Один день в декабре

К счастью, они собираются в итальянский ресторан. Пока они будут поедать отбивные в форме сердец и слизывать шоколадный мусс с губ друг друга, я смогу без помех предаться печали в пустой гостиной. По примеру Бриджит Джонс, буду валяться на диване, лакать вино и обжираться мороженым.

– Лу, у тебя найдется секунда?

Закрываю ноутбук – я как раз отправила очередное резюме в очередной журнал, – снимаю очки, которые мне на самом деле не нужны, но помогают сконцентрироваться на экране компьютера, и иду в комнату Сары с кружкой кофе в руках.

– Что случилось?

Она стоит посреди комнаты, руки в боки, на ней только джинсы и лифчик.

– Никак не могу решить, что надеть.

Сара выхватывает из шкафа красную шифоновую блузку, которую купила для рождественского обеда у родителей. Вещь красивая и достаточно целомудренная. Конечно, если не носить ее с ультракороткой юбкой. Но, судя по тому, что на кровати валяется именно такая юбка, выглядеть целомудренно Сара не намерена.

– Так пойдет? – (Я киваю, так как не сомневаюсь, в этом наряде Сара будет неотразима.) – А может, лучше это?

Сара извлекает из шкафа маленькое черное платье и прикладывает к себе.

Я перевожу взгляд с платья на блузку:

– Мне нравится и то и другое.

– Мне тоже, – вздыхает Сара. – Но что больше понравится святому Валентину, вот в чем вопрос?

– Джек уже видел тебя в красном?

– Нет пока, – качает головой Сара.

– Тогда выбирай блузку. Губы, накрашенные ярко-красной помадой, – неоспоримое свидетельство того, что ты влюблена.

Приняв судьбоносное решение, Сара возвращает платье в шкаф.

– Ты уверена, что не заскучаешь одна? – спрашивает она.

Я округляю глаза и делаю слишком большой глоток горячего кофе.

– Конечно заскучаю. Возьмите меня с собой! В день всех влюбленных наша троица будет выглядеть на редкость уместно.

– Джеку эта идея наверняка пришлась бы по душе! – хохочет Сара. – Приятно заявиться в ресторан с небольшим гаремом.

– Ох, прости, вспомнила, что сегодня у меня другие планы. Двойное свидание с Беном и Джерри. Оба – горячие парни. Для того чтобы их малость остудить, нужны целые горы мороженого. Так что мы намерены съесть «Карамель Сутру» в огромных количествах.

Я прекрасно знаю, что «Карамель Сутра» – любимое мороженое Сары.

– Как я тебе завидую! – восклицает она и принимается расплетать волосы, чтобы их вымыть.

Я тоже тебе завидую, про себя вздыхаю я, понуро бреду в свою комнату и вновь открываю ноутбук.

Дебилы, которые составляют программу телепередач, заслуживают пулю в лоб. Или даже более мучительную смерть. Кажется, нетрудно сообразить, что люди, вынужденные в День святого Валентина смотреть телевизор, одиноки и настроение у них довольно кислое. Спрашивается, какого черта они решили, что «Дневник памяти» – это фильм, который подходит подобным зрителям лучше всего. Сентиментальная история, где все влюблены и плачут так много, что их впору выкручивать и вешать на просушку. Райан Гослинг, романтические пейзажи и даже лебеди, черт их подери! Смотреть этот фильм – значит посыпать солью собственные раны, но сегодня я ощущаю некоторую склонность к мазохизму. Слава богу, у телевизионщиков хватило ума включить в программу «Воздушную тюрьму»! Думаю, крутой парень Николас Кейдж поможет мне восстановить душевное равновесие.

«Дневник памяти» просмотрен примерно на две трети, упаковка мороженого съедена наполовину, в бутылке еще примерно четверть шардоне. Неожиданно я слышу, как в замке поворачивается ключ. Неужели это Сара? Сейчас всего половина десятого. Я рассчитывала, что она вернется за полночь. Но похоже, сценарий моей одинокой вечеринки придется изменить.

