Смерть в белом халате

Тымчишин пообещал купить Анне Павловне новую люстру и повесить ее завтра, а поломанную они все вместе выкинули в мусорный бак.

С утра в редакции все обсуждали итоги горячей линии. Солировала, конечно, ответсек Мила Сергеевна.

– Заурский наш молодец, напряг всех, построил, вот и результат есть.

– Вы о каком результате говорите? – иронизировал Попов, по словам ответсека, журналист «старой формации». Хорошо это было или плохо, принадлежать к такой формации, в редакции не понимали.

– О таком, что был читательский интерес, новые темы, новые лица.

– А мне лиц не надо, я все насквозь вижу.

– Вечно вы, Артемий Петрович, меня подкалываете! Люди в вашем возрасте более толерантны.

Попов не стал расстраивать женщину и говорить, что возраст-то у них почти одинаковый.

– Мила Сергеевна! Ну где вы таких слов умных понабрались? Это молодежный сленг, наверное?

– Я умная по определению.

Юля с улыбкой наблюдала за перепалкой коллег. Она-то точно знала, что Попов – добрый, мудрый и всепонимающий и подкалывает он Милу Сергеевну не потому, что человек конфликтный, а исключительно по большой братской любви. И если кто-то вдруг захочет женщину обидеть всерьез, то Попов сотрет ее обидчика в порошок.

Юля в который раз подумала, что профессию она выбрала правильно – по своему характеру, по способностям и по душе. Ведь если без души ходить на работу, это каторга. Для нее работа – удовольствие, и, похоже, это не она выбрала газету, а газета – ее, потому что не отпускает от себя. Каждый сотрудник редакции стал для Юли близким человеком, в судьбе многих она лично принимала участие.

Взять, к примеру, корректора Надю Метелю, которая «напоролась» на Фейсбуке на мошенника: ловкого молодого человека. А может, и не молодого совсем, кто их в социальных сетях разберет? Потенциальный жених обещал приехать к ней из Америки в Россию, но с ним якобы произошло несчастье – корабль, на котором он плыл, захватили пираты. Для того чтобы освободить любимого, Метеля отослала пять тысяч долларов в неизвестном направлении, к тому же с ее карточки исчезли все деньги: она доверчиво сообщила мошенникам электронную почту и телефон. Надюша попалась на типичный развод, а эмоциональная привязанность усыпила бдительность[1].

Юлька тогда очень сочувствовала Наде, кроме того, что ее ограбили, ей еще и сердце разбили. Юля потом осторожно рассказала коллеге, что такие письма называются «нигерийскими», потому что родиной мошенничества является эта страна. Письма мошенников изобретательны, проникновенны, с трагическими и слезными историями, и не придет в голову романтической женщине, что все это умелая декорация и лохотрон.

История, которая случилась с Надей Метелей, в прошлом. Она нашла свое счастье, но не за далекими морями, не в интернет-пространстве, а в соседнем подъезде – встретила вдовца по имени Максим, и теперь у нее настоящая семья: муж и приемная дочка. И об иностранных женихах Надя больше и не вспоминает. Как говорил барон Мюнхгаузен: «Мы были искренни в своих заблуждениях».

А вот заблуждалась или нет та незнакомка, что позвонила вчера по горячей линии? Юля проверяла несколько раз свой личный сотовый номер, выданный на период горячей линии, – номер, с которого звонила женщина, был скрытый. Никому и в голову не могло прийти, что надо ставить программу «супер-определитель номера». И стоит ли реагировать на анонимные звонки?

Что она имеет в итоге? Звонила женщина, она не истерила, не нервничала, она знала, о чем будет говорить и с кем. В полицию женщина заявлять не собиралась. В ее голосе слышались требовательные нотки, она хотела, чтобы журналист Сорнева ей поверила и начала действовать. Ну, конечно, действовать!

– Юльч, не волнуйся, люстра висит на потолке. – Это пришел Тымчишин.

– Интересно, с каких это пор, Вадик, ты докладываешь Сорневой про люстру. Что за люстра? В вашей спальне? А почему народ не в курсе? – забрасывала вопросами Мила Сергеевна.

– Мила Сергеевна, это не вы про Шерлока Холмса написали? – усмехнулся в ответ Вадик. – Нет? Удивительное дело, а я думал, что вы. Столько фантазии и все попусту. Я покупал люстру нашей редакционной бабушке Колокольцевой. Вчера люстра была разбита. Сегодня потеря восстановлена. Покупка люстры производилась по заданию журналиста Сорневой. Отчет закончил.

