bannerbanner
Слабоумие и отвага, или Путешествие на планету Чукотка
Слабоумие и отвага, или Путешествие на планету Чукотка

Полная версия

Слабоумие и отвага, или Путешествие на планету Чукотка

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

Темнеет здесь не как на юге – резко и вдруг, а небо опускается на землю очень медленно, постепенно обволакивая болота и поселок. Но ночь гостит в этих краях совсем недолго, потому что светать начинает уже часа в два ночи. Тем не менее спать это не мешает. Хоть и спали весь день, уснуть получается быстро. Как и всегда в походах, мне снятся эпизоды московской жизни, далекие и нереальные как фантастика… И, как всегда, я знаю, что буду рада проснуться именно здесь – в палате «пионерлагеря Яранга», на краю света, на далекой Чукотке. Это нельзя сравнить ни с чем – ощущение радости от того, что всё именно так, как есть. И не важно, что всё не по плану. Главное – я на Крайнем Севере. Я – на Чукотке.

3 августа

Мы в нашей «палате девочек» начинаем просыпаться часа в четыре утра. Все мысли и разговоры только о том, как бы вылететь сегодня. Ведь и правда, ждать можно неделями, и тогда все наши планы насмарку. Анжела кипятит чайник, стоящий для всех на тумбочке в коридоре, и вскрывает пачку M&M’s c орехами. Здесь это роскошь. Юля шуршит штанами куда-то по коридору, наверное, в комнату к Ване.

– У меня организм сошел с ума, беда какая-то, – вздыхает Наташа, – я проснулась пол четвертого и не могла уснуть.

– А я в два, – говорит Анжела, – Везет Машке, всю ночь спит. И вообще, мы тут всё время спим, ну что такое. Зомби-поход получается.

– Да ладно, – говорю я, – мы хоть стараемся днем так много не спать, а мужики вообще весь день спят. Шухер с Шалимом вон вообще не встают весь день, еще и ночью спать умудряются. А Лёша молодец, догадался взять с собой планшет и смотрит фильмы.

Ночью шел дождь, но наутро он прекратился. Небо за окном низкое и пасмурное. Как всегда, кричат чайки, на грязных окнах прилипли несколько трупиков комаров, еще несколько живых бьются о стекло. Из окна видны полуразрушенные сооружения, какие-то то ли гаражи, то ли хранилища. Разруха и уныние. Вдалеке виднеется залив и холмы на том берегу. Палата полуразрушенного советского пионерлагеря. Мы как будто попали в другое время и в другое измерение, как будто улетели на другую планету.

Мы с Анжелой и Наташей выходим на улицу и идем по деревянному мосту на сваях, откуда видно весь поселок. Мост тянется от жилых домов посёлка через болотистое поле и реку к угольному заводу. Это место какое-то приглушенное, молчаливое и по-своему очень романтичное. Наверное, у местных есть обычай вечером прогуляться по этому мосту…

– У меня здесь такое странное ощущение, – говорит Наташа, первый раз выехавшая за пределы Кавказа, – это и не лето, и не зима, и не весна, и не Кавказ. Здесь ни на что не похоже. Тут какое-то умиротворение, спокойствие. И вот эти тучи… Для меня это уют.

– А я как сюда попала, – говорит Анжела, – думаю – что это? Где вся цивилизация? А сейчас вижу, вон школа у них круче, чем в Питере. И площадки детские такие новые и крутые у них…

– А мне кажется, что здесь все как-то очень правильно и естественно, – говорю я, – Мне здесь нравится. Не как в Москве.

