Остаться на грани

***

На улице было свежо. День выдался пасмурным, но это не могло омрачить моего ликующего настроения. По пути я прикупил скромный, красивый букетик и уже стоял у спуска в метро, ожидая ту самую девушку моей мечты, которую два с лишним месяца боялся пригласить на свидание. Боялся услышать отказ из ее уст, но сейчас, спустя несколько минут, я должен был стать самым счастливым человеком на всем белом свете – я шел на свидание с тем самым ангелом, в которого влюбился с первого взгляда. Какой же я был глупый до этого – ведь мог же уже давно пригласить ее! А она, наверное, ходила в наше кафе и все думала: «Когда же он наконец решится? Что за тормоз такой?». А я и впрямь тормозил, однако теперь этот барьер был сломлен. Переступив через свое стеснение, преодолев неловкость, я таки заговорил с ней. Сусанна, какое красивое имя. Именно таким и должно было быть оно у столь прекрасной девушки. И вот она появилась на горизонте. Я тут же двинулся ей навстречу.

– Ты просто великолепно выглядишь сегодня! – подбежав к ней, выпалил я комплимент и всучил цветы. Щеки горели. Она взглянула на меня и так мило улыбнулась, отчего все внутри словно оборвалось.

– Привет! Спасибо! Ты тоже, – оценивающе она просканировала меня своими зелеными глазами, – непривычно так тебе видеть таким! – Сусанна потянулась ко мне, и я приобнял ее. Впервые я ощутил тепло ее тела, ее короткое дыхание на своей шее.

– Предлагаю проехаться в Бебек – там есть одна кафешка с восхитительным видом на море, – это местечко я приглядел уже давно, мечтая сидеть в обнимку со своей любимой девушкой на плетеном диванчике на террасе и любоваться спокойной гладью Босфора.

– Я не против, веди! – она была весела и задорна. И я был рад видеть ее такой, я был на седьмом небе от счастья, что она пребывала в таком хорошем расположении духа при встрече со мной. И мы направились к метро.

– Так значит ты работаешь моделью? – мне было интересно узнать как можно больше о ней, хотел знать абсолютно все: чем дышит, чем живет, что ей нравится.

– Ну, да, только по подиуму в нарядах я не хожу – мы стоим в магазине как живые витрины что ли, демонстрируем покупателям платья и другие вещи, – я обожал слушать ее голос, самый нежный во вселенной.

– Если честно, я думал, что ты студентка.

– Нет, у меня, к сожалению, не получилось.

– А твои родители с тобой?

– Они остались в Крыму…

– Как и мои, – подметил я, начиная входить в ее положение и понимать, каково было ей одной в этом городе. Наверняка первое время друзей у нее тоже было немного.

– Да, я приехала сюда одна. Мои родители работают в Симферопольском универе: баба́шка21 – профессор, ана́шка22 – бухгалтер.

– А ты чего же не поступила туда?

– Я подавала документы в стамбульский ВУЗ, и поступила, мне даже бурс23 дали. Но через год отчислили…

– За что, что произошло?

– Да так, не хочу вспоминать об этом, – отвела взгляд Сусанна, – но родителям я не смогла рассказать правду. Мне было стыдно, что дочь профессора вылетела из универа. Тогда я и нашла эту работу здесь. Родителям говорю, что все хорошо, что учусь, подрабатываю.

Как же сильно ошибался в ней Ильяс. Он мог судить только по внешности, но теперь я понял, что на самом деле она переживала, что, как и у меня, не было у нее той беззаботной, безбедной жизни, как можно было бы представить со стороны.

– И давно ты тут, в Стамбуле?

– Ты же уже спрашивал вчера? – внезапно игриво уставилась она на меня.

– Э-м, ну да… – мне вдруг стало так стыдно, что я оказался таким невнимательным. На мгновение захотелось даже под землю провалиться.

– Это уже мой второй год.

Я и впрямь в упор не помнил, чтобы вчера она мне рассказывала об этом, когда я заговорил с ней в ресторанчике. Выходило, что Сусанна могла быть года на два старше меня, раз поступала в университет еще два года назад. Я не был против большой разницы в возрасте между парнем и девушкой или мужем с женой (между моими дедушкой и бабушкой, например, была разница в десять лет, и для меня это было нормально), но я никогда не представлял себе, что моя жена была бы старше меня. Хотя два года это ведь и не такая большая разница. Именно так я себя успокаивал.

