Дурак на красивом холме

– Не обошли. Очень вкусная, между прочим. И голова от нее ясная.

– Зато ноги не идут! Верно?

– Верно! Пришлось меня под ручки до машины доводить и к нотариусу – куплю-продажу регистрировать!

Андрей засмеялся:

– Ушлые ребята! Они тебе даже осмотреть толком не дали?

– Ну, почему? Провели ознакомительную экскурсию.

– Галопом по европам? Мошенники они…

Мне не понравилась такая формулировка:

– Напрасно ты так! У меня ведь нет к ним претензий – сумма для меня приемлемая, а стены я утолщу и утеплю. До зимы еще далеко.

– И будет у тебя дом как у третьего поросенка Наф-Нафа!

– Это как тебе угодно. Но дом я доведу до ума и еще кое-что построю, но только не так, как вы у себя в колхозе лепите.

– У нас, вообще-то, совхоз был – теперь уже на ладан дышит…

Андрей как бы слегка загрустил и задумался, но потом резко встрепенулся как петух и без дипломатических переходов заявил:

– Слушай, а ведь ты у нас девушку увел – будто лошадь из стойла!

Андрей очень начитанный малый, поэтому всегда был интересен мне как собеседник.

Он повернулся на стуле к Веронике. Та уже к этому времени забралась с ногами на кровать и подоткнула под спину подушку. А под подушкой, я не забывал, был нож!

Ноги она поджала под себя, но халат был коротковат – литые коленки были напряжены как лапы у пантеры перед прыжком. Правую руку она держала за спиной, а в левой была раскрытая книга.

– Здравствуй, Вероника! – непривычно ласково проворковал Андрей. Я пытался уловить в его голосе фальш или иронию, но не удалось. А он также проникновенно продолжал. – А мы к тебе в гости настроились, а тебя и нет…

Я заметил как дрогнула ее правая рука, в которой был зажат нож. По отношению к Андрею она находилась на расстоянии, достаточном, чтобы полоснуть ножом по горлу. А он, как нарочно, вытянул в ее сторону шею, будто гусак!

Меня мгновенно бросило в жар. Болезное воображение делает меня импульсивным. Я резко встал.

– Андрей, будь другом, пересядь на мое место!

– Ревнуешь? Это правильно! Все мы тут летчики-налетчики…

Как бы в подтверждение этих слов в дверь пару раз громко стукнули и она распахнулась. В образовавшемся проеме стояли двое сподвижников, а точнее сказать, подельников моего приятеля Андрея Мордвина.

– Это мои друзья-собутыльники! – по-своему сформулировал и представил их Андрей. – А почему вас двое? Куда делся Митяй?

– Как куда? Ты же сам оставил его сторожить у ейной комнаты! – мотнул головой в сторону Вероники чернявый мужик с заметно косящим, явно искусственным глазом. – Велел ждать, покуда ее не приведем!

Андрей скорчил страшно недовольную физиономию:

– Что за лексикон? Что за обороты? Она вам что – коза или правонарушительница, чтобы ее приводить? Разве не видите – человек культурно проводит время, хорошую умную книгу читает! А вот ты, Вольдемар, когда в последний раз брал в руки книгу?

Вольдемар брезгливо вывернул губу и изобразил на лице неподдельное презрение, дескать, то ли я дурак или бездельник, чтобы таким образом убивать бесценное время.

– Конечно, кроме распития самогонки и сопутствующих этому безобразий, вас мало что интересует в этой жизни. И хорошо бы варились сами по себе в собственном безобразии, так ведь нет, вам еще непременно надо вторгнуться в личное пространство других, в отличие от вас – апологетов низменных инстинктов, людей более возвышенных и духовно здоровых…

Еще минут пять Андрей разражался филиппикой перед глупо улыбавшимися собутыльниками, воспринимавшими это как клоунскую выходку своего неформального лидера. Я же понимал, что за этим стоит большее. С одной стороны ему хотелось отмежеваться от своих сподвижников – он знал о моем неприятии разного рода стадных мероприятий, направленных на растерзание личности, и ему хотелось реабилитироваться в моих глазах. С другой, увидев Веронику в другом свете, он понял, что существуют другие пути по овладению ей, более доступные ему, как человеку достаточно развитому и продвинутому. То, что он не оставляет эту затею, я был уверен, зная что ходок он не менее азартный, чем охотник.