И вот, встретившись на завтраке с нашими мальчиками, собрав пакеты и сумки (основные рюкзаки мы оставили в камере хранения в аэропорту), мы идем на автобусную остановку. Вместе с людьми, которые едут на работу, садимся в автобус до аэропорта. Располагаемся на уже знакомом месте посреди зала ожидания. И готовимся услышать свой приговор. Сигнал к объявлению – и дыхание замирает, и сердце начинает биться быстрее, вот сейчас мы узнаем…

«Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса Ад-117 Анадырь – Залив Лаврентия, вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий поселка Лаврентий. Дальнейшая информация будет дана в 12.10»

Куча рюкзаков в центре аэропорта. Лежим на рюкзаках, унываем, стухаем постепенно. Кстати говоря, у нашего рейса замечательный код. АД ЗЛА. То есть Анадырь – Залив Лаврентия. Говорящий код.

«… в 13.10»

Шухер и Шалим не выдерживают и идут за пивом в ближайший поселок. Мы с девчонками встаем в кружок и делаем зарядку. Потом танцуем – каждая показывает движения из танцев, которые знает. Эхо лежит на рюкзаках и наблюдает за всем этим. Развлекаем и других ждущих пассажиров. А то скоро начнем физически и морально разлагаться от этого тупого сидения.

«… в 14.10»

Снова валяемся на рюкзаках, спим, читаем… Хорошо, что я взяла книжки. В походе, понятно, не до чтения, да и книжки, как правило, не выживают в постоянной влаге и мнутся при переупаковке рюкзака. Книги я брала как раз для такого случая – если придется чего-то ждать, и собиралась оставить их в заброске в Лаврентия, где мы оставим городскую одежду и другие ненужные вещи. Почему-то именно сюда мне захотелось взять «Солярис», я давно о нём думала, и мне казалось, здесь он будет в тему. Но эта книга оказалась настолько «в тему», что я прочитала её за два дня до вылета из Москвы, и пополнила ею мой немногочисленный список любимых книг. Но тем не менее на Чукотку хотелось взять фантастику. Я взяла «Возвращение со звёзд» Лема, которую еще в Москве отдала Эхо, и «Машину времени» Уэллса. Надо сказать, не пошло ни то, ни другое. Я читаю просто так, лишь бы как-то отвлечься и занять время. Потому что все мысли только об одном.

– Да не улетим мы сегодня никуда, – говорит Шухер, – сказали же, с первого раза никто не улетает. Ну, вчера и сегодня у нас на маршрут не влияют, а потом надо будет уже сокращать…

– Так, мы улетим сегодня, сейчас объявят посадку, – перебиваю его я. Никак не могу поверить, что мы сидим здесь и просто ждем, а могли бы уже второй день быть в походе. И почему-то каждый раз, когда дают сигнал к объявлению, я уверена, что будут объявлять нашу посадку. В таких ситуациях я обычно смотрю на все очень пессимистично, но, наверное, мне настолько хочется в этот поход, что я реально верю, что ещё немного, и мы улетим.

«К сведению пассажиров… Рейс отменен. Дальнейшая информация будет дана 4.08 в 9.00»

Вот так воспитывает нас Чукотка. Прямо сходу начинает воспитывать, не успели на маршрут выйти. Не с бродов начинает, не с вязких болот, а с нудного ожидания. Показывает, кто здесь главный. И это явно не человек.

Снова такси до Угольных Копей, уже знакомая гостиница «Яранга». Здесь отличная погода, дождя нет, и даже не так уж и пасмурно, а вот в Лаврентия, видимо, дела обстоят иначе… Говорят, туман и «непригодность взлетно-посадочной полосы».

– Конечно, – говорит Шалим, – Там небось одна улица, и та – взлетно-посадочная полоса, да и грунтовая наверняка. Понятно, что её размоет легко.

Снова знакомая «палата». Наши постели даже еще не убрали, видимо, и не думали, что мы улетим. И снова спать – коротать время…

После ужина мы с Наташей и Масяней снова идем прогуляться. Небо переливается синими и розовыми цветами, багровеет закат – завтра будет ветер, но нам это на руку – разгонит туман. В реке под дорожкой на сваях стоит рыба на нересте, огромная, каждая килограмм по восемь, и вся, наверняка, с красной икрой. Было бы где ее приготовить… В походе, конечно, все это будет удобнее, чем сейчас.

