Охота на мудрецов. Неизданное

– Переперчил немного.

Точно влюбился.

Флавий

Здание генштаба очень старое, сейчас так уже не строят. Высокие потолки, огромные комнаты. Снаружи сплошное архитектурное излишество с лепниной, стрельчатыми арками окон и витражами, а внутри после реконструкции все тот же безжизненный металл и стекло. По мне, от него комнаты, похожие на залы для бальных танцев, стали еще больше и холоднее. В западном и восточном крыле поставили перегородки, и там теперь уютно, но генералу Инструкцией не положено иметь маленькую приемную. А моим мнением в принципе никто не интересовался.

Дверь в кабинет Его Превосходства закрыта, в приемной на стульях для посетителей пусто. В помещении только тихий гул работающей климат-системы и нервный стук моего сердца. Сижу за столом, как одинокий астероид на задворках галактики, и угрюмо разглядываю электронные письма на планшете.

Стоит генералу исчезнуть на день, как тут же появляются вопросы, которые без него не решаются. Я давно копирую старые ответы и вставляю их в новые письма, но поток не уменьшается. Тоже, что ли, Шуи себе сварить и впасть в беспамятство на сутки, чтобы никто не смог разбудить? Вздыхаю тяжко и опускаю голову, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки. Нельзя мне. Несколько мгновений отдохну и дальше буду почту читать. Не успеваю даже глаза закрыть, как загорается планшет и пищит гарнитура.

– Слушаю.

– Лейтенант Прим, это охрана. Тут генерал девятой армии приехал, рвется к вам мимо всех постов.

Замечательно. Доблестные бойцы боятся под генеральский гнев лезть, а мне не привыкать подставляться.

– Оставьте, не препятствуйте, – прошу охрану и встаю из-за стола, – я встречу.

Иду к двери через всю приемную нарочито медленно, печатая шаг по дорогому паркету из палисандра. Во всех остальных помещениях на полу ковролин, но Его Превосходство предпочитает натуральные материалы. Дождавшись, когда распахнется дверь, вытягиваю спину и приветствую Марка Сципиона Мора:

– Ваше Превосходство.

Хозяин девятого сектора ожидаемо зол. Глаза горят, извечные бакенбарды топорщатся и сам весь взъерошенный.

– Где он?

Если бы командир захотел рассказать о своем горе, он бы сам позвонил. Поэтому я ничего кроме стандартного ответа произносить не имею права:

– Его Превосходство на совещании, освободится к вечеру…

– Врешь, – шипит Марк Сципион Мор, – в зале для совещаний пусто, я был там. Технических сбоев в секторе нет, телефон просто выключен. Лейтенант Прим, я повторяю вопрос. Где он?

Поторопился я надеть летний комбинезон, холодно еще. Или это под взглядом полководца ознобом пробирает? От горных всегда веет особой стужей. Ветром с вечных ледников на вершинах гор. Зубы ноют, как не хочется неприятностей, но я упрямо повторяю:

– Его Превосходство на совещании, ему что-нибудь передать?

Генерал девятой армии делает ко мне ровно два шага, а мне кажется, что дышит в лицо и вот-вот укусит.

– Я не знаю, кто приказал тебе молчать, лейтенант, но я выясню, что здесь происходит.

Кожей ощущаю угрозу, привкусом крови от прокушенной губы. Сочиняю ответ, а Марк Сципион Мор замирает и сверлит меня взглядом, будто только что вошел и увидел. Вспоминает? Едва ли. Слишком я мелкая рыбешка. Разве что случайно два дня назад прошел мимо меня в коридоре собственного особняка перед Советом генералов.

– А не тот ли ты Флавий Прим, которого подозревали в предательстве?

От напряжения превращаюсь в камень. От озноба вот-вот застучат зубы, но пока выдержка еще при мне, отвечаю как можно спокойнее:

– Так точно, Ваше Превосходство, но все подозрения сняты.