Меня как серьезного соперника он не воспринимал, полагая, что я большой мастер размазывать манную кашу по скатерти, вместо того, чтобы сразу брать со стола центральное блюдо, и без всяких ножей и вилок, не откладывая в сторону, разламывать лакомую плоть прямо руками.

А пока, оценив ситуацию, он пришел к мысли сделать шаг назад, чтобы потом сделать два шага вперед.

– Вот что, мои маленькие друзья, – вставая и задвигая стул под стол, сказал Андрей, подражая известному литературному герою. – Банкета не будет – мы чужие на этом празднике жизни!

Ему подходила эта роль и внутренне и внешне. Я с удовольствием наблюдал его, радуясь что своим веселым плутовским обаянием он может умиротворить всех.

Но тут подал голос второй сподвижник – высокий худощавый парень, как бы в контраст первому чернявому, совершенно белесый, почти альбинос. Бесцветные глаза его были хитрыми и блудливыми.

– А как же законы гостеприимства? Опять же – с этим надо разобраться!

Он потряс вытащенной из-за пазухи пластиковой полторашкой, заполненной прозрачной жидкостью.

Андрей на мгновение задумался и спросил:

– Ты как? Может отметим встречу?

Это был самый опасный, чреватый неожиданными последствиями момент. Если бы я согласился (а я был близок к этому, потому что в душе еще саднило от недавнего развода, события могли принять другой оборот. Я бы, конечно, расслабился, и похотливо настроенные молодцы показались бы мне славными ребятами и я бы, наверняка, потерял контроль за ситуацией. Видимо, на это и рассчитывал белесый хитрец. Я как-то сразу понял, что он самый подлый и коварный.

Я посмотрел на Веронику и встретился с ней взглядом. На этот раз она показалась мне съежившейся и испуганной. Вспомнился рассказ по чтению из младших классов, где то ли Тургеневу, то ли Пришвину, а может кому другому, идущему по лугу с ружьем, бросилась под ноги маленькая птичка – то ли жаворонок, то ли перепелка. Автор был крайне удивлен такому поведению птички, но тут же понял причину странного явления – она искала спасения от налетавшего на неё ястреба.

– Нет, дружище, спасибо! Во-первых, твое предложение противоречит твоей же предыдущей пламенной речи, которая глубоко потрясла меня, а во-вторых… во-вторых у меня завтра предстоит хлопотливый день и пользуясь случаем, я бы хотел просить тебя принять участие в разрешении моих некоторых проблем. Ты, ведь, если мне не изменяет память – тракторист?

– Понимаю, ты ищешь, кто б тебе доставил дрова на усадьбу?

– Не дрова, а доски, – уточнил я и продолжил, стараясь убедить его проявить чувство товарищества. – Мне как-то неконкретно пообещали – то ли поедут, а то ли нет. Со временем у них какие-то проблемы.

– Не со временем, а с алкоголем! – усмехнулся Андрей. – А я именно тот, кто тебе нужен. У меня же сейчас свой трактор, приватизированный. И тележка хорошая имеется – сама сваливает.

– Да доски лучше разгружать вручную!

– Ну-ну… Рачительный хозяин. Вручную так вручную.

– И учти – я хорошо заплачу!

– Это я знаю – ты не жадный. А я, в свою очередь, человек невыносимо конкретный. Будь завтра с утра в трепетном ожидании. Ровно в десять ноль-ноль я подкачу на тракторе к твоему отелю. Вместе поедем на пилораму, – он подал мне руку в знак подтверждения договоренности и одновременно на прощание. Затем обратился к своим недовольным и разочарованным спутникам:

– Соблаговолите выйти, джентельмены! Пойдемте, уважим старика Пафнутия, а потом – по домам… Митяя-сторожа кликните! Охрана снимается за ненадобностью…

Андрей стал дружественно подталкивать в дверь своих сподвижников. Напоследок я успел поймать хищный вожделенный взгляд одного из них, а именно – белесого провокатора, брошенный в сторону Вероники. «Такой просто так не отступится!», – мелькнула тревожная мысль, мешая ожидаемому подъёму настроения.

Еще минут десять они бубнили, распивая известную пластиковую полторашку у Пафнутия. Мне тоже очень хотелось выпить, снять запоздало возникшее нервное напряжение – росло ощущение неотвратимости надвигающихся неоднозначных событий, сопряженных с опасными приключениями. А ведь я сознательно ушел жить в сельскую местность, наивно руководствуясь игриво сформулированным посылом А.С.Пушкина – " На свете счастья нет, но есть покой и воля!», а в реальности получалось так, что правым оказывался другой классик – «Покой нам только снится!»

