясь, что единственная, оставшаяся в живых, сможет раскрыть тайну. Рассказать миру, почему это произошло, что же там случилось на самом деле. И читали до последней страницы, надеялись, что получат ответ. Вы ведь уже прочли её?

– Да.

– И каково ваше мнение об этом шедевре? – с интересом спросила женщина-адвокат.

– Некоторые вопросы так и остались без ответов, – разочарованно призналась Лана.

– А я о чём! – воскликнула та, и теперь уже молодые люди за соседними столиками повернули головы в их сторону, но женщина-адвокат этого даже не заметила. – Это книга пустышка! Просто воспоминания напуганной девчонки. В них нет ничего загадочного.

Адвокат бросила взгляд на наручные часы. Отведённые на разговор двадцать минут почти истекли.

Лана задала последний вопрос:

– Эту статью я смогу отыскать?

– О, да! Вы её легко найдёте, она в открытом доступе. И обязательно сравните.

Хелен поднялась со своего места и, достав бумажник, небрежно бросила на стол пару банкнот. Уже собираясь отойти от столика, она вдруг добавила.

– Моё мнение, как адвоката, обо всей этой истории таково… Человек, который отбывает пожизненный срок за убийство шестерых человек, прекрасно знает, что произошло с его дочерью. Поэтому-то те люди и мертвы.

Как часто он наблюдал за ней, думая, что она не видит. Не замечает его, словно он был никем. Сколько дней провёл в тщетных надеждах и мечтах! Засыпал с мыслями о ней, просыпался… и снова, не переставая, предавался мечтам.

Где-то в глубине души он всегда знал, что надежды нет, но что-то словно нашёптывало ему: «Подожди, скоро всё измениться…»

И в один прекрасный день, всё действительно изменилось!

Она сама пришла к нему. Сидела перед ним такая солнечная, неземная, чуть склонив голову набок. Мягко улыбалась, видя, как он краснеет и заикается.

Чёрт бы побрал его за это!

Стоило ей заговорить, как к нему тут же вернулись все его страхи. Но она словно не замечала, насколько он жалок, продолжала улыбаться, как умела только она. А потом заговорила. И он всё понял. Она пришла за помощью. С одной лишь просьбой.

Но выполнить её оказалось куда сложнее, чем он мог себе представить…

Глава 4

Декабрь 2009 год

За семь лет до этого

Она молча плакала. Стояла около окна, и слёзы медленно скатывались по её бледным щекам, образуя две ровные дорожки.

Она уже долго находилась в таком положении, просто стояла и наблюдала, как двумя этажами ниже маленькие фигурки людей, укутанные в тёплые одежды, сновали туда-сюда по занесённому снегом тротуару и клубы белого пара вырывались из их приоткрытых ртов.

Зима только ещё набирала обороты. Мороз крепчал с каждым новым днём. Дни становились короче, ночь вступала в свои права хозяйки. А люди всё торопливо шли, спеша по своим важным делам, не замечая, как из окна белоснежного здания за ними наблюдают. Они были слишком поглощены собой, в их головах роились тысячи мыслей, их не заботили посторонние проблемы, чужие беды, им это было безразлично. Каждый был за себя.

Смеркалось, а девушка всё продолжала неподвижно стоять, пока не стемнело настолько, что она смогла различить очертание своей фигуры на стекле, словно призрачное видение в белом.

Да так, собственно, она себя и чувствовала, как будто уже долгое время была мертва.

Призрак!

И поэтому окружавшие её люди не замечали её, они делали только то, что нужно было им, не заботясь о её желаниях, о её мечтах. Эгоистичный мир, погрязших в грехе.

Девушка приблизила опухшее от слёз лицо к холодному стеклу и, приоткрыв рот, сделала шумный выдох. Тут же прозрачная поверхность запотела. Она словно безвольная кукла-марионетка, управляемая кем-то сверху, приподняла руку, коснулась пальцем идеально ровной поверхности и начертила сначала круг, затем поставила две точки и дугу чуть ниже. Грустный смайлик.

Слёзы давно высохли, оставляя место лишь головной боли, где-то в области лба, и стянутость кожи на щеках. У неё не осталось ничего. Никаких мыслей. Лишь пустота.

Она словно птица в клетке, словно зверь, запертый в этой комнате с железной кроватью и собственными мыслями. Её раздражала эта стерильность и аккуратно расставленная мебель: кровать, тумбочка – всё это доводило до бешенства. Куда не глянь, везде белые девственно-чистые поверхности: стены, мебель, полы, так и хотелось всё испортить, сделать хоть чуточку грязным.