Во время поездки в метро мы еще беседовали о всяком разном. Время летело быстро, и я даже не успел заметить, как мы, сделав после метро пересадку на автобус, плавно добрались до нужной автобусной остановки на набережной в Бебеке, от которой оставалось самую малость дойти до той кофейни у воды с романтической обстановкой. Тут мобильный телефон Сусанны зазвонил, она закопошилась в сумочке. Она довольно долго рылась среди всевозможных других вещей, пока наконец торжественно не вытащила его с самого дна. Звонивший же человек не сдавался. Беззаботная улыбка с ее лица отчего-то спала, и Сусанна сделалась какой-то взволнованной. Она быстро ответила. Ее разговор на турецком был недолгим. Я пытался понять через ее эмоции, что ей говорили, но так и не сумел заключить – было ли это неприятным известием или просто неожиданным звонком. Закончив, она наконец подняла свой взгляд на меня и все стало на свои места:

– Моя подруга попала в больницу, ей стало плохо и ее увезли на скорой. Я у нее одна знакомая в этом городе, поэтому мне и позвонили, – выпалила она скороговоркой. – Прости, Карим, так неловко получилось – мне нужно поехать к ней. Я не могу ее бросить.

– Да, конечно, – попытался я войти в положение, тем более что личико Сусанны выглядело так умоляюще, что я не мог ничего возразить.

– Я была рада с тобой прогуляться, Карим, было правда очень весело, но такая ситуация… – заспешила она.

– Быть может, мне с тобой сходить? – вдруг осенила меня замечательная мысль, как можно было бы продолжить наше общение. Но моя спутница отчего-то не разделила моего энтузиазма.

– Не стоит, – мягко ответила она, – спасибо тебе огромное за проведенное время. Мы как-нибудь обязательно еще погуляем, – приобняв меня и не дожидаясь моего ответа, она поспешно запрыгнула в как раз в эту минуту подошедший к пустой остановке автобус.

Меня переполняли смятенные чувства: я был растерян из-за такого внезапного прерывания нашего первого свидания, но в тоже время и воодушевлен – она сказала, что ей было весело и интересно со мной! А это значило лишь одно – у меня были все шансы, и я не собирался их упускать.

Октябрь 2014

– Алло! Ана́м24, селям алейкум! – с экрана ноутбука на меня смотрел мама. Картинка в Скайпе немного зависала, потому я видел ее с застывшей радостной улыбкой на лице.

– Алейкум селям, бала́м!25 Как дела у тебя? – кричала мне в наушники мама, вероятно полагая, что от этого связь станет лучше.

– У меня все хорошо. Продолжаю работать, коплю деньги, – с мамой я в последнее время связывался довольно редко – где-то раз в месяц. Каждый раз поздно возвращаясь с работы в кафешке, у меня не хватало сил больше ни на что, как завалиться спать. Я даже не ужинал, так как кушал перед выходом там же, вместе с уйгурами.

– Если у тебя нету денег, ты не молчи, все говори мне. Я тебе вышлю если что!

– Не надо, ана́м, сагъ олунъыз!26 Вы себе оставьте лучше, у меня всего хватает, я справляюсь. Спасибо, правда, не надо, – она продолжала работать в магазине и получала все те же копейки, а в последние месяца и того меньше, но всегда норовила отправить мне хоть что-то, переживая, чтобы я тут не сидел босой и голодный. Однако зарплату мне немного подняли, и теперь я мог даже откладывать понемногу. Раз в месяц я ходил в магазин, прикупал одежду к зиме.

– Ана́м… я еще кое-что хотел рассказать вам… – я должен был поделиться своими чувствами с самым близким мне человеком. – Мне нравится одна девушка, она крымская татарка. Мы гуляли с ней, общались, и мне кажется, что я люблю ее…

– Это хорошо, бала́м, – улыбнулась мама, – только будь осторожен, не принимай поспешных решений, будь рассудительным. Я знаю, что ты выберешь достойную, – мне стало легче, когда я открылся ей и получил слова поддержки. Но мне вдруг почему-то захотелось быстро перевести разговор на другую тему.

– Как там баба́?27 Есть какие-то новости о нем? – в последний раз, когда я говорил с мамой по Скайпу, то узнал от нее, что дело отца вроде бы как собирались пересматривать. Об этом ей рассказал Амет, старый знакомый нашей семьи, который работал в полиции.