Вечером все очень вялые, кто спит, кто просто валяется на кроватях. Вот и я лежу на кровати и пишу. Анжела жалуется на комаров.

– Так и записывай, Ксюша, «Анжела бегает по комнате и мочит комаров», – говорит она, – Нет, ну вы прикиньте, мы нашли магазин. Написано: «до 22.00 без перерывов». Где-то без двадцати было, висит табличка «перерыв». Ну, мы подошли через десять минут, а там уже свет выключен, и женщина закрывается, говорит: «Что ж вы раньше не подошли? Одиннадцатый час уже». Мы ей: «Так подходили, было написано, что перерыв». А она: «Так то перерыв на обед был!» В 10 часов вечера. Я в шоке. А вы знали кстати, что пиво только до восьми вечера продают? Что за дыра… И комаров здесь столько, кошмар. Больше, чем на улице.

И правда, магазины и все, что связано со сферой обслуживания, здесь работает очень странно. Продавцы не только не стараются продать и сделать всё, чтобы у них что-то купили, но даже наоборот – часто бывают грубыми и неприветливыми. Здесь ты чувствуешь себя скорее школьником, который пытается купить пиво, а не «клиентом, который всегда прав». Интересно, какие люди будут в поселках? Если мы до них доберемся, конечно…

4 августа

«День сурка». Снова просыпаемся около 4.30. Масяня идет на пробежку. Кипятим чай в общем чайнике. Идем на завтрак. Я с вечера постирала носки, и они не высохли – м-м-м, настоящее ощущение похода, мокрые носки. Всё прямо сходится к тому, чтобы сегодня вылететь. Снова идем на уже знакомую автобусную остановку к 9.00, видим знакомые лица людей, которые на этом автобусе едут на работу в аэропорт.

– Вот если сегодня снова не вылетим, – говорит Шалим, – пойдем на залив, рыбы поймаем, костер пионерский сделаем из веточек.

– А я снова забыла снять на видео нашу гостиницу, – говорю я, – значит, по закону подлости, должны сегодня улететь.

– Но вчера ты тоже забыла, – Иван оглядывается на меня, – так что закон подлости не работает. И вообще, у нас закон подлости не работает по закону подлости…

Собственно, он снова не сработал. Наш рейс переносят на час, потом еще на час, потом ещё на час. Потом выясняется, что в выходные аэропорт не работает, а сегодня как раз пятница. То есть следующий шанс улететь будет только в понедельник, и то не факт, как мы уже поняли. Сказать, что мы расстроились – ничего не сказать. Шухер сидит с картой и продумывает, как можно переделать маршрут с минимальными потерями. Он много лет мечтал об этом походе, а организовывать они с Шалимом начали за год. И организовали, хотя до последнего момента всё висело на волоске и могло сорваться. Сложно передать, сколько усилий им это стоило. И вот, казалось бы, все организационные трудности позади, у нас набралась команда, есть пропуска в погранзону и заповедник, у нас есть билеты на внутренний рейс, которые добыть очень непросто. Мы уже здесь, на Чукотке. И мы не можем выйти на маршрут, всё снова на грани срыва. И что самое ужасное, от нас здесь ничего не зависит. Видимо, Чукотка теперь проверяет, насколько мы уверены в том, что хотим пройти такой сложный маршрут. И чтобы доказать, что нам это действительно надо, и мы не отступимся, мы начинаем продумывать обходные пути, как можно еще попасть в Лаврентия. Собственно, так как попасть туда можно только воздухом или морем, вариантов немного. Первый – договориться с пограничниками, которые регулярно летают туда на вертолете, чтобы взяли нас с собой. Этот вариант отпадает сразу, и не потому что пограничники несговорчивы или удивлены нашей просьбе, а потому что их рейсы расписаны и заняты местными на несколько дней вперед, и для нас там просто уже нет места. Второй вариант – долететь на частном вертолете – тоже сразу же отпадает, так как миллиона у нас просто нет. Третий вариант – теплоход «Капитан Сотников», который отходит во вторник следующей недели и идет до Лаврентия двое суток. Этот вариант ненамного надежнее самолета – местные рассказали, что даже если корабль и выйдет по расписанию, он может попасть в шторм и пережидать его в какой-нибудь бухте больше недели. Как сказал один таксист, «вот попадете в шторм, и узнаете, что такое теплоход».