Краем глаза слежу за генералом и готовлю аргументы, чтобы отбиваться от подозрений. Нет здесь никакого заговора, не в этот раз, но хозяину девятого сектора не до меня.

– Демоны знают, что такое, – тяжело выдыхает генерал и отворачивается.

Бормочет под нос тихо, но я все равно слышу про бесконечные покушения и проклятых мудрецов. Понимаю, как такое отсутствие выглядит после взрыва горной резиденции и погони на катерах, но ничего не могу сделать. Если Марк Сципион Мор узнает о запое командира, то только не от меня.

– Кивни хоть, он жив? – с тоской в голосе спрашивает генерал.

Хотел бы, но сам не знаю и беспокоюсь ничуть не меньше. Виноватым себя чувствую и не могу понять: Дэлия хотела сбежать, а я ей только помог? Или, наоборот, своими словами о калитке и тиране подтолкнул к решению? Лучше бы командир меня обратно в клетку посадил, там молчать проще.

– Жив, – киваю я, надеясь, что не совершил чего-то непоправимое.

– Хорошо, – расслабляется генерал, – большего мне от тебя и не нужно. Прощается, наклонив голову, и уходит из приемной, а я возвращаюсь за стол с чувством, что возненавижу этот день и долго потом буду помнить.

Глава 4. Воспоминания

Публий

Воду не удержать в рамках. Она разливается по коридору, затекает под шкафы и вот-вот испортит дорогой паркет. Плохая вода, стоячая, с запахом водорослей. Собираю ее тряпкой и выжимаю в ведро, поглядывая на изрезанную шрамами спину Наилия. Босой генерал, закатав штанины, ловит руками трепыхающуюся рыбу и бросает в другое ведро. Убрались два пьяных дурака. Еще больший разгром учинили.

– Чтоб мне всю жизнь холостыми стрелять, это что такое?

Голова от Шуи гудит, а тут еще раздраженный голос. Узнаю по ругательствам и честно пытаюсь встать прямо.

– Ваше…Превосход…ство, – неприличное икание безнадежно портит приветствие. Марк Сципион Мор обращает на меня внимание не больше, чем больной под общим наркозом на уколы санитара.

– Наилий, ты решил бассейн сделать на третьем этаже? Прямо на полу?

Генерал Лар тоже распрямляется, не выпуская из рук ведро с рыбой. Мокрый, с прилипшей к животу веткой водорослей, растрепанный и сонный от Шуи сейчас он больше похож на деревенского мальчишку, чем на полководца.

– Решили вынести сломанный каркас кровати и сбили аквариум.

Медленно зеленею от зависти. Пили одинаково, а Наилий говорит, как с трибуны после долгих репетиций.

– Кадеты криворукие, – вздыхает Марк, разглядывая устроенный потоп в коридоре, – что творите, демоны?

– Еще одно ведро и тряпка в подсобке через три двери от тебя, – невозмутимо отвечает генерал Лар.

– Да знаю я, – отмахивается Марк и уходит, а я наклоняюсь обратно вытирать лужу с выскобленного до блеска палисандра.

Через несколько мгновений дальше по коридору уже два полуголых генерала на коленях собирают воду. Молча и быстро, как в наряде под суровым взглядом инструктора. Будто не было никогда больших звезд и широких полосок на погонах.

– Куда виликусов разогнал? – ворчит генерал Мор, шумно выжимая капли воды из тряпки на дно ведра.

– Нечего им тут.

– На твою пьяную рожу смотреть? Правильно. Я на малом десантном рванул через океан, думал, тебя уже Агриппа на ломти нарезает, а ты пьешь.

– Пью. Иногда еще и ем.

Марк вздрагивает и в упор смотрит на Наилия, а я вспоминаю про перепрятанный впопыхах кейс со свежей ягодой Шуи.

– Лепешки, – уточняет генерал Лар, – только остыли уже. Будешь?

