Движущиеся подземелья. Интеллектуальные рассказы

Семь самураев

Как хорошо, что я не убежал от этих фанатиков в первый же день. Хотя, куда я мог убежать, у меня нет вассалов, как у того, кого мы должны убить. Меня эти фанатики застали бы где-нибудь в роще сакуры и перерезали бы горло. Сегодня мы пьем саке, развлекаемся, одежды наши поношены, лишь только мечи выдают нас в том, что мы принадлежим сословию самураев. Нам достают самых дешевых женщин, хотя малышка Секо могла бы, если ее приодеть, понравиться и сегуну. Я-вольный ронин сегуна, Медзу, служил у разных сюзеренов. Мне тридцать лет, когда-то наш род был одним из состоятельных бумажных мастеров в Киото. Меня отдали в школу, основанную некогда одним из учеников известного Яго. В воинских искусствах я не преуспел, виновны в этом мои наставники. Они давно уже отчаялись преподавать подлинное искусство. На него не было спроса. Сам я к тридцати годам понял это, но было уже поздно. У меня небольшой рост, я не научил себя «внутреннему», так что меч мой подобен мечу простолюдина. После окончания школы я получил сертификат Яго и двинулся искать сюзерена. Богатые могущественные сегуны отказывались от меня. Мой малый рост и низкая квалификация отталкивали меня. И вот тогда я начал служить незначительным сегунам. Они имели древнюю родословную, но были или менее даровиты или менее богаты, чтоб нанять хорошее войско. В общем, мои сюзерены бывали захвачены в своих крепостях и умирали делая «сэппуку». Меня, жалкого ронина, захватчики освобождали и отпускали на четыре стороны. Они меня презирали, хотя еще надеялись, что я сделаю «сэппуку». А, может, и потому и отпускали. Но я был не дурак, а подтягивал свою рваную хакаму и свой большой меч. И пускался в путь. Иногда на меня нападали разбойники, надеясь отобрать мой «кусок хлеба» -мой меч. Но кое-чему я все-таки научился в школе Яго. Но в этот раз мне действительно не повезло. Позарились не на крепость моего сюзерена-на его жену. И все события потекли иначе. Я уже не могу надеяться на то, что без ущерба для себя потеряю сюзерена. Богатый красавчик изнасиловал мою госпожу. Жаль, конечно, но зачем из этого делать трагедию. Ведь хозяин наш беден и бездарен. Что в нем нашла наша госпожа, в этом плешивом человеке. Он не молод и не красив, потомок одного рода, воспетого в поэмах, он не обладает никакими достоинствами. А госпожа принадлежит к могущественному дому Ацуку, брат ее богат и гениален в военном деле. Вои и похоронили мы сюзерена и госпожу. Нас осталось семь самураев, и мы вышли за ворота мрачной крепости. Я хотел было пойти искать себе нового сюзерена, но могучий ронин Мияги объявил, что честь требует, чтоб мы отомстили. Я для себя уяснил, при чем тут честь. И что такое честь. Честь может быть только у слуги, у хорошего слуги. Человеку низшего порядка, у которого нет никаких способностей, вдруг впадет в голову горячка быть высоконравственным слугою. В этом да есть что-то возвышенное. Но эта возвышенность от недостатка извилин. А у меня, ронина Медзу, они есть, я пишу стихи и баллады, зачем мне другая возвышенность. Сегодня уже год прошел со времени, как мы ведем эту разгульную жизнь. Не знаю, откуда ронин Мияги достает деньги. Может быть, он грабит разбойников..Мы пьем, веселимся, проводим время у гейш. Я посвящаю им стихи и пользуюсь у них успехом. Хотя, кто знает, может, эти девочки относятся ко мне, как к отцу. Я знаю искусство врачевания и лечу девочек от болезней их профессии. Насильник нашей госпожи уже давно махнул на нас рукой и считает нас пропащими людьми. Но я смотрю, как мрачнеет Мияги, и вижу, что это не так. Что-то холодное есть в этом человеке. За свою жизнь я видел летающих воинов, видел я воинов, которые рубят рукой мечи, и видел воинов, которые поднимают скалы. Но Мияги мне внушает больший ужас. Эта его запрограммированность убить. Это-пружина, которую завели убивать, и она обязательно сработает. Я начинаю понимать, как уязвим человек, пока есть такие люди. Наш враг простой человек, и он, не получив наказания в срок, забыл о нем. Но Мияги взведен. В это утро Мияги повел нас на развалины старого замка, где мы, подобно монахам