В любом случае мы вынуждены ждать до вторника. Всё-таки шанс вылететь в понедельник и вторник утром у нас еще есть и, если во вторник до 12 мы не вылетаем – бегом сдавать билеты и садиться на корабль, а там уж как пойдёт. По крайней мере, на пассажирских суднах по северным морям ещё никто из нас не путешествовал. При таком раскладе именно на поход остается всего двенадцать дней. Уверена, Шухер расстроился больше всех, ведь, по сути, весь этот поход, вся эта авантюра – его дело. Неудивительно, что сейчас именно он старается не вешать нос, все время сидит с картой, просчитывая новые и новые варианты, и даже умудряется подбадривать всех остальных. «Ну при таком раскладе на мыс Дежнева мы ещё попадаем, – говорит он, – по короткому маршруту. Но все останутся довольны. Это точно.» Все понимают, что шанс застрять где-то и не вернуться сюда даже к московскому рейсу очень велик, а так как билеты из Москвы мы покупали почти за год, также велик шанс остаться здесь надолго. Мы спрашиваем совета у всех местных, с кем сталкиваемся, и все советуют разное, но большинство склоняются к тому, что самолет даже надежнее, и никакие билеты нам сдавать не надо. В аэропорту мы знакомимся с местным адвокатом Артёмом, который тоже ждет вылета в Лаврентия. Я и в предыдущие дни обращала внимание на этого серьезного молодого человека в рубашке и думала, что же он здесь делает и куда же он может лететь. Тогда я и не догадывалась, что Артём станет для нас хорошим другом и помощником, и столкнёмся мы с ним ещё не раз. А сейчас Артём вместе с Масяней и Анжелой пытаются достучаться до какой-то женщины в аэропорту, «от которой всё зависит», куда-то звонят, что-то выясняют, потому что якобы погода там уже лётная, а самолёт не выпускают по другим причинам. Но все выяснения безрезультатны, и мы снова садимся в такси и едем в «Ярангу».

Как бы то ни было, нам в любом случае предстоит жить в «Яранге» ещё субботу и воскресенье, так как в выходные аэропорт не работает. Здравствуй, дорогая «Яранга»! Эта гостиница, со всей ее вопиющей неуютностью, уже стала как дом, мы к ней привыкли. Я заметила, что начинаю чувствовать себя «дома» везде, где переночую. В квартире ли, в палатке, в купе поезда, в гостинице, даже в зале ожидания в аэропорту. Стоит провести ночь, и место становится «своим». Интересно, почему так получается? Значит ли это, что «дом везде» или наоборот, что «дом нигде»?