– Ну, Вадик, и болтун же ты! Мог бы сразу про Колокольцеву мне сказать, а то голову морочил.

– Я морочил?

– А кто же еще, конечно, ты.

– Юлька, а может, и правда, порадуем общественность? Давай тоже люстру себе купим, одну на двоих? А к люстре потом нужна спальня…

– Отстань, у меня люстра своя есть и своя спальня, – Юле совсем не хотелось шутить.

Она вчера, похоже, не сориентировалась в ситуации, и надо быстро исправляться. Сегодня утром, как раз по ее, Юлькиной, договоренности Герман Николаевич Архипов встречается со студентами Шумской.

С Евгенией Олеговной Шумской, преподавателем журналистики и культурологии, Юля была знакома давно. Женщина ей нравилась тем, что подходила к своей работе с выдумкой и хотела сделать из тех, кто выбрал специальность «связь с общественностью», настоящих профессионалов. Она и Юлю Сорневу приглашала для того, чтобы поближе познакомиться с газетой «Наш город» и направить студентов туда на практику. Идея пригласить Архипова тоже принадлежала Шумской, и Юля согласилась помочь.

Вспоминая тот разговор, Юля поняла, что ей нужно срочно в институт, она должна увидеть Архипова живым и здоровым, тогда все встанет на свои места и она забудет про необычный звонок.

– Вадим, до института меня подвезешь?

Он как будто все понял.

– Без вопросов.

И только Мила Сергеевна язвительно кинула в спину:

– Все-таки люстру пошли выбирать.

В аудитории, где обычно проходили лекции Шумской, было пусто. Юля зашла в деканат.

– Девушка, мне Евгения Олеговна нужна.

– Ой, сами потеряли, – растерянно ответила секретарша.

– У нее на занятиях должен был быть главврач городской больницы – Архипов Герман Николаевич.

– Да, он приходил, Евгения Олеговна его встречала, переживала, а потом, студенты говорят, занятие закончилось и они ушли. Вместе. Евгения Олеговна так и не вернулась. А у нас сегодня заседание кафедры. Пытались дозвониться, но телефон у нее недоступен.

– Где мне группу найти, у которой занятия были?

– Аудитория два-два. Если вдруг Шумская там, то скажите, чтобы в деканат зашла.

Нужную аудиторию Юля нашла сразу, но увидела там только двух студенток.

– А где вся группа? – удивилась она.

– А вам зачем? – Девочки с аппетитом хрустели чипсами.

– В чипсах калорий много, будете толстыми, – раздался сзади мужской голос. Вадик Тымчишин следовал за Юлей как верный страж.

– Не будем, – девчонки захихикали. – У нас все калории учеба поглощает.

– У вашей группы было занятие по жанру интервью с гостем доктором Архиповым?

– Да, – студентки кивнули, не переставая жевать.

– Где мне найти Евгению Олеговну? Когда вы ее видели?

– Ну, она пошла этого врача провожать, и все. Мы подождали немного, потом звонок прозвенел, мы и пошли. Больше Евгеши не было.

– Юля, а ты позвонить не хочешь? – тихо спросил Вадим. – И Шумской, и Архипову.

– Не хочу. Боюсь, – так же тихо ответила она. – Куда она могла его провожать? Разве что к стоянке машин во дворе? Пошли!

– Да позвони ты, следопыт!

– Ты прав, у меня истерика начинается, – вздохнула Юля. – Сейчас. – Она достала телефон, набрала сначала номер Архипова, а потом Шумской. – Оба абонента – вне зоны доступа.

Они спустились к автостоянке.

– Вадик! Это машина Архипова! Его машина! – Юлька показала на серебристый «РАФ».

– Погоди, Сорнева, не гони волну. Может, они чай пошли пить и заболтались.

– А почему телефоны выключены? Вадик, это точно машина доктора Архипова! Что-то случилось!

Глава 7

«Однорукие бандиты» семьи Исмаиловых

Антон Исмаилов знал точно: если человек утверждает, что выигрыш в автомате возможен, значит, он либо владелец игрового клуба, либо мошенник. Его отец, Мухаб Исмаилов, был владельцем игрового клуба.

Отцовскую историю жизни Антон знал наизусть, отец был с ним откровенен и учил жизни на своем собственном примере.

