Истории жизни. Проза (сборник)

Ткаченко Альфира

Истории жизни. Проза (сборник)

Белая роза и праздник на троих

Рассказ

Голуби ворковали на крыше, тихо постукивал металл на навесе выходной двери и ветер пошаливал за воротниками прохожих. Вот по дорожке возле дома прошёлся мужчина в коричневой куртке, оглянулся на дверь, выходивших людей, идущих ранним утром на работу, и пошёл дальше. Солнце осветило окна, ярко блеснула солнечными зайчиками по стёклам на балконных комнатах, и убежало за крышу, где ворковали голуби.

Он шёл, иногда оглядываясь на квартал, где только что стоял и разглядывал выходивших людей, и теперь ему ничего не оставалось, как опять несколько раз оглянуться и пройти на остановку трамвая. Трамвай зазвенел буквально над ухом и остановился. Людей, ранним утром, было много. Все старались залезть первыми, и поэтому толкались кто как мог.

– Мужчина, помогите мне, – тихо позвала, спросила женщина возле его локтя, когда попытался уцепиться за поручень в вагоне.

– Что такое? – он посмотрел на неё.

Она, не высокого роста, пожилая женщина, с голубым платочком на шее и серой ветровке, просила его помочь сесть ей на сидение. Её лицо было бледным, что очень не подходило раннему утру. Видно было, что она больна.

– А?!.. Пожалуйста… Садитесь… – отодвинулся он с трудом в сторону и пропустил её на сидение, попросив молодого человека встать, – Встаньте, пожалуйста. Уступите больной женщине место.

– Спасибо, вам… – тихо ответила женщина в серой куртке.

Пока ехали до следующей остановки, мужчина успел разглядеть её. Она была уже не молода и ему так показалось. Ведь больные люди обычно выглядят на несколько лет старше. Но её глаза его сразу приворожили к себе.

Её глаза были необычайно голубые, просто синие незабудки летом под ярким солнцем. А рядом не хватало только зелёной травы и птиц, которые бы пели песни ранним утром над ними. Она, молча, сидела и посматривала в окно. Её бледность на лице стала исчезать. Немного порозовели щёки. Видно ей стало немного лучше – «Сердце», – подумал он.

Солнце весело заглянуло в окошко трамвая, и зайчики забегали по вагону и одежде людей. Стало как-то веселее на душе.

«И почему, когда выглядывает солнце, всегда становится как-то чище и веселее на душе. Вот и сейчас, я стою здесь в вагоне, еду к себе домой, а её нет. Она уже несколько дней, как уехала из города, а меня всё тянет к дому, где она жила. И почему она не позвонила мне?»

Трамвай качнуло на повороте и машины, остановившиеся перед светофором, медленно тронулись с места.

«Да… Я опять один. Ну и бог с нею. Уехала и пока…»

Женщина поднялась с сидения и пошла, проталкиваясь к выходу. Серая куртка на ней немного задралась, и под нею он увидал белый свитер ручной вязки. Она вышла на очередной остановке, и он почувствовал, что ему тоже захотелось выйти за нею. Он протолкнулся к выходу и выскочил, буквально на ходу, заставив водителя прозвенеть зазевавшемуся пассажиру.

Женщина удивлённо посмотрела на него и пошла по тротуару вдоль домов.

– Подождите минуту, – позвал я её, – Простите меня, что я вас позвал. Но вы не больны? У вас такой бледный вид был в трамвае, а теперь вы выглядите немного даже моложе, чем до того, как садились на той остановке. У вас что-то случилось?

– А вы кто? – вдруг как-то недовольно спросила она и оглянулась на него: «Мол, не шутите?»