После ужина в гостинице мы идем на реку на нашу первую чукотскую рыбалку. Главный рыбак нашей команды – определённо Масяня. Пожалуй, она единственная, кто действительно что-то смыслит в этом и рыбачит также и в межпоходной жизни, в питерских окрестностях. Ну а здесь для неё – настоящее раздолье. Рыбы в реках немерено, она плывет против течения на нерест, и удивительно, сколько сил тратит эта рыба, чтобы добраться до места своей смерти. И как узнаёт она, куда именно нужно плыть? И ведь узнаёт. Кажется, что она стоит на месте, едва-едва продвигаясь вперед, застревая в камнях, так, что спинной плавник полностью виден над водой. Создается впечатление, что ловить ее можно прямо руками. Но на деле это оказывается не так просто: стоять в холодной воде долго невозможно, да и рыба не даёт «взять» себя – если и удаётся дотронуться до нее, она тут же проскальзывает вперед и вырывается из рук. В итоге попытки мои и Эхо поймать рыбу руками не увенчались успехом, и только у Масяни получается поймать «всего» две рыбы на спиннинг, одну из них сразу определили как самца горбуши – по выпирающему из спины горбу, а вторую определить так и не можем. Как опытные бомжи, мы разводим под мостом костёр из досок, которые насобирали в округе, потрошим только что пойманную рыбу и жарим её на костре с солью и перцем. Пожалуй, это самый вкусный ужин с самого начала нашего путешествия, и хоть небольшое, но утешение в ситуации, в которой мы оказались.



Заброшенный город Гудым

5 августа

Сегодня суббота, и нести обычную вахту в аэропорту не нужно – предстоит провести два дня в поселке Угольные Копи. Мы бы, наверное, сошли с ума от скуки, если бы Артём, с которым мы познакомились в аэропорту, не вызвался показать нам интересные места в окрестностях. Оставив вожаков Шухера и Шалима спать в гостинице, мы отправляемся в заброшенный город Гудым, который находится всего в получасе езды на машине от посёлка. В пятидесятые годы прошлого века здесь располагалась секретная база ракетных войск особого назначения. Военные жили здесь с семьями, и поэтому для них был построен целый город – с домами, больницей, школой, и даже торговым центром. Деревянные постройки на сваях сохранились до сих пор, хотя и разграбленные любителями заброшенных мест и сокровищ, которые можно там найти. По обеим сторонам долины реки находятся невысокие сопки, а под ними – многокилометровая система подземных шахт, куда можно свободно войти. Город был покинут жителями в 2000-е годы. Именно поэтому в катакомбах осталось много нового оборудования. Сами катакомбы представляют собой бесконечные мрачные сырые туннели, с рельсами для вагонетки, знаками «опасная зона», «стой» и другими. Конечно, именно туда мы направляемся в первую очередь. Мальчишки любят войнушку.

– Смотрите, сколько предупреждающих знаков, – говорит Артём, освещая стены фонариком.

– О, «опасная зона», – говорит Эхо с неподдельным интересом, направляя фонарик на табличку, – стрелка туда. Значит туда нам и надо. Так, тут перекрёсток. А ну-ка, «выход в-14», надо запомнить.

Громкие голоса гулко отдаются в широких коридорах, со стен стекает вода, пахнет влагой, ржавчиной и старьём. Несколько фонариков едва освещают людей.

– Мне страшно, заберите меня домой! – смеётся Анжела, – Мы как дети подземелья, знаете. Вот мы сейчас идём, и возможно нас преследует медведь, всё возможно…

Вот впереди ворота, Эхо берёт и начинает изо всех сил сдвигать дверь.

– Ну не надо закрываться! – кричит Анжела.

– Ээ, ну ты чего! – я уже не удивляюсь, что могут придумать наши ребята.

– Ну у меня ключи есть, мы откроем, – как ни в чем не бывало заявляет Эхо.

– А теперь признавайтесь, кто из вас зомби? – смеюсь я.

Смех смехом, а в таком месте очень легко представить себя героями стандартного фильма ужасов. Впереди рельсы для вагонетки разделяются надвое и расходятся по двум уходящим вдаль туннелям.

– О, давайте разделимся! – говорю я.

– Нет уж, давайте делиться не будем, пойдёмте направо! – говорит Масяня.

– А что, мальчики налево, девочки направо… – смеётся Эхо.

– Поделимся впечатлениями потом, – настороженно говорит Анжела.

Вдруг какая-то железная труба падает на пол, издав резкий звук.

– Что это было? – говорит Юля.

– Да это Эхо балуется… – отвечаю я.