– Нет, – отвечает генерал Мор и заталкивает тряпку под тумбу на низких ножках, – видела бы твоя женщина…

– Не увидит! – дергается Наилий и я вместе с ним. Новый приступ ярости сейчас совсем не нужен! Столько усилий и все зря? За кейсом бежать? Транквилизаторы с Шуи несовместимы. Но генерал успокаивается сам, медленно выдыхая и разжимая кулаки: – Уехала она.

Марк морщится и замолкает, вытирая пол. Скоро хозяин девятого сектора тоже пропахнет водой из аквариума, ароматом жареных лепешек и отчаянием. Оно, как инфекция, передается воздушно-капельным путем, и даже убойные дозы Шуи не способны вылечить. Молчит Наилий, чем дальше, тем упрямей загоняя боль глубоко в себя. Всегда так делал, но сейчас, кажется, подавится и надорвется. Не по силам тяжесть.

– Дэлия ведь мудрец, – осторожно начинает Марк, – Агриппа их всех к себе звал, Создатель с Маятником уже сбежали и она поехала?

Наилий коротко кивает и облизывает высохшие от напитка губы.

– Бессмертие им там, что ли, бесплатно выдают? – пожимает плечами генерал Мор. – Летят как…

– Мотыльки на свет, – перебивает Наилий и уходит выливать ведро.

Марк провожает его взглядом и цедит сквозь зубы:

– Нашел, кого в любовницы брать. Мудреца. Других нормальных женщин не осталось?

Я не выдерживаю и, забыв, кто передо мной, выговариваю:

– Они такие же психи, как мы, и вам это известно, Ваше Превосходство!

Хозяин девятого сектора скашивает на меня взгляд, но вместо раздражения одно холодное безразличие:

– Конечно, только бредят наяву и выпрыгивают из окон. А потом во сне промывают мозги моим бойцам и душат свою же. Совершенно нормальные, адекватные цзы’дарийцы.

Затыкаюсь, не найдя слов. Ходили дикие слухи по общему чату, не думал, что окажутся правдой. Вспоминаю улыбку Дианы, спокойную задумчивость Дэлии, выдержанную холодность Конспиролога и не верю, что мудрецы способны причинить серьезный вред. А тут целый заговор с покушениями на жизни генералов. Но не на пьяную голову обдумывать такие вопросы.

Наилий

Жалко аквариум. Хоть и замечал я его не чаще одного раза в неделю, но смотреть на трепыхающихся рыб, в безмолвном крике открывающими рты, оказалось невыносимым. Теперь все пострадавшие плавают в стеклянной банке, а я сушу волосы полотенцем после душа. Холодного, чтобы опьянение от Шуи, если не ушло, то хотя бы уменьшилось. Тяжело не ощущать собственного тела, как раньше. Мы втроем устроились в гостиной на диванах. Взамен опустевшей фляги Публия сварили новую порцию напитка из сушеной ягоды Марка. Рубиновый дурман остывает в мерных емкостях, а молчание затягивается.

– Ты бы отпустил капитана домой спать, – предлагает Марк, – смотри, он носом уже клюет. Давно пьете?

Военврач сонно щурит глаза и держится на одном упрямстве. Сутки дежурства в операционной, а потом возле меня. Еще немного и провалится в сон, скатившись по скользкой кожаной обивке дивана.

– Со вчерашней ночи пьем. Публий, тебе бы, правда, поспать.

Медик в ответ только головой мотает. Тяжело капитану, неуютно рядом с Марком. Вбитая еще в училище дисциплина заставляет держать спину, обращаться Ваше Превосходство и не открывать лишний раз рот в присутствии генерала. Сципион тоже привык к другой компании.

– Назо, ты не равняйся на Наилия, – говорит Марк, а я спьяну не могу угадать, чего добивается. Выгнать или уговорить? – Он на адреналине двое суток может не спать. Вообще крайне мало спит. Мастер рассказывал, что когда нас привезли новорожденных из лаборатории в кюветах, он не знал, что делать с орущим выводком. Тридцать голых, беспомощных младенцев в малом зале для тренировок. Лаборанты, перед тем, как уйти, раздали кадетам бутылки со смесью, и сытое воинство уснуло. И только один хмуро и молча смотрел в потолок.