Как она сама!

Но скоро она станет такой же, чистой, обновлённой.

Как только она подумала об этом, глаза снова наполнились предательскими слезами, снова запершило в горле. Захотелось что-нибудь сломать, как уже не в первый раз ломали её тело.

Она не знала, сколько прошло времени, когда услышала тихие голоса за дверью. Это были новые звуки, не те, что девушка слышала на протяжении нескольких долгих часов ожидания. Люди ходили, говорили по ту сторону её клетки, постоянно надрывался телефон и женщина в белом халате, которую она видела, когда её только привезли в это место и проводили до палаты, поднимая трубку, отвечала заученные фразы.

Но с каждой минутой, с каждым часом за дверью становилось всё тише. Голоса постепенно смолкали, двери больше не хлопали, телефон успокоился окончательно. Она словно осталась одна во всём мире. А те немногочисленные прохожие за окном всего лишь ожившие картинки, служившие ей хоть каким-то развлечением.

Сколько ей ещё ждать неизбежного?

Может, будет лучше, если всё случится, как можно скорее?

Прямо сейчас откроется дверь и всё будет кончено.

Девушка знала, что так будет лучше. Знала, потому что бывала здесь не раз: в этом здании, на этом этаже, в этой палате. Точнее уже в третий раз она стояла у этого окна и вглядывалась вдаль. Только картинки за окном меняли свою палитру. Становясь то ярко зелёными, то бледно-жёлтыми… то, как сейчас белоснежно-голубыми.

Нет, она не хотела приближать этот миг. Она хотела ещё немного побыть не тем пустым сосудом. Хотела, чтобы в ней теплилась жизнь, чтобы она была той, кто поддерживает огонь в этом очаге. Хотела быть не просто оболочкой, которая ест, пьёт, ходит, несёт чушь…

Её обострившийся до предела слух уловил едва различимые шаги, и она вдруг с ужасом поняла, что момент настал. В глубине души ещё надеясь, что что-то поможет ей избежать того, что должно произойти дальше. Несчастный случай, кара свыше… Но понимала, что всё бесполезно. Надежда не сработала ни в первый раз, ни во второй. Все её попытки что-то изменить, были тщетными.

Она вздрогнула, когда услышала, как поворачивается ключ в замке. Вжала голову в плечи. Запаниковала. Её тонкие длинные пальцы с силой вцепились в холодный подоконник, в слабой надежде, что это поможет ей хоть на секунду потянуть время.

– Дорогая, нам пора, – услышала она мягкий мужской голос, словно тот говорил с ребёнком.

Но она не была ребёнком, она взрослая!

Она способна сама отвечать за происходящее с ней!

Она сильная, она выдержит!

Только, когда поняла, что эти слова произносит вслух, она замолчала. Всё было бесполезно. Мольбы, уговоры, запугивание… Ничего не действовало на тех людей, что окружали её сейчас. Они смотрели на неё и молча улыбались, словно она была умалишённая и без помощи ей не справиться.

Ей хотелось крикнуть, что их улыбки скорее похожи на оскал хищников, что загнали свою жертву в угол и теперь медленно шаг за шагом приближаются, пуская ядовитую слюну. Они и были хищниками, эти двое. Женщина и мужчина, словно две стороны одной монеты, две руки, принадлежащие одному телу. Они дополняли друг друга в своём стремлении наказать её.

А она была их жертвой – дрожащей, перепуганной, осознающей, что её час пробил и ничего не вернуть назад, не отсчитать минуты вспять, не пережить прошлые мгновения заново. Впереди только одиночество и пустота…

– Идём, ты же знаешь, что это будет не больно? – успокаивающе сказала женщина, смыкая свои сильные пальцы чуть выше локтя.

Мужчина стоял у двери, словно страж оберегающий выход. Но он боялся не того, что кто-то проникнет внутрь, он знал, что в это время суток здесь практически никого нет. Он опасался, что она вырвется наружу, сбежит.

Девушка позволила вывести себя в длинный, полутёмный коридор, словно кишка, протянувшийся на десятки метров вглубь здания. Она слышала, как раздался щелчок закрываемой позади них двери и тихие неторопливые мужские шаги, вторившие её собственным. Ей было некуда бежать.

Понимала, что просить бесполезно, но всё же прошептала:

– Пожалуйста, не надо! – её слова звучали умоляюще и за это она себя ненавидела. – Оставьте всё, как есть. Мне будет больно. Я не хочу…

Но женщина тут же одёрнула её, больно сжав руку и придвинув к ней своё лицо:

– Не губи себе жизнь! Какие твои годы. Ещё всё наладиться.