– Его оправдали, – лицо мамы вдруг погрустнело, – но только частично. Полковник Захаркин не смог найти доказательств и подтвердить, что баба́ это контрабандист Хызыр. Но он все равно оставил его в тюрьме. Теперь Исмета считают подельником Хызыра, его посредником в Крыму, – когда картинка на мониторе прояснилась, я увидел слезы на лице у мамы. Мне и самому от всего этого становилось так плохо… Я искренне надеялся, что в нашей стране еще осталось правосудие, но по факту местные чиновники вершили беспредел. Им нужно было закрыть преступника, отчитаться, что они провели опасную и важную операцию, и они всеми честными и нечестными путями это выполнили бы. Полковник не был исключением. Наверняка и он перед своим руководством отчитывался об успешно проведенном задержании крупного контрабандиста. А улики в сфабрикованном деле все не вязались у него, но папу он все равно решил посадить: «ничего страшного, что он не сам Хызыр – пускай будет его посредником»

– А неделю назад… – мама неожиданно запнулась, – я не хотела тебе говорить… волновать тебя…

– Что такое, ана́м? – сердце вдруг отчего-то заколотилось в груди, словно предчувствуя нехорошее.

– Исмет… баба́… он…

– Говорите, ана́м, не томите!

– У него случился инфаркт в КПЗ… его не успели спасти…

Все внутри меня в одно мгновение оборвалось, я даже подскочил с дивана, едва не уронив ноутбук на пол, но поймал его в последний момент. Какой-то ком подобрался к горлу, а глаза сдавило. Мне захотелось уйти далеко-далеко, в лес, в глухой лес, чтобы никого не видеть и не слышать. Это не могло быть правдой! Разве могло быть так: был человек, и тут раз – его больше нету? Это не должно было быть так! Это все этот чертов полковник Захаркин был виноват! Эта мразь оклеветала отца и нашу семью! Эта гнида отправила папу в тюрьму!

– Я должен приехать на похороны, ана́м, – голос мой однако, несмотря на бушующие внутри эмоции, звучал спокойно и монотонно.

– Нет, ни в коем случае Карим! – я был немного введен в ступор таким резким ответом мамы. – Полковник, ему недостаточно было уже причиненного горя нашей семье. Теперь… как Исмета не стало… ты – главный подозреваемый в деле. Тебя объявили в розыск, Карим. Тебе нельзя приезжать… Прочти сегодня намаз, бала́м, за его душу, – смягчился мамин голос, – попроси, как и я прошу у него каждый день, чтобы Аллах принял его душу к себе…

Выходило, что, как бы я не хотел оказать последние почести папе, проститься с ним, но меня лишили и этой возможности. Виной всему был пресловутый полковник, которого я с каждым мгновением начинал все больше и больше ненавидеть… В тот же вечер, после разговора с мамой я отправился в местную мечеть на вечерний намаз. Мне стало стыдно, что за все время в Стамбуле я был в мечети всего несколько раз и то, как турист.

Ноябрь 2014

– Ну, что, ты долго там еще? – постучал костяшками пальцев по деревянной двери примерочной кабинки Ильяс. Те дни, когда мы с ним вместе бороздили весь город, изучая новые места, уже давно прошли. Наступили холода, близилась зима и нам уже было не до этого, поэтому теперь уже редко когда мне удавалось вытащить Ильяса из его европейской части города в свою, азиатскую. Но сегодняшний вечер был исключением – я наконец скопил достаточно денег, чтобы купить классическое пальто, которое уже пару месяцев назад присмотрел в магазине. Оно мне казалось даже куда более классным, чем то, что я брал в долг у своего друга. Я застегнул верхнюю пуговицу, бросил на себя последний взгляд в зеркало и вышел.

– О-о! Оно прямо пошито на тебя! – оценивающе просканировал меня Ильяс. – Ты прям как большая шишка или мафиозник какой! – хохотнул он.

– Ну, все, беру тогда, – покрасовавшись еще немного со всех сторон перед большим зеркалом в зале магазина и окончательно убедившись в том, что я выглядел в нем очень даже презентабельно, я вернулся в кабинку. Кроме пальто я решил еще прикупить парочку классических рубах и новые темные джинсы, потеплее.

Через пятнадцать минут мы покинули магазин, так как нам повезло с небольшой очередью.