Нетрудно догадаться, кто был нарушителем дисциплины. Мастер за все время один раз упрекнул меня своими бессонными ночами, а потом наказал за побег из интерната.

– Представляешь, капитан, – продолжает Марк, – ночь в горах, тихо, а мастер качает на руках твоего командира и бубнит ему про искусство войны.

Публий улыбается. Не знаю, что вообразил, а я сразу вспомнил, как висит на небе серебристый диск Ария в россыпи звезд и заглядывает украдкой в окна спальни кадетов. Эту историю нам с Марком рассказывала матушка. Надолго терпения начальника интерната не хватило, и он единственный раз в жизни сам нарушил правило «никаких женщин в интернате». Позвал из деревни Аттию помочь ему управляться с детьми.

Среди тех тридцати генетических чудовищ были не только мы с Марком, но и Друз Агриппа Гор. Драться мы начали сразу, как только впервые доползли друг до друга. И позже соревновались везде, где могли. Увлеклись, устроили пожар в терме и после долгого сидения в клетке мастер устроил нам испытание. Я вернулся в спальню кадетов отдыхать, а Друз завязал смену белья в узелок и ушел. Признали негодным для обучения и выгнали.

– Я когда подрос начал понимать, что мне достается больше, чем другим, – рассказываю Публию. Он почти не реагирует, прикрыв глаза и качнувшись вперед. Еще немного и уснет. – Был уверен, что мастер меня ненавидит. Десять циклов жил с этой мыслью, а потом упал в пропасть. Не допрыгнул до противоположного края. Сотрясение получил и перелом ноги. Думаешь, меня оставили в лазарете выздоравливать? Нет. На костылях в наряды ходил. Сидел как-то на кухне и резал овощи, когда пришел мастер и спросил, долго ли я буду притворяться? На тренировку пора. Нервы у меня сдали, и я пообещал вызвать его на поединок и убить. Наставник рассмеялся и ответил, что будет ждать с нетерпением. Помолчал немного и добавил: «Я ведь не зря тебя Наилием назвал. Редкое имя, нездешнее. Вот и добейся успеха».

Заканчиваю фразу и прислушиваюсь к дыханию Публия. Размеренное, неглубокое. Уснул.

– Здесь его оставим? – спрашивает Сципион.

– Да, пойдем на кухню.

Укладываю капитана на диван и накрываю пледом. Если к ночи не проснется, нужно будет позвонить Поэтессе и предупредить, что у меня останется. Не повезу я такого к ней, перепугаю еще до ночных кошмаров.

Забираю Шуи и несу на кухню. Трезвый Марк уже раздражает своей серьезностью. Понимаю, что не просто так с материка на материк летел.

– Рассказывай, что случилось.

Муть в голове никак не рассеется, мешая думать. Мысли стелятся густым белым туманом по низине. Сажусь на высокий стул у рабочего стола, спиной к плите и слежу за тем, как хозяин девятого сектора выпивает глоток Шуи. А потом прикрывает глаза, пережидаю первую волну.

– Я утром предписание получил от Совета, – выдыхает жаром Марк и устраивается на стуле рядом со мной, – в кратчайший срок доставить мудреца Сновидца в медицинскую коллегию для проверки установленного психиатрического диагноза.

От сухих канцелярских оборотов официального запроса першит в горле. Наливаю из-под крана стакан воды и осушаю залпом.

– Так, когда, говоришь, твой Мотылек упорхнул? – прищурившись, спрашивает Сципион.

Без наводящих вопросов могу связать воедино причину и следствие. Дэлия одна из немногих, кто знает историю полукоматозной пары целиком и во всех подробностях. Медицинская коллегия заседает в первом секторе, а оттуда признанного вменяемым Сновидца ничего не стоит отправить в четвертый к остальным мудрецам. Агриппе достаточно написать еще один запрос в Совет.