– Вы не пугайтесь меня. Просто у вас такие голубые глаза!.. – он опять попытался заговорить с нею и осекся…

Она посмотрела на него так, что он понял, у неё действительно что-то случилось, но открываться постороннему человеку она вовсе не желала. Яркие голубые глаза потемнели и теперь были похожи на незабудки тёмно-синего цвета в дождливую погоду, когда небо вдруг почернеет и внезапно, именно сейчас, нагрянет огромная чёрная туча. Но глаза были всё-таки опять-таки такими привлекательными, несмотря на её лицо, которое приняло более серьёзный вид. Она была привлекательна с нее голубыми глазами. Он подошёл к ней и остановился.

– Мужчина, что вы хотите? – опять недовольно спросила она и, помолчав, спросила, – Ну, что ж, если вас интересует что-то в моей жизни, то пойдёмте туда…

Она это сказала так, что мне показалось, что подул внезапно холодный ветер со снеговыми колючими снежинками и я стою на тротуаре один против стихии, которая надвигается на меня. Что-то холодное металлическое прозвучало в её голосе, что его напугало вначале. А потом, он смирившись со своим «приставанием» к ней, пошёл рядом.

– Вы не бойтесь. Убивать вас никто не будет. Увидите, что тревожит меня. Вы же сами напросились?…

– Ладно.

Женщина остановилась возле двери обыкновенного панельного дома пятиэтажки и открыла дверь.

Подъезд был самым, что ни на есть обычным, такой же, как во всех домах города. Они подошли к двери, и она открыла её. На него сразу пахнуло вкусным запахом пирогов. Словно их только что испекли и вынули из печи и они теперь остывали на столе, прикрытые чистым полотенцем.

– Света, – кто-то тихо позвал её из комнаты, которая была в глубине квартиры, – Ты не одна?

– Нет. Я сейчас… – она положила свои сумки и прошла в комнату, откуда её позвали, – Ну, как? Всё хорошо. Ничего не беспокоит? Как пульс? Давление мерили?

– Конечно, милая моя. Как же… Всё делала так, как ты говорила. А это кто с тобою? Познакомь… – и пожилая женщина приподнялась на подушке, чтобы получше рассмотреть меня.

– Это со мною. Мы сейчас приготовим вам обед, и уйдём. Не беспокойтесь. Лекарства я купила. Да… А давление у вас высокое. Пили капотен? Вам ведь нельзя не принимать лекарства. Опять будет приступ. И что мы тогда будем делать? Опять в больницу? Ведь только что из неё?

– Нет. Не хочу туда. Там плохо. Мне с тобою хорошо. Ты добрая. Помогаешь мне. А там медсёстры вредные, кричат. А как вас зовут? Давайте знакомиться. Меня зовут Алёна Николаевна.

Пожилая женщина протянула руку, сухую, сморщенную, но тёплую от сна. Она это сделала как-то необычно. На манер светской дамы, для поцелуя.

– Что, испугались меня? – уже мягче спросила она меня и я, отступив на шаг назад, наклонился к ней, чтобы познакомиться и поцеловать её руку, сухую, сморщенную, тёплую от сна.

– Приятно познакомиться с вами. Меня зовут Рашид.

– Приятно знакомиться с мужчинами, которые умеют держать себя так корректно с женщинами преклонного возраста. Да?!.. Забыли манеры господа – мужчины! Но видимо есть ещё в наше время такие интеллигентные мужчины, готовые прийти на помощь двум одиноким пожилым женщинам. Не удивляйтесь моему разговору. Мой голос после болезни такой. Скрипит. А так я самая что ни есть добрая старушка, – и моя новая знакомая, добрая старушка, жеманно хихикнула в кулачок и легла поудобнее на подбитые Светой подушки.

– А что, разве мужчины как-то ведут себя иначе в наше время?

– постарался я передразнить её слова и повторить за нею, тоже улыбаясь этой весёлой болеющей пожилой женщине.

– Ну, нет. Сейчас мужчины просто знакомятся, переезжают к своим дамам и живут. А вот о манерах забыли вовсе. Где же их галантность? – она опять посмотрела на меня своими карими глазами, полными смешинками.