– С обновкой тебя, братан! – похлопал меня по плечу Ильяс. – Завтра будешь вообще красавчиком, на стиле! И она будет твоя, – подмигнул он мне, – я уверен, что она не сможет устоять, никак! – после того неудавшегося свидания я с Сусанной больше не встречался, в кафе она тоже долго не приходила. Я не звонил ей, я лишь ждал пока она придет в ресторанчик и вновь осчастливит меня своей улыбкой. И вот вчера я вновь увидел ее, опять вместе с обеими хохочущими подругами. Я вновь подошел к ней и пригласил ее сходить со мной еще раз. Она согласилась, хотя, как мне показалось, и поколебалась немного. Но теперь я решил прийти на встречу уже не в одолженной одежде, а в своей. Мне хотелось, чтобы она увидела, что я менялся, что я развивался, что постепенно превращался из мальчика-школьника, влюбившегося в нее четыре месяца назад, в мужчину, который уже начал зарабатывать, которому уже не нужно было брать двести лир в долг у друга, который мог выделить эти деньги на свидание из своего собственного кармана. Мне и впрямь тогда казалось, что за четыре месяца я сильно изменился.

Дядя Энвер уже вырос у нас на пути, подскочив с мягкого, насиженного кресла, находившегося напротив входа в магазин.

– Ну вы и отовариваться, балла́р!28 – это был упрек, хотя мне и не показалось, что мы были долго. Дядя не захотел с нами возиться среди вешалок все это время и потому остался сидеть снаружи. К его счастью на этом этаже торгового центра как раз находились удобные диванчики и кресла.

– Могли же не ходить с нами, Энвер-а́би, – заметил Ильяс.

– А все пакеты с едой мне самому прикажешь тащить? Кушать-то все будут! Тоже нашли мне верблюда! – возмущался дядя Энвер. Мы с приятелем лишь переглянулись, давно уже наученные отличать и прекрасно понимать, когда дядя был по-настоящему злой и чем-то недоволен, а когда просто шутил, как сейчас. Этой ночью Ильяс оставался ночевать у меня, что случалось еще намного реже наших вылазок в город. Чаще я после работы мог забуриться к нему домой. Тем более что он всегда жил практически один – его отец частенько ездил в Крым и обратно, а даже когда и находился в Стамбуле, то был погружен в свои челночные дела и допоздна засиживался на своем складе. На этот же раз уже Ильясу было нерезонно возвращаться домой. Раз он уже выбрался ко мне в Азию, то я его гостеприимно с согласия дяди принял в своем доме.

Спустившись на пару этажей ниже, мы по-быстрому купили все необходимое в продуктовом магазине и покинули Капитоль, который являлся самым ближайшим торговым центром к нашему дому и одним из самых старых в Стамбуле. Через четверть часа мы уже все втроем завалились в квартиру. Сегодня за кухню отвечал дядя Энвер (впрочем, как и обычно), но этим вечером он решил приготовить что-нибудь необычное, раз уж у нас были гости, и замахнулся на чибереки29. После ужина я покинул Ильяса с дядей и пошел в мечеть. После того разговора с мамой мне стало стыдно, что я не молился даже дома уже несколько месяцев, и теперь я старался хотя бы раз в день бывать в мечети. Чаще всего мне удавалось попасть лишь на вечерний намаз, так как утром и в течение дня все время отнимала работа и путь к ней. У Аллаха я просил лишь две вещи: чтобы Он позаботился о душе моего отца, чтобы она обрела свой покой, и второе – чтобы Он позволил мне быть с девушкой моей мечты вместе всю жизнь.

***

На следующий день я отправился на наше второе свидание с Сусанной. Этот раз оказался куда более удачным, чем предыдущий – мы таки дошли до той романтической кафешки на набережной у Босфора. Все складывалось как нельзя более лучше. Всю дорогу мы вели непринужденную беседу, я пытался быть смешным, хотя и чувствовал себя порой неловко, но она смеялась над моими шутками, а значит, ей нравилась моя компания. Подметив это, я просто взмыл на двадцать пятый этаж от счастья. В кафе я выбрал тот самый столик, за который и мечтал ее привести в прошлый раз – у самой кромки воды, с плетеным диванчиком для двоих. На таких вот уютных диванчиках с мягкими подушками я часто наблюдал, как сидели холодными осенними вечерами влюбленные парочки, укутавшись под теплым пледом и потягивая салеп – горячий молочный напиток с корицей, идеально согревавший в такую пасмурную погоду.