Молодой парень из Таджикистана, Мухаб Исмаилов после службы в армии решил остаться на гражданке в городе, где служил, и устроился временно разнорабочим на базар. Нужно было оглядеться. Мухаб был умен, по-восточному коварен, смазлив – словом, обладал основными качествами для того, чтобы удержаться в этой жизни на плаву.

Родительская семья, что осталась в родной деревне, была большой и часто голодной. Работы в окрестностях не было, поэтому отсутствие лишнего рта там восприняли с облегчением. Мухаб снял крошечную комнату у женщины-инвалида и начал новую жизнь. Он мечтал о богатстве и понимал, что не будет целыми днями лежать на диване и пить пиво. Мухаб не был наивным, чтобы надеяться на честно заработанные миллионы, миллионы нужно было у кого-то отнять.

Соратники в этом деле нашлись быстро, такие же, как он, – отслужившие солдатики, братья Борис и Радик Ионовы, торгующие куртками на том же базаре.

Вечерами в маленькой комнате Мухаба они собирались и обсуждали, как им поскорее заработать. Грабить банк было опасно, и они решили, что грабить людей – меньший риск. На этом можно сколотить первоначальный капитал, а потом его приумножать. Да и вообще, что за труд такой на износ: торговля на базаре, если работающие не богатеют?

Детали того, как отец преступным путем добывал деньги, мальчику Антону были неведомы. Этот период жизни Мухаб благополучно отпускал, считая его случайностью. Впрочем, вся жизнь состоит из случайностей, которые кардинально ее меняют. Самая главная случайность – оказаться в нужное время в нужном месте.

Появление сына Антона на свет тоже было игрой судьбы. Хозяйка квартиры, где снимал комнату Мухаб, носила звучное имя Домна. Она была инвалидом с детства, переболев полиомиелитом, хромала на обе ноги и жила на пенсию. Женщина была милой, неназойливой и покладистой, и когда слегка подвыпивший горячий мужчина Мухаб залез к ней в постель, она не отказала.

Ему было удобно: Домна готовила ему еду, стирала, привечала в постели, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте: ему двадцать один, а ей сорок. Но однажды Домна огорошила своего любовника:

– Я ребенка жду. Я буду рожать.

Мухаб пожал плечами, раз женщина решила рожать, пусть рожает. Он ей не советчик. У него в родном кишлаке семьи всегда большие, и под одной крышей проживают несколько поколений родственников, отношения строятся на беспрекословном подчинении хозяину дома и почитании старших. Но жениться на Домне он не собирался: возрастом для замужества девушек у него на родине считается четырнадцать лет, жена является хозяйкой в доме, но исполняет беспрекословно любую волю своего мужа и его родителей. Брачные узы закрепляет имам, а не загс.

А как он покажет в кишлаке русскую женщину намного старше себя? Его не поймут. Отец только посмеется над ним, что не мог найти молодую девчонку.

Единственное, какой вывод сделал для себя из этой ситуации Мухаб: он перестал платить квартплату Домне, раз он теперь отец ее ребенка, какие уж тут денежные счеты?

А Домну не волновало нежелание любовника на ней жениться и другие условности не волновали. Старая дева на инвалидности и не мечтала родить ребенка, но бог услышал ее молитвы. А с татарчонком, так она про себя называла Мухаба, она разберется потом. Главное, что он перестал водить девок, а то у нее был сильный токсикоз, и чужие женские запахи раздражали.

Сына Домна назвала Антоном и записала на Мухаба Исмаилова. И однажды Мухаб вдруг увидел в ребенке свое продолжение – темно-кудрявое с черными глазами, мальчик был его копия, и что-то в сердце дрогнуло. Так и продолжали они с Домной жить вместе, объединенные сначала отсутствием у Мухаба жилья, потом наличием общего ребенка, которому нужен отец, ребенка, наконец, нужно обувать, одевать и воспитывать.

Тем временем деньги, полученные отъемом у честного населения, друзья решили вложить в дело. Дело подвернулось тут же в виде игральных автоматов. Для открытия казино или цивилизованного зала средств не хватало, а вот небольшой подвальчик по бросовой цене купить удалось, и разместить там «одноруких бандитов». Мухаб Исмаилов с радостью оставил базар, а его друзья – торговлю куртками, временно отложили и уличные грабежи, новоявленным бизнесменам это было уже не нужно. Бизнесом требовалось заниматься ежедневно, ежечасно, ежеминутно.