Я сижу на диване, поджав под себя ноги, и выжидающе смотрю на дверь. Неужели они поссорились и она оставила его поедать тирамису в одиночестве?

Подавив преступную надежду, я кричу:

– Привет, Сара! Ты как раз вовремя. В бутылке осталось еще немного вина.

Сара, покачиваясь, появляется в дверях. Она не одна. Одинокая вечеринка превращается в сборище тройственного союза. С содроганием я сознаю, что наряд мой состоит из черных спортивных штанов и светло-зеленой футболки. Интересно, зачем я вырядилась так, словно собиралась заниматься йогой. Впрочем, могло быть и хуже. Я могла напялить фланелевую пижаму в клеточку, которую подарила мне мама. Вот это был бы полный отстой!

– Что-то вы рано, – говорю я и потягиваюсь, стараясь выглядеть безмятежной, как истинный йог.

– Шпанскоблоблатно, – нечленораздельно бормочет Сара.

Я догадываюсь, она хочет сообщить, что в ресторане шампанское было бесплатно. Она хохочет и виснет на Джеке. Если бы он не обнимал ее за талию, она рухнула бы на пол.

– Мы немного перебрали, – сообщает Джек.

Впрочем, его ироническая улыбка говорит о том, что перебрала исключительно Сара, а он трезв как стеклышко. Взгляды наши встречаются на несколько мгновений.

– Устала чертовски! – хлопая глазами, мямлит Сара.

Одна из ее накладных ресниц отклеилась и чернеет на щеке. Обычно подобные неприятности случаются со мной. В прошлом месяце я дважды пробовала наклеить ресницы и оба раза потерпела фиаско. Сара хохотала до упаду и говорила, что я похожа на трансвестита.

– Да, детка, тебе надо отдохнуть! – смеется Джек и целует Сару в лоб. – Идем, уложу тебя в кроватку.

– В кроватку? – Сара делает вид, что шокирована. – Но мы еще не женаты, Джек О’Мара. За кого ты меня принимаешь?

– За девчонку, которая напилась в стельку, – говорит он и подхватывает резко качнувшуюся Сару.

– Ах ты грубиян! – кричит Сара.

Джек хватает ее под коленки и поднимает в воздух. Против этого она не возражает. Черт! Смотри и учись, Райан Гослинг. Этому парню не надо ходить по воде, чтобы растопить сердце женщины.

Уточняю. Речь идет о сердце Сары, а не о моем.

– Она уснула.

Я слегка вздрагиваю, когда в гостиную входит Джек. К этому времени Райан Гослинг успевает покорить свою девушку и уплыть на лодке в сторону заката. Его место на экране занимает Николас Кейдж, отважный, решительный, надежный. Джек смотрит на экран, и лицо его светлеет.

– По-моему, это самый лучший боевик на свете.

Не спорю. Я тоже обожаю «Воздушную тюрьму». Обычно смотрю его, когда мне бывает совсем паршиво. Мысль о том, что Кэмерону По было еще хуже, но он вышел из всех передряг, подпитывает мой оптимизм. Подумать только, человек совершил аварийную посадку в самолете, битком набитом убийцами и насильниками. В сравнении с этим все мои неприятности меркнут.

– Нам всем нужны герои, – многозначительно изрекаю я.

Вместо того чтобы сесть в кресло, Джек устраивается на другом конце дивана, и это приводит меня в смятение.

– Очень женское изречение, – усмехается он, округляя свои золотисто-зеленые глаза.

– А я вообще мастер по части изречений, – парирую я. – Да будет тебе известно, я занимаюсь сочинением стихов для поздравительных открыток. Стяжала на этом поприще громкую славу.

– Уверен, твое творчество пользуется огромным спросом. Прочти какой-нибудь стишок, – просит он.