– Присаживайся! – галантно я пропустил Сусанну вперед и устроился затем рядом с ней. К нам подошел официант, и мы заказали по чашечке медового салепа.

– Какая тут интимная обстановка, – бросила вдруг она на меня игривый взгляд.

– Мне тоже очень нравится это место, милое такое: море, чайки, – глупо улыбнулся я, растерявшись.

– Ты намеренно завел меня сюда, где все сидят парочкам? – захохотала она.

– Да нет, просто местечко уютное, люблю сюда частенько ходить, – попытался было оправдаться я.

– М-м, – закинула она нога на ногу, повернувшись полубоком ко мне. – Никогда не подумала бы, что ты такой романтик и сидишь по таким кафешкам.

– Ну, есть такое, – покраснел я, – порой хочется побыть одному, подумать о жизни, и это очень подходящее место.

– Побыть одному в месте, где все приходят парочками? – гнула она свою линию. – Так ты приходишь помечтать сюда?

– Э-э, да, можно и так сказать, – на какое-то мгновение я почему-то растерялся.

– Ты ведь здесь последний раз был еще до нашего первого свидания, не так ли? – ее закинутая нога манерно колебалась, и носочком она то и дело немного касалась моей голени.

– Да, на самом деле, – выдохнул я отчего-то скопившийся в легких воздух.

– Но про мечты-то ты не соврал, надеюсь? – проткнула она меня своим взглядом.

– Н-нет, я не обманывал тебя, – я сам себе со стороны казался таким глупым в тот момент. Я не заметил, как Сусанна перехватила инициативу в свои руки, и почему-то я сейчас оправдывался перед ней. По крайней мере так я себя ощущал в тот момент.

– И о чем же ты мечтал? – скользнула хитрая улыбка по ее лицу.

– О тебе! – вдруг выпалил я неожиданно для самого себя и тут же провалился на месте прямо под диванчик, на котором мы сидели. Раз я признался ей, то теперь задний вход включать уже было бессмысленно, и я медленно потянулся к ней. Она вроде бы была не против, и я, положив свою руку ей на бедро, придвинулся к ней и тут же окунулся в ее сводящий с ума аромат. Ее губы, такие манящие сладкие, были так рядом. Забыв обо всем на свете в ту секунду, я резко коснулся губами ее уст. Как же бешено колотилось сердце в тот момент. Она, я не сомневался, ощущала то же самое внутри. Мы слились в крепком долгожданном поцелуе. Я кайфовал от ее нежных губ, которые то и дело сладко причмокивали. Но внезапно она резко отпрянула, и, густо покраснев, я осознал, что на самом деле весь поцелуй длился не более секунды. Она уставилась на меня каким-то странным взглядом и словно отстранилась, чего-то испугавшись.

– Это неправильно, мы делаем ошибку, – затараторила она.

– Извини, прости, Сусанна, я не хотел тебя обидеть, – я уже и не помню какие еще глупые слова я там лепетал, пока не был оглушен ее единственной короткой фразой, прогремевшей, как гром среди ясного дня.

– У меня есть парень, – ее слова прозвучали тихо, но в моем сердце они отозвались громким эхом, – ты – хороший, мне интересно с тобой, мне хорошо и весело с тобой, но как с другом.

Все слова словно забылись, я не мог ответить ничего подобно немой рыбе в глубоких буйных водах внешне спокойного Босфора.

– Ты пойми, ты мне нравишься, и я даже полюбила тебя за то непродолжительное время, что мы знаем друг друга, – вдруг прозвучавшие ее эти слова неожиданно дали мне какую-то надежду, мне хотелось верить, что все это было шуткой, флиртом, женским заскоком или чем-то из этой оперы, но она продолжила, – полюбила, как брата…

Декабрь 2014

У нас в это время в прежние года уже обычно выпадали сугробы снега, и на улице стояла волшебная атмосфера близящегося праздника. Но в Стамбуле зима долгое время не собиралась приходить. До двадцатых чисел декабря я бегал на работу под хмурым дождливым небом и каждый вечер сушил кроссовки на батарее. Так как денег на хорошие сапоги я еще не скопил, отдав предпочтение не столь необходимому пальто, то приходилось мне ходить в том, в чем я приехал сюда летом. Но однажды снег на удивление всем жителям города посыпал. Это случилось без предупреждения, без предварительных заморозков – просто заснув прошлым вечером при десяти градусах тепла, на следующее утро город проснулся уже при минусовой температуре. Впервые здесь на юге я видел снег. И эта снежная атмосфера отдавала чем-то родным, я словно очутился в Крыму, успев порядком соскучиться по родине за эти полгода. Этим утром я шел на работу в свой ресторанчик, будучи воодушевленным как никогда. Рана, нанесенная моему сердцу самим же собой за свою же детскую наивность, начинала понемногу затягиваться. Я старался не думать о Сусанне, и к счастью она больше не появлялась в кафе. Один раз я видел ее подруг, но они были сами. Я был благодарен ей за то, что она не вызывала своим появлением излишнюю боль в моей душе.