Ямобуси, лазаем по стенам. Это надоедает многим. Мияги говорит о чести и «бусидо». И ронины лазают, обхватывая пальцами кирпичи. Еще день, и ночью мы режем нашего врага в его же замке. Я удивляюсь, как нас пропустили в замок сегуна, у которого три тысячи воинов. Быть может, в этом талант Мияги. Но мы проникли и победили, а победителей не берут в плен. Я упустил опять возможность сдаться. Как хорошо я умел сдаваться в плен! В этом искусстве мне нет, наверно, равных во всем Ямото. Я даже не испытываю страха перед врагами. Но мы убили сегуна. Сегодня мы в Эдо. На улице праздник. Наконец-то «бусидо» приобретет самый большой наглядный пример. Нас одели в праздничные одежды. Я несколько раз подходил к советнику императора и говорил ему, что я не собирался убивать сегуна и никого не убил, и сказал, что меня принудили под страхом смерти находиться в этом предприятии. Сановник что-то сказал о чести, о большой чести, сказал, что живое солнце растрогано, вся страна гордится героями. Я сказал, что хватит и шести. Сановник ответил, что не имеет права разбивать «единое целое», то бишь, пачку ронинов, он говорил, что нас будут славить на века. Я ответил, что не хочу иметь ничего общего с этой шайкой разбойников. Сановник вознес меч, потом с презрением опустил. Я ушел от него. Мы сели на дорогие ковры. Народ веселился вовсю. Я со злостью посмотрел на Мияги. Мияги ухмыльнулся. Лицо его раздобрело и оттого стало мне противным. Я взял бумагу и написал стих. Пошел за идиотом В прекрасное Эдо. Мышеловка захлопнулась. Цветет сакура. Я выбрал сильного самурая ассистировать. Мне не хотелось, чтоб это было больно. Рядом лежали скрученные тела моих соратников. Вначале я медлил. Мозг не подчинялся. Мозг искал выхода из этой красивой казни. Он видел меня, маленького, худого, кривоногого, в рваной хакаме с большим мечом, уходящего под презирающими взглядами самураев… Потом мозг снова возвращался к началу, я извивался, кланялся, целовал ноги самураев, они снова меня отпускали, я снова шел, маленький с большим мечом… Потом я снова возвращался, на этот раз хитрил, очень остроумно шутил, самураи хохотали-и я снова шел, маленький с большим мечом… Я услышал хруст внизу. Потом стало темно, ударил гром… Я подходил к самураям, с ними хохотал, они смеялись моим остротам, они валились от хохота-и я опять шел, маленький, с кривыми ногами и большим мечом…