– Это Эээхоооо… – смеётся Эхо. И конечно, все начинают кричать, проверяя какое здесь гулкое эхо.

– Вы представляете, что над нами несколько метров бетона? – Эхо восхищенно смотрит наверх.

– Тут лабиринт, вам не кажется? – говорю я.

– А кстати да, – говорит Эхо, – между прочим, о птичках, получается тут надо запоминать повороты. Здесь налево надо будет, да, получается?

– О, вагонетка еще одна, – замечает Масяня.

– Это ещё одни ворота, – говорит Эхо, – которые перекрывают зону.

– Я не хочу идти последней! – я пробегаю чуть вперед.

– Аккуратно, под ноги смотрим! – кричит Наташа откуда-то спереди.

– Да, ребят, вот смотрите, аккуратно, – Юля подсвечивает кучу железа на полу.

– Так, а Артём здесь был уже? – Анжела тоже явно неуютно чувствует себя в этом месте и старается скарсить это шутками.

– Так, ну-ка вот сюда подсвети, – говорит Эхо, – Это будет моя комната, хорошо? Занимаем комнаты, народ! Ээхааа!

– О, тут шкафчики для одежды? – Наташа заглядывает в одну из комнат.

– Выбирай! – отвечает ей Эхо.

Бесчисленные разветвления коридоров с комнатами, в которых еще стоит какая-то мебель, разбитая аппаратура, валяются отсыревшие книги и документы. Такое место – рай для историка, даже сложно представить, сколько информации, возможно даже секретной, можно добыть здесь, не прилагая к этому никаких усилий. Для меня же это место выглядит жутко, и мне хочется поскорее уйти. Почему-то есть четкое ощущение, что в этих кабинетах происходило что-то очень плохое, возможно даже жестокое. Похожее ощущение у меня было, когда я посещала концлагерь Заксенхаузен под Берлином. К тому же, все это находится под землей, и того и гляди вдруг захлопнется какая-то дверь, и мы отсюда больше не выберемся, и про нас придумают легенды, которыми будут пугать туристов. Но нам надо залезть везде. Что это, слабоумие и отвага? Или просто слабоумие? К счастью, ходим мы в этом жутком месте недолго, и поворачиваем всегда только направо, чтобы запомнить путь и не заблудиться. Правда, выходим все равно не там, где заходили.

После «посещения достопримечательностей» в нашей «культурной программе» запланирована рыбалка на реке, текущей через эту долину. Спиннинга у нас с собой нет, но это не страшно: Артём сразу же ловит одну горбушу острой деревяшкой, только зайдя в воду, еще по одной ловят руками Наташа и Масяня, ещё одну ножом – Эхо. У меня снова не получается. Хотя я и делаю всё как полагается: медленно подкрадываюсь, выбираю удобное мелкое место, стою жду в холодной воде, держа руки наготове, а когда рыба подплывает, резко хватаю. Иногда у меня получается хотя бы дотронуться до рыбы, но поймать я так и не могу. Но ребята наловили достаточно, и мы обедаем вкуснейшими стейками из красной рыбы, приготовленной на костре, а также чаем из каких-то цветов, которые насобирал наш новый местный друг.