– Тебе нужно заняться каким-нибудь делом, по-настоящему настолько интересным, чтобы забыть и не думать об этих бабах, братан, – говорил мне частенько Ильяс. Но пока я не знал, чем себя занять, что меня ждало впереди. Я продолжал работать официантом на Асматуллу-бея, получал свои гроши, которых мне хватало лишь на пропитание и немного на одежду. Просить больше у Асматуллы-бея смысла не было – я видел, что бизнес его в последнее время становился все более убыточным. То, что он держал меня у себя, было уже большим участием с его стороны. Проводя весь день за беготней между столиками, я то и дело поглядывал за окно и боялся, чтобы эта зимняя сказка не растаяла за один день. И к моему счастью, когда я возвращался домой, снег все еще продолжал падать. Мне почему-то захотелось поставить в плейере классическую музыку, а не привычный рок, и под «Реквием по мечте» я добрался домой. Хоть я и был в наушниках, но казалось, что все люди вокруг слышали эту музыку, и толпы людей, словно сговорившись, в нужный момент то ускорялись перед глазами, когда музыка нарастала, то замедлялись, в моменты успокоения оркестра.

Дядя Энвер был дома и встретил меня горячим кофе. Голодным я как обычно с работы не был, но от курабьешек (рассыпчатых печенек) с турецким кофейком не отказался. Мы уютно устроились на прогретой чайником кухне с паром под потолком.

– Завтра мне нужно будет на какое-то время уехать, Карим, – завел дядя беседу.

– Куда? – откусил я печенья и запил его горьким напитком.

– Да по делам нужно будет съездить в другой город. Уеду я рано утром, не знаю сколько там задержусь. Чтоб ты не переживал, а то мало ли, кинешься искать меня, тревогу поднимешь. Оно мне не надо, – усмехнулся дядя.

– Что-то случилось, Энвер-а́би? – еще с тех пор, как я зашел домой, мне он показался каким-то озабоченным.

– Да нет, ничего, что тебя должно было бы беспокоить, – он улыбался, но эта его улыбка была какой-то неестественной.

Внезапно из прихожей раздался грохот – словно какая-то дверь с силой захлопнулась. Зашумели незнакомые турецкие мужские голоса. Раздался топот кирзовых сапог, и тут же дверь на кухню громко распахнулась, в комнату вбежало человек пять в военной форме и с автоматами. Подбежав к нам, они грубо ткнули нас лицами в стол, с которого на пол покатились чашки, и горячий кофе пролился прямо на мои штаны. От внезапного ожога кипятком я аж вскрикнул и тут же получил дулом по шее. Мы были обездвижены. За этими ребятами в комнату уже размеренной походкой вошел полицейский.

– Кто здесь Энвер Алимов? – сурово спросил он.

– Я, – подал голос дядя. В этой ситуации, скорее всего, отпираться было бессмысленно.

– Вы задержаны за торговлю наркотикам и будете осуждены по законам Турецкой Республики, и никакие ваши посольства вам не помогут!

Дядю тут же резко подняли, словно беспомощного щенка, и легко скрутив ему руки за спиной, застегнули на запястьях наручники.

– Я ни в чем не виноват! Это – ложь! – запротестовал вдруг дядя, что мне показалось лишним, так как турки особо не церемонились с ним. Ему тут же заехали прикладом в живот, и он согнулся пополам. Все произошло не более чем за пять минут. Дядю Энвера уволокли, ушли и спецназовцы, пригвоздившие меня к столу дулами автоматов, а полицейский, оставшись со мной, лишь задал несколько общих вопросов, но задерживать не стал. В голове у меня творилась сущая каша и неразбериха. Единственное, что я сумел понять и запомнить из его слов после его ухода, было то, что в причастности моего дяди к наркотрафику он не сомневался, а на счет меня он точно знал, что я был не при делах.