Слово

Воистину не было на земле более совершенного мастера меча, чем Миомото Муцаси. Слава его далеко шагнула за пределы страны Ямото, она затмила славу величайших мастеров Поднебесной. Будь жив даже Будхирхарма, даже он признал бы, что практика духовного и физического в этом мастере достигла непостижимых вершин. Сотни именитых самураев, изощренных в бесчисленных войнах, с легкостью сорванного листка лишались своих жизней под порханием его клинка. А открытия в области духа ознаменовали вершину рассвета «дзен». Вот к этому мастеру явился молодой самурай-поэт. После ритуального приветствия он обратился: «О, сенсей, в восьми частях света не найдется человека более сведущего в познании воинских искусств и в познании великого предела человеческого духа. Муцаси-сан, скажите, где вершина того искусства, которому я посвятил свою жизнь.«Просветленный мастер слегка улыбнулся, после его охватила легкая печаль, он попросил поэта прочесть что-нибудь. Молодой самурай, единственный сын могущественного сегуна, смутился, с дрожью овладев собой, прочитал самую удачную танка, от которой теряли головы в Эдо принцессы и гейши. Сенсей молча послушал и покачал головой. И глядя на молодого ученика, сказал: «Твой стих прекрасен, как родниковый ручеек, но ты не познал моря, огромного и бесконечного.«Поэт ответил, что понял его. Десять лет он потратил на то, чтоб изучить формы стихосложения у поэтов страны Ямото и Поднебесной и у Великих греков. Он изучил также поэмы Фердоуси и Низами и, собрав все свои знания, создал огромную поэму. Эта поэма включала в себя и героические путешествия, любовь и ненависть, жизнь и смерть, войну и мир, рай и ад, отца и сына, преступление и наказание, вершину и бездну. И, когда он появился перед Миомото и дал свой труд, мастер нахмурился и сказал, что он выполнил его повеление. Но для того, чтоб это было совершенным, он должен его укоротить. И опять ушел на несколько лет поэт. Он сохранил насколько можно смысл поэмы, и даже сделал ее еще краше. В ней сильнее звучала бездна распирающих чувств поэта. Поэт отнес все это мастеру. Миомото лишь слегка взглянул и сказал: «Еще короче.» Поэт принес одну строчку, желая поддеть мастера. А Миомото, ничуть не смутившись, сказал, чтоб он написал еще короче. И тогда поэт вдруг задумался, не водит ли его за нос мастер. Не выражает ли ему презрение. И в последний раз напряг свое поэтическое воображение. Он силился пробить бесконечность искусства, ища воплощение изящества в малом. Вначале он не обретал движения. Но вдруг он заметил, что его наполняет восторг, предчувствие чего-то необыкновенного. Он понимал, что Дао снизошло до него. Слово, которое он так искал, обретало формы. Он уже чувствовал во рту его вкус, уши слушали его музыку, а глаза видели его краски. Он побежал к Мастеру. Мастер улыбнулся, снял с подставки свой боевой меч, верного друга и соратника в беде и славе, и, повернувшись на восток, сел на колени. Сверкающий клинок медленно вошел в его живот, и еще легкое движение, и страна Ямото получила нового мастера.