Сопки в окрестностях Угольных Копей

6 августа

С утра мы поехали на сопку во главе с Артёмом. Минут за пятнадцать отъехали от поселка и стали подниматься на холм. В основном по началу шли по болоту. Раньше я представляла, что болота – это топь, в которой вязнешь по горло и тянешь руку, чтобы тебя вытянули на какую-то кочку. По сути, если топи здесь и есть, мы их не встречали. И в тот день под Копями, и на протяжении всего похода, болото – это просто мшистая влажная поверхность, иногда более-менее твердая, иногда жидкая, зависит от растительности, но в любом случае – это отсутствие твердой земли под ногами, что значительно затрудняет передвижение. Сегодня мы не взяли с собой сапоги-забродники и ноги промочили сразу же. Но это не проблема, мокрые ноги – обычное дело в любом походе. Сегодня мы никуда не торопимся (в отличие от похода), по дороге собираем голубику и морошку. Настоящая морошка – красно-оранжевая, на толстой ножке, причем чем желтее, тем спелее. Там же я нашла еще несколько новых видов цветов – я всегда беру с собой блокнотик на случай таких находок. Все цветы сразу складываю туда, а когда они начнут подсыхать – переложу в жестяную коробочку с прослойками акварельной бумаги. Кстати говоря, здесь незнакомые цветы нужно именно искать – в основном бросается в глаза иван-чай, тысячелистник, и еще некоторые цветы, которые растут и у нас. Но если присмотреться, если поискать, можно найти с десяток новых видов, главное только не забыть потом определить, что это за цветы… Вообще, я уже успела понять, что на Чукотке ни на что нельзя смотреть вскользь, поверхностно. Здесь надо всматриваться во всё: в людей, в землю под ногами, в небо, в растения, в воду. Тогда Север начнет приоткрывать свою настоящую красоту. Только тем, кто смотрит внимательно.

Сегодня довольно пасмурно, с океана дует холодный ветер. Когда ноги мокрые, от этого приятного мало… На таком ветру хочется съежиться, но на Чукотке я поняла, что этого делать нельзя. Чтобы найти общий язык с местным ветром, нужно просто расслабиться и перестать от него защищаться, тогда он не доставит особых неудобств. По стланику карликовой березы тоже идти не особо удобно, ноги цепляются и застревают. По ощущениям это похоже на заросли рододендрона на Кавказе. Когда мы поднялись на более-менее защищенное от ветра скалой место, как настоящие опытные бомжи, нашли какую-то ржавую бочку и развели в ней костер. В ржавой консервной банке, найденной где-то здесь же, вскипятили «чай» из мха-ягеля, который собрал по дороге Артём. На вкус он горький, у него своеобразный «вкус болота», но, если добавить сахар, что-то в этом есть. Чуть-чуть отдохнув и согревшись чаем из мха с козинаками, мы идём выше. Там начинаются насыпи камней со следами пребывания человека – мусором и надписями в стиле «здесь был Вася», причем Ваня нашел надпись аж 60-х годов. Видимо, сюда приходит и приходила полюбоваться видами местная молодежь – а полюбоваться действительно есть чем. С вершины сопки виден весь залив, Анадырь на противоположном берегу и Угольные Копи на этом. Маленькие островки цивилизации посреди тундры. Мне сразу понравилась тундра, я ещё не успела от нее устать и натереть ноги резиновыми сапогами, и мне доставляет огромное удовольствие идти по этой мягкой, разнообразной, разноцветной почве. Когда идешь по такой земле, даже если пейзажи вокруг не захватывают, очень интересно просто смотреть под ноги! Такого разнообразия мхов, маленьких цветочков и другой растительности я, пожалуй, еще нигде не видела. Самый заметный из мхов – конечно же ягель, олений мох (тогда я еще не знала, что их есть множество видов) – это белый, кремовый, светло-бежевый мох, представляющий из себя маленькие ветвистые кустики, напоминающие кораллы. Попадается мох красный, ярко-желтый, зеленый, самых разных цветов и фактур. Идешь по мху как по мягкой, влажной, пружинящей подушке, но самые необычные ощущения – это трогать его рукой, как будто гладишь шершавую кожу огромного мягкого животного, которое буквально дышит под прикосновениями и отзывается на них. В местах, где трава повыше, на ветру она стелется по земле, сливаясь в одну гладкую сероватую поверхность, которая колышется и рябит, как море. Бесконечное, колышущееся, строгое, иногда жестокое, живое, настоящее море тундры. Как же хочется наконец-то пойти по ней с рюкзаком за спиной! Как же хочется расставить палатку на мягком ягеле!

На страницу:
3 из 4