– Ты много читаешь?

– Да я много читаю – оттого, наверное, такой идеалист…

Я посмотрел на Веронику – она смотрела на меня.

– Это ты сейчас сказала, что я много читаю? Или тихий ангел пролетел?

– Я сказала.

– У тебя красивый голос – как у ангела.

Зря я это сказал – она сразу надулась и замолчала. Наверное, подумала, что я издеваюсь. Или пытаюсь охмурить и соблазнить сладкими и коварными речами. А может ничего и не подумала, а просто ей уже давно претят всякие «комплиманы».

Но голос у нее действительно был удивительно красивый и как бы неземной – мелодичный и сдержанно-проникновенный. Я такого от нее не ожидал: думал каркнет как ворона или крикнет пронзительно, как павлин.

Да! Временами она казалась мне чертовски красивой – какой-то дикой первобытной красотой. Я представил ее одетой в звериную шкуру, живущей вместе со мной в пещере на скалистой горе – картина получилась восхитительная! Степень симпатии к ней резко возросла.

Вот так всегда – стоит включить воображение и человек становится безумно интересным!

Между тем, незваные гости ушли. Я вышел в коридор промяться и привести мысли и чувства в порядок. В движении это достигалось быстрее.

Хотелось зайти к Пафнутию, чтобы прояснить некоторые возникшие, не дающие покоя вопросы, но оттуда несло ароматами мужского безобразия, которые диссонировали с фимиамом, закурившимся в моей душе.

Однако старик уловил через неплотно закрытую дверь мое бестолковое хаотичное топтание и сам вышел в коридор. Лицо его было встревоженным.

– Руслан! Надо поговороить!

– И мне хотелось задать тебе кое-какие вопросы!

– Вопросы потом. Слушай сюда: вам срочно надо уходить из гостиницы!

– Почему?

– Я прочитал Кекса. Он скоро вернется и приведет с собой банду обкурившегося молодняка. Сегодня в клубе дискотека – они там сейчас резвятся, колеса глотают, а кое-кто и колется. Придут – море по колено! Кекс у них в авторитете – будут делать, что скажет.

– Кекс – это который альбинос?

– Он. Сволочь еще та.

– Мне он тоже не понравился… А может обойдется? У меня дверь крепкая – косяки с железными уголками. Закроемся и всё.

– Сломают. Для них это будет только дополнительным развлечением. Они сейчас повёрнуты всё ногами бить, как Брюс Ли.

– Сейчас уже другие кумиры… А может нам к Андрею двинуть – всё равно завтра вместе ехать?

– Сразу надо было с ним идти. А теперь поздно. Он живет рядом с клубом, место освещенное, видно все как на ладони. Вас просто перехватят – попадёте аккурат в лапы вурдалакам.

– Так куда же идти? В темный лес?

– Да. Либо в поле. Там с прошлого года остались стога – можете там до утра сховаться.

– А утром вся нечисть уже не страшна! Верно?

– Утром они совсем другие – просто пай-мальчики! А вечером натуральные отморозки.

– А как же с вещами? Может, у тебя их оставить?

– С собой забирайте! Какой я хранитель? Сами видели.

Веронике ничего объяснять было не нужно. Она в продолжении разговора с Пафнутием стояла у меня за спиной и всё слышала.

– Вот такие дела, милая девушка! – сокрушённо сказал я ей. – Давай, переодевайся по-походному, собирай свои манатки и будем уходить огородами, как посоветовал мудрый старик Пафнутий.

Вероника ушла к себе. Я натянул свою походную одежду, побросал в рюкзак свои вещи, продукты и книги. Вспомнил про новокупленный нож, поднял подушку – его там не было!.. «Конечно! Забрала с собой…» – в раздражении подумал я. – " Вот мерзавка! Свалилась на мою голову.»

А мерзавка уже стояла рядом со мной, упакованная в красивый спортивный костюм и темную ветровку с капюшоном. На плече у нее висела большая спортивная сумка.

Мне ее оперативность понравилась. Спрашивать про нож я не стал.

– Сразу уходите в темноту! – напутствовал нас Пафнутий.– Постарайтесь, чтобы вас никто не увидел и не навел на следы!