Я заливисто хохочу, уткнувшись носом в стакан. Похоже, благодаря вину у меня отказали тормоза.

– Могу сочинить стихи экспромтом. Только скажи, по какому поводу.

Джек погружается в задумчивость. Надеюсь, он выберет что-нибудь менее банальное, чем День святого Валентина.

– Можешь выразить в стихах соболезнование по поводу смерти собаки?

– Легко! – Я устремляю взор к потолку и щелкаю пальцами в поисках рифмы. – Собака играла, резвилась, визжала, собака ничуть умирать не желала! Но видимо, время собаке приспело, собачья душа отделилась от тела! – На несколько мгновений я замолкаю, ошарашенная собственным поэтическим даром, проснувшимся так внезапно. – Повергла в печаль нас собаки кончина, но в памяти нашей жива эта псина! – с пафосом завершаю я, и мы оба покатываемся со смеху.

– Здорово! – говорит он. – Под такие замечательные стихи неплохо бы выпить пива.

Меня пронзает укол стыда. Ничего не скажешь, хороша гостеприимная хозяйка. Правда, Джек застал меня врасплох. Я думала, он останется в спальне Сары до утра, и уплетала мороженое со спокойной совестью.

– В холодильнике есть пиво. Сходи принеси, если хочешь.

Джек выходит из комнаты, я провожаю его глазами. В темных джинсах и синей рубашке он выглядит особенно худым и длинноногим. Для праздничного ужина с Сарой он явно принарядился. Через несколько минут он возвращается с бутылкой пива и ложкой в руках.

– Мы ушли из ресторана, так и не заказав десерт, – сообщает Джек и с надеждой смотрит на ведерко с мороженым.

Надеюсь, его не слишком шокирует тот факт, что я опустошила это ведерко на две трети.

– Какой сорт? – спрашивает Джек.

– «Карамель Сутра», – сообщаю я, неохотно протягивая ему ведерко. Ну что мне стоило сказать просто «карамель»?

– Вот как? Его что, нужно есть, закинув ноги за голову? – прикалывается Джек.

Если бы я собиралась с ним флиртовать, то предложила бы ему принять позу «собака мордой вниз» или что-нибудь в этом роде. Но я не собираюсь с ним флиртовать, поэтому опускаю глаза и говорю тоном старой зануды:

– Только если ты считаешь, что подобная поза усиливает вкусовые ощущения.

– Наверняка усиливает, – ухмыляется он. – Но я боюсь порвать джинсы.

– Значит, лучше воздержаться. – Я устремляю взгляд на экран. – Мой любимый эпизод.

Мы в молчании смотрим, как Ник Кейдж мужественно защищает девушку-охранника, расправляясь с подонками, которыми до отказа набит самолет. Джек уплетает мороженое, я смакую остатки вина. Чувствую себя расслабленной, но отнюдь не пьяной в стельку. Пониженная чувствительность к алкоголю – одно из следствий студенческой жизни, которое позволяет нам с Сарой сохранять вменяемость после самых бурных возлияний. Правда, иногда бывают исключения.

– Сколько же вам дали бесплатного шампанского, что Сара уже на ногах не держалась? – спрашиваю я.

– Я не фанат этого шипучего пойла, так что она выпила и мою порцию, – отвечает Джек. – Пришла мне на выручку. Нас так настойчиво угощали, что отказаться было неудобно.

– Да, Сара – добрая девочка и всегда готова прийти на помощь, – смеюсь я.

– Боюсь, за свою доброту она завтра расплатится головной болью.

Я киваю, и между нами снова повисает молчание. Судорожно придумываю, что бы сказать. Если молчание будет длиться слишком долго, я могу не сдержаться и спросить его, помнит ли он нашу встречу на автобусной остановке. Очень надеюсь, что постоянная борьба с желанием задать сей бестактный вопрос рано или поздно закончится. Это будет означать, что я избавилась от наваждения и мое сердце вновь свободно.