– Значит, я первый тот мужчина, который делает так. Простите, но может вам чем-то помочь? Света ваша родственница? – попытался я поддержать разговор с нею.

– Нет. Разве мы похожи на родственников? Нет. Она моя знакомая. Она ухаживает за мною. Вот уже несколько лет. Я тебе ещё не надоела? – тут же спросила она Свету.

– Ну, что вы, Алёна Николаевна. Как можно?!.. Вы мне как мама, родная. Не надо об этом? Хорошо?… – Света посмотрела Алёне Николаевне в глаза, как бы говоря, что не надо говорить о нашей тайне, которую мы держим от всех так далеко.

– Ну, хорошо, хорошо. Не буду. А может нам попить чаю. Посмотри Света, там, на кухне, по-моему, есть всё, для чая. Пироги уже остыли. Ты когда ушла за лекарством, я всё боялась, что ты оставила их в печи. А потом поняла, что на столе. Такой аромат проникает в мою комнату. Давай быстрее пить чай и своего знакомого сади за стол. Вы любите пироги с морковью? Света прекрасно их печёт. Вот попробуете их и влюбитесь с неё. Она замечательная женщина в свои тридцать девять лет. А что, Светочка, ты не сказала ему, сколько тебе лет? Ну, ладно. Не буду я говорить о твоём возрасте. А вот мне уже семьдесят восемь. Ну, как я выгляжу? Ещё можно влюбиться? Не потеряла своей привлекательности?

– Но как можно?!.. Вы ещё можете станцевать вальс со мною на балу. А Светочка вам поможет в этом. Оденет вас к моему танцу. А буду вас ангажировать. И, правда, вкусные пироги. А вы Света, не здесь живёте что ли? Я, засыпал вас вопросами? Не кстати… Простите… Я не хотел.

– Проходите сюда на кухню, помогите мне. Возьмите вот эту тарелку с пирогами и отнесите на стол в комнату Алёны Николаевны. Не смущайтесь по поводу ей расспросов. Ей скучно целый день сидеть дома. Она болеет уже давно. И почти никого не видит. Только я разговариваю с нею. Но я, это я. А тут сегодня такой подарок для неё. Она раньше работала во дворце культуры и вот теперь вспоминает, какие были манеры у мужчин её лет. Таковых сейчас не найти на всём свете. Всё стараются сделать больно женщине.

– А вам тридцать девять? Но вы хорошо выглядите. Немного устали? Я давно заметил, что бледны и ваши глаза… – он посмотрел на неё.

– Что глаза? – удивлённо посмотрела Света на него.

– Они красивы! – сказал я, беря тарелку с пирогами в руки выходя из кухни.

– Сюда, сюда… – позвала Алёна Николаевна их к себе, – Мы сегодня пируем. У нас гость и мы обязаны надеть самые лучшие платья в его честь. Вы, Рашид, выйдите из комнаты, нам со Светочкой надо привести себя в порядок.

Я вышел на балкон и остановил свой взгляд на соседнем доме. В окнах третьего этажа мелькала тень молодой девушки, очень красивой, с длинными белыми волосами. Она сидела за столом и завтракала. Чашка с дымящимся кофе была у неё в руках.

– Как не стыдно подсматривать за девушками… – укоризненно – мягко спросили за его плечом. Он оглянулся и увидал Светлану, – Проходите.

Алёна Николаевна сидела на кровати в тёмном платье с великолепной брошью на груди. Солнечные зайчики прыгали по её огранке и отсвечивали разноцветными огоньками великолепного бриллианта. Волосы доброй старушки были уложены, и она как-будто помолодела лет на пять. Шторы были отодвинуты в стороны и солнце теперь светило во всё окно, освещая комнату Алёны Николаевны, её кровать со столиком напротив комода старинной работы, и небольшие салфетки на нём. Огромное зеркало висело над комодом. Шкаф стоял в углу комнаты. Кресло было придвинуто к столику возле кровати. На столике стояли тарелка с пирогами и чашки с дымящимся чаем.