– А дверь закрыть?

– Обязательно! И свет оставьте включенным – это их задержит.

– Толково.

– Ключ можете оставить мне, а я потом – Алевтине.

– Попадет тебе от нее за сломанную дверь!

– Ничего, переживет.

– Спасибо тебе, Пафнутий!

– Ступайте с богом!

Глава 2. В бегах

Едва мы успели отойти от гостиницы в темноту, как на ведущей к ней слабо освещенной дороге показалась группа людей, по активной жестикуляции и громким неконтролируемым вскрикам явно малолеток. Похабно похохатывыя, манерно переругиваясь и обзывая друг друга нехорошими словами, подчеркивая тем самым свою дружественность и братское единение, они приближались к нашему покинутому обиталищу.

Становилось понятно, что Пафнутий оказался прав в предвосхищении опасных для нас событий, и нам следовало, не тратя времени даром, уносить поскорее ноги, но любопытство и желание окончательно убедиться в реальности накатывающего на нас безобразия, принуждало меня оставаться в скрадке за густыми елками. Вероника, не шевелясь, стояла рядом.

– Они еще и свет не потушили – устроили избу-читальню! – услышали мы гнусный голос Кекса. – И хорошо, что не торопятся – возьмем голубков непорочными!

– Может камнем запустить им в окно да и бог с ними? – предложил вертлявый тинейджер. – Меня Нинка на танцах ждет!

– Твою Нинку на танцах-обниманцах другой хлюст давно уже обжимает, такой же пришлый, как этот! – пресек преждевременное и неудовлетворительное для себя предложение Кекс. – Впрочем, можешь остаться здесь, наблюдай за окном с булыжником! Когда крикну – кидай, только не сразу. А Федот с Бубл-Гамом на воротах будут стоять. Если что, кооперируйся с ними! Главное, кобылу эту стреножьте, а хлюста этого мы сами умоем!

Бойко командует! Наверное, в армии был сержантом, подумал я напоследок, увлекая за локоть в вынужденные бега Веронику, потому что оснований для сомнений не оставалось.

Стараясь не шуметь, мы прошли мимо каких-то хозяйственных построек внутреннего двора, видимо, сараев и кочегарки, потому что под ногами вдруг предательски захрустела угольная крошка. На минуту мы в тревоге застыли, но наши преследователи-сторожа увлеклись каким-то общим веселым разговором, проигнорировав команду своего фюрера рассредоточиться по боевым постам. Помахивая зажженными сигаретами, они громко смеялись и временами что-то напевали.

Такое их поведение было нам на руку. Мы пошли решительнее, перелезли через какую-то ограду, прошли по кочковатому рыхлому пространству, видимо, предназначенному под посадку картофеля, и вроде бы вышли в открытое поле. Но не тут-то было!

Мы уперлись в небольшую, по-весеннему журчащую в низине речушку, которая, как я понял, окаймляла с одной стороны поселок. Летом такие речушки бывают легко перепрыгиваемы с разгона. Но была весна, конец апреля. Земля, пропитанная растаявшим снегом, поддерживала на высоком уровне влагоемкость ручьев, речушек, разных болотцев и озерков, образовавшихся в больших и маленьких впадинах.

Вот и преградившая нам путь речушка, пользуясь удобным временем года, демонстрировала какая она широкая, глубокая и быстрая. Чувства досады не было – от речки веяло такой ликующей радостью жизни, что она невольно передалась и нам!

Я это понял, когда мы переглянулись. Лицо Вероники светилось, синие глаза показались теплыми и добрыми.

Всё же надо было искать переправу и решать куда в её поисках идти – направо или налево?

Слева, километрах в трех, приглушенно гремела поездами великая транссибирская магистраль, и там однозначно имелся через речку железнодорожный мост. Но это было далековато от нашего настоящего местоположения и уводило в сторону от рекомендованных стогов.

Справа была другая дорога – щебеночная, которая вела в мое Зазеркалье. Я вспомнил весеннюю речку, бурно и шумно вторгающуюся в железобетонные кольца, проложенные под толстым слоем дорожной насыпи, и с каскадами брызг вырывающуюся на волю с другой стороны, обращенной к нашему злополучному поселку.