Человек не может адекватно реагировать, когда его разум погружен в игру, игровые автоматы стали массовым заболеванием. Исмаилов не погружался в проблемы психологии игроманов, но четко понимал их: азарт подобен наркотику.

– Завтра выдачу повышаем, – он давал команду администратору по итогам прошедшего дня.

Это означало, что завтра – «день игрока», день «заманивания», день «бесплатного сыра в мышеловке», когда ставится большой процент выдачи выигрыша, чтобы игроки приходили к автоматам вновь и вновь. Когда народу будет достаточно, процент выдачи резко снизится, и люди снова начнут оставлять свои деньги. Процент отдачи никто контролировать не мог, кроме самих хозяев заведения, так что получалось, что грабеж продолжался, но уже с согласия жертв.

Постоянных клиентов заведения владельцы знали в лицо, и когда те проигрывали все деньги, то получали игру в кредит, игроки верили: удача им улыбнется и они непременно отыграются.

Мухаб любил рассказывать в своем игровом зале одну и ту же американскую историю:

– В казино Лас-Вегаса одна молодая пара вложила в игру всего двадцать долларов, а выиграла три миллиона.

Сказки, что кто-то может обогатиться за одну ночь, часто гуляли в таких заведениях и поддерживались хозяевами. Люди, существа слабые, искренне верящие, что можно заставить удачу улыбнуться, что можно легко стать богатым. Красота и роскошь притягивали к себе «новых русских» и тех, кто хотел на них быть похожим.

Но взятые кредиты приходилось возвращать, и в результате всех комбинаций азартные игроки оставались бомжами, семьи распадались, а долги вырастали до астрономических сумм.

Даже тогда, когда государство забило тревогу, потому что в игровой процесс вовлекались многие, независимо от возраста и профессиональной деятельности, когда казино и автоматы повсеместно запретили, Исмаилов не растерялся – он перевез автоматы на квартиру, которую благополучно для этого приобрел.

– Наши игроки не слезут с «иглы» и пойдут в подвалы, на квартиры, куда угодно, где можно удовлетворить свою страсть, – говорил он братьям Ионовым.

Друзья с его мнением уже давно привыкли считаться. Мухаб обычно всегда был прав, когда дело касалось наживы.

Лидером в их преступной группе был Мухаб, из скромного таджикского юноши он давно превратился в расчетливого дельца, самоуверенного бизнесмена с «криминальным оттенком», за это партнеры его уважали, ценили и побаивались.

Мухаб любил жизнь, деньги и красивых женщин. Не пропускал ни одной юбки, но жил все так же в квартире Домны вместе с сыном, к которому был привязан и которого любил. Квартира, конечно, уже была не той, что прежде, а объединяла все квартиры на этаже. Домна оставалась как бы на своей территории, а все остальное было подчинено интересам двух мужчин.

– Мой красавчик! Папа все для тебя сделает в жизни. Только расти и будь здоровым, – любил говаривать Мухаб сыну.

Мухаба мало заботило, что мать его ребенка сильно сдала и почти не вставала с постели, а передвигалась по квартире лишь на инвалидной коляске.

– Больной нужен покой и постоянный уход, – сказал доктор, которого вызывал к матери Антон.

Мухаб согласился нанять для Домны сиделку, но выбрал молодую симпатичную девушку, чтобы совместить ухаживание за больной женщиной со своими мужскими прихотями.

Шестнадцатилетний Антон не удивлялся, когда сиделка Катя, потягиваясь, выходила с половины отца. Он и сам был бы не против погладить ее красивую грудь. А отец, однажды перехватив его заинтересованный взгляд, отправил девушку к сыну с конкретными пожеланиями.

– Ну, как тебе Катька? – вопрос отца прозвучал за утренним кофе.

Увидев, как сконфузился сын, он добавил:

– Никогда не позволяй женщине себя подавить, быть главной, быть над тобой. В твоих жилах течет таджикская кровь, кровь сильных мужчин, мы привыкли повелевать женщинами.

После Кати появилась Лана с теми же обязанностями.

Антон часто бывал у постели матери, приносил ей газеты, смотрел вместе с ней телевизор, жалел ее и сочувствовал, беседовал с ней. Его воспитанием и обучением занималась няня – учительница на пенсии, нанятая отцом, но с мамой он виделся каждый день, был к ней привязан.

– Ты растешь добрым мальчиком, не позволяй сердцу черстветь. Отец у тебя жестокий человек, а был тоже когда-то милым и покладистым.