– Ну, вот и мы получили праздник в это прекрасное утро. Не правда ли? Давайте пить чай. Ты, Светочка, положи на тарелочку Рашиду вот это пирожок.

– Благодарю.

Мы пили чай и разговаривали, вспоминая прошлые годы. Когда можно было спокойно посидеть на скамейке возле дома, или в сквере. Походить вечерами по улице или зайти в какое-нибудь кафе и съесть мороженое. Алёна Николаевна была весёлой старушкой. Знала много историй из прошлой жизни и поэтому я слушал её и думал: «Как хорошо, что сегодня утром судьба свела меня с этими прекрасными двумя пожилыми женщинами. За всё время, которое я был в этом доме, я ещё ни разу не пожалел, что пошёл сюда. Аккуратный уютный домик. Светлые шторы, пропускающие солнечные лучи. Небольшой запах лекарств перемешивался с ароматом чая и вкусным пирогами с морковью. И глаза… Какие синие, синие глаза у Светланы! Я ещё никогда в жизни не видал таких глаз. Словно незабудки ранним утром, умывшись росой после томного тумана, расцвели над невысокой зелёной травой в лесу». Я сидел и шутил с ними, а сам думал, что больше никогда не буду вспоминать тот вечер, когда она уехала, бросив меня одного, в городе. Всё-таки есть в жизни счастливые минуты, когда ты чувствуешь себя так свободно в раннее утро, когда светит солнце, поют птицы и люди все, кажутся, приветливыми. Пока я пил чай, Алёна Николаевна позвала Свету и попросила принести ей белую розу, что стояла в другой комнате.

– Вот, молодой человек. Смотрите, эта белая роза приносит счастье. Света подарила мне её на день рождение. Оно было недавно. И вот сегодня, оно принесло счастье, сразу троим людям, оставшимся под голубым небом в одиночестве. Разве я не права? Или мне показалось? Вы одиноки?

Я помолчал, потом посмотрел на Свету и ответил:

– Да! Моя женщина, с которой я был знаком много лет, уехала, оставив меня в этом городе одного. И я теперь свободен. Но не подумайте, что я сразу пошёл искать себе другую женщину. Я долго ждал её возле дома, но так и не дождался. Думал, что дома. Но дом ответил мне тишиной подъезда. А со Светой мы познакомились в трамвае. Она попросила мне помочь ей, и я сделал это. Но её глаза!.. Я думал, что никогда в жизни не бывает таких синих глаз! Такой яркой красоты под утренним солнцем!

Я помолчал… Обе женщины посмотрели друг на друга, и Алёна Николаевна ответила мне:

– Глаза?!.. У Светы необычайные глаза. Но она мне как родная. Вы не обижайте её. Не надо… – очень тихо попросила Алёна Николаевна.

– Не буду… – улыбнулся я ей в ответ, милой доброй старушке, которая так счастливо улыбалась только что и вдруг посерьёзнела. Я боялся только одного. Вот сейчас Алёна Николаевна скажет всем уйти и мне придётся покинуть стены этого дома, который показался мне тёплым и уютным, словно, я жил с ними уже много лет. Но она вдруг улыбнулась и сказала:

– Ну, что же Светочка, вам пора. Вы сейчас с Рашидом пойдёте домой. А я останусь. Мне надо отдохнуть.

На улице, когда мы вышли, было шумно. Солнце светило сквозь старые тучи, которые набрякли наддомами. Ветер пошаливал по тротуару. А люди шли, но уже не на работу, а по своим делам.

– До свидания, – сказала она и пошла на остановку трамвая.

– До… свидания… – шёл я рядом с нею. Мне совсем не хотелось идти в свою квартиру, где никого не было.