– Ты… ты очень нравишься Саре, – выдыхаю я.

Джек делает большой глоток пива.

– Мне она тоже нравится. Очень. – Он искоса бросает на меня взгляд. – Ты хочешь предупредить меня, чтобы я никогда ее не обижал? В противном случае ты выцарапаешь мне глаза или что-нибудь в этом роде?

– Если ты думаешь, что я на это не способна, то ошибаешься, – говорю я и делаю каратистский выпад, бравируя собственной отвязностью.

Но на душе у меня скребут кошки. Моя главная проблема в том, что мне нравятся они оба. А эта проблема порождает множество других проблем.

Разумеется, я намерена сохранить лояльность по отношению к Саре. Порой мне кажется, я четко знаю, где проходит линия, которую я не должна переступать. Но иногда эта линия, проведенная прутиком на песке, как на школьной спортивной площадке, стирается и становится незаметной. Вот, например, сегодня она явно стерлась, и завтра мне придется чертить ее заново. Как знать, возможно, линия окажется несколько сдвинутой – в ту или другую сторону.

– Кто бы мог подумать, что в тебе скрывается каратист-ниндзя, – замечает Джек.

– Теперь ты в курсе, – киваю я.

– Но вряд ли тебе придется отрабатывать на мне свои приемы, – усмехается он. – У меня нет ни малейшего желания обижать Сару. И я постараюсь никогда этого не делать.

Я снова киваю. Саре повезло, что он такой добрый и чуткий. Мне не повезло, что он не со мной. Господи, и зачем только в этом сумасшедшем мире случаются подобные истории!

– Хорошо, что мы с тобой понимаем друг друга.

– Реплика, достойная главаря крутой мафии. – Джек ставит пустую бутылку на журнальный столик. – Мафии ниндзя. Теперь я буду знать, Лори, что ты опасная женщина и с тобой надо быть настороже.

Да, я очень опасна, особенно когда влюблена и вылакала бутылку вина в одиночестве, вздыхаю я про себя. Пожалуй, мне лучше идти спать. Иначе я окончательно затопчу линию, проведенную на песке.

Джек

Теперь я буду знать, Лори, что ты опасная женщина и с тобой надо быть настороже.

Какого хрена я сморозил подобную ерунду?! Так говорят только герои отстойных телесериалов. А ведь я хотел сказать совсем другое. Что-то типа «давай будем друзьями». Похоже, вместо головы у меня задница. Еще один пример школьного остроумия, вряд ли достойный журналиста. Но что делать, видно, таков он, мой удел, – строить из себя дурака. Кстати, в школе я занимался этим с упорством, достойным лучшего применения. Учителя так и писали в характеристиках: «Если бы Джек отдавал учебе энергию, которую он тратит на глупые выходки, то сумел бы многого добиться».

Льщу себя надеждой, что моей энергии хватало на все. По крайней мере, школу я окончил с хорошими оценками и смог поступить в университет. Надо признать, мне повезло в том смысле, что память у меня почти фотографическая. Достаточно пробежать глазами страницу учебника – и можно идти на экзамен. К тому же у меня, как говорится, язык без костей. Правда, когда я оказываюсь в обществе Лори, в нем сразу появляются кости.

– Итак, Лори, теперь я знаю: если я обижу твою лучшую подругу, ты от меня мокрого места не оставишь. Что еще я должен знать о тебе?

Вопрос, похоже, застал ее врасплох. И неудивительно. Подобные идиотские вопросы я задавал только на вечеринке «быстрых свиданий». Кстати, на такую вечеринку меня занесло единственный раз в жизни, и это была жесть.

– Ммм… – мямлит Лори. – Знаешь, сказать особенно нечего.

Вид у нее смущенный, словно она на собеседовании у потенциального работодателя.

– Давай, Лори, постарайся ничего не утаивать. – Я буравлю ее нарочито пронзительным взглядом. – Сара хочет, чтобы мы с тобой стали закадычными друзьями. А у друзей нет друг от друга тайн. Расскажи три самых шокирующих случая из своей жизни, и я отплачу тебе тем же.