– Он деньги зарабатывает, мама, семью содержит, – Антон защищал отца.

– Деньги на людском горе делать нельзя. Игроманы, они как наркоманы, больные люди.

– Мам, ты о себе беспокойся, о своем здоровье. Те, кто приходит деньги свои просаживать, пусть думают о себе сами.

– Не скажи, сынок, у них семьи есть, матери, у которых душа разрывается от горя.

– Мам, ты не знаешь, как отца уважают, как считаются с ним! – спорил Антон.

– Ой, сынок, сынок. Я хоть из дома не выхожу, но все вижу и подмечаю, – она вздохнула. – Ты школу скоро оканчиваешь, куда дальше учиться хочешь пойти?

– Не хочу дальше учиться, я отцу буду помогать.

– Надо учиться, Антон. Становиться на ноги. Я поговорю с отцом.

Вечером Домна позвала Мухаба.

– Нашему сыну нужно образование, сейчас без этого никуда.

– Может, ты и права, – согласился Мухаб. – Помощник с образованием, конечно, лучше.

Так участь Антона была решена, и после школы он оказался в институте на специальности экономика. Родители, пожелавшие ему лучшей доли, не учли одного – учеба давалась мальчику с большим трудом и совершенно его не интересовала.

В первый же семестр он не смог сдать зачет не только по высшей математике, но даже по культурологии. После того как количество «хвостов» переросло в немыслимое для деканата число, Антон начал разговор с отцом.

– Отец, я хочу бросить институт. Много сложных предметов, я их сдать не могу.

– Значит, в меня ты пошел, – спокойно сказал Исмаилов-старший. – Мне тоже учеба не давалась.

Антон про себя вздохнул облегченно, он не предполагал, что разговор получится таким простым и быстрым, а отец – понимающим.

– С матерью своей разговаривай сам.

Домна заплакала, когда услышала, что Антон бросает институт.

– Сынок! У меня была одна надежда, что ты выучишься и станешь человеком.

– Вы, женщины, все преувеличиваете, – отмахнулся Антон.

– А как же армия? Тебя могут в армию забрать!

– Отец сказал, что решит этот вопрос, выкупит меня у военкомата.

– Главное, чтобы он не выкупил твою душу, – продолжала плакать Домна.

– Не плачь, мама, я буду работать с отцом, и у меня будет много денег.

Домна понимала, что это за деньги и как они достаются Исмаилову, Мухаб не стеснялся обсуждать дела и дома, и она часто слышала его разговоры с подельниками. У нее ведь только ноги больные, а слышит она хорошо, да и видит тоже, поэтому и знает то, что ей не надо знать совсем. И у нее так болит сердце за сына.

Глава 8

Заказчик недоволен

Герман Николаевич хохотал от души.

– Никогда бы не подумал, что человек с фамилией Рабинович может быть экспертом в культурологии.

– Да почему? – удивлялась Евгения. – И вообще, что вы привязались к Рабиновичу?!

– Я? Привязался? – От смеха у него выступили слезы.

– Хорошо, пусть Рабинович, это смешно, правда, почему, не понимаю. А Лотман – вам не смешно? Он тоже по национальности как Рабинович, и у него целый ряд исследований по декабристам, Пушкину, Лермонтову.

– Вот не попал бы с вами в плен, госпожа Шумская, не обогатился бы знаниями о Лотмане и Рабиновиче. Тихо!

Евгения замерла. Ключ в замке гаража поворачивался едва слышно, тоненький лучик света, как лезвие бритвы, прорезал тьму, и в помещение вошли трое. Антон был среди них, и выражение лица у него было тоскливое. Евгения, еще сомневавшаяся в том, тот ли это студент, что не сдал ей культурологию, уверилась окончательно – он.

Она хотела было спросить: «Антон, что ты тут делаешь? Что все это значит?», но вовремя зажала себе рот рукой.

Двое других мужчин были явно старше Антона, но держались отстраненно, словно пришли выполнять рутинную работу.

– Ну, что, граждане, расскажете? Как ваша температура? Как ночной сон? Что беспокоит? – Архипов говорил так спокойно, будто действительно вел прием больных.

– Вы с ума сошли? – зашептала Евгения. – Зачем вы их злите?

– А может, им и правда медицинская помощь нужна? – так же тихо ответил Герман.

Антон и двое мужчин молча прошлись по гаражу, словно высматривая, не проходит ли там пограничная полоса. Бывший студент старался не смотреть в сторону пленников и разговаривал только с мужчинами.