Я не знал, как мне заговорить с нею. Вот только что было так весело и уютно с этими двумя не знакомыми пожилыми женщинами и вдруг опять всё оборвалось… Пропасть… А дальше, опять тишина и работа.

– Я позвоню тебе…

Но звонка так и не было, ни на следующий день, ни через несколько. День, который так начался счастливо для двух пожилых женщин, закончился так же внезапно, как и начался. Он больше никогда не появлялся в их жизни. Ушёл…

08.08.2012 года

Грация

Мини-новелла

Снежинка летала в небе и опускалась всё ниже и ниже. Она уже давно блестела на солнце всеми теми лучами солнечных лучей, играющих под голубым небом яркими блёстками. Вот она перевернулась и полетела с большой скоростью вниз. Целая стая белых снежинок рванулось за нею. Они летели догоняемые ветром и кувыркались в его потоках.

Высоко в небе горело огромное солнце. Было ещё только восемь часов утра или начало девятого, а солнце поднялось над городом и засверкало на большом пространстве среди домов, украшаю их красными лучами. Большой пожар огней рассыпался по окнам и блестел на замёрзших стёклах. Где-то высоко в небе играла музыка, саксофон разливался над домом и замирал лишь тогда, когда его оставляли полежать на кресле. Вот опять музыка зазвучала, играя в догонялки со снежинками и замирая в потоках ветра, иногда смущаясь своей искренней любви к белым красавицам.

А снежинки улыбались его нотам и смеялись счастливым смехом, заливисто, который перепутывался с лучами красного солнца.

Вот луч солнца скользнул по стене и начал пробираться к окну, из которого звучала очаровательная мелодия.

– Кто здесь? – спросил глухой мужской голос, встревожено, – Чёрт, мне дадут побыть одному?!

Он откинул штору на окне и посмотрел на улицу. То, что он увидел в следующую минуту, его зачаровало. Белая снежинка кружилась прямо под его окном и звала его к себе. Она была так очаровательна, что он боялся даже пошевелиться и следил за нею, думая, что она ничего не видит. Но снежинка кружилась и кружилась, танцуя зимний вальс Нового Года со своими подружками.

Вот они взметнулись вверх, и поток разгоняемого ветра подхватил их и поднял высоко в небо, украшенное яркими красными солнечными лучами. Заблестев под потоком ветра и танцуя, они очаровали его.

Он взял саксофон и зазвучала мелодия. Он никогда так не играл, как сегодня, этим красивым ярким солнечным утром. Звуки его мелодии улетали вместе со снежинками вверх и барахтались там по струями ветра, гоняемого свои потоки по всему двору.

Она позвонила неожиданно, когда он, вдохновлённый природой играл перед окном и замирал сам от происходившего.

Ещё более резкий звонок зазвучал в коридоре, но он, словно не слыша его, продолжал играть. Мелодия зимнего вальса снежинок унесла его сознание далеко в небо, где красовалось самое красивое чудо утреннего рассвета – солнце.

– Да? – он просунул голову в дверь, – Ты ещё что-то хочешь от меня? Что тебе надо?!

– Пусти меня… – чуть не плача ответила она и присела на корточки перед дверью, – Я больше не буду. Ты же знаешь, что ты мне нужен. Я не могу просто так уйти.

Только что, так красиво звучащая музыка в комнате вдруг прекратила своё существование, и всё красивое видение утреннего красного рассвета исчезло, словно такого утра вовсе не было. Снежинки давно опустились на землю и превратились в сугроб, наметаемый ветром, всё тем же ветром, что носился по всему двору.