Она прищуривается, подбородок ее слегка дрожит.

– Нет, давай так: один случай я, один случай ты.

– Идет. Но ты первая.

Внушаю себе, что затеял этот разговор по одной-единственной причине: Сара хочет, чтобы мы с Лори подружились. Но, честно говоря, дело не в этом. Точнее, не только в этом. Я хочу узнать о ней побольше потому, что она меня волнует, и еще потому, что мне нравится сидеть на диване рядом с ней. Может, все дело в том, что мы оба немало выпили. Но мне кажется, мы и в самом деле можем стать друзьями. А разве платоническая дружба между парнем и девушкой невозможна? Знаю, многие люди считают это полной чушью. Но попробовать никогда не мешает.

Так или иначе, я намерен завоевать доверие Лори и подружиться с ней. Таковы мои далекоидущие планы, леди и джентльмены.

Лори в задумчивости барабанит пальцами по стакану. Предвкушая ее рассказ, я умираю от любопытства. Она допивает последние капли вина, поднимает глаза и смеется:

– Так и быть. Я первая. Мне было тогда лет четырнадцать, может, пятнадцать… – Лори умолкает, качает головой и проводит рукой по щеке, вспыхнувшей румянцем. – Вот уж не думала, что расскажу тебе об этом… – Она нервно хихикает и опускает ресницы, так что я не могу смотреть ей в глаза.

– Давай, Лори. Ты обещала, – канючу я.

Она глубоко вдыхает, словно собираясь прыгать в холодную воду:

– Мы с Эланой, моей лучшей подругой, пошли на школьную дискотеку. Строили из себя крутых девчонок. У нас даже была с собой пачка сигарет, хотя никто из нас не курил. – (Я киваю, ожидая продолжения.) – Был в нашей школе один парень, который мне страшно нравился. Половина девчонок в школе по нему вздыхала, но, как ни странно, ему, похоже, нравилась я.

Мне хочется сказать, что в этом нет ровным счетом ничего странного, но я молчу.

– Дискотека уже подходила к концу, когда он наконец пригласил меня танцевать, и я, напустив на себя равнодушный вид, приняла его приглашение. Все шло отлично до того момента, когда он резко опустил голову, а я столь же резко подняла. В общем, я ударила его башкой по лицу и сломала нос. Кровищи было, ужас! – Лори делает страшные глаза и фыркает со смеху. – Пришлось вызывать «скорую»!

– Вижу, свидания с тобой – это серьезное испытание для мужчины, Лори.

– До свиданий дело не дошло, – возражает она. – Я очень хотела с ним встречаться, но после этого случая он шарахался от меня, как от зачумленной. Его можно понять. – Она стучит себе по черепу костяшками пальцев. – Крепкий, как железо.

– Итак, передо мной главарь мафии ниндзя с исключительно крепким черепом. Понимаю, почему Сара в таком восторге от тебя.

– Думаю, рядом со мной она чувствует себя в безопасности, – говорит Лори, и я не могу понять, прикалывается она или нет.

– Кто бы в этом сомневался! Тебе стоит подумать о том, чтобы открыть охранное агентство.

Лори ставит стакан на стол, усаживается, поджав под себя скрещенные ноги, убирает прядь волос за ухо и пристально смотрит на меня. Когда я был маленький, мы всей семьей каждый год ездили в Корнуэлл. Мама покупала там крошечные статуэтки фей и эльфов, как правило восседавших на поганках или столь же изысканных предметах. Сейчас Лори, сидящая в безупречной позе лотоса, напоминает мне об этих феях. Внезапно я ощущаю приступ тоски по детству, короткий и острый. Чувство такое, будто мы с Лори знакомы давным-давно, хотя это не так.

– Теперь твоя очередь рассказывать, – улыбается Лори.