– Ну что, пакуем? Отец сказал доставить в целости и сохранности.

– А у нас есть варианты?

– Машину подгоняйте.

Архипов и Шумская поняли, что их сейчас куда-то повезут.

– Может, попробовать кричать? – шепнула Евгения и посмотрела на Архипова, он приложил палец к губам.

– Не надо. Сделаете только хуже.

Мужчина, что был ростом повыше, подошел к пленникам, заклеил им липкой лентой рот, завязал глаза, а потом только отцепил наручники от батареи.

Евгению вывели из гаража, посадили в машину, машина мягко тронулась.

«Ну, попала! Попала! Что же делать? – лихорадочно размышляла Шумская. – Интересно, полиция нас уже ищет? Родные должны подать заявление в полицию, в розыск. Да и на работе потеряли. И Архипова тоже должны хватиться. Зачем мы преступникам? Зачем им я? А вдруг потребуют выкуп?»

Денег у Шумской не было, они жили скромно. Единственный, кто в семье не экономил, – это сын.

Неожиданно Евгении вспомнилась статья о наскальных рисунках, обнаруженных на плато Тассили в Сахаре, где были изображены таинственные человекоподобные существа и большой сферический объект. Все находки указывали на то, что существа из другой реальности брали людей в плен, и больше пропавших никогда не видели. Тогда она приняла статью за очередную фантастическую гипотезу, которыми наполнен творческий мир. Все происходящее сейчас тоже казалось глупым и чудовищным вымыслом, хотелось верить, что машина через пару минут остановится, их с Архиповым освободят, и люди вокруг будут аплодировать, смеяться и кричать, как это бывает по телевизору.

– Розыгрыш. Программа «Розыгрыш»!

Но ничего этого не произошло, машина ехала долго, и в салоне все молчали. Евгения слышала только шум двигателя, похожий на рокот.

– Все, приехали, – наконец сказал один из мужчин.

Кто-то схватил ее за плечо и куда-то потащил. Снова появился запах медикаментов, и она поплыла, поплыла в розовый туман, чувствуя, как наконец освободили рот и глаза. Последнее, что Евгения помнила, – это вопрос, который ей хотелось задать то ли себе, то ли похитителям. «Где доктор Архипов?» Но сформулировать вопрос вслух не было сил.

Конечно, ни Шумская, ни Архипов не видели, что происходило в одной из комнат загородного дома, куда их привезли.

В высоком кожаном кресле сидел мужчина. Он был очень сердит и кричал так громко, что слюна, вылетавшая из его рта, разбрызгивалась вокруг.

– Вы идиоты? Нет, скажите, вы действительно идиоты? – градус его возмущения зашкаливал, и, казалось, даже кольцо с голубым камнем на мизинце вспыхивает нездоровым светом.

– Не кипятись, уважаемый джан. Мы все уладим. – Мухабу не нравилось настроение заказчика.

– Что ты уладишь? Как?

– Нет безвыходных ситуаций.

– Безвыходных? Да это полная задница! А из задницы только один выход – слиться с дерьмом. Ты теперь дерьмо, ты это понимаешь? Шуму будет на весь город.

– Главное, ты не шуми, дорогой.

– Я за что платил? За что ты получил аванс? Ты сделал работу? Нет. Возвращай деньги, я найду других исполнителей. – Мужчина плеснул себе в стакан виски, отпил и поморщился. – И виски у тебя дерьмо!

– Не надо обижать хозяина, джан, – Мухаб не сдавался.

– Это я тебя обижаю? Да тебя надо было сделать на голову короче, а не выяснять отношения! Я о чем тебя просил? За что деньги платил? – Он еще долил в стакан виски, добавил в него льда, выпил и развязал на рубашке галстук. – Жарко.

– Жарко – это хорошо. Здесь, в Сибири, всегда холодно, я мерзну, хоть летом отогреваюсь, – проговорил Мухаб. – Ты не беспокойся, мы свою ошибку исправим.

– Ошибку? Ты это называешь ошибкой? Я тебя просил доктора не попугать хорошенько, а убить. Убить и не церемониться. А с трупом пусть бы следствие повозилось. А что сделали вы? Притащили его в гараж, да еще и бабу какую-то в придачу. Зачем бабу приволокли, идиоты? Бабу тоже надо кончать, она слишком много видела. Я за бабу платить не собираюсь.