– Пустить?! Тебя?! А ты помнила, что было, когда ты, вот просто ушла? Ушла!.. Не спросив меня, что я даже хоть немного почувствовал или должен был почувствовать, когда тебя не окажется рядом? Ты даже слова не проронила об этом! А теперь… Пусти…

– Но, я пришла к тебе опять. Всё кончилось там… – она махнула рукой, показывая, где должно было быть там, там, где она была несколько дней, с тем, кто так дерзко перешёл на их сторону и также дерзко отобрал то, что было у него уже много лет, – Он не тот, за кого себя выдавал. Он женат и у него есть дети. А там, – она показала на предполагаемую квартиру, где жил он, – Там… Так. Он просто жил для себя и…

Она вздохнула. Голос, которым она говорила ему, был напряжён и усталым. Сухим и блёклым. Она привстала с корточек и встала, направившись к двери, но его фигура, слабая и измождённая преградила путь, решительно встав между их отношениями, которые начались много лет назад и не должны были кончиться.

– Пусти… – уже более слабее произнесла она, боясь что вспугнёт это мгновение, которое слабым огоньком светилось в её изменившей душе.

Он долго колебался ос своим потоком мыслей, которые так внезапно прервали прекрасную мелодию падающей снежинки. Её грациозные линии под белым платьем напомнили ему те дни, когда они шли по улице, а ветер залезал под воротники и рассыпал белоснежные снежинки на их одежду, украшая своими тонкими грациями. Они шли по улице, а в витринах потухали огоньки затухающих гирлянд лампочек, украшавших салоны к Новому году.

Она смеялась таким же счастливым смехом, что и снежинки, что танцевали зимний вальс за окном, и была также грациозна в своём лёгком пальтишке, легко шагая под струями зимнего ветра, гонявшегося за счастливыми белыми снежинками, которые пытались всё время улететь высоко в небо, к красному солнцу.

В душе у него в этот момент создалось поле бушующих позёмок, перегоняемых старые листья поздних осенних месяцев. Крупинки серой земли вперемешку с белоснежными снежинками, пытались устроиться на зиму, где бы они чувствовали себя уютно и свободно, падая в свете солнечных лучей.

Холод, внезапно скользнувший по телу, остановил его, но ответить ей на её измену он боялся.

Дверь пропускала свет из комнаты, а они стояли в проходе, не решаясь что-то сказать друг другу после небольшого расставания. Между ними пробежала небольшая пропасть, которая не дала склеить то, что было между ними много лет.

А грациозная снежинка летала за окном, веселясь со своими подружками и унеслась вверх, лишь тогда, когда дверь закрылась…

03.12.2013 года

Яблоневый спас

Новелла

Гром грянул так неожиданно, что Таня не успев закрыть окна, вздрогнула и побежала в сад. Поднялся сильный ветер. Ветки деревьев клонились под плодами. Уже давно миновал июнь, на закате был июль. Адеревья, росшие вдоль изгороди, тяжелели от красивых красно-жёлтых яблок. Яблоки в саду в бабы Шуры были самыми вкусными. Так всегда говорили в округе. Даже мальчишки, которые не знали, чем занять себя вечерами, пытались залезть в её сад и нарвать ещё зелёных и кислых плодов.

Таня, скрываясь от ветра, подбежала к мазанке и открыла дверь. Гром грянул опять такой силы, что одна ветка, под тяжестью плодов и порывами сильного ветра треснула и свалилась на землю. Такого сильного ветра давно не случалось, и грозы в Украине летом в июле тоже не было. Обычно лето в июле стояло жарким. Зрели абрикосы, вишни, груши, виноград. Каждый день рано утром на автобусной остановке можно было увидеть не одну хохлушку с большими корзинами, спешащую на местный рынок.

Она забежала в избушку и присела на табурет, перевести дыхание.

– Ну, ладно. Окна я закрыла. Теперь гроза не страшна. А что будем делать с яблоками? Смотри, баба Шура, они скоро почти все на землю лягут. Как бы черви не съели их или не начали гнить, – девушка посмотрела на сверкающую молнию над садом и проговорила бабушке, – Может быть, мы тоже отвезём их на рынок. Ведь все торгуют…

– Ох! Что ж ты надумала. Я?! Торговать. В мои-то годы. Ну, ты когда надумала такое? Я же сроду не торговала имя. Растут и пусть растут. А зачем их собирать-то? Пусть себе лежат. Червям – то ведь тоже надоть что й-то есть. Мы обычно не собирали их. Так. Лежат, лежат, а потом в земле все и сгниют. Бог с имя.