– Боюсь, у меня нет в запасе столь же шокирующей истории, – говорю я. – Никогда не отрабатывал на женщинах удар головой.

– Поразительно. Что же ты за человек такой?

Она делает вид, что страшно разочарована. И хотя мы оба валяем дурака, ее вопрос я воспринимаю серьезно.

– Что я за человек? Надеюсь, не слишком паршивый!

– Я тоже на это надеюсь! – смеется она.

Ясное дело, Лори не хочет, чтобы ее драгоценная подруга связалась с отвратным типом.

– Кажется, вспомнил кое-что подходящее! – резко меняю я тему. – Если не возражаешь, расскажу тебе о своем шестом дне рождения. Представь себе малолетнего пацана, который, оказавшись в бассейне с шариками, так перепугался, что его папе пришлось бросаться к нему на выручку. Я провалился в эти чертовы шарики на три фута и орал так громко, что меня вырвало. Потом весь бассейн пришлось мыть.

Рассказывая, я припоминаю этот жуткий эпизод во всех подробностях. Удивленные взгляды детей, которых привели на мой день рождения. Гримасы, застывшие на лицах их родителей. Нарядное платье какой-то девчонки, которое я заблевал шоколадным кремом.

– Как ты понимаешь, после этого случая никто из одноклассников долго не хотел приглашать меня на свой день рождения.

– Какая печальная история, – произносит Лори, однако в голосе ее не слышится ни малейшей издевки.

– Ну, я же мужчина, – пожимаю я плечами. – Сумел это пережить. Видно, я сделан из крепкого материала.

Лори снова стучит по своей голове костяшками пальцев:

– Как и я. Хотя я женщина.

– Железная женщина, – киваю я.

– Именно так.

Некоторое время мы молчим, переваривая то, что узнали друг о друге. Теперь я знаю, что она бывает застенчива с парнями и от застенчивости становится неуклюжей. А она знает, что я способен впасть в панику и от страха заблевать все вокруг. Лори берет у меня из рук ложку и пустое ведерко из-под мороженого и наклоняется, чтобы поставить все это на кофейный столик. Я делаю над собой усилие, чтобы отвести взгляд, но мужское мое естество оказывается сильнее. Я пожираю глазами ее грудь, обрисовавшуюся под футболкой, небольшую ложбинку в начале спины. И зачем только женщинам все эти причиндалы? Из-за них мы, мужчины, просто дуреем. Я хочу, чтобы между мной и Лори завязалась платоническая дружба, а при этом пялюсь на нее, мысленно нанося ее рельеф на карту. И не исключено, ночью, во сне, я воспользуюсь этой картой и совершу обзорную экскурсию по ее… так сказать, достопримечательностям. Потом, проснувшись, стану вновь убеждать себя, что мы всего лишь друзья. Но когда я сплю, мое сознание неподвластно решениям моего разума.

Честно говоря, Лори снилась мне уже много раз. Во сне я вдоволь налюбовался ее сливочной кожей и голубыми, как незабудки, глазами. Идиотское сравнение, но что я могу поделать, если это так. Глаза у Лори в точности такого цвета, как чертовы незабудки, которые летом растут на краю поля. Теперь я будут видеть во сне эту крошечную ложбинку на ее спине. И пухлую нижнюю губу, которую Лори, задумавшись, слегка прикусывает. А еще веселые искорки, что пляшут в ее глазах, когда она выпьет. В общем, моя хваленая фотографическая память схватывает не только тексты из учебников. Разумеется, Лори не единственная женщина, которую я вижу во сне. Но должен признать, в последнее время она является мне чаще, чем остальные. Только не подумайте, что я какой-нибудь маньяк и на уме у меня одни женские сиськи. И вообще, хватит об этом, иначе у меня крыша поедет.

– Я так понимаю, сейчас моя очередь, – говорит Лори.

Я киваю, радуясь тому, что она прервала поток моих мыслей, который движется в сторону сексуальной озабоченности.