Эта переправа была намного ближе. Однако, в том направлении речка вплотную примыкала к освещенным домам поселка, который после наущений мудрого Пафнутия казался мне враждебным населенным пунктом, оккупированным фашиствующими элементами. По здравому размышлению, в том направлении должны были быть еще какие-то мостки, используемые местными жителями. Но успеем ли мы добраться до них незамеченными?

Вот уже и звон разбитого стекла раздался со стороны нашего оказавшегося негостеприимным жилища, затем резкое хлопание тугой подъездной двери, матерная ругань и злобные выкрики вылетающей на улицу шпаны.

Мы были почти спокойны, пока не засветился с той стороны довольно мощный ручной фонарь. Длинный луч от него ровно пошел по кругу, выхватывая из темноты по касательной разные строения, серые штакетные заборы, голые деревья и щетинистые кусты, неуклонно приближаясь к нам.

Вдруг он резко подпрыгнул вверх и описав дугу, стал по вертикали опускаться прямо на нас. Я чуть было не крикнул по киношному – «Ложись!», но Вероника опередила меня, сильной рукой стянув в пойменную низину и пригнув к земле.

Какое-то время мы сидели на корточках, тесно прижавшись друг к другу. Я еле сдерживал чих – выбившиеся из-под капюшона волосы Вероники щекотали мне нос. Тогда я отвел щекочущую прядь вороной гривы, проехавшись холодным носом по теплой щеке.

– От тебя пахнет телёнком, – неожиданно прошептал я и тут же похолодел от своего непроизвольного и сомнительного комплимента.

Но она не обиделась.

– А я на ферме работаю. Телятницей, – ответила она, обаяв меня простотой и скромностью ответа.

– Я не про запах навоза, – на всякий случай попытался оправдаться я. – А про запах парного молока.

– Я поняла.

Луч скользнул по верху башлыка Вероники, осветив прошлогоднюю стерню на той стороне речки, где в некоторой удаленности угадывались темные силуэты осевших серых стогов. Пафнутий был прав в своей инструкции по ориентации на местности, но не учел препятствие в виде водной преграды, видимо, полагая, что для таких молодых и длинноногих она легко преодолима, в торопливом волнении забыв про фактор весны.

– Пошли! – Вероника решительно потянула меня в сторону Транссиба, дороги связующей Москву и Владивосток. «Перехватила инициативу, – подумал я. – Теперь будет водить меня как теленка на веревочке. Ну и пусть! В конце концов, из-за нее заварилась вся эта каша!»

Пригибаясь, будто бойцы в окопе, мы прошли торопливым шагом изрядный путь вниз по течению, пока не уперлись в тальниковые пойменные заросли и вынуждены были подняться наверх. Недружественный поселок светил огнями почти в полукилометре. Мы выпрямились и вздохнули с облегчением. Заросли были непроходимы, но они давали ощущение защищенности, потому что при необходимости, можно было нырнуть в них, как диким кабанам.

– Ты не куришь? – спросил я, чтобы завязать разговор.

– Нет, – предельно кратко ответила она.

– И никогда не курила? – не отставал я.

– Никогда.

– Так не бывает. Всё равно, наверное, пробовала?

– Никогда не пробовала, – также спокойно и ровно ответила девушка.

Конкретная девушка, вздохнул я. Такая не даст проявить охмурительное красноречие. Но всё равно она нравилась мне больше и больше.

Из-за туч выглянул месяц. Новолуние – критическое время, сопряженное с опасностями, как утверждают астрологи. Однако, его скудный свет помог углядеть в нескольких метрах от нас параллельную речке грунтовую дорогу, выбитую автотранспортом. Она явно вела из поселка. Опять возникло чувство тревоги. Как бы в подтверждение, с той стороны затрещали мотоциклетные моторы.

– Ну вот, – с досадой произнес я, озлившись, что прерывают возникшее лирическое настроение.– Похоже, местный фюрер по кличке Кекс, организует на нас моторизованную облаву.

Мы подняли наши довольно увесистые поклажи и стали уходить уже маршевым ходом по нормальной дороге. Вскоре она привела нас к открытому месту на берегу речки, свободному от тальниковых зарослей. Вытоптанная площадка со следами старого кострища свидетельствовала о часто используемой рыбаками стоянке. Речка здесь широко разливалась, образуя живописный плес.

Спасительная идея пришла сразу. Не раздумывая, я скомандовал:

– Раздевайся! Будем переправляться вброд – здесь не должно быть глубоко и течение не такое сильное.