– Hy, ты что, баба Шура! Столько ж их?! Надо же что-то делать. Давай я их хоть сдам куда-нибудь? И тебе какая-то копейка будет.

– Копейка? – задумалась старая женщина, которая знала только что копейку всегда можно заработать только на работе, а так, на рынке, это – баловство. И теперь, она посмотрела на сверкающие молнии, сильный ветер, который бушевал над её стареньким домом и ответила.

– А… Делай, что хочешь. Копейка?! А на что она мне? На старость свою положу. У меня же вон, в погребке, смотри сколько наливок стоит. А пить кому? Так и киснут, все. И яблоки что? Растут, да и бог с имя. Пусть растут. Мне тоже все не съесть. Зубов-то почти не осталось ужо. Иди. Вон, смотри, земля вся водой залилась. Яблоки и то, правда, жалко. Може и спасёшь что…

Она ещё раз посмотрела на небо, которое как взбесилось с утра, на тучу и грозовые раскаты, заливавшие небольшой её сад-огород, потом на яблоки и вздохнула. Она вспомнила…

…Когда была молодой, ещё совсем девчонкой, она бежала по улице, а яблоки, у соседей, наливались солнечным блеском. Вдруг хрустнула ветка, и она увидала, как свинья, лежащая под деревом, поднялась и полезла, как и подобает, напролом, через деревья и кусты с вишней. Сашка, молодая девчонка, остановилась и закричала соседям:

– Дядя Вадим, быстрее… Ваша свинья все деревья переломала… – она бежала к калитке и, уже забежав в сад, хворостиной, вырванной из плетённой изгороди, погнала огромную свинью по саду.

Но та, услышав крики, испугалась, уж не знаю, что й-то она подумала, но она вдруг оглянулась на крики, но разглядев, кто это, помчалась прямо по деревьям с яблоками. Кусты с вишней, не выдержав тяжести огромной свиньи, ломались и ложились, разливая сок от ягод на землю. Свинья бежала, дико выпучив глаза прямо на большую яблоню, которая росла в центре сада и была самой любимой яблоней у дяди Вадима. Дядя Вадим, выходя из избы, осторожно оглянулся на сад и задохнулся от увиденного:

– Ах, ты… Мать твою!.. Чтоб тебя, свинячья рожа, громом разбило! На мою, на яблоньку?!.. На… – он схватился за сердце и присел около вишни, от которой остались лишь короткие кустики с раздавленными ягодами.

Дядя Вадим не мог больше произнести ни слова. Он сидел под вишней и сжимал раздавленные ягоды в кулаке. Свинья, испугавшись окрика Сашки, наделала столько дел, что он теперь долго, наверное, не отойдёт от увиденного в саду зрелища.

– Тварь, ты… Проклятая… Что ж ты наделала… Как же я теперь жить-то буду?!.. Это же мои, крошки, мои самые лучшие яблоки. Новый сорт…

А тварь, то бишь свинья, порылась своим поросячьим носом в ягодах вишен, потопталась на сломанном дереве с яблоками, поела их и словно городская особа, только не раскланялась, и удалилась к себе в хлев.

– Я же Сашенька, их должен был на Спас, вот в августе принести, на выставку. А она… – уже горько, словно маленький ребёнок, плакал, заикаясь дядя Вадим, – А она, проклятущая, что же наделала… Куда же я их теперь дену? И что же ты так напугала её, чем? Ведь не сильно и кричала-то ведь. Бешенная тварь… Тьфу, проклятая. Ну, вот что ты ей скажешь… Ведь тварь, она свинячья…