Лужа

Он шел по рынку. Это был стадион «Лужники», в простонародье-Лужа. В проходе он дал билет охраннику. Потом шел по узким проходам. Два парня-великана почесали пластмассовой чесалкой его спину. Мужчина с серебристой фольгой, усталый и оглушенный своим голосом, увидев внимание В.,продекламировал: « И купил «Саяны», и друг и брат.«В. пошел быстрее, девушка, продающая лотерею, крикнула: «Мужчина с усами подойдите к нам, нам нужен еще один игрок.«В. пошел быстрее. Подошла румынка. Она спросила В.: «Пан не хочет купить кожаный куртка, мы есть интурист, уезжаем сегодня.» В. сказал ей: «Иди.«Появились две женщины, они обняли его и поздоровались, сказали, что им нужен товар, но нет денег, они его знают, не одолжит ли им денег, а товар они потом перекупят. В. не знал этих женщин. Устало побрел дальше. Появился парень. Он говорил, что из канала НТВ, и пытался всучить кофеварку, В. сказал, что у него мало времени. Цена кофеварки была большая. В. остановился-он почувствовал резь в груди. Посмотрел: деньги были вырезаны. Что теперь, делать, подумал В. Впереди шли два милиционера. Человек без денег в чужом городе-это явная жертва для милиционера. В. ринулся в толпу. Он вытащил из сумки свой свитер, почти новый, и продал его за одну пятую его цены. Купил мороженое и начал им торговать на рынке. Его поймала милиция и обобрала, тогда он пошел на вокзал. Он думал о доме. Дом был далеко, и дома не было никого. Он застрял в этом городе. Утром он пошел в Лужу. Купил газеты и начал торговать. Торговля пошла. Он познакомился с молодой женщиной, она торговала парфюмерией. Когда он с ней разговаривал, подошел милиционер, спросил документы. Документов, увы, не было, их у него забрали в прошлый раз. В. подумал, сейчас меня арестуют окончательно. Пришли два человека и показали на него и на женщину, и милиционер ушел. Потом один из них подошел к В. и сказал, что, если он не будет жить с этой женщиной, милиция его арестует. В. молчал. Женщина. Он только что с ней разговаривал. Зачем он с ней разговаривал? Значит, хотел понравиться. Но хотел ли он, чтоб она была его женой. Женщина была чуть старше его, но и он не был молод. В. подошел к ней, она ему виновато улыбнулась. В. стал рядом с ней и начал ей помогать. Товар уходил быстро. В. постоянно приходилось бегать к контейнеру и притаскивать проданный ассортимент. К вечеру женщина выручила значительную сумму, она часть отсчитала милиционерам, часть накачанным парням с бритой головой. Так что сумма чуть превышала сумму, бывшую у нее до продажи. Она взяла тележку и пошла с В..Толпа хлынула в метро. Стадион опустел. Появились рабочие в сервисных робах. Они убирали помятые упаковки и мусор. Потом прошлись поливомоечные машины. Они смыли грязь. В. с женщиной в это время сновал по фирмам, покупал товары. Фирмы были разбросаны по всей Москве. В некоторых поднималась отпускная цена, в других требовали документы, в третьих не было сертификатов. Они шли, набирали товары, бегали по метро, наполняли камеры хранения и снова пускались в путь. К вечеру они, уставшие, пришли на вокзал. В. сел на скамейку. Женщина достала беляши, купленные за три тысячи у трех вокзалов, потом сардельки, воду и сыр. Она еще купила горячий чай в буфете. В. начал осторожно есть. Женщина тоже ела и украдкой нежно на него поглядывала. После женщина убрала остатки еды в сумку, купила несколько эротических газет и разложила на скамейке, В. взял одну. Эти газеты во время путешествий позволяли ему ненадолго забыть неуютность обстановки в вокзалах. Женщина осторожно взяла газету и, кусая булочку, вскоре увлеклась чтением. В. быстро прочитал все газеты и поглядел на табло, там появился номер поезда, идущего к его дому. В. опять стало тоскливо, как будто он и не читал этих газет. Женщина заметила это и убрала газеты. Она показала на дверь. Это была дверь вокзальной гостиницы. В. подумал, да, она имеет на это право, он должен платить. Хорошо, что еще можно платить тем, что имеешь. Они встали и пошли. Их приняла гостиничная работница. Женщина заплатила ей деньги за два часа. Они закрыли дверь, легли на чистую белую постель. На столе был графин с водой. В. машинально выпил. Женщина пахла приятно, хотя не мылась давно. Вскоре он почувствовал себя женатым мужчиной, и все получилось хорошо. Женщина благодарно прижалась к нему. Она рассказала В.,что ее первый муж был убит рэкетирами. В. спросил, он дрался с ними. Женщина ответила, что нет. Он просто спешил за товаром и хотел протиснуться, когда шла разборка между бандитами, и его случайно закололи. В. спросил, не хочет ли она отсюда уехать. Женщина испуганно на него посмотрела и спросила, куда. В. сказал, что просто спросил, а куда не знает. Женщина успокоилась и играла с единственным волосом на его груди. В. сказал, что она может оторвать, если хочет. Женщина сказала, что нет. Что волос ему идет. В. зевнул, и они начали одеваться. Спали они на скамейках. Утром рядом появлялись нищие и клялись, что охраняли их. В. гнал их прочь, женщина улыбалась и давала им мелочь. Нищие договаривались, что будут охранять еще. В. на них кричал «Иди», и они уходили. Потом они волочились на метро «Спортивная», по дороге иногда милиция останавливала В. Некоторые из них умудрялись выкачать хорошую сумму из кошелька женщины. В. негодовал, его угнетала нарастающая зависимость от женщины. А ее это радовало. Она говорила, что жить здесь в центре страны, в столице, очень хорошо, она скоро заработает деньги, купит квартиру. В. молчал. Иногда В не шел на работу, а слонялся по вокзалу, в город было опасно выходить без денег, хватали милиционеры. Он говорил, что проснулись травмы, полученные в детстве, и таскать баулы сегодня не сможет. Женщина уходила одна и ничего не говорила. Однажды В. ждал так ее на вокзале. Женщина ко времени не появилась. В. начал думать, не убили ли ее, или закрыли милиционеры. Но она появилась через два часа. В. ее не узнал, она походила на экранную диву. Но это ощущение быстро прошло. Если бы она застыла, то ощущение сохранилось бы. Но она двигалась и чувствовала себя виноватой. В. узнал, что она сходила в баню и в салон красоты. Она сказала В.,что может и его отвести в баню. В. согласился, что ему надо сходить в баню. Но сказал, что такая красота натруженным женщинам не идет. Он сказал, что ее сильное тело красиво с гладкой прической. Пошли в гостиницу. Там она достала маленький портативный телевизор, и они смотрели его. Она сказала, что завтра продаст его и купит другой, на батарейках. В. решил упрочить свое финансовое положение, спросил у женщины денег и пошел к кавказцам. Они варили в котлах жаркое, плов, пельмени. В. купил котел, рис, баллон и начал варить плов. Пришли бандиты, избили В. и забрали котел и баллон. Женщина сказала что-то мужчинам. Вскоре они, насмехаясь над В.,притащили котел. Они объяснили В.,что этот бизнес очень доходный и стоит столько, сколько квартира. В. лечился целую неделю. В. решил бежать. Купил билет, когда женщина ушла. Он взял билет на дневной поезд, так как в это время женщина была на рынке. Билет взял на чужой паспорт. Оставил деньги на взятку проводнице. Когда на следующее утро подали на посадку его поезд, В. вскочил на поезд, дал проводнице билет и деньги. Проводница закрыла на время В. в своем купе. Когда до отправления поезда оставалось пять минут, дверь открылась и вошли милиционеры. Они вышвырнули В. из поезда. А рядом стоял торговец. Он говорил, что чудом увидел В.,что если бы не он, то В. уехал бы. Он сидел до самого вечера. Вечером торговец передал В. женщине. Женщина молчала. Она не разговаривала с В.В. молчал. В конце концов отсюда нетрудно выбраться, думал он. Женщина ушла на работу. Но пришли мужчины, они погнали В на рынок. В. больше не оставался на вокзале. В. трудился, не покладая рук. В. надеялся, что они купят квартиру, а так он бы не убежал. Но ударила инфляция. Деньги, накопленные женщиной, потеряли силу. И В. с новым упорством работал, чтоб купить квартиру и вырваться от бдительного ока торговцев, там он свободно покинул бы Лужу.