Инициатива опять переходила ко мне. Я развязал рюкзак, разделся до трусов (возникшую было озорную мысль снять их тоже, я сразу отогнал – не до баловства сейчас), побросал в него одежду и обувь.

– Можешь и свои одежды сюда запихать – места свободного много!..

Я поднял голову и онемел: она уже входила в воду совершенно голая, пристроив на голову по-эфиопски спортивную сумку и придерживая ее руками. Поступь ее была ровная, как будто течение не оказывало на нее никакого давления, лишь обмывая белеющее в темноте тело с двух сторон. Завороженный, я сразу вспомнил лесных нимф и речных русалок.

Но на середине она вдруг остановилась (вода подходила ей уже под самые лопатки)

и дрогнувшим голосом, разрушая ощущение мистики, обратилась ко мне за помощью:

– Руслан! У меня ноги в чем-то запутались!

Понятно. Руки заняты и нагнуться она не может – сумку с вещами замочит.

Я сразу сообразил в чем дело: наверняка кто-то не успел снять рыболовную сеть с подледного лова – сам одно время промышлял таким способом на маленьких речках.

Из верхнего кармашка рюкзака я достал складной ножик с множеством разнообразных лезвий. Лучше бы, конечно, тот – большой кухонный, который бесцеремонно приватизировала Вероника, но что есть то есть.

Раскрыв самое большое лезвие, я поспешил к статуйно торчащей из воды Веронике. Ледяная вода обожгла, и я охнул! А девушке хоть бы что – стоит себе и молчит как стойкий оловяный солдатик!

– Ве-ра-и-ни-ка! – дрожащим и прерывающимся голосом, то ли от леденящего холода, то ли от волнительного возбуждения, а скорее всего от того и другого, я обратился к невозмутимой и прекрасной нимфе. – Сейчас я вынужден буду соприкоснуться с твоим прекрасным телом и даже подержаться за него, иначе вода вытолкнет меня, как поплавок.

Выдавив это из себя скороговоркой вместе с воздухом, я погрузился в воду, без особенной практической нужды пройдясь левой рукой по ее телу от тонкой талии через крутые бедра к упругим крепким ногам. Так и есть – китайская капроновая сеть! От нанесенного вешней водой мусора она скрутилась в жгут и кое-где прорвалась. В одну из образовавшихся дыр Вероника и угодила левой ногой.

Лезвие ножа было отточено как бритва и тем не менее, мне пришлось повозиться. Я чуть не потерял сознание от отсутствия воздуха, пока не перерезал последнюю ячейку коварной ловушки. Левую часть сети сразу унесло течением. Конец правой я намотал на кулак, в которой был зажат нож. Придерживаясь за напрягшуюся коленку стойкой Вероники, подобно бедному Ихтиандру, заключенному в тюремную бочку, изрядно ослабевший, я поднялся из воды.

Какое-то время я стоял с легким головокружением, крепко обняв ее за талию и уткнув заледеневший нос в горячую шею, на которой билась в такт сердечному ритму едва ощутимая тонкая жилка. Несмотря на то, что я ее освободил и она это понимала, она продолжала стоять как умная покладистая лошадь в ожидании команды. Наконец, когда голова перестала кружиться, я снял руку с талии, с удовольствием отметив, какое у нее литое и гладкое, как у дельфина, тело.

– Всё! Иди! – я подтолкнул Веронику в спину. Она пошла ровной осторожной поступью, а я продолжал смотреть, опасаясь, что у высокого подмытого берега может оказаться глубокий омут. Однако дно пошло на подъем. Вероника выкинула сумку на берег и ловко взобралась на него. А я продолжал смотреть…

– Иди уж! Глаза выпадут!.. Переохладишься, дуралей!

Она подхватила сумку и убралась с глаз долой, дабы снять с меня наваждение.

Полуокоченевший, но вдохновленный на дальнейшие подвиги, я вернулся на пологий берег, вытягивая следом за собой оставшуюся часть сети. Совсем не сознавая зачем я это делаю, как бы на автопилоте, тащил и тащил. Она оказалась довольно длинной – пришлось подняться наверх, туда, где проходила грунтовая дорога. Пятясь задом, я наткнулся на тонкую молоденькую березку, одиноко росшую на бугре. Немного подумав, захлестнул и обмотал мокрый конец сети за гибкий ствол. Другой конец, закрепленный на жердь-тычок, закинул подальше в тальниковые заросли.