– Я не хочу, – снова выдавила из себя девушка, в отчаянии попытавшись выдернуть руку из цепких лап своего конвоира, одновременно тормозя о холодный пол голыми пятками.

Они ей даже не дали обуться.

Но та и не думала останавливаться, ещё крепче сжимая пальцы. Она словно не замечая слабых попыток своей жертвы вырваться, целенаправленно шагала в нужном направлении.

– Не нужно этого делать. Ты же не хочешь, чтобы повторилось то, что было в первый твой приход сюда?

Тот неожиданно сильный удар по лицу она помнила до сих пор. Кожа на щеке ещё долгое время горела огнём, а в ушах стоял звон.

И как только она поняла, что ей не справиться с этими двумя, её тело сразу обмякло. Она сдалась. Так они и шли, три фигуры: две женские и одна мужская в некотором удалении.

Когда женщина, наконец, открыла нужную дверь, девушка отшатнулась. Она ненавидела это место, этот запах, ненавидела тот момент, когда её выводили под руки, едва всё заканчивалось. Боялась того белоснежного монстра, с отражающими свет ярких ламп стальными деталями, что стоял в центре кабинета, и уже в третий раз был готов принять в свои цепкие объятия.

– Давай, дорогая, забирайся, – подтолкнула её женщина.

В её прикосновении не было ни капли сочувствие, лишь неприкрытое нетерпение. Она хотела поскорее всё закончить, сделать своё дело и выкинуть этот вечер из головы. Если думать о каждой такой несчастной девушке, входящей в этот кабинет и о каждой процедуре, то можно сойти с ума.

Женщина всё толкала и толкала её в спину, отступив на шаг лишь тогда, когда та, наконец, подчинилась. Девушка знала, что рано или поздно это всё равно произойдёт. Так к чему теперь тянуть время? Она всё равно лишится частички себя…

Краем глаза увидела мужчину, так и оставшегося стоять в дверях, словно он боялся переступить порог стерильной комнаты. Заметила его встревоженный взгляд. Все чувства, обуревавшие его в этот момент, были написаны на его лице, и девушка без труда прочла их. Его мучили угрызения совести из-за того, что он поступал с ней так, что он снова и снова причинял ей эту боль.

Она, наконец, забралась на кресло, высоко задрав ноги, так что её голые коленки смотрели в потолок, освещённый люминесцентными лампами.

– Сейчас сделаем укол… – услышала она женский голос справа от себя и прикрыла веки, не хотела смотреть на то, как та колдует над инструментами на дребезжащей подставке.

Девушка практически не почувствовала боли от укола в руку. Тихо умирала изнутри. То чувство полёта, было ей хорошо знакомо. Веки стали тяжёлыми, тело воспарило в невесомости. Она едва слышала приглушённые, словно под толщей воды, голоса, но не понимала ни слова. Словно те люди говорили на другом языке.

Помнила, как те же руки позже помогли ей слезть с высокого кресла, свои босые ноги на кафельном полу кабинета, своё бормотание и чей-то смех. Что она говорила, так и не смогла вспомнить, а смех оказался её собственным.

Когда спустя несколько часов она открыла глаза, то первое, что увидела – это тёмный потолок с потушенными лампами. Лишь бледный свет луны пробивался в комнату, отбрасывая ровный прямоугольник на противоположную от окна стену.

«Сегодня полнолуние», – откуда-то из глубины сознание выплыла мысль.

И в тот же момент она всё вспомнила. Воспоминания, как бушующий ураган ворвался в её сознание, сметая всё на своём пути, уничтожая то хлипкое равновесие, что было в душе ещё секундой ранее, до момента, пока она окончательно не пришла в себя.

Девушка резко повернула к стене тяжёлую голову, тело её оставалось неподвижным. И спустя лишь мгновение горькие слёзы потекли по её щекам, падая беззвучными каплями на белоснежную простынь, оставляя тёмные мокрые пятна.

Всё кончено! Она снова свободна и снова совершенно одна. Её мир вновь рухнул. Как же долго это будет продолжаться? Сколько нужно времени, чтобы остальные поняли, что она человек, что она сама должна решать свою судьбу, а не посторонние люди?

Девушка так и лежала, не шевелясь, в тишине глотая солёные слёзы и пытаясь унять боль в душе. Где-то она слышала, что когда кастрируют жеребца, ему сначала разрывают нижнюю губу и боль от первой раны становиться не такой невыносимой, словно разделяясь.