Детство

Детство, каким бы оно ни было несправедливым иногда, запоминается яркой солнечной дымкой. Возможно, виновно в этом ожидание жизни, большой и неизвестной впереди. Я не понимал, что мой мир глазами взрослого тотализирован и есть железный занавес. Я смотрел на летающие в небе самолеты и представлял себя красивым летчиком, от которого будут без ума девушки. В крайнем случае я представлял себя средним инженером. Меня распирало от сознания того, что девочки вокруг не оценивают меня по достоинству. Наш лагерь труда и отдыха. Сколько сил отдано на возделывание колхозных полей. После обеда мы спали. После сна были игры. Мы переодевались в ярко-синие тужурки и шорты. Шорты и тужурки цвета «хаки» клали себе под матрас. Многие играли в волейбол. Некоторые шли в дальний сад, где в отличие от окружающих везде яблок росли груши, сливы, вишни. По ним стрелял старый сторож, участник второй мировой войны. Он брал сигареты от мальчишек и медленно заряжал ружье. Мальчики бросались врассыпную, а сторож стрелял поверх голов. Если посмотреть за холмы, можно было увидеть нагромождение старых восточных дворцов. Они стояли, один отличный от другого, вокруг валялись сундуки с золотом и драгоценностями, старинные кинжалы, воткнутые в землю, кривые мечи, инкрустированные бриллиантами и изумрудами. Я шел туда. Я читал надписи на стенах дворцов, которые принадлежали старшеклассникам и выпускникам школы. На золотых табличках были высечены надписи, что дворец принадлежит «Рустаму ибн Кумару». На других надпись гласила, что принадлежит достопочтимому ученику Сеитовской школы Нурулле ибн Юсупу. Я находил древние масляные лампы, которые валялись вокруг и тер их. Выходил белесый джинн, он поднимался медленно вверх. Вокруг были тоже белесые джинны, их поднимали трением другие мальчики. Они терли часами и поднимали своих джиннов до самых перистых облаков, некоторые доставали до кучевых, а я- до слоистых. Я тер и натирал мозоли на ладонях. Иногда появлялись альпинисты, они лезли на наших джиннов, вбивая гвозди. Потом они летели вниз на своих крылатых парашютах. Я сшил варежку из войлока и тер им две недели лампу, мой джинн поднялся высоко, он уходил куда-то в стратосферу. Помню мрачное лицо старца, раздутое до неимоверных размеров. Мы перестали видеть военные самолеты. Мой джинн рос. Я тер большей частью ночью. Мои друзья тоже терли свои лампы, но они уходили из игры. Директор, возможно, получил замечание сверху, и было приказано убрать джиннов, они мешают истребителям. Я помню, как плющили бульдозером лампы. Они гнулись и стреляли маслом, пачкая нашу одежду. Трактористы безразлично курили «беломор». В тот сезон я хорошо заработал на прополке помидоров и купил переносной транзистор «Океан». Он ловил четыре диапазона коротких волн УКВ и СВ и ДВ. У меня было очень удачное лето.