До затуманенного хмелем разума мысли доходят медленно. Или просто я отчаянно сопротивляюсь и пытаюсь найти оправдания? Нет их. Предательство, как оно есть. Любимая женщина сдала меня врагу, едва выйдя из моего особняка, встав из моей постели. Думал, что потратил на ярость все силы, но спазм сдавливает грудь, мешая дышать. Чем я это заслужил? Любил ее? Хотел быть рядом? Мечтал, чтобы родила мне ребенка? Поэтому она ушла и от обиды решила забрать с собой всех мудрецов?

– Ненавижу, – тихо шепчу и чувствую, как впивается в сжатую ладонь край столешницы.

Кухня качается и расплывается в глазах цветными пятнами. Дурак. Несуществующие боги, какой же я дурак! Мудрецы – пустышки, эмоциональные трупы. Ни любви, ни жалости, один разум и Великая Идея. А я был просто трамплином. Точкой, от которой можно оттолкнуться. Такая удача заполучить в постель генерала! Вытянуть из него все, что можно и, услышав первое нет, просто уйти к другому. К Агриппе.

– Ненавижу! – кричу и вздрагиваю от звонкого эха в пустой кухне.

Соскальзываю во тьму, а, может, прямо в бездну, из который достает Марк, встряхивая за плечи.

– Тихо, тихо, Наилий, капитана разбудишь. Остынь и забудь. Хочешь, выпьем? Много, чтобы ничего не болело, но потом, а сейчас нужно что-то со Сновидцем делать. Заберут его, перетянут Телепата, и нас с тобой точно убьют свои. Ты видел тех фанатиков, связиста и наводчика? Как роботы с одной программой. «Генералы не должны жить!» Соображаешь, на что это тянет? А ты сопли распустил из-за какой-то бабы!

Вырываюсь из хватки и падаю обратно на стул. Ненависть сменяется стыдом. Забыл о том, что генерал. Все забыл! В бездну такую любовь! Жил без нее столько циклов и еще проживу.

– Хватит об этом, Марк, давай думать.

Зажмурившись, тру подбородок с колкой щетиной. Переключаться невероятно тяжело. Агрессия долбит, внушая логичное и правильное решение тихо удавить Сновидца, но что-то меня останавливает. Ценность мудреца сводит к нулю его неуправляемость. Оружие, которое в любой момент может выстрелить в хозяина. Но кто из мудрецов вообще поддается контролю? Создатель? Маятник?

– Ты куда Эмпата спрятал? – открываю глаза и смотрю на сосредоточенного Сципиона.

– К Аттии, больше пока некуда. Каждой тени в собственной секторе боюсь. Полукоматозных разделили, но обычный подкуп и вербовку еще никто не отменял.

– Может, и Сновидца к ней?

– Нет, – тянет Марк и мотает головой, – больше я мудрецов парами собирать не буду и тебе не советую.

– Зря, Аттия могла бы свернуть Сновидца с его идеи…

– Нет! – рычит генерал Мор. – Не впутывай сюда матушку!

Гневная отповедь прерывается второй волной жара от Шуи. Марк низко наклоняет голову и медленно выдыхает. Застряли мы с ним, как бронетехника в болоте. Чем больше дергаемся, тем глубже вязнем.

– Может, Сновидцу самоубийство подстроить? – искушает простым выходом Сципион. – Пусть еще раз отравится.

Мысль камнем падает с горы и толкает другой валун, тот летит и цепляет следующий, рождая цепочку идей от видения корчащегося в судорогах мудреца до стерильного бокса с прозрачными стенками.

– Ка-ра-нтин, – произношу по слогам, а Марк понимающе улыбается:

– Гранату Агриппе в зубы и чеку в руку, а не Сновидца!

Вешает на ухо гарнитуру и, дождавшись ответа, частит в микрофон приказ медицинской службе срочно найти у мудреца крайне опасную и заразную болезнь. Упрятать в бокс и не выпускать оттуда до особого распоряжения. Больше ничего своего я Друзу просто так не отдам.