Она резко села на кровати и сразу же что-то внизу живота сжалось в тугой клубок, постепенно расцветая цветком боли. Та раздирала её изнутри, напоминая о том, что произошло. Девушка согнулась и застонала. С каждым новым разом боль становилась всё сильнее, волнами то накатывая, то на мгновение отступая. Тянущая, отдающая пульсацией где-то в копчике.

«Как с лошадью не получилось», – попыталась усмехнуться она, но лишь застонала.

Она медленно, с трудом переставляя ещё непослушные босые ноги, приблизилась к окну и, схватившись за выступающий широкий подоконник, взглянула на пустынную улицу внизу. На мелкие снежинки, в беспорядке кружившие в жёлтом свете фонарей, на покрытую, голубым в свете луны, покрывалом землю. За окном было так же темно и холодно, как и в её сердце.

Снова послышался звук приближающихся шагов. Кто-то потянул ручку… Никаких засовов, в этом уже нет нужды. Дверь беззвучно отворилась, впуская в комнату тусклый коридорный свет.

– Как ты? – участливо спросил мужчина, его осипший голос сорвался и прежде чем продолжить, он откашлялся. – Всё в порядке?

Она не поворачивая головы, всё ещё наблюдая за тем, что происходило за окном, зло усмехнулась:

– А как я, по-твоему, должна себя чувствовать? Что может быть в порядке?

– Ты сама виновата…

Девушка резко повернула к нему голову, пытаясь что-то рассмотреть, но свет падал на мужчину со спины, и лицо казалось ей тёмным пятном. Будто чужое лицо.

– Я виновата? – с негодованием переспросила она и, отойдя от окна, с трудом опустилась на кровать.

– Я тебя предупреждал, что не позволю тебе оставить его. Никогда! Ты не можешь… Поверь, так будет лучше. А теперь ты начнёшь всё заново, словно и не было всего этого.

– Я просто хотела, чтобы у меня было что-то своё, – прошептала она едва слышно, но мужчина расслышал сказанные ею слова.

– Тебе никогда ни в чём не отказывали. Тебя любили, о тебе заботились, любая твоя прихоть сразу исполнялась, стоило тебе только попросить. Что же тебе ещё нужно? – удивлённо воскликнул тот.

– Любили, заботились? Это место ты называешь заботой? Или то, что сейчас произошло, вы сделали из-за любви ко мне? Вы не думали ни обо мне, ни о моих чувствах. Ты думал только о себе.

Она говорила всё громче, пока не сорвалась на крик. Должно быть, со стороны она была похожа на ведьму: с растрёпанными волосами, в длинном белом балахоне, с глазами горящими ненавистью.

– Мои мысли больше не принадлежат мне, моё тело больше не принадлежит мне, вы всё забрали. Лишили последнего.

– Прекрати истерику, – категорично произнёс мужчина и только, тогда она увидела, что он держит в руке – сумку с её вещами, которая в тот же миг полетела к её ногам. – Оденься. Я жду тебя в машине.

Но она так просто не собиралась сдаваться. Она резко вскочила с кровати, и за пару шагов преодолев расстояние между ними, схватила его за руку.

Когда она заговорила, высоко задрав голову, глядя ему в глаза, в словах её была лишь ненависть:

– Как ты себя чувствуешь, папочка, лишив меня того единственного, что было важно для меня? Ведь это была твоя идея, не так ли? Всегда ты решал за меня! С самого моего детства. Ты никогда не давал мне выбора. И я подчинялась изо дня в день, из года в год, молча делала всё то, что ты мне говорил. Слушалась папочку! – её губы исказила кривая ухмылка. – Знай, когда-нибудь я освобожусь от твоей чрезмерной опеки и тогда ничто, слышишь, ничто не остановит меня. Ты больше никогда не увидишь свою дочурку. Я отберу у тебя самое ценное, что только могу. Смысл жизни. Себя!

– Ты не поступишь так со мной, – прошептал он и в голосе его уже не было прежней уверенности. – Ты же знаешь, что на свете нет ничего важнее тебя – моего дара божьего.

– Ты ошибаешься, если считаешь, что всё останется, как прежде, – безразлично пожала она плечами, отступая на шаг, будто всё уже решила для себя, а её родителю оставалось либо принять её выбор, либо катиться к чёрту.

– Если тебе наплевать на меня, подумай хотя бы о нашей семье.