Мастер

Прежде это искусство имело цену. Тысячи людей хотели понять феномен китайской культуры-ушу. Сейчас это мало кого интересует, кроме кучки специалистов и любителей. Тогда появился он- мастер. Он был низкорослым, как и следовало быть мастеру. Это подчеркивало, что сила его не в грубой физической, а в сфере мастерства. Хотя, кто знает, может быть, он блефовал. Мастер должен убить человека. Может, он убил человека и сумел это замять. Но благоразумные люди рассуждали, что убив человека, он непременно должен быть посажен. Но никто его не сажал, мы знали это точно. Когда открыли ресторан, взяли его вышибалой. Мы с любопытством ждали трупа. Мы устремились к окнам ресторана и повисли на его решетках. Пьяные посетители вначале не буянили. Но через некоторое количество времени они осмелели. Один из посетителей оскорбил мастера. Мастер взял два кирпича, привязал их к рукам посетителя. Потом было два молниеносных удара, и кирпичи рассыпались в порошок. Мы пришли в восторг. Мастер не убил посетителя и с честью сохранил свое достоинство. Мы восхищались: именно так должен поступить китайский мастер. На следующий раз желающих было больше, посетители сами обвязывались кирпичами. Мастер крушил камни, но не убил посетителя. Восторг наш не утихал. Мы гордились своим мастером. Когда мы говорили, что из такого-то села, нам говорили, не это ли то село, где живет мастер, мы с гордостью кивали. А спрашивающий пытался вспомнить, видел ли он мастера когда-нибудь. Он хотел тоже немного погордиться. Ресторан был забит до отказа: был праздник. Люди были пьяны, они забыли о мастере. Но мастер был. Это был единственный случай, когда никто с благоговением не ждал от него действий. Была пьянка, была драка. Мы услышали его крики, потом бегущего по потолку человека. Ресторан рухнул. А имел ли право мастер ломать стены ресторана. Ведь он не должен убивать. Ведь, рухнув, здание могло убить людей. Возможно, оно и убило людей. Кто позволил ему убивать нас, законопослушных людей. Может быть, в восточных философиях есть ошибка. Ведь, хотя он не ударил никого, но расколов каменные стены, он убил людей. Я думаю, все же где-то здесь ошибка. Древние пили саке. Я найду это место. Они не могли не пить саке. Ведь, играя в го, Миомото Муцаси и Яго не могли не пить саке. Я хочу найти то место, где пьяный человек и чистый одухотворенный мастер. Я найду это место, если даже придется изучить китайский и японский.