Глава 5. Страх

Публий

Флавий увез меня из особняка на моей же машине. Я порывался сесть за руль, но упертый либрарий бубнил, что у него приказ генерала доставить капитана Назо целым и невредимым до дома. Возражать я не стал. И без этого ощущение полного поражения песком хрустело на зубах. Не знаю, о чем говорили генералы, но Наилий взъярился еще сильнее, чем в тот момент, когда громил спальню. Весь терапевтический эффект от пьянки снесло ураганом. Я уезжал и боялся, что после того, как буря утихнет, взамен друга получу пустого механоида с Инструкцией вместо сердца.

Флавий паркуется у главного входа медцентра и, коротко попрощавшись, бежит к штабу. Последняя машина обратно в особняк генерала должна вот-вот уехать. Если либрарий опоздает, то останется ночевать в штабе. Смотрю ему вслед и впервые жалею, что съехал со второго этажа особняка. Вспыльчивый и категоричный Марк Сципион Мор не лучший утешитель для Наилия, балансирующего на грани срыва.

Лифт уносит меня в небо, но останавливается на полпути, выпуская на обзорную площадку под крышей. Город за окнами горит огням уличных фонарей и вывесок баров чуть ярче, чем звезды в открытом космосе, а я иду по тонкой нитке запаха свежей выпечки. Мой пророк не знает, когда наступит конец мира, не предсказывает землетрясений и наводнений, зато всегда появляется на пороге раньше, чем я дотрагиваюсь до пластины электронного замка.

– Публий!

Ловлю, когда бросается в объятия и несу в квартиру. Диана болтает в воздухе ногами, щекочет мне шею кудрями и радостно щебечет:

– Ты вовремя, у меня такие пирожные получились с кремом, аж самой понравилось. Впервые заварное тесто хорошо поднялось. Умывайся, переодевайся и на кухню.

Выпускаю ее из рук, провожаю взглядом, и с горечью от чужой утраты приходит свой страх. Диана тоже мудрец. Реализованная двойка, как они говорят. Вдруг ей позвонит Создатель и расскажет, что Великую Идею без пророка никак не найти? Улетит тогда мое светило вслед за Мотыльком в четвертый сектор? Все время, пока мою руки и переодеваюсь в домашнее, думаю об этом. Не отдам! Дома запру или в стационаре. Если не поможет, брошу все и уеду на север. В отдаленные поселения, где связи нет с внешним миром целыми циклами. Врачи везде нужны, не пропадем, вместе будем. Не хочу, как Наилий, пить Шуи и крушить все вокруг себя. Было со мной уже так. Больше не хочу.

– Милый? – Диана осторожно трогает за руку.

Смотрю на пирожное, раздавленное в кулаке, и тянусь за салфеткой.

– Когда уже найдут вашу Великую Идею и успокоятся? – спрашиваю невпопад.

Мудрец мрачнеет и складывает руки на груди.

– Лучше бы ее никогда не нашли. Идея нужна, чтобы построить новый мир на обломках предыдущего. Создатель верит, что она возникнет в момент наивысшего напряжения, когда грянет планетарная война, больше половины населения погибнет, а оставшихся объединит и поведет за собой новый лидер. Создаст учение или религию и на много тысяч циклов установит новый порядок.

Звучит, как бред сумасшедшего, и, по сути, им является. Я не верю в диагноз Дианы, но в болезни Создателя не сомневаюсь. Таких, как он, нельзя выпускать из психиатрического стационара. И обязательно нужно запретить общаться со всеми, кроме медицинского персонала. Его слова, как заразная болезнь, от которой нет лекарства.

– И ты в это веришь? – зло спрашиваю любимую женщину.

Диана вздрагивает и поднимает на меня глаза. Золотыми искрами в них отражаются блики от ламп освещения, а мне кажется, бушует пламя. То самое, что выманило Мотылька из дома Наилия. Теряю выдержку, сам близок к срыву. Ремней нет, привязывать Диану не буду, а в спальне закрою. Жду ответ, покрываясь холодным потом.