– Неужели у тебя есть в запасе еще более страшная история, чем первая?

– Боюсь, что нет, – качает головой Лори. – Удар головой мне надо было приберечь под конец. – Она задумчиво прикусывает губу.

Я пытаюсь прийти ей на помощь и подсказываю:

– Может, тебе случалось в ветреный день выйти на улицу без трусов, но в широкой юбке? – (Лори усмехается и качает головой.) – Или отравить кого-нибудь своей стряпней? А может, ты когда-нибудь целовалась с парнем своей сестры?

Взгляд ее устремляется в пространство, в нем светится печаль или какое-то другое чувство, которое я не могу идентифицировать. Черт! Кажется, я ляпнул что-то не то. Лори начинает усиленно мигать, словно пытаясь прогнать слезы.

– Господи боже! – бормочет она и яростно трет глаза тыльной стороной ладони. – Прости, пожалуйста.

– Это ты прости, – лепечу я, совершенно не понимая, чем вызвал подобную реакцию. Мне хочется взять ее за руку, погладить по коленке, как-то утешить, успокоить, но я не двигаюсь с места.

– Ты тут ни при чем, – качает она головой.

Жду, когда она немного успокоится, и спрашиваю:

– Хочешь поговорить об этом?

Лори опускает взгляд и тихонько пощипывает собственную ладонь, как видно, пытаясь физической болью заглушить боль душевную. Мой брат Элби – настоящая заноза в заднице – для этой цели носит на запястье резинку, которой в критические моменты хлопает себя по руке.

– Моя младшая сестра умерла, когда ей было шесть лет, – произносит Лори. – Мне тогда едва исполнилось восемь.

Блин! Мой братец, слава богу, жив! Он моложе меня на четыре года, и, как я уже сказал, второй такой занозы в заднице днем с огнем не сыскать. Но все равно я люблю этого паршивца и не могу себе представить, как жил бы без него.

– Господи боже, Лори, прости!

По щекам ее вновь струятся слезы. Но я уже вышел из ступора и вытираю их большим пальцем руки. Лори начинает всхлипывать, а я глажу ее по волосам и бормочу что-то нечленораздельное, словно мамочка, успокаивающая малыша.

– Сама не знаю, что это я так расхныкалась, – говорит она через пару минут и прижимает к щекам ладони. – Я давным-давно не плакала из-за этого. Наверное, выпила слишком много. – (Я молча киваю, проклиная себя за бестактность.) – Когда люди спрашивают, есть ли у меня братья и сестры, я обычно отвечаю – только брат. И чувствую себя виноватой за то, что не упоминаю о ней. Но так намного проще.

Лори уже не плачет, лишь изредка тяжело вздыхает.

Понятия не имею, что надо говорить в подобных ситуациях. Но сказать хоть что-то необходимо, иначе она сочтет меня бесчувственным чурбаном. Пытаюсь представить, что она сейчас испытывает.

– А как звали твою сестру?

Лицо Лори смягчается. Я чувствую, как ее боль проходит сквозь меня. Острая боль, горькая и сладкая одновременно. Тоска о том, что утрачено давным-давно. Она вздыхает, откидывается на спинку дивана и обхватывает руками свои поднятые колени. Когда она начинает говорить, голос ее звучит иначе, тише, размереннее. Она словно произносит заранее приготовленную речь на похоронах любимого человека.

– У Джинни был врожденный порок сердца. Но она была очень жизнерадостной девочкой, умненькой, веселой. Мы с ней были лучшими подругами. Никогда не расставались. – Лори крепче обнимает собственные колени, сознавая: то, что она скажет сейчас, доставит ей боль. – Потом она заболела воспалением легких. Только что была здесь – и вдруг исчезла… Наверное, никто из нас так никогда и не смирился с этой утратой. Мои бедные мама и папа… – Лори умолкает, словно не находя подходящих слов.