Рыбная ловля

Наше село рыбацкое. Мы ловим рыбу, которая, говорят, исчезает с лица земли. Странно, этот ровесник динозавров-единственный источник нашего дохода. Мы существуем, пока есть эта рыба. Возможно, дело не только в этом. Их ловили с давних пор. Но с какого момента они стали запретными? И тогда-то возник наш подводный, подземный лабиринт. Этот лабиринт был удобен тем, что выясняет отношения с соседней деревней. С подземелий уходили самодельные субмарины для установки снастей на осетра. Они никогда не были совершенны. Эти колоколы, движущиеся по тросам, часто всплывали при обрыве троса. Но и самое простое может со временем стать надежным, и эти субмарины, доведенные до ума, уже служат не один век. Некоторые из этих субмарин ныряют в противоположные пещеры, а эти пещеры ведут в другие русла. Помню, в детстве мой брат повез меня на мотоцикле по этим пещерам. Мы мчались; должно быть, мы дошли до края пещер, но я видел, что было еще много темных коридоров. Я не знаю, зачем повез меня мой брат. Может, он хотел показать, что он очень хорошо ориентируется в этих ходах. Он остановил машину и посмотрел в коридоры. Потом мы вернулись-он сжег почти ведро бензина. Запах паленого масла остался висеть в темноте. Иногда я думаю, возможно, когда-нибудь я смогу достичь крайних пределов подземелья. Меня особенно пугают ходы под рекой. Они сыры, пахнут рыбой. Говорят, по весне некоторые открывают задвижки, оттуда сыплется сухая плотва. Но иногда задвижки заедает, рыба кончается, и вода заливает нижние ходы. Говорят, что с виновными борются, что их могут и убить. Должно быть, убивают в других селах, у нас редко убивают. Это не из-за недостатка злости, просто в нашей деревне не очень много людей, и все они знают, что, сделав плохо, обеспечат себя тяжелой работой на несколько лет вперед. Наши заржавленные задвижки под рекой ни разу не открывались, хотя с виду бесхозны. Старые рыбаки говорят, что, если долго идти по коридорам, можно набрести на другой народ, который рыбачит по-другому. Там один человек обслуживает десятки снастей. Снасти крутятся постоянно, рыба сама слезает с кручьев и засаливается. Раз в неделю они обходят территорию, чтоб узнать наполнены ли бочки. Но никто этих людей не видел. Вернее, представители этого народа живут и среди нас, но ловят они, как мы. Когда мы говорим о том способе ловли, они улыбаются. Им приятно, что их соотечественники умнее нас. Но о том способе ловли они понятия не имеют. Иногда рыбаки, возможно, из того народа появляются и в наших краях; они говорят, что ездят на мотоциклах и смотрят за снастями. Но мы никак не можем добиться объяснения этого способа ловли осетра. Тогда я думаю, что, может быть, этого способа ловли вообще не существует, что это выдумка. Ведь по коридорам снует куча людей, которые могут украсть незаполненные бочки. Но, может быть, что те пещеры менее обитаемы. Хотя рыбная ловля-основная причина возникновения лабиринта, со временем возникли другие причины, по которым нам трудно отказаться от лабиринта. Наш лабиринт защищает нас в минуты уныния. Та бесконечность, заключенная в ней, дает скрыться людям. Они скрываются, их никто не находит, возможно, поэтому так мало наше кладбище. Есть утверждение, что часть людей, чтобы умереть, уходит, как уходили святые. Это метафизическое утверждение породило бы много привидений, но было вовремя отвергнуто жителями. Все было списано на скупость родственников исчезнувших. В подземных ходах есть места, которые успели обзавестись некоторым мистицизмом, там желания исполняются, там возможно движение мягкого грунта, ходы теряют свою пространственную ориентацию. Но редко кто спешит туда. Желания рыбака более прагматичны: потеряв жизни из-за желания иметь водку, они потеряли интерес к этим местам. Эти желания имеют в своей природе желание уверенности в завтрашнем дне, откровенное желание не умереть, оно не умещается в гонке за успехом. Но, если спросить у нищего попрошайки, то и у него окажется больше желания к успеху, нежели выживать. Эти пещеры когда-нибудь зальет водой, об этом говорят древние сказания нашего народа. Пока живем, мы тратим кучу своего времени, бродя по прохладным коридорам. Иногда мы натыкаемся на настенные надписи. Нам говорят, что они имеют происхождение более древнее, чем сам лабиринт.