– Нет, – качает головой она, – пока не прочитаю стихи с предсказанием, ни во что не поверю. У Создателя жизнь не удалась, он мечтает начать заново, а мне есть, что терять. Пусть ищет свою Идею, если ему так хочется, но только без меня.

Оседаю на спинку стула и опускаю плечи. Тьер, так и до паранойи недалеко. Сам скоро буду, как мудрец, с навязчивыми идеями и необъяснимыми страхами.

– Публий, ты сам не свой, – вздыхает Диана и гладит меня по руке, – что-то случилось? Из-за чего вы напились с Его Превосходством? Можешь про него не рассказывать, но там рядом Мотылек, и мне за нее тревожно.

Отпустившее было напряжение снова возвращается. Крепко сжимаю пальцы Дианы и спрашиваю:

– Это женская интуиция или ты что-то предсказала? Дэлия все бросила и сбежала в четвертый сектор к Создателю. Сказала, что здесь ей никогда не стать тройкой.

– Бездна, – шепчет Диана и закрывает глаза, – это ужасно. Несуществующие боги, как такое могло произойти? Бедная девочка.

Меня передергивает. Женщина всегда поймет другую женщину и примет ее сторону, чтобы она не натворила.

– Эта бедная девочка разболтала врагу своего бывшего любовника военную тайну, – цежу сквозь зубы, едва сдерживая ярость.

– Ее обманули, она запуталась, – причитает Диана, забрав у меня руку и вскочив со стула. – Мотылек не тройка! Я записала предсказание, это не она!

Ин дэв ма тоссант, вот это новость! Поднимаюсь следом, пытаясь успокоить взволнованную Диану:

– Что там сказано? Прочитай.

– Не могу, – стонет мудрец и прикусывает согнутый указательный палец, – я порвала бумагу. Мудрец-тройка появится, когда исчезнет Мотылек, понимаешь? Она умрет, ее не станет!

– Тише, тише, – обнимаю за плечи и пытаюсь усадить обратно, – исчезнет – не обязательно умрет…

– А как? – взвивается Диана. – Растворится в Небытие? Притворится кем-то другим?

Она всегда болезненно относилась к дурным предсказаниям и больше всего боялась, что когда-нибудь напишет ненавистное слово «смерть» рядом с именем близкого цзы’дарийца. Хочу сказать, что мы все когда-нибудь умрем, но язык не поворачивается. Вижу, как бледнеет моя женщина, и молча глажу ее по голове.

– Я еще вчера его написала, – всхлипывает она, – надеялась, что история с тройкой затянется, и Мотылек спокойно проживет жизнь. В предсказании не сказано когда, это может быть и через сто циклов. А теперь она уехала и как? Любовь предала, себя сломала, и все впустую. Исчезнет. Публий, это ужасно!

Еще три дня назад предсказание стало бы подарком. Наилий вздохнул бы с облегчением, и Дэлия успокоилась. А что будет теперь, когда она в четвертом секторе? Агриппа не умеет достойно проигрывать, узнав, что объявленная на всю планету тройка фальшивая, свою злость он выместит на Мотыльке. И сбудется предсказание Дианы. Сомневаюсь, что потом хотя бы труп отыщут.

– Что нам делать, Публий? – шепчет Диана и тянет меня за рукав. Цепляется, как за последнюю надежду. Верит, что я способен решить любую проблему.

– До Мотылька не дозвониться, – отвечаю и будто слышу свой голос со стороны. Чужой, холодный и бесстрастный, – планшета с гарнитурой у нее никогда не было, да и спрятал Дэлию генерал четвертой армии основательно. Если заманил к себе, то обратно не выпустит. Наилий сейчас к Мотыльку ничего кроме ненависти не чувствует. Не поедет за ней даже из-за пророчества о смерти, а один я ее не вытащу. Документов у нее нет, первый же патруль остановит мою машину и заберет Дэлию до выяснения личности.